Жизнь и приключения Мартина Чодзльвита.
Глава XXXV. Прибыв на родину, Мартин присутствует при церемонии, из которой извлекает утешительное заключение, что его не забыли в его отсутствие.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Диккенс Ч. Д., год: 1844
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения Мартина Чодзльвита. Глава XXXV. Прибыв на родину, Мартин присутствует при церемонии, из которой извлекает утешительное заключение, что его не забыли в его отсутствие. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава XXXV. Прибыв на родину, Мартин присутствует при церемонии, из которой извлекает утешительное заключение, что его не забыли в его отсутствие.

В полдень, в момент полной воды, в том английском порте, куда шел "Скрю", бросил он якорь в реке.

Путешественники наши с восторгом увидели родину. Прошел год с тех пор, как те же шпицы и крыши исчезли за ними в тумане отдаления. Глядя на знакомые предметы, они удивлялись тому, что все так мало переменилось. Год тому назад, они пускались в путь бодрые и здоровые, с надеждами на будущее. Теперь; они возвратились бедными, после тяжких страданий, но возвратились "на родину". А слово это имеет глубокое значение!

Высаженные на берег с весьма малым запасом денег и без всякого определенного плана на счет будущих действий, они отыскали дешевую таверну и принялись угощаться дымящимся бифштексом и пивом, с таким наслаждением, к какому могут быть способны только люди, пришедшие с моря. Насытившись, они расшевелили в камине уголья, отдернули от окна занавеску и, разсевшись в креслах, принялись глазеть на улицу, поставя между собою по стакану горячого грога.

Комната их принадлежала к числу тех непостижимых каморок, которые существуют только в тавернах и обязаны своим изобретением удобству, с которым архитектор мог напиваться, не прерывая их построения. В ней было больше углов, нежели в черепе человека упрямого; тьма чудных ящиков и комодов, куда нельзя было класть ничего, что бы не было нарочно изобретено для такого помещения. Комната находилась несколько ниже мостовой, так что мальчишки находили очень удобным показывать сидящим в ней свои языки, как медикам.

Мартин и Марк смотрели на прохожих и по временам разсуждали о том, куда им направить первые шаги свои,

-- Разумеется, нам нужно прежде всего видеть мисс Мери, - сказал Марк.

-- Разумеется; но я не знаю, где она, - возразил Мартин. - Я не имел духа писать о наших бедствиях, а потому не слыхал о ней ничего с тех пор, как мы выехали в первый раз из Нью-Иорка.

-- По моему, сударь, мы отправимся прямо к "Дракону". Вам там нечего делать, и вы можете остановиться миль за десять. А я пойду. Мистрис Люпен и мистер Пинч разскажут мне все новости. Я предлагаю пуститься в путь пешком сегодня же после обеда. Мы можем остановиться, когда устанем; продолжать итти, когда поотдохнем - все это будет очень дешево.

-- По неволе приходится путешествовать дешево, когда иначе нельзя, дружище.

-- Тем больше причин не терять времени. А потому, когда вы увидите молодую мисс и узнаете, в каком расположении духа старый джентльмен, тогда вы увидите, что надобно делать.

-- Без сомнения. ничто не может быть умнее.

Они поднимали к губам свои стаканы, но вдруг руки их остановились, и взгляды приковались к одной фигуре, которая медленно и в задумчивости проходила мимо окна.

Это был мистер Пекснифф - спокойный, безмятежный, но гордый, - честно-гордый, - одетый особенно тщательно и улыбающийся восхитительнее обыкновенного.

Когда он прошел, кто то из шедших по противоположному направлению приостановился, чтоб посмотреть ему вслед с большим почтением, почти с благоговением. Трактирщик выскочил на улицу, присоединился ко второму лицу, поговорил с ним, важно покачал головою, и также почтительно посмотрел вслед мистеру Пексниффу.

Мартин и Марк глядели друг на друга, едва веря своим глазам, и, наконец, разсмеялись.

-- Надобно разведать об этом! - сказал Мартин. - Позови сюда хозяина, Марк.

Мистер Тэпли немедленно привел головастого трактирщика.

-- Послушайте, хозяин! - сказал Мартин. - Кто этот джентльмен, который сейчас прошел и на которого вы так пристально смотрели?

-- Это, джентльмены, великий мистер Пекснифф! Знаменитый архитектор, джентльмены!

Он засунул руки в карманы и смотрел то на одного, то на другого, как будто готовясь помочь тому из них, кто упадет в обморок от этого известия,

-- Великий мистер Пекснифф, джентльмены, прибыл сюда на закладку нового, великолепного публичного здания.

-- Оно будет строиться по его плану? - спросил Мартин.

-- Великий мистер Пекснифф, знаменитый архитектор, джентльмены, получил первую премию и будет воздвигать строение.

-- Кто кладет первый камень? - спросил Мартин.

-- Какие же это интересы? - спросил Мартин.

-- Как? Вы не знаете? - возразил трактирщик.

Дело было ясно, что и сам он знал не больше. На выборах ему всегда говорили, что он должен взять джентльменскую сторону, и он надевал сапоги с отворотами и подавал свой голос.

-- Когда же будет церемония? - спросил Мартин.

-- Сегодня, - потом вынув часы, трактирщик прибавил выразительно: - даже почти сию минуту.

Мартин поспешно спросил, можно ли будет присутствовать при ней, и, получив утвердительный ответ, увлек за собою Марка со всевозможною поспешностью.

Им удалось забраться в благоприятный уголок, из которого они могли видеть все, не опасаясь быть замеченными Пексниффом. Они поспели как раз во время, потому что тотчас же послышался в некотором разстоянии большой шум, и все обратили взоры к воротам.

-- Не будет ли с ним Тома Пинча? - шепнул Мартин Марку.

-- Вряд ли Тому сделают такую честь, - отвечал тот.

В это время вошли процессией дети Человеколюбивой Школы по два в ряд и в чистом белье. За ними следовал оркестр музыки, предводительствуемый добросовестным барабанщиком, который не дозволял себе ни минуты отдыха. Потом вошло множество джентльменов с посохами в руках и бантиками на груди; за ними следовал мэрь с гильдией, окружавший "члена за джентльменский интерес", который вел под руку великого архитектора. Дамы замахали платками, джентльмены шляпами, дети человеколюбия закричали, и член за джентльменский интерес поклонился.

Когда возстановилось молчание, член за джентльменский интерес потирал руки и озирался с самодовольствием, по временам отпуская мимолетные замечания мэру или Пексниффу. При каждом слове, при каждом движении члена, та или другая из дам с восторгом махала носовым платком. Мистер Пекснифф также возбуждал общее любопытство и общий восторг.

Принесли серебряный ушатик. Член за джентльменский интерес, засучив рукава, наложил в него извести и все единодушно рукоплескали. Потом принесли маленькую вазу с монетами, которыми член забренчал, как будто готовясь делать заклинание. Когда все это было положено в ямку на нижнем фундаменте, один классик прочитал надпись на латинском языке, которая глубоко тронула присутствующих. Потом опустили приподнятый на талях основной камень, среди веселых восклицаний, и член за джентльменский интерес ударил по нему трижды. После этого мистер Пекснифф развернул свои планы, и все столпились к нему, чтоб их разсматривать и ими восхищаться.

Мартин, которого подергивало во все это время, не мог удержать своего нетерпения: он протолкался вперед с прочими и заглянул на планы через плечо мистера Пексниффа. Потом он возвратился к Марку, кипя бешенством.

-- Что вы? В чем дело, сударь? - вскричал Марк.

-- Бездельник! Это мое строение!

-- Ваше строение, сударь?

-- Да, мое. Я сочинил и составил этот план школы. А этот негодяй прибавил только четыре окна и перепортил все!

Марк едва мог верить, но должен был почти насильно удерживать Мартина, пока не простыл первый порыв его негодования. Между тем, член обратился к присутствующим с речью, в которой объявил, что хотя и часто возвышал голос свой в парламенте в пользу интереса джентльменов и дам, но никогда не говорил с таким чистым и безпримерным восхищением, как теперь, тем более, что сегодняшний день доставил ему случай познакомиться лично с джентльменом - он показал на Пексниффа, которого приветствовали громкими криками и который положил руку на сердце.

-- С джентльменом, - продолжал член: - которого слава до меня достигла, но которого глубокомысленной физиономии я не имел отличной чести видеть, и которого умною беседою я не имел полезного удовольствия наслаждаться.

Рукоплескания и крики сильнее прежнего.

-- Друзья мои!--отвечал мистер Пекснифф: - обязанность моя строить, но не говорить: трудиться с мрамором, камнем и кирпичем, а не словами. Я тронут до глубины сердца. Бог да помилует вас!

Слова его произвели энтузиазм неописанный. Носовые платки замахали во всех направлениях. Детям человеколюбия сказали, чтоб каждый мальчик из них стремился сделаться Пексниффом. Свита мэра, джентльмены с посохами, член за джентльменский интерес, огласили воздух криками: "ура! Пекснифф!" которые повторялись до бесконечности.

Короче, все предполагали, что Пекснифф совершил дело великое, дело невознаградимое. Когда процессия тронулась назад, Мартин и Марк остались вскоре почти одни у краеугольного камня.

-- Сравни сегодняшнее положение этого человека с нашим! - горько сказал Мартин.

-- А между тем...

-- А между тем, сударь, нам еще много дела и далеко идти. А потому скорее и веселее!



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница