Жизнь и приключения Мартина Чодзльвита.
Глава XXXVI. Том Пинч отправляется искать счастья.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения Мартина Чодзльвита. Глава XXXVI. Том Пинч отправляется искать счастья. (старая орфография)

Глава XXXVI. Том Пинч отправляется искать счастья.

О, как угрюмо смотрит Том Пинч на город Сэлисбюри с тех пор, как Пекснифф его сердца превратился в пустое сновидение!

Том так давно имел привычку обмакивать Пексниффа своего воображения в чай, и намазывать его на свои горячие тосты, и услаждать им свое пиво, что он безвкусно позавтракал на следующее утро после своего изгнания. Аппетит его не улучшился за обедом, за которым он разсуждал с помощником органиста Сэлисбюрийского Собора насчет своего будущого.

Помощник органиста объявил решительно, что Том должен непременно отправиться в Лондон, потому что на свете нет другого подобного места. Том думал о Лондоне и прежде, соединяя идею о нем с помышлениями о своей сестре и о своем приятеле, Джоне Вестлоке, которого совета он непременно решился спросить при теперешнем перевороте своей судьбы. Итак, он решил, что надобно ехать в Лондон и твердо вознамерился исполнить это намерение. Так как в дилижансе того вечера не было места, ему пришлось отложить свое путешествие до следующого. Он написал к мистрисс Люпен, прося доставить его чемодан к старому придорожному столбу, к которому он так часто выходил встречать Пексниффа, потому что дорога в Лондон пролегала мимо этого памятного ему местечка.

Несмотря на безпокойство о будущем и на жалкое состояние его кошелька, Том ощущал непривычное чувство свободы, которое его невольно радовало. Его утешала мысль, что он теперь не зависит ни от кого и полный хозяин своего времени.

Прошел день, и Том лег, наконец, спать в прежней комнатке своей таверны. Наконец, вечером следующого дня, подкатил дилижанс, запряженный четверткою серых коней, с раззолоченною надписью "Лондон". Том уселся на козлах и чувствовал себя совершенно другим человеком, тем более, что и экипаж и лошади и кондуктор смотрели не скромными провинциалами, а гордыми Лондонцами, для которых Сэлисбюри было ничто.

Экипаж быстро покатился по улицам, мимо собора, при звуках рога, в который кучер трубил с гордостью. Том не мог воспротивиться приятному ощущению быстрой езды при прекрасной погоде. Четверня серых неслась, как будто сочувствуя ему. Фермы, кладбища, деревенския церкви, поля, луга, мелькали мимо. Вскоре подъехал дилижанс к старому столбу, и там была уже мистрисс Люпен, собственною своею особой, привезшая чемодан Тома в своем кабриолете, запряженном смирным конем Драконом, которым она правила собственноручно.

-- Ах, мистрисс Люпен, как вы добры, - воскликнул Том, наклонясь к ней и пожимая ей руку. - Я вовсе не думал, что вы сами будете безпокоиться.

-- Какое безпокойство, мистер Пинч!

-- Да уж я вас знаю. Ну, что нового?

Хозяйка "Дракона" покачала головою.

-- Скажите, что вы меня видели, - сказал Том: - и что я смотрел очень бойко и весело. Скажите, что я прошу ее не унывать, потому что со временем все поправится. Прощайте!

-- Вы напишите, когда пристроитесь, мистер Пинч?

-- Когда пристроюсь! - О, разумеется. А между тем, я поклонюсь от вас мистеру Вестлоку... ведь вы с ним всегда были дружны! Пойду отыскивать его, потому что, кроме Джека, у меня нет в Лондоне никого. Прощайте!

-- Прощайте, мистер Пинч! - кричала мистрисс Люпен, вытаскивая корзинку, из которой торчала длинная бутылка. - Возьмите. Прощайте!

-- Вы хотите, чтоб я отвез это в Лондон для вас, мистрисс Люпен?

-- Нет, нет! Тут кое что вам на дорогу. Ну, Джек, поезжай скорее. Все хорошо! Прощайте!

Она уже отъехала на четверть мили и прежде, чем Том успел опомниться; потом обернулась к шему с радостным лицом и весело сделала ему прощальный знак рукою.

-- Вот, - подумал Том, когда дилижанс тронулся: - тот самый столб, у которого я простился со столькими товарищами! Я прежде сравнивал этот экипаж с чудовищем, которое приходит по временам затем, чтоб увозить от меня моих друзей, а теперь я еду на нем сам, чтоб искать счастья Бог знает где и как!

-- Какое доброе и внимательное существо! Она нарочно велела своему Джеку, чтоб он не смотрел на меня, потому что не хотела, чтоб я бросил ему шиллинг!

Тут глаза Тома встретились случайно с глазами соседа его, кучера. Кучер подмигнул ему.

-- Славная женщина для её лет, сударь.

-- Да, конечно.

-- Лучше многих молодых, а?

-- Многих молодых, да.

-- Я не очень люблю, когда оне слишком молоды, - заметил кучер.

Так как вкусы бывают различны, то Том молчал.

-- Вы редко найдете в молоденьких основательные понятия насчет закусок, сударь. Надобно женщине достигнуть зрелых лет, чтоб сумела снарядить такую корзинку, как эта.

-- Ты, может быть, хотел бы узнать, что в ней есть? - сказал Том с улыбкою.

Кучер оскалил зубы, а Том, которым овладело такое же любопытство, открыл корзинку. Там была холодная жареная курица, сверток с ломтиками ветчины, хлеб, кусок сыра, сухарики, полдюжины яблок, масло, ножик и бутылка старого хереса и, сверх всего этого, письмо, которое Том спрятал в карман.

Кучер с таким восторгом одобрял предусмотрительность мистрисс Люпен и так усердно поздравлял Тома с благополучным знакомством, что тот, сберегая честь хозяйки "Дракона", счел за нужное объяснить, что корзинка была чисто платоническою корзинкой, и что мистрисс Люпен привезла ее из чистой дружбы. Потом он предложил кучеру разделить с ним припасы по доброму товариществу и приступить к ним, когда местные обстоятельства дозволят, чем кучер остался доволен до крайности и чем пользовался очень усердно во все продолжение дороги.

Путешествие продолжалось быстро и неутомимо при сиянии луны. Усталые кони сменялись свежими, и дилижанс несся дальше и дальше от придорожного столба Пексниффовых владений и все ближе и ближе подвигался к Лондону. На следующее утро замелькали мимо Тома предместья, загородные дома, фабрики, террасы, площади, ряды домов, телеги, кареты, фуры, ранние работники, поздние скитальцы, пьяные гуляки и трезвые носильщики, - кирпич и известь во всех возможных приспособлениях. Наконец, затрясся дилижанс по городской мостовой, по безчисленным улицам, заворотам и переулкам и остановился на дворе одного старинного трактира. Том Пинч, оглушенный и одурелый, слез с своего седалища и очутился в Лондоне!

-- Пятью минутами раньше положенного времени! - сказал возничий, принимая от Тома шиллинг.

-- Право, я бы не пожалел, еслиб мы приехали пятью часами позже, - возразил Том: - потому что теперь так рано, что я не знаю, куда идти и что делать с собою,

-- Да разве вас не ожидают?

-- Кто?

-- Ну, они.

Возничий был так убежден, что Том приехал в Лондон для свидания с своими друзьями или родственниками, что Том не старался его разуверить Он вошел в общую комнату и крепко уснул на софе около камина. Пробудившись и увидев, что весь дом уже на ногах, он умылся, переоделся и отправился отыскивать своего старого друга Джона.

Джон Вестлок жил в Форнивелльс Инне, в Гай Голборне, и через час ходьбы Том уже поднялся во второй этаж гостиницы и стоял у дверей его комнаты. Том не решался стучаться, потому что его устрашала мысль о необходимости рассказать Вестлоку происшедшее между им и Пексниффом; он предчувствовал радость Джона при такой вести. Однако, он пересилил себя и постучался.

Том попробовал повернуть ручку, и дверь отворилась; тот же голос кричал с нетерпением: - Что-ж вы стоите? Войдите, что ли!

Том вошел через маленький коридор в комнату, из которой раздавались эти сердитые звуки, и едва успел взглянуть за джентльмена, сидевшого в халате и туфлях, с газетою в руке, за завтраком, как тот кинулся к нему и обхватил его обеими руками.

-- Том, дружище! - закричал джентльмен.

-- Как я рад, что вижу вас, мистер Вестлок, - отвечал тот с трепетом.

-- Мистер Вестлок! Это что, Пинч? Разве ты забыл мое имя?

-- Нет, Джон, нет. Ах, как ты добр!

-- Вот чудный малый! Да чем же ты ожидал меня найти? Ну, садись, Том; будь тварью разузиною. Что ты поделываешь? Как я рад, что тебя вижу!

-- И я очень рад, Джон, что увидел тебя!

-- Разумеется, что это взаимно. Еслиб я тебя мог ожидать, то приготовил бы завтрак получше. А теперь угощайся тем, что есть: мы вознаградим себя за обедом. Ну, принимайся! Ты должен быть голоден, как охотник. Начинай же с того или другого. А что делает Пекснифф? Когда ты приехал в город? Вот кабанья голова. Тут только остатки, однако, можно есть. Как я рад, что ты здесь!

Джон суетился, говоря эти слова, бегал взад и вперед, вытаскивал все, что у него было съестного, ронял булки в сапоги, обливал масло кипятком и длелал безпрестанно промахи в том же роде, нисколько не конфузясь.

-- Ну, кажется, теперь ты проживешь до обеда, Том! - сказал он, садясь подле него в пятидесятый раз. - Давай теперь новостей. Во-первых, что делает Пекснифф?

-- Не знаю, - отвечал Том серьезно.

Джон Вестлок посмотрел на него с изумлением.

-- Я не желаю ему зла, - сказал Том Пинч: - но и не забочусь о нем. Я оставил его, Джон... навсегда!

-- Добровольно?

-- Если хочешь, так нет, потому что он отказал мне. Но я до того времени узнал, что ошибался в нем и не остался бы у него ни за что. Ты был прав, Джон; но уверяю тебя, что мне было больно убедиться в такой истине.

Том ожидал, что приятель его расхохочется при этой вести, но тот пощадил его чувствительность и молчал.

-- Все это было только сном и теперь прошло, - сказал Том со вздохом. - В другое время я разскажу тебе все, но теперь не могу, Джон.

-- Клянусь тебе, Том, - возразил его приятель, после краткого молчания и с чувством: - когда я посмотрю на тебя, как глубоко ты огорчен, то не знаю, радоваться или печалиться тому, что ты сделал такое открытие. Я даже упрекаю себя за то, что смеялся над этим.

-- Дружище! - сказал Том, протягивая ежу руку. - Ты поступил очень благородно, что в таком духе выслушал мое признание. Ты не можешь вообразить, какую тяжесть снял с души моей. Ну, - прибавил он весело: - теперь я сердито нападу на кабанью голову!

гораздо бодрее.

-- Ну, - сказал Джон, глядя с удовольствием на насыщение своего посетителя: - потолкуем теперь о твоих планах. Ты остановишься у меня, без сомнения. Где твои вещи?

-- В трактире. Я не хотел...

-- Какое мне дело до того, чего ты не хотел. Ты хотел, приехав сюда, спросить моего совета, так ли, Том?

-- Разумеется.

-- И принять его?

-- Ну, да; потому что, я уверен, ты дашь добрый совет.

-- Прекрасно. Так не упрямься с самого начала. Значит, ты мой гость. Жаль, что у меня нет дли тебя органа, Том!

-- Обрадовались бы этому твои соседи!

-- Постой. Во-первых, ты сегодня утром захочешь увидеться с сестрою. Я пройдусь с тобой по дороге, а потом схожу по кой каким своим делам и жду тебя здесь к обеду. Вот тебе ключ, Том; положи его в карман.

-- Однако...

-- Да ведь у меня два ключа, и я не отворяю дверей обоими разом... Что ты за чудак! Ты не желаешь к обеду ничего особенного, а?

-- О, конечно, нет!

-- Прекрасно. Значит, я позабочусь о нем сам.

-- Какие у тебя прекрасные комнаты, Джон!

-- Что за вздор! Холостая квартира, ничего больше. Как ты думаешь, не тронуться ли нам?

-- Когда тебе угодно.

Джон Вестлок подал ему газету и пошел одеваться. В несколько минут он был готов, и они вышли. Протекло столько лет с того времени, как Том был в последний раз в Лондоне; и он так мало знал его тогда, что все интересовало его до крайности. Джон Вестлок проводил его почти до Кембервиля, так что невозможно было не найти дома богатого литейщика, и разстался с ним. Подойдя к огромному звонку, Том скромно дернул за ручку. Явился привратник.

-- Здесь живет мисс Пинч? - спросил Том.

-- Мисс Пинч здесь гувернанткой, - отвечал привратник, оглядев его с головы до ног.

-- Ее то мне и надобно. Она дома?

-- Нельзя ли узнать, прошу вас.

Но в это время показался лакей со множеством аксельбантов, который закричал с крыльца самаю дома:

-- Гей, кто там? Сюда, молодой человек!

Том побежал к нему.

-- Можно мне видеть мисс Пинч? - сказал он.

-- Она здесь.

-- Я бы желал ее видеть.

Внимание лакея было в это время остановлено полетом голубя, который заинтересовал его до такой степени, что он не выпускал его из вида, пока тот не скрылся. Потом молодой человек с аксельбантами пригласил Тома следовать за ним и ввел его в приемную.

-- А имя? - спросил лакей, приостановившись у дверей.

-- Скажите, что её брат.

-- Мать? - протянул лакей.

-- Нет, брат. Вы очень обяжете меня, если наперед скажете, что к ней приехал джентльмен, а потом объявите, что брат. Она меня не ожидает, и мне бы не хотелось испугать ее. Лакей не дослушал его речи, затворил двери и скрылся.

-- Ах, Боже мой, как они невежливы! Но, верно, этот лакей здесь недавно, и с Руфью обходятся совершенно иначе.

Размышления его были прерваны шумом голосов в соседней комнате. Казалось, там спорили или выговаривали кому то с негодованием. Тому показалось, что о его прибытии возвестили в самом разгаре этой домашней бури, потому что вдруг настала внезапная и неестественная тишина, за которою последовало мертвое молчание. Он стоял у окна в надежде, что эта семейная ссора не касается его сестры, как дверь отворилась, и Руфь бросилась в его объятия.

-- Ах, Боже мой, как ты переменилась, Руфь! - сказал Том, обняв ее и глядя на нее с гордостью. - Я бы тебя не узнал, еслиб увидел в другом месте. Ты так выросла, сформировалась, ты так... право, ты так похорошела!

-- Если ты так думаешь, Том...

-- Всякий должен это думать, - возразил Том, нежно гладя ее но голове. - Тут дело не о мнении. Но что с тобою? - сказал он взглянув на нее пристальнее: - Как ты раскраснелась! Ты плакала?

-- Нет, Том.

-- Как нет? Вздор! Разве я не вижу? В чем же дело, милая? Я уж больше не у мистера Пексниффа; я приехал в Лондон, чтоб здесь пристроиться; если ты несчастлива (что мне кажется очень ясным, хотя ты и не говоришь этого, чтоб меня не огорчить), так тебе не зачем оставаться в здешнем доме.

-- Мы поговорим об этом, Том, - сказала Руфь, целуя своего брата, чтоб его успокоить. - Я боюсь, что не могу оставаться здесь.

-- Не можешь? Так и не останешься, честное слово. Не бывать этому!

Восклицания его были прерваны приходом лакея, который объявил ему, что господин его желает с ним говорить и с мисс Пинч также.

-- Куда идти? - сказал Том.

Лакей ввел их в соседнюю комнату, откуда сейчас только раздавался шум голосов. Там они нашли джентльмена средних лет, очень надменного и надутого; даму также средних лет, с сердитым лицом, в состав которого несомненно входили крахмал и уксус, и старшую ученицу мисс Пинч, которая плакала и всхлипывала от злости.

-- Мой брат, сударь, - сказала Руфь Пинч, робко представляя его.

-- О! - воскликнул джентльмен, внимательно взглянув на Тома. - Вы действительно брат мисс Пинч? Извините этот вопрос. Я не замечаю никакого сходства между вами.

-- У мисс Пинч есть брат, я это знаю, - заметила дама.

-- Мисс Пинч всегда толкует о своем брате, вместо того, чтоб заботиться о моем воспитании, - прохныкала ученица.

-- Софья, молчать! - сказал джентльмен. - Сядьте, если вам угодно, - обратился он к Тому.

Том сел и в немом удивлении смотрел на присутствующих.

-- Останьтесь здесь, мисс Пинч, - продолжал джентльмен, слегка взглянув через плечо.

Том встал, подал сестре своей стул и снова уселся.

-- Я доволен тем, что вы сегодня посетили свою сестру, сударь, - заговорил литейщик. - Мне неприятно сказать вам, что мы не очень довольны ею.

-- Мы ею очень недовольны, - заметила дама.

-- Я ни за что не хочу учиться у мисс Пинч! - прохныкала ученица.

-- Софья, молчать! - вскричал отец.

-- Вы позволите мне узнать, чем именно вы недовольны? - спросил Том.

что она ее не уважает. Мисс Пинч не имеет в себе ничего, что бы внушало моей дочери уважение или доверенность. Теперь, - продолжал джентльмен, важно опуская ладонь на стол: - я утверждаю, что в этом что нибудь радикально не так! Вы, как брат, может быть, станете опровергать.

-- Извините, сударь, - возразил Том: - напротив, я уверен, что тут именно что нибудь чудовищно не так!

-- Боже милосердый! - вскричал джентльмен, озираясь с достоинством: - Что же я нахожу! До чего довела слабость мисс Пинч! Что, как отец, должен я был чувствовать, когда, желая, чтоб дочь моя говорила с приличным выражением и держала себя вежливо, отдаленно с низшими, я слышу сегодня, что она называет свою же наставницу "нищею"!

-- Да, каково! - сказала дама.

-- Какое грубое, низкое, неблагородное выражение! - вскричал джентльмен.

-- Самое неблагородное! - воскликнул Том.

-- Еслиб, сударь, - продолжал джентльмен, понизив голос для большей выразительности: - еслиб я не был уверен, что масс Пинч сирота и беззащитная молодая особа, то я бы в ту же минуту прекратил с нею все сношения.

-- Послушайте, сударь! - вскричал Том, не, могший долее выдержать: - пусть такия обстоятельства не имеют на вас влияния, прошу вас. Они не существуют, сударь. Она не беззащитна и готова отправиться, не медля ни минуты. Руфь, мой друг, надень шляпку!

-- О, какое милое семейство! - вскричала дама. - О, конечно, он её брат! Нет никакого сомнения!

-- Так же мало сомнения, как и в том, что это дитя воспитано вами, а не моею сестрою. Руфь, моя милая, надень же шляпу!

-- Когда вы, молодой человек, - надменно сказал литейщик: - уверяете так дерзко, - хоть я и не снисхожу до внимания к вашей дерзости, - что дочь моя воспитана кем нибудь, кроме мисс Пинч, то вы... считаю лишним продолжать. Вы меня понимаете, без сомнения.

-- Сэр! - возразил Том, посмотрев на него пристально: - если вы не понимаете моих слов, так я объясню их, прося между прочим воздержаться от неприличных выражений. Я разумел то, что никто не в праве ожидать от своих детей уважения к тому, что он сам унижает.

-- Ха, ха, ха! Какая старая песня!

-- Очень старая, сударь, но тем не менее справедливая. Ваша гувернантка не может пользоваться доверенностью и уважением ваших детей, если вы отказываете ей в этом сами.

-- Надеюсь, что мисс Пинч надевает шляпку, милая?

-- Я уверен, что надевает, - отвечал Том, предупреждая жену литейщика. - А между тем, обращаюсь к вам, сударь. Я говорю вежливо, хотя и не могу сказать того же о вашей манере говорить со мною. Я желаю высказать вам всю истину.

-- Все, что хотите, молодой человек, - возразил джентльмен, зевая. - Милая, деньги мисс Пинч!

-- Когда вы говорите, - продолжал Том с подавленным негодованием: - что сестра моя не имеет в себе ничего, что бы внушало вашим детям почтение, то я скажу вам, что вы не правы: она имеет все нужные для этого качества. Она воспитана и научена ничем не хуже какой бы то ни было нанимательницы гувернанток. Но если вы ставите ее в невыгодное положение относительно всей прислуги вашего дома, то как, если у вас есть здравый разсудок, не можете вы понять, что положение её вдесятеро хуже, относительно ваших детей?

-- Право, недурно! Очень недурно! - восклицал джентльмен.

-- Очень дурно с вашей стороны, сударь; очень дурно, жестоко и неблагородно.

-- Вы говорите необыкновенно дерзко, колодой человек!

пока сестра моя приготовится.

И, не дождавшись ответа, Том вышел в сильном волнении.

Прежде, чем он успел простыть, Руфь присоединилась к нему. Она плакала.

-- Не плачь, друг мой, - сказал Том:--они подумают, что ты сожалеешь, оставляя этот дом. Ведь тебе не жаль?

-- Нет, Том. Я давно желала оставить их.

-- Так что-ж и плакать?

-- Я жалею о тебе, Том.

-- Ты должна радоваться за меня, потому что я буду вдвойне счастлив с тобою. Подними голову. Вот так! Теперь мы выходим отсюда, как следует. И Том вышел за ворота с таким гордым и решительным видом, что привратник едва узнал его.

-- Куда мы идем, Том? - спросила Руфь, когда они прошли некоторое разстояние.

Вопрос этот озадачил Тома:

-- Ах, Боже мой! Я и сам не знаю.

-- Но разве ты... разве ты не живешь где-нибудь? - спросила Руфь, пристально глядя в глаза своему брату.

-- Нет. Теперь еще нет. Я приехал только сегодня утром. Нам надобно нанять себе квартиру.

Он не сказал ей, что остановился у Джона, и что не мог поместить её у него, потому что не хотел огорчать ее мыслью, что она его обременяет. Ему не хотелось также привести в затруднение гостеприимного Джона Вестлока, оставя ее где нибудь, пока бы сам он уведомил своего приятеля о случившейся перемене обстоятельств. Поэтому он с твердостью повторил - нам нужно отыскать себе квартиру. Как бы ты думала, где лучше?

Сестра Тома знала об этих вещах не больше его. Она положила в его карман свой маленький кошелек и не сказала ничего.

-- Я думаю, что в здешних местах недорого, - сказал Том: - да и недалеко от Лондона. Что ты, например, скажешь об Ислингтоне?

-- Я думаю, что Ислингтон прекрасное место.

-- Так туда?

-- Если там недорого.

-- Разумеется, если недорого. Идем!

еще осталось у них недосказанного, когда они прибыли в Ислингтон.

-- Ну, - сказал Том: - нам надобно наперед найти улицу поскромнее, а потом заглядывать, нет ли в окнах билетиков.

Скитаясь взад и вперед в продолжение нескольких часов, осмотрев квартир с двадцать, из которых ни одна не приходилась по их вкусу или средствам, они утомились до крайности. Наконец, однако, в каком то странном старинном домике, в глухом переулке, нашли они две маленькия спальни и треугольною гостиную с мебелью, что показалось им очень удобным. Они немедленно приняли во владение новое жилище, заплатив за неделю вперед.

Решив этот важный пункт, Том и сестра его отправились к пекарю, к мяснику и в другия лавки, с боязливым безпокойством при помышлении о хозяйственных заботах; они советовались между собою насчет своих маленьких заказов и терялись при малейшем намеке лавочника. Возвратившись в треугольную гостиную, сестра Тома бегала взад и вперед, хлопотала, суетилась, подбегала к брату, чтоб поцеловать его, - и добрый Том потирал руки и был счастлив, как будто весь Ислингтонь принадлежал ему.

Было уже поздно, и Том должен был исполнить обещание свое Вестлоку. А потому, уговорившись с сестрою, что они поужинают в девять часов, и в добавок, бараньими котлетами, хоть и не обедали, он вышел, чтоб рассказать Джону все эти происшествия.

-- Я сразу семейный человек, - думал Том. - Еслиб только удалось как нибудь устроиться, найти себе какое нибудь дело... О, тогда бы мы зажили с Руфью! Но нечего унывать, не попытав счастья. Клянусь душою, - разсуждал он, прибавляя шагу: - что должен думать обо мне Джон? Он, пожалуй, безпокоится, чтоб со мною чего нибудь не случилось.