Жизнь и приключения Мартина Чодзльвита.
Глава XXXII, разсуждает снова о "Тоджерских" и вновь сгубленном цветке, кроме прежних.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения Мартина Чодзльвита. Глава XXXII, разсуждает снова о "Тоджерских" и вновь сгубленном цветке, кроме прежних. (старая орфография)

Глава XXXII разсуждает снова о "Тоджерских" и вновь сгубленном цветке, кроме прежних.

Рано на следующее утро после отъезда мисс Пекснифф из-под родного крова, прибыла она благополучно в Лондон. Мистрисс Тоджерс встретила ее у конторы вечерняго дилижанса и повела в свое мирное жилище, под тень монумента. Мистрисс Тоджерс казалась несколько похудевшею от хозяйственных забот и требований коммерческих джентльменов, которые были попрежнему неумолимы насчет жирных подливок. Несмотря на то, она была с Черити ласкова и радушна попрежнему.

-- А что, милая мисс Пекснифф, как поживает теперь ваш безценный папа?

Мисс Черити сообщила ей по секрету, что её безценный папа намерен обзавестись новою безценною "мама", и повторила при этом случае, что она не слепа, не сошла с ума и не перенесет этого.

Мистрисс Тоджерс пришла в неописанное негодование. Она решила, что мужчины безчестны, недостойны ни малейшей веры, коварны, и лживы. Она ясно поняла, что предметом его привязанности должна быть какая нибудь гадкая интриганка, корыстолюбивая, негодная, злая тварь; услышав от Черити подтверждение такой мысли, она сказала ей со слезами на глазах, что сожалеет о ней, как о родной сестре.

-- А ведь я только раз видела вашу маленькую сестрицу после её замужества, - сказала мистрисс Тоджерс. - Мне показалось, что она смотрит такою бедненькою! Милая мисс Пекснифф, я всегда думала, что вы выйдете за него.

-- О, слава Богу, нет! Нет, нет, мистрисс Тоджерс... Благодарю вас. Ни за что в свете!

-- Смею сказать, вы правы, - возразила мистрисс Тоджерс со вздохом - Я этого всегда опасалась. Но вы не можете вообразить, какое горе постигло нашу коммерческую гостиницу после этой женитьбы!

-- Боже мой! Что такое?

-- Ужасно, ужасно! Вы помните младшого джентльмена, милая мисс?

-- Разумеется, помню.

-- Вы заметили, как он всегда смотрел на вашу сестрицу, и что на него находил какой то столбняк, когда он бывал подле нея?

-- Какой вздор, мистрисс Тоджерс!

-- Милая моя, - возразила мистрисс Тоджерс глухим голосом: я сама видела много раз, как он сидел за обедом, уткнув себе ложку в рот и не сводя с нея глаз. Я сама видала, как он, бывало, стаивал в гостиной и глазел на нее из угла. В эти минуты он походил на насос для накачивания слёз, а не на человека!

-- Я никогда этого не видала! - возразила Черити с нетерпением.

-- Но когда здесь за завтраком прочитали в газетах известие о свадьбе, так я подумала, что он сошел с ум. Он так страшно заговорил о самоубийстве, делал такия вещи с своим чаем, так бешено кусал свой хлеб и так упрекал мистера Джинкинса, что я не знала, что и думать. Да, я никогда не забуду этого завтрака.

-- Жаль, что он не лишил себя жизни, право.

-- Себя! Да ночью он вздумал было убивать других. Вечером поздно, джентльмены как то заспорили между собою, - так, очень добродушно. Он вдруг вскочил, как бешеный, да еслиб его не удержали три человека, так он бы наверно убил мистера Джинкинса сапожною колодкою!

Лицо мисс Пекснифф при этом трагическом повествовании выражало крайнее равнодушие.

-- А теперь, - продолжала хозяйка: - он стал удивительно какой мягкий. Вам только стоит посмотреть на него пристальнее, и он почти готов заплакать. Единственное утешение его - в женском обществе. Он по воскресеньям просиживает подле меня целые дни и говорит так печально, что и на меня наводит уныние.

Мисс Черити выслушала эти горестные известия с величайшим равнодушием и спокойно спросила, не произошло ли еще чего нибудь нового в коммерческой гостинице?

Мистера Бэйли уже там не было. Ему наследовала какая то старуха, которую веселые постояльцы окрестили именем Тамару, взятым из какой то старинной английской баллады. Это была маленькая старушка, замечательная по своей непонятливости, носившая толстый передник и перевязки на руках, которые нашлись вечно нездоровыми. Она очень не любила отворять двери, когда кто нибудь стучался с улицы, а напротив с большим удовольствием запирала их.

Что до младшого джентльмена, он больше чем подтверждал рассказ мистрисс Тоджерс. Он обнаруживал какие то страшные понятия о "роке" и много говорил о "назначении" людей, и о том, что ему было суждено увянуть в цвете лет. Он был очень нежен и плаксив, безпрестанно отирал глаза, и часто извещало мистрисс Тоджерс, что для него солнце уже закатилось, что джаггернаутская колесница раздавила его, и что смертоносное дерево упас, растущее на Яве, простерло над ним свои пагубные ветви... Имя его было Моддль.

С этим то несчастным Моддлем мисс Пексинфф обращалась сначала чрезвычайно надменно, не желая наслаждаться излияниями горести в честь своей замужней сестры. Бедный молодой джентльмен был этим дополнительно раздавлен и сообщил свое несчастие мистрисс Тоджерс.

-- Даже она отвращается от меня, мистрисс Тоджерс! - говорил он.

-- Так зачем же вы не стараетесь казаться повеселее, сударь?

-- Так я бы советовала вам удаляться от нея.

-- Но я не могу удаляться. У меня не достает на это сил. О, мистрисс Тоджерс! Еслиб вы только знали, как много меня утешает её нос!

-- Её нос, сударь?

-- Вообще её профиль, но в особенности нос. Он так похож на нос той... - (и мистер Моддль предался порыву горести) - той, которая принадлежит другому!

Мистрисс Тоджерс не замедлила передать этот разговор Черити, которая засмеялась; однако, в тот же вечер сделалась к мистеру Моддлю гораздо снисходительнее, и как можно чаще оборачивалась к нему боком. Мистер Моддль быль не менее всегдашняго сентиментален, - даже больше; но он смотрел на нее с влажными взорами, исполненными благодарности.

-- Ну, что, сударь? - сказала ему на другое утро мистрисс Тоджерсь. - Вы вчера вечером были добрее.

-- Потому только, что она так похожа на нее. Когда она говорит или улыбается, мне кажется, что я вижу лицо той, мистрисс Тоджерс!

И эти слова были переданы Черити, которая в тот вечер болтала и улыбалась очаровательнее, чем когда нибудь. Потом она пригласила мистера Моддля сыграть в криббедж. Они сыграли несколько робберов, и Моддль постоянно проигрывал: это отчасти можно приписывать его вежливости, а отчасти и тому, что глаза его много раз наполнялись слезами, так что он принимал тузов за десятки, валетов за дам и т. д.

Через неделю мистер Моддль смотрел уже другим человеком. Через другую, он поцеловал в коридоре щипцы мисс Пекснифф, вместо её руки. Короче, он начал чувствовать, что "назначение" мисс Пекснифф состоит в том, чтоб его утешить, а она принялась размышлять о возможности сделаться мистрисс Моддль. Он был молодой джентльмен с видами на будущее и "почти" с достатком. Дела смотрели очень хорошо.

Да, сверх того, его считали влюбленным в Мерси, которая некогда шутила над ним и говорила о нем, как о завоеванном сердце. Наружностью, манерами, языком, нравом, он был лучше Джонса. С ним было бы легко управиться и его можно было бы без труда сделать покорным почитателем прихотей супруги - словом, он походил на ягненка, а Джонс был сущий медведь. Вот, что было важнее всего!

Между тем криббедж продолжался, и младший джентльмен стал решительно предпочитать общество мисс Пекснифф обществу мистрисс Тоджерс. Он даже начал уходить из своей конторы ранее урочных часов.

-- Милая мисс Пекснифф, - говорила мистрисс Тоджерс: - будьте, уверены, что он горит желанием сделать вам предложение!

-- Ахь, Боже мой! Так зачем же он его не делает?

-- Мужчины, милая моя, бывают гораздо робче, нежели мы думаем. Они так нерешительны... Я видела, что у моего Тоджерса слова висели несколько месяцев на кончике языка, прежде чем он решился их выговорить.

-- Нет, нет, мисс Пекснифф! - продолжала хозяйка: - вы должны приободрить мистера Моддля, если хотите, чтоб он заговорил. А уж он непременно заговорит.

-- Право, я не знаю, какого ему еще не достает ободрения, мистрисс Тоджерс. Он гуляет со мною, играет со мною в карты, приходит ко мне и сидит со мной.

-- Прекрасно. Это необходимо.

-- И он садится ко мне очень близко

-- Смотрит на меня...

-- Разумеется, что смотрит!

-- И кладет сбою руку на спинку стула или софы, знаете, у меня за спиною.

-- И это хорошо.

одолеет свою робость.

Отважившись поступать по совету мистрисс Тоджерс, мисс Пекснифф при первом же случае приняла Моддля с видом принуждения. Когда он с отчаянием спросил о причине такой перемены, она созналась, что для взаимного спокойствия их необходимо решиться на что нибудь. Она заметила, что они встречались и проводили время вместе очень часто и что вкусили сладости взаимных симпатических чувств. Она никогда его не забудет, никогда не перестанет думать о нем с чувствами живейшей дружбы; но люди начали уже делать свои замечания и болтать. А потому она считает необходимым, чтоб они были друг для друга не больше, как вообще бывают между собою в обществе джентльмены и дамы. Она очень рада, что решилась преодолеть себя и высказать это прежде, чем чувства её не сделали такого объяснения невозможным. Она сознавалась, что чувства её подвергаются теперь тяжкому испытанию, но что испытание это необходимо для её душевного мира.

Моддль, плакавший при этом признании больше чем когда нибудь, заключил, что его назначение - сообщать другим страдания, доставшияся ему в удел; что он, будучи чем то в роде невинного вампира, должен погубить мисс Пекснифф, как жертву нумер первый. Мисс Пекснифф опровергала это мнение, как греховное и, наконец, довела его до того, что он спросил: может ли она удовольствоваться сердцем? После некоторого размышления и разбора оказалось, что мисс Пекснифф находит это возможным, а потому он предложил ей свою руку, которая была принята должным образом.

М-р Моддль перенес свое блаженство с крайнею умеренностью. Вместо того, чтоб торжествовать, он сказал всхлипывая: