| Автор: | Диккенс Ч. Д., год: 1848 |
| Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Домби и сын. Часть десятая и последняя. Глава III. Свидание. (старая орфография)
ГЛАВА III.
Свидание.
Флоренса имела нужду в помощи для себя и для отца, и поэтому присутствие Сузанны было для нея неоцененно. Смерть стояла уже у изголовья старика. Больной душою и телом, он опустил свою усталую голову на постель, приготовленную руками дочери, и с той поры уже не поднимал её.
Флоренса не оставляла его ни на минуту. Он всегда узнавал ее, но говоря с нею, часто перемешивал обстоятельства. Случалось, что он обращался к ней с мыслью, что сын его только-что умер, и говорил, что видит все её заботы о ребенке, не смотря на свое молчание. Тогда он закрывал лицо руками и плакал. Иногда он спрашивал ее о ней самой.
-- Где Флоренса?
-- Я здесь, папенька, я здесь.
-- Мы так долго были разлучены, что я не узнаю её, жалобно кричал старик.
Он часто вспоминал прошедшее. То он повторял детский вопрос: "что такое деньги?" обдумывал его и разсуждал сам с собою более или менее связно, как-будто до этой минуты никто не предлагал ему такого вопроса. То безпрестанно припоминал название своей прежней фирмы и при каждом разе ворочал голову на подушке; то считал детей своих - один, два - останавливался, и опять начинал считать снова.
Но это случалось с ним только при сильном разстройстве духа. При всех других фазах болезни, мысли его постоянно обращались к Флоренсе. Он припоминал ту ночь, когда она подошла к его комнате, и как потом он вышел вслед за нею. Потом, смешивая это время с последними днями, проведенными им в своем доме, он начал считать следы ног, следуя за своею дочерью. Вдруг его поразил кровавый след; сквозь открытые двери, в зеркалах, он видел страшные образы бледных людей, скрывавших что-то на своей груди. По между многими кровавыми следами виден был след Флоренсы. Она шла вперед, поднимаясь выше и выше, и безпокойная мысль, следуя за нею дальше и выше, считала следы её, которым нигде не видно было конца.
Раз он спросил, не голос ли Сузанны он давно здесь слышал. Флоренса, с его согласия, подвела к нему Сузанну. Это свидание обрадовало старика. Он просил ее не уходить от него и говорил, что прощает ей все, что она ему высказала.
Он несколько недель оставался в одном положении, и наконец стал спокойнее. Ему отрадно было лежать, смотря сквозь открытое окно на летнее небо и деревья, и вечером на закат солнца. Он начал безпокоиться о Флоренсе и часто шептал ей: "Походи, друг мой, и подыши чистым воздухом. Поди к своему доброму мужу!" Однажды, он подозвал к себе Валтера и, пожав ему руку, сказал, что, умирая, он спокойно может поверить ему свою дочь.
Однажды вечером, перед закатом солнца, когда Флоренса и Валтер вместе сидели в комнате старика, Флоренса, держа на руках сына, тихо запела ту самую песню, которую прежде певала над умершим ребенком. Старик не в состоянии был ее дослушать; он протянул к ней дрожащую руку, умоляя остановиться, но на другой день просил опять повторить ее, и слушал, отворотя лицо.
Флоренса, вместе с Сузанною, сидела однажды у рабочого столика. Старик задремал. Обе оне были задумчивы, когда явился Валтер.
-- Друг мой, сказал он Флоренсе: - внизу кто-то хочет с тобою переговорить.
-- Не случилось ли чего-нибудь? спросила она с безпокойством.
-- Ничего. Я сам видел джентльмена и говорил с ним. Пойдем вместе.
Флоренса подала руку мужу и, поручив отца черноглазой Сузанне, сошла в нижний этаж. В красивой зале, выходившей окнами в сад, сидел мужчина, вставший при её появлении.
Флоренса тотчас узнала кузена Феникса. Кузен Феникс взял её руку и поздравил ее с замужством.
-- Я желал бы ранее иметь случай явиться к вам с поздравлением, сказал он: - по встретил столько неприятных обстоятельств, что чуть не сошел с ума и сделался совершенно-негодным для общества. Единственное общество, которым я пользовался, было мое собственное, и, признаюсь, человек должен, наконец, получить не слишком лестное понятие о всех достоинствах, сознаваясь, что он надоел сам себе до смерти.
Флоренса угадывала, что это только предисловие.
-- Я уже говорил моему другу, мистеру Гэю, если он позволить назвать его этим именем, продолжал кузен Феписк: - как меня обрадовало известие, что друг мой Домби совершенно поправляется. Надеюсь, что его уже не будет так сильно безпокоить потеря состояния. Не могу сказать, чтоб я сам когда-нибудь испытывал подобные потери: у меня никогда не было огромного богатства. Но сколько я мог потерять, потерял все, и теперь, к-счастию, не слишком об этом безпокоюсь. Я знаю, что друг мой Домби чертовски-честный человек, и его верно утешит, что все разделяют мое мнение. Даже сам Томми Скрьюзер, человек чрезвычайно-желчного характера, с которым, вероятно, знаком друг мой Гэй, не в состоянии оспорить этого Факта.
Флоренса чего-то ожидала далее. Кузен Феникс угадал её мысли и продолжал:
-- Дело в том, что я осведомился уже у моего друга Гэя, можно ли будет просить вас об одной милости, и он, приняв меня так приветливо и радушно, за что я ему премного обязан, позволил обратиться к вам с просьбою. Я уверен, что такая любезная дама, как дочь моего друга Домби, не заставит долго убеждать себя, особенно, когда на моей стороне друг мой Г эй.
-- Не тревожься, Флоренса, сказал Валтер.
-- Клянусь честью, тут тревожиться нё о чем, сказал кузен Феникс. - Я очень жалею, что заставил вас безпокоиться. Милость, о которой я приехал просить вас, просто... но она может показаться столь странною, что я был бы очень обязан моему другу Гэю, еслиб он взял на себя труд объяснить вам, в чем дело.
-- Тебе нужно будет съездить в Лондон с этим джентльменем, сказал Валтер.
-- И с моим другом Валтером Гэем, прервал кузен Феникс.
-- И со мною, и посетить одну особу.
-- Кого? спросила Флоренса.
-- Еслиб я не был уверен, что вы не станете принуждать меня к ответу, то просил бы вас об этой милости, сказал кузен Феникс.
-- Ты знаешь кого, Валтер?
-- Да.
-- И согласен на это?
-- Да, потому-что уверен и в твоем согласии; но есть причины, по которым лучше не говорить ничего заранее.
-- Если папенька еще спит, то я сейчас же поеду, сказала Флоренса.
Она вышла из комнаты и, возвратясь чрез несколько минут, увидела, что муж её серьёзно разговаривал о чем-то с кузеном Фениксом.
-- Я оставлю визитную карточку моему другу Домби, сказал кузен Феникс: - искренно желая, чтоб с каждым часом он поправлялся в здоровьи. Надеюсь, что друг мой Домби считает меня человеком, высоко уважающим его, как английского купца и джентльмена. Мое поместье в провинции находится в довольно-жалком состоянии; но если моему другу Домби будет полезен деревенский воздух, то я буду очень-рад его у себя видеть, тем более, что у меня ужасная скука. Если друг мой Домби страдает телесно и позволит мне рекомендовать ему лекарство, которое часто помогало мне, когда я жил довольно странным образом, то-есть, очень весело, то советую ему употреблять яичный желток с мускатным орехом в рюмке хереса, каждое утро, с кусочком белого хлеба. Джексон, отдававший комнаты для боксёров в Бонд-стрите, человек с высокими достоинствами, предлагал заменить херес ромом. Но другу моему Домби, при его слабости, я советую лучше употреблять херес, потому-что ром может броситься ему в голову и привести его в чертовское положение.
Все это кузен Феникс высказал с разстроенным и огорченным видом, потом, подав руку Флоренсе, довел ее до дверей, где ожидала карета.
Валтер сел вместе с ними, и карета тронулась.
Уже смеркалось, когда они въехали в скучные, но красивые улицы Вест-Энда. Карета остановилась перед тем домом в Брук-Стрите, где праздновали несчастную свадьбу мистера Домби. Флоренса с безпокойством заметила, что все окна были заперты, и дом казался необитаем; между*тем, кузен Феникс уже выскочил из кареты и подавал ей руку.
-- Ты пойдешь с нами, Валтер?
-- Нет, я останусь здесь. Не бойся, Флоренса.
-- Я знаю, что мне бояться нечего, но...
Дверь тихо отворилась изнутри, и кузен Феникс ввел Флоренсу в душный и мрачный дом. Казалось, дом был заперт со дня свадьбы и сделался угрюмее и мрачнее обыкновенного.
Флоренса, дрожа, поднялась по лестнице и, вместе с своим проводником, остановилась у дверей гостиной. Кузен Феникс отворил дверь и, не идя далее, просил Флоренсу войдти во внутренния комнаты. Флоренса, после минутной нерешимости, исполнила его просьбу.
Возле окна, у столика, сидела дама, опустив голову на руку. Флоренса вдруг остановилась. Дама обернулась.
-- Маменька!
Оне стояли, смотря друг на друга. Страдания несколько изменили Эдифь, но она все еще была величественно-прекрасна. На лице Флоренсы выражались участие, горесть и сострадание. Обе оне чувствовали страх и удивление; обе безмолвно смотрели друг на друга сквозь темную завесу прошедшого.
Флоренса первая не выдержала.
-- Маменька, маменька! Не-уже-ли мы так должны встретиться? вскричала она, заливаясь слезами.
Эдифь неподвижно стояла перед нею, не говоря ни слова. Она не сводила глаз с лица Флоренсы.
-- Я пришла от постели больного отца, сказала Флоренса. - Мы теперь никогда более не разлучимся. Я буду просить за вас, маменька; он простит вас.
Эдифь не отвечала ни слова.
-- Я замужем за Валтером, робко продолжала Флоренса: - у нас есть сын. Валтер дожидается меня у ворот. Я скажу ему, что вы раскаяваетесь, что вы изменились, прибавила она, печально смотря на Эдифь: - мы вместе будем просить за вас папеньку. Могу ли я еще что-нибудь для вас сделать?
-- А пятно, которое осталось на твоем имени, на имени твоего мужа и сына? тихо спросила Эдифь. - Разве его можно простить?
-- Все прощено, маменька! Мы с Валтером готовы все для вас сделать. Но вы ничего не говорите о папеньке; я уверена, однако, что вы хотите, чтоб он простил вас.
Эдифь не отвечала ни слова.
-- Я принесу вам это прощенье, если хотите. Тогда мы можем разстаться тем, чем мы были прежде друг для друга. Я оставила вас не потому, чтоб боялась вас; но я хотела исполнить свой долг перед отцом. Он очень меня любит, и я люблю его, но никогда не забуду, как вы были добры ко мне... О, маменька, да простит вам Бог, если вы в чем-нибудь виноваты!
Эдифь тихо упала на колени и прижала к сердцу Флоренсу.
-- Флоренса! мой светлый ангел! Поверь мне, я невинна!
-- Маменька!
-- Я виновна во многом; виновна в той пустоте, которая останется между нами; виновна в том, что навсегда отделяет меня от чистоты и невинности, от тебя, от целого света. Я виновна в слепой и непреклонной ненависти, но не виновна с умершим. Клянусь Богом!
-- Флоренса, продолжала она: - чистое и прекрасное создание, которое я люблю, которое могло давно меня исправить, поверь мне, я невинна. Дай мне в последний раз прижать тебя к сердцу!
Эдифь была растрогана; Эдифь плакала. Будь это в прежнее время, она бы могла еще быть счастливою.
-- Ничто в свете не могло бы вынудить у меня этого признания - ни любовь, ни ненависть, ни нужда, ни угрозы. Я сказала, что умру, не высказав ни слова, и исполнила бы это, еслиб не встретилась с тобою, Флоренса.
-- Надеюсь, сказал кузен Феникс, входя в комнату: - что моя прекрасная и любезная родственница извинит меня, что я употребил хитрость, устроив это свидание. Признаюсь, сначала я не совсем не верил, что моя прекрасная и любезная родственница вверилась покойнику с белыми зубами, потому-что на свете случаются престранные вещи в подобном роде. Но, как я говорил уже моему другу Домби, я не мог верить, чтоб моя прекрасная родственница была виновна, не имея на то основательных доказательств. Чувствуя, как затруднительно её положение и как мало заботились о ней родные, в-особенности же тётушка, которая, при всей своей живости, никогда не была хорошею матерью, я осмелился отъискать ее во Франции и предложить ей то покровительство, которое предлагать был в состоянии. По этому случаю, моя прекрасная и любезная родственница сказала мне, что я лихой малый, и что поэтому она отдается под мое покровительство. Это было очень-любезно с её стороны, потому-что я совсем пришел в негодность, и много обязан её заботливости.
Эдифь сделала ему знак рукою, чтоб он замолчал.
до-сих-пор я никогда не старался разведывать о причине её побега. Я всегда был уверен, что тут есть какая-то тайна, которую она объяснит мне, если захочет. Но, зная, что моя прекрасная и любезная родственница чертовски-решительная женщина, с которою нельзя шутить, я не позволил себе вступать ни в какие разсуждения. Однако, заметив в последнее время, что её слабою стрункою была привязанность к дочери моего друга Домби, я разсудил, что, устроив между ними неожиданное свидание, можно добраться до счастливой развязки. Поэтому, живя покуда в Лондоне, до отъезда в Южную-Италию, где мы намерены поселиться до отправления на вечные квартиры, о которых очень-неприятно думать человеку - я вздумал отъискать моего друга Гэя - предоброго и премилого человека, вероятно известного моей прекрасной и любезной родственнице - и привезти сюда его супругу. Теперь, продолжал кузен Феникс, с притворным чувством, странно проглядывавшим сквозь его легкомысленную и безсвязную - речь: я умоляю мою прекрасную родственницу не останавливаться на половин дороги, но исправить по возможности то, что ей остается исправить - не для чести фамилии, не для её доброго имени, ни для других обстоятельств, но потому-что это не должно так остаться.
Ноги кузена Феникса согласились увести его прочь. Оставя Эдифь наедине с Флоренсою, он запер за собою дверь.
-- Я долго боролась сама с собою, сказала она тихим голосом: - писать ли мне это, на случаи, если я умру неожиданно, не смотря на то, что чувствовала всю необходимость объясниться. После я хотела даже уничтожить все написанное. Возьми это, Флоренса, тут вся истица.
-- Это для папеньки? спросила Флоренса.
Он снова замолчали. Стало смеркаться.
-- Маменька, сказала Флоренса: - он потерял свое состояние; он был при смерти; может-быть, он и теперь еще не поправится. Не позволите ли вы сказать ему что-нибудь от вашего имени?
-- Ты говорила мне, что он тебя очень любит? спросила Эдифь.
-- Да! отвечала Флоренса дрожащим голосом.
-- Ничего более?
-- Скажи ему, если он спросит, что я еще не раскаиваюсь в своем поступке, потому-что хоть завтра я в состоянии решиться на то же. Но если он изменился...
Она замолчала. Казалось, что рука Флоренсы удержала ее.
-- Впрочем, он измениться не может, сказала она.
-- Нет, не сожалею, если они научили его любить свою дочь. Будет время, что он сам не станет роптать на них за этот урок.
-- Вы верно готовы пожелать ему счастия? сказала Флоренса. - О, позвольте мне когда-нибудь сказать ему это!
Эдифь сидела, задумчиво смотря перед собою. Когда Флоренса повторила свою просьбу, она взяла ее за руку и сказала с тою же задумчивостью:
-- Скажи ему, что если в его настоящем он может найдти какую-нибудь причину, чтоб пожалеть о моем прошедшем, то я прошу его об этом. Скажи, что если в его настоящем он может найдти какую-нибудь причину, чтоб думать обо мне не так жестоко, то я прошу его об этом. Скажи ему, что, не существуя более друг для друга, не долженствуя никогда более встретиться, мы имеет теперь одно общее чувство, которого между нами никогда прежде не было.
-- Я уверена, что мы лучше думаем друг о друге, чем нам кажется. Чем более он будет любить свою Флоренсу, тем менее станет меня ненавидеть; чем более он будет гордиться ею о её детьми, тем более станет раскаяваться в тои дол, которая досталась ему в грустном видении нашей семейной жизни. В это время, я также буду раскаяваться - скажи ему это - и припоминать, что, думая обо всех причинах, которые сделали меня тем, чем я была, я должна была более думать о причинах, которые сделали его тем, чем он был. Тогда я постараюсь простить ему его долю вины. Пусть он постарается простить мне мою!
-- О, маменька! сказала Флоренса. - Как у меня стало легко на сердце, даже при таком прощеньи!
-- Слова мои для меня самой кажутся странными, продолжала Эдифь: - но если бы даже я была такою погибшею женщиною, какою я подала ему повод считать себя, мне кажется, я сказала бы то же самое, услышав, что вы любите друг друга. Постарайся, чтоб он не судил меня слишком-строго; я сама буду к нему снисходительна. Вот мои последния слова. Теперь, прощай, жизнь моя!
Она обняла ее, и казалось, в этом объятии вылилась вся любовь и нежность Эдифи.
-- Никогда более! никогда! Оставляя меня в этой мрачной комнате, думай, что оставляешь меня в могиле. Помни только, что я жила когда-то... и любила тебя!
И Флоренса разсталась с нею, не видя её лица, но до конца чувствуя её объятия и ласки.
Кузен Феникс встретил ее у дверей и проводил к Валтеру, ожидавшему их в столовой. Бедная Флоренса в слезах склонила голову на плечо мужа.
все вышло к лучшему, и что друг мой Домби очутился в затруднительном положении через родство с нашею фамилиею; но не случись этого негодяя Баркера - человека с белыми зубами - все шло бы своим порядком. Что касается до моей родственницы, которая почтила меня своим добрым мнением, то я могу уверить супругу моего друга Гэя, что постараюсь заменить ей отца. Относительно же перемен, случающихся в нашей жизни, и нашего странного поведения, могу сказать только, с моим другом Шекспиром - человека, который жил не только для своего времена, но для всех веков, и с которым, без-сомнения, знакомь друг мой Гэй - Что жизнь есть призрак сна.