Домби и сын.
Часть седьмая.
Глава VII. Бегство Флоренсы.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Часть седьмая. Глава VII. Бегство Флоренсы. (старая орфография)

ГЛАВА VII.
Бегство Флоренсы.

Полная стыда, отчаяния и ужаса, несчастная девушка встретила светлое утро как темную зимнюю ночь. Ломая руки и заливаясь слезами, не чувствуя ничего, кроме глубокой раны в груди, убитая потерею всего, что любила, она шла без мысли, без надежды, без намерения, только чтоб куда-нибудь бежать.

Красивая перспектива длинной улицы, освещенной утренним солнцем, вид голубого неба и воздушных облаков, прохладная свежесть утра - не нашли сочувствия в её растерзанном сердце. Где-нибудь, где бы то ни было, только скрыть свою голову! только бы найдти пристанище, чтоб никогда не видеть места, из которого она бежала!

По мимо ее, взад и вперед, ходили люди; начали открывать лавки, и слуги выглядывали из дверей. Дневной шум уже начинался. Флоренса видела удивление и любопытство на многих лицах, видела длинные тени на мостовой и слышала, как незнакомые голоса спрашивали, куда она идет и что с нею; и хотя с первого раза они еще более ее напугали и заставили ее ускорить шаг, но они оказали ей услугу, заставя ее прийдти в себя.

Куда идти? Куда-нибудь, куда бы то ни было! Но куда? Она вспомнила, как в прежнее время заблудилась на лондонских улицах, и пошла по той же дороге, к _ч дому, где жил дядя Валтера.

Удерживая рыдания и отерев заплаканные глаза, Флоренса несколько-спокойнее пошла вперед, как вдруг знакомая тень собаки мелькнула на мостовой, приблизилась к ней, обежала кругом её, и Диоген, оглашая улицу радостным лаем, очутился у её ног.

-- О, Ди! милый, верный Ди! каким образом ты попал сюда? Как могла я оставить тебя, ли, когда ты никогда меня не оставляешь!

Флоренса наклонилась к мостовой и прижала к своей груди мохнатую голову собаки; потом оне встали и пошли вместе. ли был более на воздухе, чем на земли, стараясь на лету поцаловать свою госпожу, перевертываясь и снова прыгая, пугая служанок, обметавших двери, и безпрестанно останавливаясь, чтоб взглянуть на Флоренсу и своим лаем собирая всех собак.

С такою свитою, Флоренса дошла до Сити. Здесь шум сделался громче, прохожие встречались чаще, в лавках видно было более суеты, и ее понесло вместе с потоком, равнодушно бежавшим мимо домов и лавок, тюрем, церквей, рынков, мимо богатства, бедности, добра и зла, как бежит свободная река в широкое море.

Вскоре Флоренса приблизилась к знакомому месту. Показался и маленький мичман, по обыкновению занятый своими наблюдениями; показалась и открытая дверь, как-будто приглашавшая войдти. Флоренса, снова ускорив шаг, в сопровождении Диогена перешла через улицу и упала без чувств на пороге знакомой комнатки.

Капитан, в лакированной шляпе, стоял над огнем, приготовляя свой завтрак и посматривая на часы, стоявшие на камине. Услышав походку и шелест платья, капитан оборотился с трепетною мыслию об ужасной мистрисс Мэк-Стинджер, в ту самую минуту, как Флоренса, протянув к нему руки, зашаталась и упала на пол.

Капитан, побледнев более Флоренсы, поднял ее как ребенка, и положил на ту же самую софу, на которой она спала еще давно-давно.

-- Это радость сердца! сказал капитан, смотря ей в лицо. - Милое создание сделалось женщиною!

Капитан Коттль был так к ней почтителен и имел к ней столько уважения при этой новой для него перемене, что, при её безчувственности, ни за какие тысячи не согласился бы держать ее на руках.

-- Моя радость сердца! сказал капитан, став в стороне с выражением безпокойства и участия на лиц: - если ты хотя мизинцом можешь откликнуться на зов Неда Коттля, отвечай мне!

Но Флоренса не шевелилась.

-- Радость сердца! сказал с трепетом капитан: - хотя для Валтера, утонувшого в соленой воде, произнеси хоть одно слово!

Найдя ее нечувствительною даже к такому сильному заклинанию, капитан Коттль схватил со стола кружку с холодною водою и спрыснул ею лицо Флоренсы. Уступая необходимости, капитан с необыкновенною осторожностью своею огромною рукою освободил ее от шляпки, освежил холодною водою её губы и лоб, откинул назад её волосы, покрыл её ноги собственным сюртуком, который нарочно скинул, погладил ее но голове и, заметив движение её век и губ, еще усерднее начал за нею ухаживать.

С этим словом, капитан Коттль, имея неточное понятие об отношении часов к лечению пациента, снял свои собственные часы с камина, и, держа их на своем крючке, взял Флоренсу за руку, и смотрел то на нее, то на часы, как-будто ожидая от них помощи.

-- Каково вам, моя красавица? сказал капитан. - Вы помогли ей, продолжал он, одобрительно смотря на часы. - Отводи вас на полчаса каждое утро, и на четверть каждое после обеда, вы были бы превосходными часами. Каково вам, моя радость?

-- Капитан Коттль! Вы ли это? вскричала Флоренса, стараясь приподняться.

-- Я, я, моя милая барышня, сказал капитан, радуясь, что нашел такое приличное название.

-- Дядюшка Валтера здесь?

-- Здесь ли он, моя радость? повторил капитан. - Он давно уже не бывал здесь. О нем нет ни слуху, ни духу с-тех-пор, как он снялся с якоря вслед за бедным Вал'ром. Но он, прибавил капитан: - погибнув для взоров, мил для памяти, для дружбы, любви и отчизны.

-- Вы здесь живете? спросила Флоренса.

-- Здесь, моя радость, отвечал капитан.

-- О, капитан Коттл! вскричала Флоренса, с умоляющим видом сложив руки. - Спасите меня! Оставьте меня здесь! Пе говорите никому, где я! Со-временем, когда я. буду в состоянии, разскажу вам, что со мною случилось. В целом мире мне не к кому идти. Не гоните меня прочь!

-- Гпать вас прочь, моя радость! вскричал капитан. - Вас, радость сердца! Постойте! Мы закроем ставни и запрем дверь на ключ!

И капитан, действуя с необыкновенною живостью и рукою и крючком, вышел, запер ставни и защелкнул за собою дверь.

Когда он возвратился к Флоренсе, она взяла его руку и поцаловала ее. Этот безмолвный призыв, эта доверенность, невыразимая грусть, написанная на лице её, её беззащитность и все прошедшия страдания до того растрогали доброго капитана, что он таял от сострадания и участия.

-- Радость моя, сказал он, натирая рукою кончик своего носа до того, что тот заблестел, как вычищенная медь: - не говорите ни слова Эдварду Коттлю, пока совсем не успокоитесь; а это не случится ни сегодня, ни завтра. Выдать же вас, или рассказать, где вы, я не в состоянии, клянусь вам, ни за что в свете.

Все это капитан высказал разом и с особенною торжественностью, сняв шляпу при слове "клянусь вам", и снова надев ее по окончании речи.

Флоренса только одним могла благодарить его и показать, что доверяется ему. Прижавшись к суровому моряку, как к единственному пристанищу для своего растерзанного сердца, она положила голову к нему на плечо, обвилась около его шеи, и упала бы перед щим на колени, если бы, угадав её намерение, он не поддержал её.

-- Так держать! сказал капитан. - Так держать! Видите, моя радость, вы слишком-слабы, не можете стоять; вам нужно опять лечь. Вот, так! Стоило видеть, как капитан положил ее на софу и покрыл сюртуком.

-- Теперь, продолжал он: - вам нужно позавтракать, моя радость, и собаке также, а потом я отнесу вас наверх, в комнату старого Соля Джильса, где вы уснете, как ангел.

Упомянув о Диогене, капитан Коттль погладил его, и Диоген с достоинством принял эту ласку. Казалось, он, до-сих-пор, не решил еще, броситься ли ему на капитана или предложить ему свою дружбу, и эта борьба чувств выражалась то маханием хвоста, то выставкою зубов и ворчаньем. Но тут все сомнения его разсеялись. Видно было, что он считал капитана одним из приятнейших людей, делавших честь собаке своим знакомством.

В подтверждение этого, Диоген ходил за капитаном, между-тем, как тот приготовлял чай и намазывал хлеб, и, казалось, принимал живейшее участие в его хозяйстве. Но напрасно добрый капитан делал все эти приготовления для Флоренсы: она не могла ни до чего дотронуться и только плакала не переставая.

Диоген, который давно уже глядел на завтрак, облизываясь и поводя глазами, вместо того, чтоб воспользоваться им, поднял уши и бросился к дверям на улицу, громко залаяв.

-- Кто это? с безпокойством спросила Флоренса.

-- Не бойтесь, моя радость, отвечал капитан. - Кто станет стоять там, не стучась в дверь? Успокойтесь, моя красавица. Это народ ходит мимо.

Но, не смотря на слова капитана, Диоген продолжал лаять с возрастающим ожесточением; иногда он останавливался, но потом, как-будто получив новое убеждение, лаял громче и громче. Даже решаясь воротиться к своему завтраку, он шел с каким-то сомнением, и, не дотронувшись ни до чего, снова выбежал и залаял.

-- Может-быть, кто-нибудь подсматривает и подслушивает, прошептала Флоренса. - Может-быть, кто-нибудь меня видел и шел за мною.

-- Не молодая ли женщина, моя радость? спросил капитан, пораженный светлою мыслью.

-- Сузанна? сказала Флоренса, качая головою. - Нет, Сузанна давно меня оставила!

-- Не изменила же она вам, надеюсь? Не могла же убежать она от вас, моя радость.

-- О, нет, нет, у нея преданнейшее сердце в мире! вскричала Флоренса.

Капитан был очень-доволен таким ответом и выразил свое удовольствие, сняв лакированную шляпу и отерев голову платком; он также несколько раз заметил, с необыкновенным самодовольствием и сияющим лицом, что был в этом уверен.

-- Ну, теперь ты, братец, успокоился? сказал он Диогену. - Там никого и не было, моя радость, не бойтесь.

Диоген еще не совершенно убедился. Дверь притягивала его по-прежнему, и, ворча, он продолжал ее обнюхивать. Между-тем, капитан, видя слабость и усталость Флоренсы, решился тотчас же приготовить для нея комнату Соля Джильса. С этим намерением он поднялся на верх и сделал все, что позволяли ему средства и воображение.

Везде было чисто. Капитан покрыл постель чистым белым одеялом, превратил маленький умывальный стол в этажерку, на которой разложил две чайные серебряные ложки, горшок с цветами, зрительную трубу, свои знаменитые часы, карманную гребенку и песенник, как собрание редкостей. Спустив у окна жалузи и поправя на полу ковер, капитан, с довольным видом, осмотрел свои распоряжения и сошел в маленькую комнату сказать Флоренсе, что все готово.

Ничто не могло заставить капитана поверить, что Флоренса сама в состоянии подняться на верх. Еслиб такая мысль пришла ему в голову, то он счел бы ее противною всем правилам гостеприимства. Флоренса была так слаба, что не могла его оспоривать, и капитан снес ее на верх, положил и покрыл широким пальто.

-- Радость моя, сказал капитан: - вы здесь в такой же безопасности, как на вершине церкви св. Павла, когда оттуда снимут лестницу. Вам более всего нужен сон; он вам поможет. Если вам что-нибудь понадобится, радость сердца, что в состоянии дать наш скромный дом или город, кликните только Эдварда Коттля, который будет стоять за дверьми, и этот человек весь превратится в восторг.

Капитан, по окончании речи, поцаловал руку, которую протянула ему Флоренса, как поцаловал бы в былые времена странствующий рыцарь, и на-ципочках вышел из комнаты.

Сойдя в гостиную, капитан Коттль, посоветовавшись сам с собою, решился на несколько минут отпереть дверь на улицу, чтоб самому убедиться, что никто не ходит около дома. Отворив ее, он стал на пороге и сквозь очки осмотрел вдоль и поперег всю улицу.

-- Здравствуйте, капитан Джилльс! сказал возле него чей-то голос.

Капитан, оглянувшись, увидел мистера Тутса.

-- Как поживаешь, братец? спросил капитан.

Мистер Тутс никогда, в разговоре с капитаном Коттлем, не простирал далее этого своих намеков на великую тэму своей жизни, помня их уговор.

-- Капитан Джилльс, сказал мистер Тутс: - я бы хотел переговорить с вами... мне необходимо.

-- Вот видишь, мой милый, отвечал капитан, вводя его в комнатку: - я не то, чтобы совершенно свободен сегодня утром; впрочем, говори...

Капитана до того тяготила тайна, что мисс Домби находится в его доме, что пот выступил у него на лбу и он сидел со шляпою в руке и не сводил глаз с Тутса. Мистер Тутс, по-видимому, имевший свои причины быть в безпокойном состоянии, была" необыкновенно смущен пристальным взглядом капитана, и, неловко повернувшись на стуле, сказал ему:

-- Скажите, капитан Джилльс, вы не видите во мне ничего особенного?

-- Ничего, братец, отвечал капитан.

-- Знаете, капитан, я худею. Боргес и Комп. уже уменьшили мою мерку. Впрочем, я очень-рад этому. Я животное, даром топчущее землю, капитан Джилльс.

Чем плачевнее говорил мистер Тутс, тем сильнее тяготила капитана его тайна, тем пристальнее он смотрел на него. Желая поскорее отделаться от Тутса, капитан находился в самом странном и стесненном положении.

-- Вот в чем дело, капитан Джилльс, сказал мистер Тутс. - Идя по этой улице, я, сказать правду, шел к вам завтракать. Что касается до сна, то вы знаете, что я ныньче никогда не сплю. Я похож на ночного сторожа, с тою разницею, что мне ничего не платят, а у него ничего нет на душе.

-- Продолжай, братец, сказал капитан.

-- Правда ваша, капитан Джилльс, совершенно правда. Идя по этой улице, с час тому назад, и найдя дверь запертою...

-- Как! ты здесь дожидался?..

-- Нет, капитан Джилльс, я не остановился ни на минуту, я думал, что вас нет дома. Но мне говорили... Кстати, капитан Джилльс, ведь вы не держите собаки?

Капитан отрицательно покачал головою.

-- Ну, я так и сказал, продолжал Тутс. - Я знал, что вы не держите. Есть собака, капитан Джилльс, напоминающая... но извините, вы запретили мне говорить об этом.

Капитан сильнее прежнего выпучил глаза на Тутса, и пот снова выступил у него на лбу при мысли, что Диоген может вздумать спуститься вниз и заменить третье лицо в гостиной.

-- Мне говорил один человек, что в вашей лавке он слышал лай собаки, но я уверял, что это не могло быть, продолжал мистер Тутс. - Однако он уверял так настойчиво, как-будто сам видел собаку.

-- Какой человек? спросил капитан.

я не понимаю, и мне кажется, что у меня даже голова не совсем в порядке.

-- Капитан кивнул собственною головою в знак подтверждения.

-- Но этот человек сказал мне, когда мы уходили отсюда, что вы знаете, что могло случиться при настоящих обстоятельствах, и что если вы захотите себя приготовить, то верно приготовитесь его выслушать.

-- Но что это за человек? спросил капитан.

-- Я сам не знаю его, капитан Джилльс. Подходя сюда, я нашел его у ваших дверей. Он спросил, прииду ли я опять сюда; я сказал, что прийду; он спросил, знаю ли я вас; я отвечал, что имею удовольствие быть с вами знакомым; потом он просил передать вам, чтоб вы хотя на одну минуту забежали к маклеру Броли, живущему на углу этой улицы, по весьма-важному делу. Знаете, капитан Джилльс, я уверен, что дело точно важное, и если вы хотите, то я подожду здесь вашего возвращения.

Капитан, боясь повредить Флоренсе, если не пойдет в назначенное место, и, с другой стороны, ужасаясь оставить Тутса у себя в доме, долго не знал, на что ему решиться. Наконец, он избрал наименьшее из бед, то-есть, отправился к маклеру Броли, заперев сначала дверь на верх и положив ключ в карман.

-- Извини меня, братец, сказал капитан, обращаясь к Тутсу со стыдом и замешательством.

-- Капитан Джилльс, отвечал мистер Тутс: - что вы ни делаете, я всем доволен.

Капитан поблагодарил его от души, и, обещаясь возвратиться через пять минут, пошел отъискивать человека, передавшого Тутсу загадочное поручение. Оставшись один, бедный мистер Тутс лег на софу, не воображая, кто так недавно лежал на ней, и, смотря на потолок и мечтая о.мисс Домби, позабыл и время и место.

И хорошо, что он так поступил, потому-что хотя капитан пошел не на долго, однакожь остался долее, чем предполагал. Он возвратился бледный и взволнованный, и на лице его как-будто видны были следы слез. Казалось, он потерял способность говорить и не мог справиться, пока не подошел к буфету и не вынул оттуда графина с ромом. Тогда, опустившись на стул, он закрыл лицо рукою.

-- Капитан Джилльс, спросил с участием Тутс: - надеюсь, что с вами не случилось ничего неприятного?

-- Благодарю тебя, мой друг; напротив, я совершенно счастлив.

-- Вы как-будто разстроены, капитан Джилльс, заметил Тутс.

-- Что делать, братец, ветер вдруг ударил с носу, отвечал капитан.

-- Не могу ли я быть вам-полезен? Располагайте мною, капитан Джилльс.

Капитан отнял от лица руку, взглянул на него с сожалением и участием, и, взяв его за руку, крепко пожал ее.

-- Нет, благодарю тебя, мне ничего не нужно. Я прошу только, как милости, оставить теперь меня одного. Я уверен, друг мой, продолжал капитан, снова пожимая ему руку: - что ты такой же добрый малый, как и Валтер.

-- Клянусь честью, капитан Джилльс, что я горжусь вашим добрым мнением. Благодарю вас.

-- Радуйся, сказал капитан, потрепав его по.плечу. - На свете не одно милое создание!

-- Не для меня, капитан Джилльс, печально отвечал Тутс: - уверяю вас, не для меня; мои чувства к мисс Домби так невыразимы, что сердце кажется пустынным островом, в котором живет она одна. Я с каждым днем сохну, и горжусь этим. Еслиб вы могли видеть мои ноги, когда я снимаю сапоги, то поняли бы, что

Капитан Коттль приветливо простился с Тутсом и, покачав головою с прежним выражением сожаления и участия на лице, пошел узнать, не зовет ли его Флоренса.

В лице капитана произошла совершенная перемена, когда он поднимался на верх. Он отирал глаза носовым платком и чистил рукавом кончик носа, но лицо его совершенно переменилось. Глядя на него, можно было подумать, что он совершенно счастлив; можно было подумать, что он печален; но задумчивость, казавшаяся в нем необыкновенною, заставляла думать, что в нем произошла какая-нибудь особенная перемена.

Он раза два постучал крючком в дверь Флоренсы, но, не получив ответа, решился сначала заглянуть, а потом войдти в комнату. Он осмелился на такой подвиг, видя одобрения Диогена, который, лежа у постели своей госпожи, махал хвостом и прищуривался на капитана, не трогаясь с места.

Сон бедной девушки был тяжел. Она часто стонала. Капитан Коттль, страдая за её юность, красоту и горе, приподнял подушки под её головою, поправил покрывавшее ее пальто, спустил еще более жалузи у окон, и, вышед на-ципочках, уселся на лестнице.

жесткая рука капитана, которую учит, смягчает и руководит сердце!

Флоренса спала, не помня более о своем сиротстве и одиночестве, а капитан Коттль сторожил на лестнице. Громкое рыдание или стон заставляли его иногда бросаться к дверям; но мало-по-малу, сон её сделался спокойнее, и никто не тревожил капитана.