Домби и сын.
Часть восьмая.
Глава II. Страдания мистера Тутса.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Часть восьмая. Глава II. Страдания мистера Тутса. (старая орфография)

ГЛАВА II.
Страдания мистера Тутса.

Внизу, возле лавки под вывескою деревянного мичмана, была пустая комната, бывшая когда-то спальнею Валтера. Валтер, разбудив капитана рано поутру, предложил ему перенести в нее все, что было лучшого в маленькой гостиной, так, чтоб Флоренса могла занять ее, когда встанет. Ничто не могло быть приятнее для капитана Коттля, и часа через два, эта комната преобразилась в род береговой каюты, украшенной всеми редкостями гостиной, в том числе и фрегатом "Тартаром", который капитан с величайшим восторгом повесил над камином и на который долго не мог насмотреться.

Никакия убеждения Валтера не могли заставить капитана взять назад толстые часы, сахарные щипцы и чайные ложки. "Нет, нет, друг мой", был постоянный ответ капитана: "я уже отделался навсегда от своей маленькой собственности." Эти слова он повторял с особенным выражением, очевидно предполагая, что они так же действительны, как акт парламента, и что до нового приобретения им собственности, никто не в состоянии его оспорить.

Это новое перемещение имело ту выгоду, что, давая Флоренсе более-закрытый угол, оно позволяло поставить мичмана на прежнее место его наблюдений и снять ставни у лавки. Последняя церемония, при всей беззаботности капитана, не была излишнею, потому-что еще накануне закрытые ставни так встревожили соседей, что лавка инструментального мастера удостоилась особенного внимания публики, и, от восхода до захождения солнца, перед нею постоянно сбирались группы голодных зевак. Праздношатающиеся и бродяги особенно безпокоились о судьбе капитана. Несмотря на грязь, они прикладывали глаза к решетчатым отдушинам погреба, под окнами лавки, и наперед восхищались надеждою видеть капитана висящим в углу; мнение это, однако, было оспориваемо противною партию, которая утверждала, что он лежит на лестнице, убитый молотом. Поэтому, с некоторым неудовольствием увидели, что предмет таких предположений рано по утру стоял здрав и невредим в дверях своей лавки, и смотритель квартала, человек с честолюбивым характером, ожидавший, что в его присутствии будут выламывать двери, и что его призовут в суд, как свидетеля, сказал даже соседу, жившему напротив, что человека в лакированной шляпе он оставит на замечании.

-- Капитан Коттль, сказал Валтер, стоя с ним вместе в дверях лавки и смотря на знакомую улицу: - во все это время вы ничего не узнали о дяде Соле?

-- Ничего, друг мой, отвечал капитан, качая головою.

-- Он пошел меня отъискивать, добрый, благородный старик! Странно, однако, что он ничего не писал" вам. В этой бумаге, продолжал Валтер, вынимая пакет, распечатанный в присутствии всеведущого Бонсби: - он пишет, что если вы ничего не услышите о нем до распечатания её, то можете считать его мертвым. Не дай Бог, чтоб это случилось! Но вы верно услышали бы о нем, еслиб он умер. Кто-нибудь, конечно, написал бы вам, что "в такой-то день, умер в моем доме, или в моем присутствии, мистер Соломон Джилльс из Лондона, поручивший мне передать вам то-то и то-то".

Капитан, которому это до-сих-пор никогда не приходило в голову, был поражен таким неожиданным соображением, и отвечал, задумчиво покачивая головою:

-- Умно сказано, друг мой, очень-умно сказано.

-- Я думал об этом, сказал Валтер: - или, лучше сказать, я думал о том и о другом в-продолжение безсонной ночи, и немогу не убедиться, капитан Коттль, что дядя Соль жив и воротится. Я не слишком удивляюсь его отъезду, потому-что, даже оставя в стороне его страсть к чудесам и его привязанность ко мне, перед которою были ничтожны все прочие разсчеты его жизни, что лучше меня никому не было известно...

Голос Валтера изменился, и он разсеянно глядел вдоль улицы.

-- Оставя все это в стороне, говорю я, мне часто случалось читать и слышать о людях, которые, потеряв при крушении корабля кого нибудь из любимых родственников, поселялись у той части морского берега, куда скорее всего могли прийдти вести о пропавшем корабле, и даже по его следам доходили до места его назначения, как-будто их" поездка могла доставить им какие-нибудь сведения. Мне кажется, что я сам когда-нибудь сделаю тоже, и скорее, чем другие. Но почему дядюшка не пишет к вам, когда он хотел писать, и каким образом он мог умереть, не известив вас через кого-нибудь о своей смерти, этого я не понимаю.

Капитан Коттль заметил, качая головою, что сам Джек Консби в этом случае стал бы в тупик, не смотря на то, что он такой человек, которого мнением пренебрегать не должно.

-- Еслиб дядюшка был неосторожным юношей, которого могло бы подпоить и обобрать веселое общество, или беззаботным матросом, съехавшим на берег с двухмесячным жалованьем в кармане, то я мог бы еще понять, каким-образом он пропал, не оставя никакого следа. Но в настоящем случае, этого допустить невозможно.

-- Что жь ты думаешь об этом, друг Вал'р? спросил капитан, смотря на него пристально.

-- Капитан Коттль, отвечал Валтер: - я не знаю, что и думать. Точно он никогда не писал? Разве в этом не осталось никакого сомнения?

-- Если Соль Джилльс писал, то где же его письмо?

-- Может-быть, оно было передано им кому-нибудь и потом забыто или затеряно, заметил Валтер. - Это всего вероятнее. Я не только не вижу другой причины, капитан Коттль, но не могу и не хочу видеть.

только плавает, но не может иметь определенного курса. Где надежда, там и якорь; но что мне в якоре, когда я не могу найдти под собою глубины?

Капитал Коттль сказал это скорее как умный гражданин, принужденный уделить часть своих запасов мудрости неопытному юноше, чем от своего собственного лица. В-самом-деле, лицо его живо сияло надеждою, перешедшею к нему от Валтера, и он одобрительно потрепал его по плечу, воскликнув с энтузиазмом: - Браво, Вал'р! Как частный человек, я сам твоего мнения.

-- Теперь еще одно слово о дядюшке, капитан Коттль. Мне кажется невозможным, что еслиб он писал к вам обыкновенным образом, то-есть, по почте, понимаете...

-- Понимаю, понимаю.

-- Чтоб вы не получили письма?

-- Вал'р, сказал капитан, придавая своему голосу несколько-строгое выражение: - не ждал ли я день и ночь известии об этом ученом человеке, Соле Джилльсе, с-тех-пор, как потерял его? Не болело ли постоянно мое сердце о тебе и о нем? На яву и во сне я не оставлял своего поста, и не оставлю его, пока не увижу вас вместе под вывескою мичмана!

-- Да, капитан Коттль, отвечал Валтер, пожимая ему руку: - я вполне верю вам и чувствую доброту вашу. Я уверен, что вы не сомневаетесь во мне точно так же, как не сомневаетесь в том, что видите меня здесь пожимающим вашу благородную руку.

-- Да, да, Вал'р, отвечал капитан с сияющим лицом.

-- Я не стану делать новых предположении, сказал Валтер; - прибавлю только, что сохрани меня Бог дотронуться до чего-либо, принадлежавшого дядюшке. Все, что он здесь оставил, будет под сохранением вернейшого из казначеев и добрейшого из людей, и если этот человек не называется Коттлем, то у него нет имени! Теперь, лучший из друзей, поговоримте о мисс Домби.

Вместе с этими словами, в Валтере произошла перемена; казалось, уверенность и надежда оставили его.

-- Прежде, чем мисс Домби оставила меня, когда вчера я начал говорить об её отце, вы помните?..

Капитан очень помнил и покачал головою.

-- Прежде этого, сказал Валтер: - я думал, что нам предстоит тяжкая обязанность отдалить ее от друзей и возвратить домой.

Капитан чуть слышно прошептал: "стоп", или "так держать!", или что-то другое, равно приходившееся кстати. Замешательство, в которое привело его такое известие, было причиною, что это навсегда осталось неизвестным.

-- Но теперь этого не будет, сказал Валтер. - Я скорее позволю снова бросить себя на тот обломок, на котором я так часто плавал, в мечтах, после моего спасения, и готов умереть на нем!

-- Ура! вскричал капитан с невыразимым удовольствием. - Ура! ура! ура!

-- Можно ли было думать, что ей, доброй, молодой и прекрасной, так нежно воспитанной, предназначенной для одного счастия, прийдется бороться с безжалостным светом? Но теперь мы видим пучину, которая невозвратно отделила ее от всего.

Капитан Коттль, не совсем понимая Валтера, одобрял его слова и заметил с уверенностью, что ветер дует прямо с кормы.

-- Ей нельзя оставаться здесь одной, капитан Коттль, с безпокойством заметил Валтер.

-- Конечно, братец, отвечал капитан, после некоторого размышления. - Теперь ты здесь...

-- Вал'р, заметил капитан, несколько смешавшись: - разве нет другого имени...

-- О, не-уже-ли вы хотите, чтоб я лишился её уважения, прикидываясь любовником в то время, когда она так доверчиво пришла искать здесь приюта? но что я говорю? вы сами не допустили бы меня до такого поступка.

-- Друг мой, Вал'р, сказал капитан, говоря тише и тише: - мне казалось, что нет никакого препятствия...

Валтер махнул рукою в знак отрицания.

-- Хорошо, друг мой, шептал капитан: - я во всем с тобою согласен.

-- Теперь, капитан Котгль, весело сказал Валтер: - нам необходимо найдти кого-нибудь для мисс Домби, пока она здесь останется. Из родных её просить некого. Мисс Домби, знает, что все они в зависимости от её отца. Что сталось с Сузанною?

-- С молодою женщиною? спросил капитан. - Мне кажется, что ее отослали против желания радости сердца. Я уже отъискивал ее, но мне сказали, что она давно уехала.

-- В таком случае, спросите мисс Домби, куда она уехала, и мы постараемся отъискать ее. Теперь, я думаю, мисс Домби скоро встанет. Вы её лучший друг; дождитесь её на верху, а я распоряжусь всем внизу.

Капитан, повеся голову, повторил вздох Валтера и повиновался. Флоренса была в восторге от своей новой комнаты, спросила о Валтере, и радовалась мысли увидеться с своим старым другом, Сузанною. Но о Сузанне Флоренса знала только то, что она живет где-то в Эссексе, а где именно, этого, по её словам, никто не мог сказать, кроме мистера Тутса.

С этим известием опечаленный капитан возвратился к Вальтеру, и объяснил ему, что мистер Тутс был тот самый джентльмен, с которым он сошелся у дверей и который безнадежно влюблен в мисс Домби. Капитан рассказал также, каким-образом известие о мнимой погибели Валтера познакомило его с мистером Тутсом, и как они заключили условие, чтоб мистер Тутс никогда не говорил о предмете своей любви.

Оставался вопрос: может ли Флоренса довериться мистеру Тутсу? и когда Флоренса сказала: "о, от всего сердца!" явилось затруднение найдти, где живет мистер Тутс. Флоренса этого не знала, а капитан позабыл; но в то самое время, как капитан говорил Валтеру, в маленькой гостиной, что мистер Тутс должен скоро прийдти, мистер Тутс действительно явился.

-- Капитан Джилльс, сказал он, без церемонии бросаясь в гостиную: - я нахожусь теперь в состоянии, близком к сумасшествию!

Мистер Тутс выбросил эти слова как из мортиры и потом уже заметил Валтера.

-- Извините меня, сэр, сказал Тутс, отирая лоб: - я совершенно теряю разсудок, если уже не потерял его, и мне, признаюсь, не до учтивости. Капитан Джилльс, позвольте мне переговорить с вами наедине.

-- А мы вас и искали, сказал капитан, взяв его за руку.

-- О, капитан Джилльс, зачем могли вы меня искать? Я в таком состоянии, что не смел выбриться. Платье мое не вычищено; волосы растрепаны. Я сказал Боевому-Петуху, что если он предложит вычистить мне сапоги, то я убью его.

Все эти признаки разстроенного разсудка подтверждались еще диким выражением лица мистера Тутса.

-- Послушай, братец, сказал капитан: - вот племянник старого Соля Джилльса, тот самый, которого считали погибшим в море.

Мистер Тутс отнял руку от лба и выпучил глаза на Валтера.

Он взял капитана за полу и, уволя его, прошептал:

-- Капитан Джилльс, не о нем ли вы говорили, что он и мисс Домби созданы друг для друга?

-- Да, я когда-то так думал, отвечал неутешный капитан.

-- А теперь? вскричал мистер Тутс, снова схватываясь за лоб. - Из всех, он ненавистный соперник! Наконец он не будет ненавистным соперником! За что мне его ненавидеть? Нет, я докажу, что моя привязанность была истинно безкорыстна.

Мистер Тутс выскочил в гостиную и сказал, пожимая Валтеру руку:

-- Как поживаете? Надеюсь, что вы не простудились. Я буду очень род, если вы удостоите меня своим знакомством. Клянусь честью, прибавил мистер Тутс, постепенно одушевляясь: - я очень-рад вас видеть.

-- Душевно благодарю вас, сказал Валтер. - Я не мог желать более любезного приветствия.

-- Не могли? спросил мистер Тутс, продолжая трясти ему руку. - Вы очень снисходительны. Я много вам обязан. Как поживаете? Надеюсь, что вы всех оставили в добром здоровье, там, где вы... то-есть, там, откуда вы приехали?

На все эти желания Валтер отвечал тем же.

-- Капитан Джилльс, сказал мистер Тутс: - я всегда строго следовал правилам чести; но позвольте мне намекнуть об одном предмете, который...

-- Да, да, братец; говори смелее.

-- И так, капитан Джилльс и лейтенант Валтерс, знайте, что ужаснейшее происшествие случилось в доме мистера Домби, что сама мисс Домби ушла от отца, который, по моему мнению, есть не что иное, как скотина, и которого я счел бы лестью назвать мраморным монументом или хищною птицею. Но мисс Домби нигде не могут найдти, и никто не знает, куда она скрылась.

-- Позвольте спросить, каким-образом вы об этом узнали? сказал Валтер.

-- Лейтенант Валтерс, отвечал мистер Тутс, по обыкновению коверкая имя и предполагая, что между Валтером и капитаном существует родство, простирающееся и на их титулы: - лейтенант Валтерс, я не вижу никакого препятствия к ответу. Дело в том, что, принимая большое участие во всем, касающемся до мисс Домби - не из каких-нибудь своекорыстных причин (я знаю, что не могу оказать людям лучшей услуги, как положив конец своему существованию) - я платил иногда безделицу лакею, жившему в их доме. Этот человек, которого зовут Тоулинсоном, вчера вечером известил меня о том, что происходило в доме. С этой минуты, капитан Джилльс и лейтенант Валтерс, я совершенно помешался, и целую ночь пролежал на софе такою развалиною, как вы видите.

-- Мистер Тутс, сказал Валтер: - я очень-рад, что могу вас успокоить. Мисс Домби здорова и находится в безопасности.

-- Сэр! вскричал мистер Тутс, вскакивая со стула и снова пожимая ему руку: - ваше утешение так велико и невыразимо, что еслиб вы мне сказали теперь, что мисс Домби выходит замуж, я улыбнулся бы. Да, капитан Джилльс, клянусь душою и телом, я бы улыбнулся, не смотря на то, что сделал бы с собою после.

-- Вашей благородной душе будет еще приятнее, когда вы узнаете, что можете оказать услугу мисс Домби, сказал Валтер. - Капитан Коттль, потрудитесь проводить мистера Тутса на верх.

Мистер Тутс, ничего не понимая, последовал на капиталом, который, не говоря ни слова, ввел его в комнату Флоренсы.

Удивление и радость бедного Тутса при вид Флоренсы ни с чем невозможно было сравнить. Он подбежал к ней, схватил ее за руку, поцаловал ее, опустил, схватил опять, упал на колени, плакал, и не обращал внимания на Диогена, который, опасаясь, чтоб не обидели его госпожи, ходил около него, как-будто ища, с какой точки лучше начать нападение.

-- Благодарю вас, сказал мистер Тутс. - И совершенно здоров, много обязан вам, мисс Домби. Надеюсь, что и все семейство ваше так же здорово.

Мистер Тутс сам не знал, что говорит. Усевшись на стул, он то с восторгом, то с отчаянием на лице смотрел на Флоренсу.

-- Капитан Джилльс и лейтенант Валтерс сказали мне, мисс Домби, что я могу оказать вам услугу. Если можно какими-нибудь средствами изгладить из вашей памяти воспоминание о том дне в Брайтоне, когда я вел себя скорее как сумасшедший, чем как человек с независимым состоянием, то я с радостью сойду в безмолвную могилу.

-- Прошу вас, мистер Тутс, не заставляйте меня ничего забывать из нашего знакомства. Я не могу забыть. Вы всегда были слишком-добры для меня.

-- Мисс Домби, сказал мистер Тутс: - такое внимание к моим чувствам свойственно только вашему ангельскому характеру. Тысячу раз благодарю вас, это ничего.

-- Мы хотели спросить вас, не знаете ли вы, где можно найдти Сузанну, которую вы, по моей просьбе, провожали до конторы дилижансов?

-- Я хорошенько не помню названия места, написанного на карте, отвечал мистер Тутс: - знаю только, что Сузанна не думала там остановиться, а хотела проехать далее. По если вам нужно отъискать ее, мисс Домби, и привезть сюда, то мы с Боевым Петухом доставим ее непременно.

Мистера Тутса так восхищала надежда быть полезным, и преданность его была так безкорыстна, что жестоко было бы отказать ему. Флоренса, с свойственною ей заботливостью, старалась избавить его от всех затруднений, и от-души осыпала его благодарностью.

-- Прощайте, мисс Домби, сказал мистер Тутс, дотрогиваясь до протянутой к нему руки с выражением безнадежной любви на лице. - Позвольте мне сказать вам, что ваши бедствия делают меня совершенно-несчастным, и что вы можете довериться мне столько же, как самому капитану Джилльсу. И совершенно убежден в своих недостатках, мисс Домби... это ничего, благодарю вас... но на меня можно вполне положиться, мисс Домби.

С этими словами мистер Тутс вышел из комнаты, в сопровождении капитана, который, стоя в сторон, со шляпою под рукою и поправляя крючком свои растрёпанные волосы, был внимательным свидетелем разговора. Когда дверь затворилась за ними, свит жизни мистера Тутса снова помрачился тучами.

-- Капитан Джилльс, сказал он, сойдя с лестницы и оборачиваясь назад: - признаюсь вам, что теперь я не в состоянии видеть лейтенанта Валтерса с таким дружеским расположением, как бы желал. Всегда невозможно повелевать чувствами, капитан Джилльс, и я сочту за особенную милость, если вы выпустите меня в другую дверь.

-- Назначай курс, какой хочешь, отвечал капитан. - Я уверен, что он всегда будет хорош.

-- Капитан Джилльс, вы очень-добры ко мне, сказал мистер Тутс. - Наше доброе мнение служит для меня утешением. Мне хотелось бы сказать кое-что вам и лейтенанту Валтерсу. Я теперь имею состояние, и не знаю, что с ним делать. Еслиб я мог быть полезным в денежном отношении, то спокойно сошел бы в могилу.

Мистер Тутс не сказал более ни слова, но тихонько вышел и запер за собою дверь, чтоб не слышать ответа капитана.

Флоренса думала об этом добром создании с смешанным чувством печали и удовольствия. Он был так искренен и благороден, что мысль видеть его опять и быть уверенною в его постоянстве при её несчастий, наполняла радостью её сердце; но но той же самой причин, ей было так грустно думать, что она была причиною его несчастий, невольно возмутив спокойствие его жизни, что на глазах её выступали слезы, и сердце было полно сожаления. Капитан Коттль, с своей стороны, был высокого мнения о мистере Тутс, а также и Валтер, и когда, вечером, они сошлись в новой комнате Флоренсы, Валтер рассказал ей, что предлагал мистер Тутс, уходя домой, и с жаром выхвалял его достоинства.

Мистер Тутс несколько дней не возвращался. Флоренса, без новых огорчений, жила в доме старого инструментального мастера, как птичка в клетке. 11о но-мере-того, как проходили дни, она опускала голову, и выражение, бывшее на лице умершого ребенка, видно было на её лице, обращенном к небу, где, казалось, она искала своего ангела.

В последнее время, Флоренса была очень-слаба, и испытанные ею потрясения не могли не иметь влияния на её здоровье. Но ее тревожила теперь не болезнь тела: она страдала душою, и причиною этого страдания был Валтер.

При всей его преданности, Флоренса видела, что он её убегает. В-продолжение целого дня, он редко подходил к её комнат. Когда она звала его, он приходил и был так же весел, как при первой встреч их на улиц; но ему скоро становилось неловко, и он уходил от нея. Без зва, он целый день не приходил ни разу. С наступлением вечера, он снова являлся, и эти минуты были приятнейшими для Флоренсы, потому-что тогда она начинала верить, что Валтер не изменился, но даже и тут одно слово или взгляд показывали ей, что между ними существовали границы, за которые нельзя было переступать.

Она видела эти признаки перемены в Валтере, не смотря на все его усилия скрыть их. Ей казалось, что, щадя ее, он прибегал к тысяче маленьких хитростей, и это еще сильнее заставляло Флоренсу чувствовать его перемену и чаще оплакивать его отчуждение.

Валтера, когда вечерком они собирались вместе.

Флоренса решилась, наконец, объясниться с Валтером. Ей казалось, что она знает теперь причину его отчуждения, и думала облегчить свое сердце, избавив от принуждения Валтера и сказав ему, что она все знает и не упрекает его.

Эта мысль пришла в голову Флоренсе однажды в воскресенье, после обеда. Добрый капитан с необыкновенными жабо, с очками на носу, сидел возле нея, читая книгу, когда Флоренса спросила у него, где Валтер.

-- И думаю, он внизу, моя радость, отвечал капитан.

-- Мне хочется поговорить с ним, сказала Флоренса, быстро вставая с места.

-- Я приведу его сюда, моя прелесть, в один миг.

И капитан исчез с необыкновенною быстротою, положив на плечо книгу. Должно заметить, что он поставил себе обязанностью не читать других книг, кроме толстых, которые имели в глазах его более степенный вид. С этою целью он купил, несколько лет тому назад, огромнейший волюм, которого строки совершенно сбивали его с толку, так-что он до-сих-пор не знал, о чем там было писано.

Валтер скоро явился.

-- Капитан Коттль сказал мне, мисс Домби... начал он, но вдруг остановился, взглянув ей в лицо.

-- Вы нездоровы сегодня. Бас что-то огорчает. Вы плакали.

Он говорил с таким участием, с такою заботливостью, что слезы выступили на глазах Флоренсы.

-- Валтер, сказала она: - я не совсем здорова, я плакала. Я хочу поговорить с вами.

Он сел против нея, смотря на её невинное и прекрасное лицо. Он был бледен, губы его дрожали.

-- Вы сказали мне в тот вечер, когда я узнала, что вы живы... О, что я чувствовала в тот вечер, и сколько надеялась!...

Он положил свою дрожащую руку на стол, и сидел, не отводя глаз от Флоренсы.

-- Вы сказало, что я переменилась. Мне было странно слышать это, но теперь я понимаю, что вы правы. Не сердитесь на меня, Валтер. Я тогда была в таком восторге, что не подумала об этом.

Она снова казалась ему ребенком - милым, доверчивым, любящим ребенком, а не любимою женщиною, к ногам которой он положил бы все сокровища света.

-- Валтер, помните ли вы, когда я видела вас в последний раз до вашего отъезда?

Он поднял руку к груди и вынул маленький кошелек.

-- Я всегда носил его на шее! Еслиб я утонул, он был бы со мною на дне моря.

-- До самой смерти!

Она просто, непринужденно подала ему руку, как-будто но прошло ни одного дня с того времени, когда она дала ему этот знак памяти.

-- Я очень-рада. Мне всегда будет приятно об этом думать, Валтер. Помните ли, что мысль об этой перемене явилась у нас обоих в тот вечер?

-- Нет! отвечал он с удивлением.

скрывать ее с тем же великодушием. Благодарю вас за это, Валтер, истинно и глубоко благодарю. Вы слишком-много перенесли за невинную причину всех ваших бедствий и огорчении. Вам невозможно совершенно забыть, что этою причиною была я, и нам нельзя уже быть братом и сестрою. По не думайте, любезный Валтер, что я стану упрекать вас. И должна была это знать, но в радости позабыла. Мне остается только надеяться, что вы не будете досадовать на меня, когда это чувство не будет для меня уже тайною, и я прошу вас, Валтер, именем бедного ребенка, который когда-то был вашею сестрою, не принуждать себя и для меня не бороться с самим-собою!

Во все это время, Валтер смотрел на нее с удивлением, которого ничем передать невозможно. Наконец, он схватил её руку и сжал в своих руках.

-- О, мисс Домби! сказал он; - возможно ли, что между-тем, как я столько страдал, в борьбе с своими обязанностями и долгом в-отношении к вам, я заставлял страдать вас самих. Никогда, клянусь вам, я не думал о вас иначе, как об единственной, светлой мечте моего детства и юности. Никогда не сочту я иначе, как священною, вашу связь с моею жизнию, и никогда её не забуду. Видеть тот же взгляд и слышать те же слова, которые вы говорили мне в вечер нашей разлуки, было бы для меня величайшим счастием.

-- Валтер, сказала Флоренса, смотря на него пристально и изменяясь в лице: - какому долгу и каком обязанностям, в-отношении ко мне, вы всем жертвовали?

-- Долгу уважения, тихо отвечал Валтер.

-- Я не имею прав брата, сказал Валтер. - Я оставил вас ребенком, и нахожу женщиною.

Румянец разлился по лицу её. Она жестом показала ему, чтоб он не говорил более, и закрыла лицо руками.

Оба они молчали; Флоренса плакала.

-- Я обязан уважать ваше чистое, доброе и доверчивое сердце, чего бы это ни стоило моему собственному сердцу...

-- Еслиб вы были счастливы, продолжал Валтер: - окружены добрыми и благородными друзьями и всем, что делает жизнь прекрасною, и тогда, в намять прошедшого, назвали бы меня братом, я бы отозвался на это имя из моего отдаленного убежища; но теперь, и здесь...

-- О, благодарю, благодарю вас, Валтер! Простите, что я вас обидела. Мне не у кого спросить совета. Я совершенно одна.

-- Флоренса! сказал Валтер: - я поторопился высказать то, чего за несколько минут ни за что не думал высказывать. Еслиб я, имел состояние, еслиб я имел средства или надежду дать вам место в свете, близкое к тому, которое вы занимали, то я сказал бы вам, что есть имя, которое вы могли бы дать мне для того, чтоб я мог любить и защищать вас. Это право казалось бы мне столь высоким и драгоценным, что ему я посвятил бы всю жизнь мою.

Голова её была склонена по прежнему, слезы продолжали падать, и грудь волновалась от рыданий.

Флоренса подняла голову. Тихая радость сияла в глазах её; светлая улыбка проглядывала сквозь слезы, и голос дрожал, когда она говорила:

-- Нет, Валтер, я этого не позабуду, ни за что в свете не позабуду, Вы очень... очень бедны?

-- Я моряк, отвечал Валтер. - Чтоб жить, я плаваю но морю.

-- Вы скоро опять уезжаете, Валтер?

Она сидела, смотря на него несколько времени, и потом робко взяла его за руку.

-- Если ты женишься на мне, Валтер, я буду любить тебя горячо. Если ты позволишь мне следовать за тобою, я без страха последую на край света. Мне не кого покидать для тебя; моя жизнь и любовь будут посвящены только тебе, и с последним вздохом произнесу я перед Богом твое имя.

Валтер прижал ее к сердцу, и, прильнув щекою к его щеке, она плакала на груди своего милого.

Как радостен казался им воскресный звон! Как воскресная тишина согласовалась с спокойствием души их! Тихо спустился сумрак и заботливо прикрыл своею тенью Флоренсу, которая, как дитя, уснула на груди Валтера.

Капитан оставался в маленькой гостиной, пока совершенно не смерклось. Он взял стул, на котором сидел Валтер, и смотрел, как мало-по-малу скрывался день и выступали звезды. Он зажег свечу, закурил трубку, выкурил ее, и начал удивляться, что делается на верху, и почему его не зовут к чаю.

Флоренса подошла к нему, когда он достиг высшей точки удивления.

-- Ах, моя радость! вскричал капитан. - Вы порядком наговорились с Валтером, моя прелесть.

Флоренса взялась своею маленькою ручкою за пуговицу его сюртука и сказала, смотря ему в лицо:

Капитан быстро поднял голову, чтоб выслушать, что ему скажут. Взглянув пристальнее на Флоренсу, он отодвинулся от нея назад, вместе со стулом.

-- Как, радость сердца! вскричал капитан. - Не-уже-ли?

-- Да! весело отвечала Флоренса.

-- Валтер женится? Так ли? завопил капитан, бросая вверх свою шляпу.

Капитан тотчас обнял ее, о потом, надев шляпу, подал руку Флоренсе и повел ее на верх.

-- Что, Валтер? сказал он с сияющим лицом, заглядывая в дверь: - так у тебя нет другого имени, а?

Он чуть не задохся, смеясь над своею остротою, которую повторил по-крайней-мере раз сорок во время чая, натирая свое радостное лицо рукавом сюртука и обмахивая носовым платком голову. Но он имел еще важнейшия причины радоваться, потому-что изредка, посматривая с восторгом на Валтера и Флоренсу, бормотал про себя:

-- Ну, Эдвард Коттль, ты никогда не мог назначить лучшого курса в своей жизни, как отделавшись от своего маленького имущества!