Домби и сын.
Часть десятая и последняя.
Глава II. В которой более всего говорится о супружеском счастии.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Часть десятая и последняя. Глава II. В которой более всего говорится о супружеском счастии. (старая орфография)

ГЛАВА II.
В которой более всего говорится о супружеском счастии.

В лом доктора Блимбера наступил торжественный день огромного полугодового праздника, на который приглашались все молодые джентльмены, обучавшиеся в атоме прекрасном заведении, и с которого они разъезжались по домам, напитанные ученостью. Мистер Скеттльс отправился за границу, к своему отцу, сэру Барнету Скеттльсу, которому известность доставила дипломатический пост, к общему удовольствию его соотечественников и соотечественниц. Мистер Тозер, сделавшийся взрослым молодым человеком, в сапогах à la Wellington, был весь полон древности, что приводило в восторг его добрых родителей и заставляло отца и мать мистера Бригса прятать головы. Познания мистера Бригса, как дурно-уложенный груз, были так прибраны, что он никак не мог добраться до того, что ему было нужно. В-самом-дел, плоды, трудолюбиво собранные этим джентльменом с древа познания, подверглись такому прессу, что в них ничего не осталось от их первоначальной формы и вкуса. Мистер Битерстон, на которого насильственная система имела то счастливое действие, что не оставила никакого впечатления, когда понуждающий аппарат перестал действовать, находился в более-удовлетворительном состоянии, и на корабле, отправлявшемся в Бенгал, забывал все с такою необыкновенною быстротою, что становилось сомнительным, удержит ли он в памяти к концу вояжа склонение имен существительных.

Когда доктор Блимбер, по своему всегдашнему обыкновению, должен был поутру сказать молодым джентльменам: "Джентльмены, мы снова будем продолжать свои занятия с двадцать-пятого числа следующого месяца", он отступил от своего всегдашняго обыкновения, и сказал: "Джентльмены, когда наш друг Цинциннат удалялся в свою хижину, он не нашел ни одного Римлянина, которого бы мог представить сенату, как своего преемника. Но здесь есть Римлянин, продолжал доктор Блимбер, ударив по плечу мистера Фидера: - adolescens imprimis gravis et doctus, джентльмены, которого я, удаляющийся Цинциннат, хочу представить моему маленькому сенату, как будущого диктатора. Джентльмены, мы снова будем продолжать свои занятия с двадцать-пятого числа следующого месяца, под надзором мистера Фидера".

При этом молодые джентльмены громко изъявили свою радость, и мистер Тозер, от лица всех, тотчас же поднес доктору серебряную чернильницу, сказав по этому случаю речь, в которой было очень-мало отечественного языка, но пятнадцать латинских цитат и семь греческих. Это возбудило большое неудовольствие в младшем из молодых джентльменов и заставило его заметить, что чернильница куплена на общия деньги не для того, чтоб дать случай старому Тозеру выказать свои познания, и что он не имел никакого права употребить во зло общую собственность.

Ни слова не было сказано молодым джентльменам и никакого намека не сделано было касательно женитьбы мистера Фидера на прекрасной Корнелий Блимбер. Доктор Блимбер более всех удивился бы такому слуху; но, не смотря на то, дело было уже известно всем молодым джентльменам, и, отправляясь к родным и знакомым, они с ужасом пожелали счастия мистеру Фидеру.

Самые романическия мечты мистера Фидера наконец исполнились. Доктор решился выкрасить дом снаружи, починить его, отказаться от занятий и выдать замуж Корнелию. Крашенье и починка начались в самый день отъезда молодых джентльменов, а в день, назначенный для свадьбы, Корнелия, в новых очках, готовилась наложить на себя узы Гименея.

Доктор, с своими учеными ногами, мистрисс Блимбер в лиловой шляпке, мистер Фидер с щетинистыми волосами на голове, и брат мистера Фидера, преосвященный Альфред, готовившийся обвенчать молодых, собрались в гостиной, и сама прекрасная Корнелия, с померанцовыми цветами на голове, уже явилась, как вдруг слабоглазый молодой человек громким голосом сделал следующий доклад:

-- Мистер и мистрисс Тутс!

После которого вошел мистер Тутс, очень пополневший, ведя под руку хорошенькую даму, с блестящими черными глазами.

-- Мистрисс Блимбер, сказал мистер Тутс: - позвольте мне представить вам мою жену.

Мистрисс Блимбер была в восторге. Мистрисс Блимбер казалась такою доброю и снисходительною.

-- Так-как вы уже давно меня знаете, сказал мистер Тутс: - то позвольте мне уверить вас, что жена моя есть одна из самых замечательных женщин.

-- Друг мой! прервала мистрисс Тутс.

-- Клянусь вам честью, сказал мистер Тутс: - уверяю вас, мистрисс Блимбер, она необыкновенная женщина.

Мистрисс Блимбер подвела к Корнелии супругу мистера Тутса, смеявшуюся от души. Мистер Тутс, поздравя невесту, подошел к своему старому учителю, стоявшему у окна вместе с мистером Фидером.

-- Прекрасно, Тутс! Вы также из наших! весело сказал доктор.

-- Вот каков! сказал Фидер. - Вздумал и женился!

-- Фидер! отвечал мистер Тутс: - желаю тебе всего лучшого. Если ты будешь так же счастлив семейною жизнью, как я, то тебе ничего не останется более желать.

-- Ты видишь, что я не забываю моих себе на свадьбу, Тутс.

-- Фидер, некоторые обстоятельства помешали мне увидеться с тобою до моей свадьбы. Вопервых, я насказал тебе столько вздору о мисс Домби, что, прося тебя на свадьбу не с нею, ожидал от тебя разных вопросов, которые в то время совершенно свели бы меня с ума. Во-вторых, наша свадьба была самая скромная: был только общий друг мой и моей жены, капитан - не знаю хорошенько чего... Но не в том дело. Надеюсь, Фидер, что, написав тебе обо всем, что случилось до моего отъезда с женою за границу, я вполне исполнил обязанности дружбы.

-- Полно, Тутс, сказал Фидер, пожимая ему руку: - я шутил.

-- Ну, Фидер, что ты думаешь о моей женитьбе?

-- Превосходная женитьба!

-- В-самом-деле? Какова же она должна быть для меня? Ты никогда не узнаешь, что это за необыкновенная женщина!

Мистер Фидер готов был согласиться; но мистер Тутс покачал головою.

-- Видишь ли, сказал он: - в жене я всегда искал только ума. Деньги, Фидер, у меня были. Ума... иногда не доставало.

Фидер хотел возражать; но мистер Тутс продолжал:

-- Нет, Фидер, у меня его не было. К-чему мне это скрывать? Я знал, что ум заключается тут, сказал он, показывая на жену. Я мог располагать собою, потому-что у меня не было родных. У меня никого не было, кроме опекуна, которого я всегда считал пиратом и корсаром. Мне, конечно, не нужно было спрашивать его мнения.

-- Без всякого сомнения, сказал Фидер.

-- Итак, я действовал по-своему. Чудный был этот день, Фидер! Никто лучше меня не знает, что за ум у этой женщины! Сузанна, друг мой, береги себя!

-- Друг мой, я здесь разговариваю, отвечала мистрисс Тутс.

-- Но береги себя, сказал мистер Тутс. - Будь осторожнее. На нее все так сильно действует! прибавил он шопотом мистрисс Блимбер.

Мистрисс Блимбер говорила Сузанне о необходимости быть осторожнее, когда мистер Фидер предложил ей свою руку, чтоб довести до кареты и ехать в церковь. Доктор Блимбер проводил мистрисс Тутс. Мистер Тутс повел прекрасную невесту в очках, около которой две подруги вились как две моли. Альфред Фидер уехал вперед.

Все кончилось прекрасно. Корнелия показала необыкновенное присутствие духа. Две её подруги страдали более других. Мистрисс Блимбер была несколько-печальна; но, уезжая домой, сказала Альфреду, что еслиб ей удалось еще увидеть Цицерона, в его уединении в Тускулуме, то ей бы ничего более не оставалось желать.

За завтраком, мистер Фидер был в необыкновенно-веселом расположении духа и до такой степени сообщил свою веселость мистеру Тутсу, что тот несколько раз кричал через столь: "побереги себя, милая Сузанна!" Лучше всего было то, что мистер Тутс вдруг почувствовал вдохновение сказать речь, и, несмотря на телеграфическия запрещения жены, встал, как оратор, в первый раз в жизни.

-- Здесь в дом, сказал мистер Тутс: - где меня учили... не совсем-успешно... в чем я, впрочем, никого не обвиняю, и где меня считали своим в семействе доктора Блимбера... я не могу... позволить... моему другу Фидеру...

-- Жениться, подсказала мистрисс Тутс.

-- Я считаю не лишним заметить здесь, с восторгом сказал мистер Тутс: - что жена моя самая необыкновенная женщина и сказала бы речь гораздо лучше меня... Позволить моему другу Фидеру жениться... особенно на...

-- На мисс Блимбер, шепнула мистрисс Тутс.

-- На мистрисс Фидер, мой друг! возразил мистер Тутс. - Я не могу позволить моему другу Фидеру жениться, особенно на мистрисс Фидер, без того, чтоб не предложить тост за их здоровье, и да будет, сказал мистер Тутс, устремив глаза на жену и как-будто ища в ней вдохновенья: - да будет Факел Гименея маяком радости; а цветы, которые мы разсыпали сегодня перед ними - гонителями мрака!

с мистрисс Блимбер, и пчелы, которая будет жужжать около их хижипы. Вслед затем, Корделия уехала со своим мужем.

Мистер Тутс с женою отправился в Бедфорд (где мистрисс Тутс когда-то была известна под именем Сузанны Ниппер) и нашел там письмо, которое разбирал так долго, что мистрисс Тутс испугалась.

-- Милая Сузанна, сказал мистер Тугс: - страх хуже волнения. Будь покойна!

-- От кого это письмо? спросила мистрисс Тутс.

-- От капитана Джилльса, мой друг. Не тревожься. Он ожидает домой Валтера и мисс Домби.

-- Друг мой, сказала мистрисс Тутс, побледнев и поспешно вскочив с софы: - не старайся обмануть меня; они дома. Я вижу это по твоему лицу!

-- Что за необыкновенная женщина! вскричал мистер Тутс в радостном удивлении. - Ты угадала, мой друг; они возвратились домой. Мисс Домби виделась с отцом, и они помирились.

-- Помирились! вскричала мистрисс Тутс, всплеснув руками.

-- Друг мой, прошу тебя, не приходи в волнение, помни, что сказал доктор. Капитан Джилльс пишет, что мисс Домби взяла своего несчастного отца из его старого дома и перенесла к себе; что старик очень-болен, почти при смерти, и что она ходит за ним день и ночь.

Мистрисс Тутс заплакала.

-- Милая Сузанна, помни, что сказал доктор! Если можешь, постарайся не приходить в волнение.

Сузанна, тотчас пришедши в себя, так убедительно просила свезти ее к её ненаглядной госпоже, к её радости, что мистер Тутс, вполне разделявший её чувства, согласился тотчас же ехать и явиться вместо ответа на письмо капитана.

В этот самый день, какое-то сочувствие, или какая-то тайная симпатия событий, привела самого капитана на свадебный путь, к-счастию, не действующим лицом, но гостем. Вот, как это случилось:

Капитан, к своей неописанной радости, взглянув на Флоренсу и её ребенка, и наговорившись с Валтером, вышел на улицу. Он чувствовал необходимость размыслить о переменах людского счастия и искренно пожалеть о мистере Домби. Такия мысли могли совершенно опечалить доброго капитана; но воспоминание о ребенке радовало его до такой степени, что он громко смеялся, идя по улице, и не один раз, в порыве восторга, бросал вверх и ловил свою лакированную шляпу, к величайшему удивлению прохожих. Быстрые переходы от печали к радости до того разстроили капитана, что он чувствовал необходимость разсеять себя продолжительною прогулкою, и для лучшого успеха, избрал местом прогулки свое старое жилье, Посреди мачт, весел, блоковых мастеров, пекарей морских сухарей, угольщиков, матросов, каналов, доков, подъемных мостов и других услаждающих предметов.

Эти мирные сцены имели такое благодетельное влияние на капитана, что к нему возвратилось все прежнее спокойствие духа, и он шел уже, весело насвистывая свою любимую песню, как вдруг при повороте в улицу сделался неподвижен и безгласен при виде процессии, подвигавшейся к нему медленным шагом.

В голове этой странной процессии шла решительная женщина, мистрисс Мэк-Стинджер, с непреклонною волею на лице и огромными часами на груди, в которых капитан с первого взгляда узнал собственность Бонсби. Она вела под руку этого знаменитого морехода, шедшого за нею с отчаянием пленника, уводимого в неволю. За ними с шумом шли два молодые Мэк-Стинджера; далее, две дамы грозного и величественного вида вели между собою низенького джентльмена в высокой шляпе, с радостною физиономиею. Сзади всех шел мальчишка, живший у Бонсби, и нес зонтик. Все это шествие двигалось в совершенном порядке, и безстрашные лица дам, вместе с торжественным их нарядом, показывали, что это была жертвенная процессия, и что жертвою был Бонсби.

Первым движением капитана было - бежать. Казалось, что Бонсби имел то же самое желание, как ни безнадежно казалось его исполнение. Но капитана тотчас узнали, и Александр Мэк-Стинджер побежал к нему на встречу с отверстыми объятиями.

-- Прекрасно, кэптен Коттль! вскричала мистрисс Мэк-Стинджер. - Ну, ужь встреча! Я не сержусь теперь, кэптен Коттль, не бойтесь; мне теперь не до того. Я хочу идти к алтарю в ином расположении духа. Тут мистрисс Мэк-Стинджер остановилась, и, вытянувшись, сказала, указывая на жертву:

-- Вот мой муж, капитан Коттль!

Злополучный Бонсби не смотрел ни на право, ни на лево, ни на невесту, ни на друга, но смотрел прямо перед собою ни на что. Когда капитан протянул руку, Бонсби протянул свою, но на поздравление капитана не отвечал ни слова.

-- Капитан Коттль, сказала мистрисс Мэк-Стинджер: - если вы хотите позабыть старые неприятности и видеть вашего друга и моего мужа, то нам будет очень-приятно пригласить вас с собою в церковь. Вот дама, сказала мистрисс Мэк-Стинджер, обращаясь к самой безстрашной из двух: - которую я вам поручаю, капитан Котта.

Низенький джентльмен в высокой шляпе, бывший, по-видимому, мужем другой дамы, с удовольствием посторонился и передал одну даму капитану Котглю. Дама тотчас схватила его, и видя, что нечего терять времени, громким голосом подала сигнал идти вперед.

Капитан, безпокоясь о своем друге, стал невольно безпокоиться и о себе-самом. Ужасная мысль, что его также могут женить силою, была остановлена только уверенностью, что никакия силы не заставят его сказать: "да!" Сначала он не обращал внимания ни на движение процессии, ни на разговор своей дамы. Но, успокоиваясь мало-по-малу, он узнал от своей спутницы, что она жена мистера Бокума, служившого в таможне, и лучший друг Мэк-Стинджер, образца женского пола; что она много слышала о капитане и надеется, что он раскаявается в своем прежнем образе жизни, что она уверена, как мистер Бонсби ценит свое счастие, и как редко люди умеют ценить его, пока не потеряют совершенно...

Во все это время, капитан не мог не заметить, что мистрисс Бокум не сводила глаз с жениха, и что около узких переулков и других мест, удобных для бегства, всегда была на готов отрезать ему дорогу. Другая дама, с своей стороны, и муж её, низенький джентльмен в высокой шляпе, по заранее-обдуманному плану; также были ua-стороже, и несчастный Бонсби был так охраняем самою мистрисс Мэк-Стинджер, что всякое усилие к самосохранению посредством бегства оказывалось безполезным. Это обстоятельство не укрылось даже от внимания прохожих, осыпавших их насмешками и криками; но мистрисс Мэк-Стинджер оставалась ко всему равнодушною, а Бонсби был в каком то безчувственном состоянии.

они дошли до церкви, где преосвященный Мельхиседек Гоулер, по усильной просьбе прихожан, решился прибавить свету еще два года жизни, но более не давать ни малейшей отсрочки.

Между-тем, как Мельхиседек занимал своих слушателей проповедью, капитан нашел случай шепнуть на ухо жениху:

-- Джек Бонсби, по собственному ли ты здесь желанию?

-- Нет! отвечал Бонсби.

-- Зачем же ты пришел сюда, дружище? спросил капитан.

Бонсби, продолжая неподвижно смотреть на противоположную часть света, не отвечал ни слова.

-- От-чего не поворотить от нея чрез Фордевинд? спросил капитан.

-- Что такое? прошептал Бонсби, с некоторою надеждою на лице.

-- Поворачивай чрез Фордевинд, сказал капитан.

-- Что пользы? возразил безнадежный мудрец. - Она снова меня поймает.

-- Попробуй, шепнул капитан. - Смелее! Еще есть время. Поворачивай, Джек Бонсби!

Джек Бонсби, вместо того, чтоб воспользоваться этим советом, отвечал жалобным шопотом:

-- Все это началось с твоего сундука. К-чему в этот вечер я провожал ее в гавань!

-- Друг мой, шептал капитан: - я никак не думал, чтоб она прибрала тебя к рукам. Человек с такими понятиями, как ты!

Бонсби глухо застонал.

-- Решайся! говорил капитан, толкая его локтем: - еще время не ушло. Поворачивай! Я прикрою твое отступление. Время бежит. Бонсби, ради твоей свободы. Решайся!

Бонсби оставался неподвижен.

-- Бонсби! шепнул капитан: - во второй раз - хочешь ли бежать?

-- Бонсби! повторил капитан: - дело идет о свободе; в третий раз - хочешь ли ты? Теперь, или никогда!

Бонсби на всегда пропустил случай. Через несколько минут, мистрисс Мэк-Стинджер была его женою.

Во время церемонии, капитана более всего поразило ужасающее внимание, с которым Джулиана Мэк-Стинджер следила за обрядом. Капитан предугадывал в ней тысячи западней для человека и ряд годов угнетения и неволи. Это впечатление более врезалось в его памяти, чем суровая неподвижность мистрисс Бокум и другой дамы, восторг низенького джентльмена в высокой шляпе, и даже гневная непреклонность мистрисс МэкСтинджер. Маленькие Мэк-Стинджеры мало заботились о том, что происходило перед их глазами, и во время церемонии только наступали друг другу на ноги. Когда все кончилось, они бросились на бедного Бонсби, называя его нежным именем отца и требуя мелких денег. После таких изъявлений восторга, процессия снова готова была выступить в путь, как вдруг ее остановил неожиданный поступок Александра Мэк-Стинджера. Этот милый ребенок, смешивая церковь с кладбищем, вообразил, что тут будут хоронить его мать. При такой мысли, он побледнел, и громко вскрикнул. Как ни трогательна казалась такая привязанность для матери, она успокоила его такими средствами, которые заставили его тотчас прийдти в себя.

Процессия, возстановив прежний порядок, двинулась на Бригскую-Площадь, где ожидал ее свадебный пир. Дорогою, Бонсби не избег насмешливых поздравлений с новоприобретенным счастием. Капитан проводил его до дверей и, наскучив обществом мистрисс Бокум, которая, не видя более надобности стеречь жениха, обрушилась со всею своею любезностью на капитана, оставил ее одну, обещаясь тотчас же возвратиться. Его безпрестанно тревожила мысль, что он был невольною причиною злополучия Бонсби.

-- Ваш папенька очень-болен, моя безценная мисс Флой? спросила Сузанна.

-- Очень, очень-болен, отвечала Флоренса. - Но, Сузанна, теперь ужь ты не говори со мною по-прежнему. Что я вижу? На тебе твое прежнее платье, твоя старая шляпка, старая прическа!

Сузанна плакала и цаловала маленькую ручку Флоренсы.

домой, она приидет к вам в том самом платье, в котором привыкла служить вам, чтоб вы не разлюбили её и не приняли за чужую. Я сам восхищаюсь этим платьем. В нем она кажется мне еще милее. Мисс Домби, она всегда будет вашею служанкою, вашею нянькою, всем, чем она была прежде. Она ни в чем не изменилась. Но, Сузанна, прибавил мистер Тутс, говоривший с большим чувством: - прошу тебя только, помни доктора, и не приходи в волнение.