Домби и сын.
Часть седьмая.
Глава V. Встреча.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Часть седьмая. Глава V. Встреча. (старая орфография)

ГЛАВА V.
Встреча.

Между многими изменениями в жизни и привычках Каркера, начинавшими появляться около этого времени, всего заметнее было необыкновенно-тщательное занятие делами и старание, с которым он вникал во все подробности конторских оборотов. Всегда проницательный и деятельный в подобных делах, он еще более увеличил свою бдительность и не только успевал следить за настоящим, но при своих огромных занятиях находил еще время перебирать старинные сделки их торгового дома и вычислять, что приходилось на его долю за несколько лет. Часто случалось, что писаря уже уходили, в конторах было темно и пусто, и все подобные места были заперты, а Каркер все еще рылся в тайнах счетных книг и бумаг, с терпением человека, анатомирующого во всей подробности сбой субъект. Разсыльный. Перч, остававшийся в подобных случаях в конторе, занимаясь чтением прейс-куранта или дремля перед огнем, не мог надивиться усердию мистера Каркера, хотя это усердие мешало ему наслаждаться домашним благополучием, и безпрестанно твердил своей супруге о необыкновенных способностях управляющого.

С тем же усиленным вниманием Каркер занимался и собственными делами. Хотя честь - быть партнёром в торговли принадлежала только наследникам великого имени Домби, однако, Каркер имел некоторые проценты с доходов и, стараясь всеми силами употреблять деньги с наибольшею выгодою, прослыл между многими за богатого человека. Мелкие торговцы поговаривали, что Джем Каркер непременно будет капиталистом, а на бирже многие держали Пари, что Джем женится на богатой вдове.

Все эти занятия нисколько не уменьшали почтительности Каркера к мистеру Домби и не изменяли ни одной из его прежних привычек. В нем произошла только та перемена, что, ездя взад и вперед по улицам, он впадал в задумчивость, как в то утро, когда случилось несчастие с мистером Домби. При этих разъездах, он машинально отъискивал дорогу и, казалось, ничего не видел и не слышал до самого приезда к дому.

Однажды утром, подъезжая на своей белоногой лошади к конторе мистера Домби, он по обыкновению не обратил внимания ни на две пары женских глаз, ни на Роба-Точильщика, который, желая показать свою точность, безпрестанно снимал и надевал шляпу и бежал за своим господином, напрасно стараясь обратить на себя его внимание.

-- Посмотри, куда он едет! вскричала одна из женщин, старая, безобразная мегера, показывая на Каркера своей спутнице, вместе с нею стоявшей под воротами дома.

Дочь мистрисс Броун выглянула из ворот. На лице её резко отражались гнев и мщение.

-- Я никогда не думала более его видеть, сказала она: - но, может-быть, все к лучшему. Вижу, вижу!

-- Он не переменился! заметила старуха с злобным взглядом.

-- Ему перемениться? От-чего? Что он перенес? Довольно, что я изменилась за десятерых. Разве этого не довольно?

-- Смотри, как он едет! шептала старуха, следя за дочерью своими красными глазами: - как парадно! верхом, тогда-как мы в грязи...

-- Мы сами грязь, с нетерпением прервала Алиса. - Мы грязь из-под копыта его лошади. Чем же нам быть?

Внимательно следя за Каркером, она махнула рукою, когда старуха хотела отвечать, как-будто опасаясь, чтоб её зрению не помешал звук. Мать, не сводя с нея глаз, молчала. Наконец, Алиса отвела глаза и вздохнула свободнее, как-будто ее тяготил вид Каркера.

-- Алиса! сказала старуха, держа дочь за рукав: - красавица моя, Алиса, не-уже-ли ты дашь ему так проехать, когда можешь выжать из него деньги? Худо, худо!

-- Я говорила тебе, что не хочу его денег. Не-уже-ли ты до-сих-пор мне не веришь? Взяла ли я деньги от его сестры? Если я взяла бы от него пенни, так разве для того, чтоб напитать ядом и отослать назад. Полно, мать, пойдем прочь.

-- Он так богат, а мы так бедны! прошептала старуха.

-- Бедны, потому-что не можем заплатить ему за зло, отвечала дочь. - Пусть он даст мне это богатство, я возьму его. Пойдем прочь. Что пользы смотреть на его лошадь? Пойдем, мать!

В это время старуха увидела Роба-Точильщика, который шел по улице, ведя лошадь. Она стала внимательно его разсматривать, как-будто не веря глазам, потом радостно взглянула на дочь и, вышед из-под ворот, когда Роб проходил мимо, схватила его за плечо.

-- Где это пропадал до-сих-пор мой ненаглядный Роб? сказала старуха.

-- Не-уже-ли вы не можете оставить в покое бедняка, мистрисс Броун, жалобно пропищал Точильщик: - когда у него есть и хорошее место и добрая слава? Зачем вы вредите мне, разговаривая со мною на улице, когда я веду господскую лошадь на конюшню, лошадь, которую бы вы давно продали?.. Я думал, что вы давно умерли!

-- Вот, как он говорит со мною! вскричала старуха, обращаясь к дочери: - а я знала его несколько недель и месяцев и не раз выручала его от птицеловов.

-- Оставьте птиц в покое, мистрисс Броун, сказал Роб с мучительным страхом: - с ними хуже встречаться, чем со львами. Ну, как ваше здоровье, и что вам от меня нужно?

Эти учтивые вопросы Точильщик сделал в совершенном отчаянии.

-- Смотри, как он говорит со старым другом! вскричала мистрисс Броун, снова обращаясь к дочери. - Но у него есть старые друзья, которые не так терпеливы, как я. Если я скажу им, где его можно найдти...

-- Замолчите ли вы, мистрисс Броун! вскричал несчастный Точильщик, осматриваясь кругом и думая встретить белые зубы своего господина. - Что вам за радость вредить бедному мальчику? И в ваши лета, когда вам пора о многом подумать...

-- Какая славная лошадь! сказала старуха, гладя ее но шее.

-- Оставьте ее в покое, мистрисс Броун! вскричал Роб, отталкивая её руку. - Вы меня совсем погубите.

-- Какое же зло я тебе делаю?

-- Зло! повторил Роб. - У меня есть господин, который тотчас заметит, что трогали его лошадь.

И Роб подул на место, к которому прикоснулась старуха, и начал тереть его пальцем.

Старуха, взглянув на дочь, пошла вслед за Робом, продолжая разговор.

-- Хорошее место, Роб? сказала она. - Ты счастлив, дитя мое?

-- Не говорите, пожалуйста, о счастии, мистрисс Броун! вскричал бедный Точильщик, останавливаясь. - Я мог бы назваться счастливым, еслиб вы убрались отсюда и никогда ко мне не приходили. Отойдите прочь, мистрисс Броун, и не идите за мною!

-- Как! вскричала старуха, искривив свое отвратительное лицо злою улыбкою: - ты гонишь своего старого товарища! Столько раз бегав ко мне в дом, за ночлегом, когда у тебя не было другой постели, кроме мостовой, ты осмеливаешься так говорить со мною! Мы покупали и продавали вместе; я учила тебя своему ремеслу, а ты гонишь меня прочь! Я могу собрать толпу старинных друзей, которые завтра же тебя уничтожат, а ты не хочешь и смотреть на меня! Пойдем, Алиса.

-- Постойте, мистрисс Броун, вскричал Точильщик. - Что с вами? Не сердитесь! Я не хотел вас обидеть. Разве я не сказал вам сначала: "как ваше здоровье?" Подумайте сами, могу ли я разговаривать с вами, когда мне поручено отвести на конюшню лошадь?

Старуха по-видимому смягчилась, но все еще трясла головою и ворчала.

-- Пойдемте в конюшню; я вас поподчую, мистрисс Броун, чем нам ходить по улице друг за другом. Еслиб не лошадь, поверьте, я был бы очень-рад вас видеть!

С отчаянием в душе, Роб продолжал свой путь. Старуха, мигнув дочери, не отставала от него ни на шаг. Алиса шла вслед за нею.

соседняго трактира большую кружку с вином и стакан.

-- За твоего господина, мистера Каркера, сказала старуха, взявшись за стакан.

-- Я, кажется, не говорил вам его имени, заметил удивленный Роб.

-- Мы знаем его с виду, сказала мистрисс Броун. - Мы видели, как он проехал сегодня верхом.

-- В-самом-деле? спросил Роб, проклиная судьбу. - Что с нею? От-чего она не пьет?

Этот вопрос относился к Алисе, которая сидела в стороне, завернувшись в платок и не обращая внимания на предложенный ей стакан.

Старуха покачала головою.

-- Оставь ее, у нея свои причуды. Но мистер Каркер...

-- Тсс! сказал Роб, осматриваясь кругом. - Тише!

-- Но ведь его здесь нет, заметила старуха.

-- Почему знать? шептал Роб, подняв глаза на церковную башню, как-будто ища на ней Каркера.

-- Что, он хороший господин? спросила мистрисс Броунь.

Роб кивнул головою.

-- Очень-строг, сказал он тихо.

-- Он, кажется, живет за городом?

-- Когда он дома; но до-сих-пор мы еще не живем дома.

-- Где же? спросила старуха.

-- В трактире, недалеко от мистера Домби.

Молодая женщина так неожиданно и так зорко устремила на него свои глаза, что Роб совершенно смешался и снова предложил ей стакан, но без, успеха.

-- Мистер Домби, о котором мы с вами иногда говорили...

Старуха кивнула головою.

-- Они очень-дружны между собою? спросила старуха.

-- Кто?

-- Он и она? ,

-- Мистер и мистрисс Домби? Почему мне знать!

-- Не мистер и мистрисс Домби, отвечала старуха с усмешкою.

-- Не знаю, сказал Роб, снова осматриваясь. - Кажется, дружны. Как вы любопытны, мистрисс Броунь! Чем больше знаешь, тем меньше говори!

-- Тут еще нет большого зла, вскричала старуха со смехом. - Резвый Роб присмирел с-тех-пор, как получил место. Это недурно.

-- Я знаю, что недурно, отвечал Роб, посматривая то кругом себя, то на церковь. - Я не должен даже рассказывать, сколько пуговиц на фраке у моего господина. Он не любит болтунов и говорит, чтоб в таком случае я заранее утопился. Я бы ни за что не сказал вам его имени. Говорите о ком-нибудь другом.

Между-тем, как Роб снова боязливо осматривался кругом, старуха сделала знак своей дочери. Это было делом одной минуты, но дочь поняла ее и, перестав смотреть на мальчика, сидела, завернувшись в платок.

-- Друг мой, Роб, сказала старуха, маня его к себе: - ты всегда был моим любимцем, не правда ли?

-- Правда, мистрисс Броун, отвечал Точильщик сквозь зубы.

-- И ты мог со мною разстаться! сказала она, обвиваясь руками около его шеи. - Ты мог оставить меня и не известить старого друга о своем счастии, гордый мальчик!

-- Я в ужасном положении, мистрисс Броун. - Господин мой может прийдти сюда каждую минуту. Перестаньте, ради Бога!

-- Не приидешь ли ты ко мне, Робби? спросила мистрисс Броун.

-- Прийду, говорю вам; прийду!

-- О, мой милый Роб! сказала старуха, отирая слезы. - Я живу там же.

-- Хорошо.

-- Скоро ли ты прийдешь, Робби?

-- Скоро, скоро, скоро! вскричал Роб. - Клянусь душою и телом.

-- В таком случае, я никогда не подойду к тебе и не вымолвлю ни слова - никогда!

-- Один шиллинг, дружечик, или пол-шиллинга! Для старого знакомства. Я так бедна, а моя красавица дочь чуть не морит меня с голода.

Но между-тем, как Точильщик подавал ей деньги, Алиса, стоявшая к ним спиною, обернулась, схватила мать за руку и вырвала у нея милостыню.

-- Как! вскричала она: - всегда деньги! деньги с начала и до конца! 1Ие-уже-ли мать моя так мало думает о том, что я говорю? На, возьми их назад!

Старуха застонала, но не противилась и поплелась со двора за дочерью. Удивленный Точильщик, смотря им в след, видел, как оне остановились и жарко о чем-то говорили. Он видел, как молодая женщина делала угрожающий жест рукою и как старалась подражать ей старуха, и искренно желал не быть предметом их разговора.

Точильщик, радуясь их уходу и утешая себя мыслью, что мистрисс Броун не вечно будет жить на свете, а, может-быть, и очень-недолго, отправился за приказаниями к своему господину, в контору мистера Домби.

Каркер, к которому с трепетом явился Роб, дал ему отнести портфёль с бумагами к мистеру Домби и записку к мистрисс Домби, сделав головою знак быть осторожнее. Этот знак сильнее поразил Роба, чем все слова и угрозы.

Оставшись один в своей комнате, Каркер принялся за работу и работал целый день. Он принял нескольких посетителей, просмотрел множество документов и, спрятав бумаги в стол, впал в прежнюю задумчивость.

Он стоял на своем всегдашнем месте, опустив глаза вниз, когда его брат принес несколько писем, доставленных в-продолжение дня. Джон спокойно положил их на стол и хотел удалиться, но Каркер-управляющий остановил его.

-- Зачем вы здесь, Джон Каркер?

Джон показал на письма и снова хотел уйдти.

-- Я удивляюсь, сказал управляющий: - что вы не спросите о здоровья мистера Домби.

-- В конторе говорили сегодня, что мистер Домби поправляется, отвечал Джон.

-- Вы сделались таким добрым, что, пожалуй, всякое несчастие, случившееся с ним, огорчит вас, с усмешкою заметил управляющий.

-- Я стал бы искренно сожалеть о нем, Джемс.

-- Он стал бы сожалеть! вскричал управляющий, показывая на брата, как-будто кто-нибудь его слушал. Он стал бы искренно сожалеть! И это мой брат, которого, как старую картину, Бог-знает сколько лет держут в грязи! Он хочет меня уверить в своей благодарности и в своем уважении к мистеру Домби!

-- Я ни в чем не хочу уверять вас, Джемс. Будьте ко мне так же справедливы, как и к другим. Я отвечаю на ваш вопрос.

-- Не-уже-ли вы на него не жалуетесь? спросил управляющий. - Вы испытали и дерзость, и взъискательность, и дурное обращение. Чорт возьми! вы человек или мышь?

-- Невозможно, чтоб люди, столько лет жившие вместе, и в-особенности начальник и подчиненный, могли всегда быть довольны друг другом, отвечал Джон. - Но, за исключением моей истории...

-- Его истории! вскричал управляющий.

-- Вы также имеете свои причины быть благодарным! презрительно заметил управляющий. - Не-уже-ли вы не понимаете, что вас держут, как пример доброты Домби и Сына, которая может быть полезна кредиту знаменитого дома?

-- Нет, мне казалось, что меня держали по причине более-благородной и безкорыстной.

-- Вы, кажется, хотите привести какое-то христианское изречение? язвительно заметил управляющий.

-- Нет, Джемс, хотя между нами давно разорваны узы братства...

-- Кто разорвал их, сударь? спросил управляющий.

-- Я, своим проступком. Вас я не обвиняю.

-- А! вы меня не обвиняете...

-- Повторяю вам: хотя между нами нет более никакой связи, избавьте меня от безполезных упреков и не перетолковывайте в худую сторону моих слов. Я хотел только убедить вас, что вы ошибаетесь, полагая, что одни вы принимаете участие во всем, касающемся до мистера Домби. Все мы, от первого до последняго, разделяем эти чувства.

-- Ты лжешь! вскричал управляющий, покраснев от гнева. - Ты лицемер, Джон Каркер, и лжешь!

-- Джемс, к чему эти обидные слова? чего ты от меня хочешь?

-- Повторяю, что твое лицемерство не обманет меня! Нет ни одного человека, от меня до последняго слуги, который бы не радовался унижению мистера Домби, который бы втайне не ненавидел его, который бы не желал ему скорее зла, чем добра, который не возстал бы против него, еслиб имел власть и силу. Вот, как все здесь думают!

-- Не знаю, сказал Джон, переходя от досады к удивлению: - кто до такой степени воспользовался вашим легковерием, и почему вы вздумали разспрашивать меня, а не другого. Теперь я уверен, что вы хотели испытать меня. Повторяю еще раз: вас обманули.

-- Я знаю это, отвечал управляющий.

-- Но не я обманул вас; вас обманули, может-быть, ваши же мысли и подозрения.

-- У меня нет подозрений, сказал управляющий. - Я совершенно уверен в том, что говорю. Малодушные, низкия, ползающия собаки! Все вы поете одну песню, все таитесь один от другого.

Джон Каркер вышел, не говоря ни слова, и запер за собою дверь. Управляющий подвинул стул к камину и начал разбивать уголья щипцами.

-- Подлые рабы, прошептал он, выказывая ряд зубов. - Между ними нет ни одного человека, который бы казался оскорбленным или обиженным! Нет ни одного, который бы, имея власть и силу, разбил бы гордость Домби, как эти уголья!

Он ударил щипцами по решетке и потом погрузился в глубокую задумчивость. Через несколько минут, он встал, осмотрелся кругом, взял шляпу и перчатки, и, сев на лошадь, поехал по освещенным улицам.

Проезжая мимо дома мистера Домби, он заглянул в окна. Окно, у которого он когда-то видел Флоренсу с собакою, прежде других обратило на себя его внимание, хотя в нем не видно было огня.

-- Было время, сказал он с улыбкою: - когда приятно было следить даже за восходившею звездою, и знать, с которой стороны поднимаются облака. Но явилась планета и закрыла ее своим блеском.

по полу, и о шуме платья, как о гуле отдаленной бури. Эти мысли он унес с собою, поворотив назад и проезжая по темным и опустелым паркам.

Должно высказать горькую истину: все эти мысли имели предметом женщину, гордую женщину, которая ненавидела его, но которую он заставил принимать себя и выслушивать его мнение о её невнимании к мужу и к самой-себе. Эти мысли имели предметом женщину, которая глубоко его ненавидела, которая гнала его и не доверяла ему, потому-что они обоюдно знали друг друга. И при всем том эта женщина позволяла ему с каждым днем все более и более с нею сближаться, не смотря на свою к нему ненависть?

Не-уже-ли призрак этой женщины летал около него, между-тем, как он ехал? Да; он мысленно видел ее совершенно такою, какова она была в действительности. Он видел ее с её гордостью, ненавистью, гневом и с её дивною красотою. То она представлялась ему надменною и недоступною, то в прахе, под ногами его лошади.

И когда, окончив поездку и переодевшись, он вошел в её пышный будуар с поникшею головою, вкрадчивым голосом и льстивою улыбкою, он увидел ту же женщину, которая представлялась его воображению.