Жизнь и приключения Мартина Чодзльвита.
Глава XXXIV, в которой путешественники едут домой и встречаются на пути с несколькими замечательными лицами.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения Мартина Чодзльвита. Глава XXXIV, в которой путешественники едут домой и встречаются на пути с несколькими замечательными лицами. (старая орфография)

Глава XXXIV, в которой путешественники едут домой и встречаются на пути с несколькими замечательными лицами.

В числе пассажиров парохода быль один немощный джентльмен, сидевший на низких складных креслах, протянув ноги на высокую мучную бочку. Черные, жесткие волосы его были разделены пробором посередине головы; на подбородке маленький клочек шерсти. Он был в белой шляпе и без галстуха, в черном костюме с длинными рукавами и коротеньких брюках, в грязных чулках и полусапожках. Ему была лет около тридцати пяти, и он, повидимому, не имел привычки ни умываться, ни переменять белье. Он сидел под тенью огромного зеленого зонтика и пережевывал заткнутую за щеку жвачку табака.

Все это еще не доставляло ему права на особенное внимание потому что большая часть остальных джентльменов была, повидимому, также в раздоре с прачками и также оставила омовение еще с ранних детских лет. Но этот джентльмен отличался глубокомысленным челом, так что Мартин сразу счел его необыкновенным человеком, что впоследствии оказалось справедливым.

-- Как вы поживаете, сударь? - сказал голос под ухом Мартина.

-- Как вы поживаете, сударь? - отвечал Мартин.

То был высокий и тощий джентльмен в шерстяной шапке и широком долгополом зеленом сюртуке с отороченными черным бархатом карманами.

-- Вы из Европы, сударь?

-- Да.

-- Вы счастливы, сударь.

Мартин подумал то же самое, но вскоре убедился, что джентльмен подразумевает не то, что он думал.

-- Вьт, сударь, счастливы, что имеете случай видеть нашего Эляйджа Погрема, сударь.

-- Вашего Эляйджапогрема! - возразил Мартин, думая, что это одно слово, и что дело идет о каком нибудь здании или тому подобном.

-- Да, сударь.

Млртин старался казаться понимающим, но не постигал в чем дело.

-- Да, сударь, - повторил джентльмен. - Наш Эляйджа Погрем сидит теперь подле котла машины, сударь.

Джентльмен под зонтиком приложил к брови указательный палец, как будто перебирая в уме государственные вопросы.

-- Это Эляйджа Погрем? - спросил Мартин.

-- Да, сударь, он самый.

-- Ах Боже мой! Удивляюсь...

Ведь это че...ло, сударь!

-- Очень замечательное!

-- Да, сударь. Когда наш безсмертный Чиггль делал его мраморную статуэтку, которая расшевелила в Европе столько предразсудков, он сказал, что это чело больше нежели смертное. А это случилось до погремского вызова, сударь.

-- Что это за погремский вызов?

-- Речь, сударь.

-- О! неужели? Она вызывала...

-- Весь свет, сударь. Вызывала весь свет на состязание с нами, сударь; она развернула наши внутренние способы к борьбе со вселенною. Вы бы желали познакомиться с Погремом, сударь?

-- Если вы будете так добры...

-- Мистер Погрем! - сказал ему незнакомец (а мистер Погрем слышал каждое слово разговора его с Мартином): - вот джентльмен из Европы, сударь, из Англии, сударь.

Мистер Погрем машинально протянул руку.

-- Мистер Погрем человек публичный, сударь, - сказал представлявший Мартина джентльмен. - Когда конгресс распущен, он путешествует, чтоб ознакомиться с теми свободными Соединенными Штатами, которых он даровитый сын.

Через несколько минут, мистер Погрем встал, выплюнул некоторые следы жевания табака, уселся снова и заговорил с Мартином:

-- Как вам нравится...

-- Ваше отечество, вероятно?

-- Да, сударь.

Толпа пассажиров окружила его и члена конгресса. Мартин слышал, как новый приятель его шепнул кому-то: Погрем зашибет его до синих припадков, наверное!

-- Что ж, - сказал Мартин после краткого размышления. - Я по опыту знаю, что вы любите только одного рода ответы на такие вопросы. - Так как я не могу отвечать по вашему желанию, то лучше желал бы не отвечать вовсе.

Мистер Погрем запомнил этот ответ, чтоб после вклеить его в какую нибудь речь насчет иностранных сношений, и продолжал:

-- Вы из Эдема, сударь? Как вам понравился Эдем?

Мартин высказал свое мнение в довольно сильных выражениях.

-- Удивляюсь! - возразил Погром, оглянувшись на присутствующих. - Удивляюсь их ненависти к нашему отечеству и его узаконениям!

-- Я разсчитываю, что мнение ваше происходит от зависти и предразсудков, а отчасти от неспособности Британцев оценят высокия установления нлшего отечества, - сказал Потрем с разстановкою. - Ожидаю, сударь, что в вашем помещении был один джентльмен, по имени Чоллопь, когда вы жили в городе Эдеме?

-- Да, - отвечал Мартин. - Но приятель мой может лучше меня отвечать на ваш вопрос, потому что я был тогда очень болен. Марк, этот джентльмен говорит о мистере Чоллопе.

-- О, да, как же, сударь. Я его видел, - заметил Марк.

-- Великолепный образчик нашего сырого материала, сударь? - спросил его Погром.

-- Действительно, сударь!

Погрем взглянул на окружающих, которые изъявили уважение к его гению одобрительным ропотом. Он продолжал:

-- Наш соотечественник, образец человека, вышедшого из литейной природы! Он истинный сын нашего свободного полушария! Он зелен, как горы нашей родины. Может быть, он суров и дик, - но таковы наши буйволоводцы. Он истинное дитя природы и дитя свободы!

Мистер Погрем дал своим слушателям время успокоиться и потом сказал Марку:

-- Вы не сочувствуете, сударь?

-- Сказать правду, сударь, я его не очень любил, - отвечал Марк. - Он казался мне буяном; да кроме того, я не восхищался его маленькими семиствольными убедителями и готовностью употреблять их в дело.

-- Странно! Удивительно! - возразил Погрем, подняв свой зонтик так, чтоб можно было видеть из под него всех присутствующих. - Замечаете ли вы постоянною оппозицию, которая господство ет в британских умах?

Мартин хотел возражать, но в это время колокол возвестил обед. Все о стремились в каюту. Мистер Погрем заторопился так, что забыл сложить зонтик, который засел в люке, так что его нельзя было ни вытащить назад, ни просунуть вперед. Свежий натиск голодных граждан напер сзади; зонтик смяли и уничтожили, и через несколько секунд Мартин очутился подле Погрема за столом. Граждане поглощали съестные припасы с обычною прожорливостью. Сам мистер Погрем минуты с четыре валил в себя огромные куски всего, что ему только попадалось под руку; он обнаруживал алчность ворона.

После обеда все вышли наверх, зажевали свои жвачки и закурили с обычным усердием.

После скучного перехода, продолжавшагося несколько дней, пароход прибыл к той самой пристани, от которой Мартин и Марк отвалили в Эдем. Капитан Кеджик, трактирщик, стоял там и очень удивился, увидя их в числе пассажиров.

-- Ну, ради Предвечного! - воскликнул он. - Вот чему я удивляюсь, право!

-- Надеюсь, капитан, что мы можем прожить в вашем доме до завтрашняго дня? - спросил Мартин.

-- Я разсчитываю, что вы можете прожить у меня хоть целый год, если вздумаете. Однако, нашим не понравится то, что вы воротились сюда.

-- Отчего же, капитан?

-- Они ожидали, что вы там поселитесь. Обманулись же они

-- Что вы хотите сказать? - спросил Мартин.

-- Любезный друг, да разве я желал этого? Разве это зависело от меня? Разве не вы же говорили мне, что мне грозить их мщение, если я не приму их?

-- Я уж этого не знаю, - возразил капитан.

После чего он приотстал и пошел с Марком, а Мартин и Эляйджа Погрем вошли в национальный отель

-- Мы воротились живые! - сказал Марк

-- Я ожидал не того, - проворчал капитан Кеджик. - Наши фешенебли не пошли бы на его "прием", еслиб это предчувствовали.

Капитан был очень недоволен тем, что Мартин и Марк не умерли в Эдеме. Постояльцы его "отеля" сочувствовали ему вполне. Но, к счастью Мартина, внимание их было развлечено внезапным намерением почтить торжественным посещением мистера Эляйджа Погрема.

Так как общий вечерний чай уже кончился до прибытия парохода, Мартин, Марк и Погрем сели за чай отдельно; вдруг Вошла депутация, составленная из шести джентльменов постояльцев и весьма голосистого мальчика.

-- Сэр! - сказал оратор депутации.

-- Мистер Погрем! - резко прокричал мальчик.

Оратор представил мистеру Погрему голосистого мальчика:

"Доктор Джайнри, сударь, - джентльмен с высокими поэтическими началами, сударь. Мы считаем его важным приобретением, сударь, уверяю вас... А вот мистер Джодд, сударь. Мистер Идзерд, сударь. Мистер Биб, сударь. Полковник Гропер, сударь. Профессор Пайпер, сударь. Мое имя, сударь, Оскар Боффум.

По мере того, как оратор склонял эти имена, каждый выступал вперед, кивал Погрему головою, пожимал ему руку и снова отступал назад.

-- Сэр! - снова начал оратор.

-- Мистер Погрем! - кричал голосистый мальчик.

-- Не лучше ли, доктор Джайнри Донкль, - сказал оратор со взглядом безнадежности: - если вы возьмете за себя исполнение возложенного на нас маленького, поручения?

Голосистый мальчик этого и желал. Он выступил вперед.

-- Мистер Погрем! Сэр! Горсть ваших сограждан, сударь, услышав о прибытии вашем и чувствуя патриотический характер ваш служить великой республике, желает иметь приятность созерцать вас. А потому, сударь, в знак их уважения, они желают воспользоваться вашим обществом в восемь часов, в дамской общей комнате!

Мистер Погрем поклонился и отвечал: - Сограждане!

-- Хорошо! Слушайте! Прекрасно! - громко закричал полковник Гропер.

Мистер Погрем поклонился Гроперу отдельно.

-- Слушайте, слушайте! Прекрасно! Отлично! - кричал Гропер.

-- Имя Погрема с гордостью присоединится к вашим именам. Пусть будет написано на моей гробнице: он был членом конгресса и ревностно исполнял долг свой.

-- Комитет, сударь, будет ждать вас за пять минут до восьми! - прокричал голосистый мальчик. - Прощайте, сударь!

Мистер Погрем пожал им всем руки, и они ушли.

За пять минут до восьми часов, мистер Погрем освежившись и причесавшись так, как изображено на его статуе, отправился в общую дамскую вместе с комитетом. Член конгресса был встречен рукоплесканиями джентльменов и дам и криками: "Погрем, Погрем!"

-- Мы попросим вас, почтенный сэр, прислониться спиною в угол залы, чтоб было больше места тем, которые желают вас видеть, - сказал ему Оскар Боффум. Мистер Погрем исполнил его желание.

Начался "прием". Джентльмены приводили дам и других джентльменов, спрашивали Погрема, что он думает о таком-то или таком политическом вопросе; смотрели на него и смотрели друг на друга. Дамы разсматривали его с своих стульев в лорнеты и говорили вслух: "Ах, еслиб он заговорил! Отчего он не говорит? Скажите ему, чтоб он говорил!" И Эляйджа Погрем взглядывал на дам и отпускал заговаривавшим с ним сенаторския фразы. Но главною целию общества было, повидимому, то, чтоб не выпускать Погрема из его угла; и он стоял там, как прикованный.

Шум у дверей возвестил о прибытии какой то необыкновенной особы. Один пожилой джентльмен, разгоряченный до крайности, пробился до мистера Погрема и закричал из всей мочи:

-- Сэр! Мистрисс Гомини!

-- Эта женщина опять здесь, - сказал Мартин своему Ком., с которым они стояли в уютном месте, удобном для наблюдений.

Все разступились перед "матерью новейших Гракхов". Мистрисс Гомини, с аристократическою походкой, в классическом чепце, с красным носовым платком и сложенными руками, медленно направилась к восхищенному Погрему. Все умолкли, ожидая чего нибудь необычайно интересного.

Когда прошли первые приветствия, мистрисс Гомини безжалостно атаковала Погрема вопросами о поданном им однажды голосе, потом о тарифе, коммерческом трактате, о границах, ввозе и вывозе товаров, и тому подобном. Погрему пришлось круто.

В это время, принесли ей записочку, которую она немедленно прочитала вслух. Дело состояло в том, что две литературные соотечествепницы матери новейших Гракхов просили ее представить их знаменитому патриоту, мистеру Погрему.

Мистрисс Гомини поспешно встала и вышла. Через несколько минут, она величественно ввела в залу двух дам и представила их члену конгресса: - Мисс Топпит и мисс Коджер!

На одной из дам был каштановый парик необъятных размеров. На лбу другой, был приделан невидимыми средствами массивный камей с изображением вашингтонского капитолия.

-- Быт представленною Погрему таким существом, как Гомини, - заговорила мисс Коджер: - доставляет трогательный момент по впечатлению, оказываемому им на то, что мы называем нашими чувствами. Погрем или Гомини, или всякое деятельное начало, которому мы даем такое название, есть само по себе верховный изыскивающий дух, свет покинутый, слишком обширный и яркий для входа в него в такой непредвиденныи кризис!

-- Дух и вещество, - сказала дама в парике: - скользят быстро в пучину неизмеримости. Воет высокое, и тихо покоится сладостный идеал в шепчущих чертогах воображения. Сладостно слышать это. Но тогда смеется суровый философ, и видение исчезает...

После таких предварительных речей, обе поочереди поцеловали руку мистера Погрема, как патриотическую пальму. Потом мистрисс Гомини потребовала стульев, и все три принялись за Погрема, чтоб заставить его показаться в самом выгодном свете. Громкия слова и звучные фразы сыпались и плескались; голосистый мальчик несколько раз отирал слезы, и комитет член конгресса нашел возможность убраться в постель; доктор Джайнри прибежал в контору газеты и тотчас же написал стихи в честь прошедшого торжественного собрания. Стихи начинались четырнадцатью звездами и имели заглавием "Отрывок, внушенный философическою беседою великого Погрема с тремя прекраснейшими дочерьми Колумбии".

На другой день, Мартин и Марк, продав за безценок купленные ими вещи тем же купцам, от которых оне были взяты, тронулись по пути к Нью-Иорку. Погрем ехал вместе, в том же вагоне железной дороги.

Мистер Бивен извещал Мартина в письме своем, что в известное время, в известной гостинице, в Нью-Иорке, он будет ожидать их с нетерпением. Случилось, что срок пребывания его в городе еще не прошел, так что они нашли своего друга и спасителя, принявшого их с сердечною радостью.

-- Вместо того, чтоб считать, что я оказал вам услугу, - возразил Бивен: - я должен упрекать себя за то, что был невинною причиною ваших несчастий. Но я никак не воображал, что вы решитесь отправиться в Эдем.

-- Лучше не говорить об этом, почтенный друг мой; дело в том, что я поступил, как безумный. Марк не имел даже голоса в этом деле.

-- Что ж! Он, кажется, и вообще не часто имел голос, не правда ли? - возразил Бивен, смеясь с видом человека, понявшого и Мартина, и Марка.

-- Вы правы, к стыду моему. Но век живи и век учись мистер Бивен! Почти умирай и учись - тогда научишься еще скорее.

-- Теперь, - сказал Бивен: - поговорим о ваших планах Вы намерены возвратиться в Англию?

-- О, без сомнения! И вы также думаете, надеюсь?

-- Разумеется. Я не постигаю, зачем вы сюда приехали. Вы не знаете, что "Скрю", на котором вы прибыли вместе с генералом Флэддоком, в здешнем порте?

-- Неужели?

-- Да. Объявлено, что он завтра уходит.

Такия новости сильно подействовали на Мартина. Он знал что на "Скрю" ему не найти себе никакой должности, а денег, вырученных за продажу вещей, не доставало на уплату и четверти доли той суммы, которую он уже занял; употребить же эта деньги на плату за переход он не решался. Он объяснил все это мистеру Бивену.

-- Ну, видно, что вы из Эдема! - возразил тот. Возьмите себе место в передней каюте и останьтесь мне должным еще несколько долларов. Вот и все. Пусть Марк сходит туда и узнает, много ли там пассажиров; если в каюте можно поместиться, не задохнувшись - идите, вот мой совет. А между тем, мы с вами оглядимся здесь... К Норрисам мы не пойдем, разве если вы этого пожелаете; а потом втроем пообедаем.

Мартину оставалось только благодарить его. Но он вышел а минуту из комнаты и просил Марка, чтоб тот непременно взял место на "Скрю", хотя бы им пришлось валяться на голой палубе, и мистер Тэпли обещал это исполнить

После того, оставшись наедине с Мартином, Марк сообщил ему с большим самодовольствием:

-- Я надул мистера Бивена!

-- Мистера Бивена?

-- Повар с нашего "Скрю" вчера женился и останется на берегу; а когда я пришел на судно и меня узнали, то подходит ко мне мет {Mate - помощник капитана на купеческих судаи.} и спрашивает, хочу ли я занять место повара, - потому, говорит, что всегда варил всем.

-- Что же ты сказал?

-- Разумеется, согласился! А жалованье мое, сударь, - прибавил Марк с восхищением заплатит и за ваше место. Я уже взял вам каютку. Rule Britannia! Британцы дуют домой!

-- Не видал еще я такого малого, как ты! - воскликнул Мартин, схватив его за руку. - Но как же ты надул мистера Бивена?

-- А вот как! Мы, знаете, не скажем ему об этом ни слова. Возьмем у него деньги, но не станем тратить их и не станем держать их у себя. Мы напишем ему записку, объясним в чем дело, положим туда деньги и оставим в буфете, чтоб ему отдали, когда мы уйдем. Понимаете?

забыв все прежния страдания.

-- Прощайте, прощайте!--сказал Мартин их общему приятелю. Как мне отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали?

-- Если вы когда нибудь сделаетесь человеком богатым и могущественным, - возразил тот: - вы постараетесь, чтоб правительство ваше заботилось побольше о своих поданных, которые отправляются жить за морями. Вы понимаете по опыту, к чему ведет безразсчетная эмиграция, и какое зло можно отвратить без больших трудов!

Веселее, ребята веселее! Судно под всеми парусами и бугшприт его направляется прямо к Англии. Америка остается уже облаком за его кормою!