Жизнь и приключения Мартина Чодзльвита.
Глава XXXVIII. Тайная служба.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения Мартина Чодзльвита. Глава XXXVIII. Тайная служба. (старая орфография)

Глава XXXVIII. Тайная служба.

Идучи по Сити с своим сантиментальным спутником, мистером Моддлем, Том Пинч заглянул в лицо и коснулся изношенного рукава Педжета, таинственного человека Англо-Бенгальского Общества Застрахования Жизни и Займов. Мистер Педжет, разумеется, исчез из воспоминания Тома, потому что Том его не знал и никогда не слыхал его имени.

Мистер Педжет мог пройти мимо Тома десять тысяч раз, мог знать в подробности его лицо, имя, занятия и характер; а между тем не подозревать нисколько, чтоб Том принимал участие в каком нибудь из его таинств. Том, разумеется, мог делать то же самое с ним. Но в ту минуту, как они встретились, оба думали об одном и том же человеке; он не выходил из их мыслей и был тесно связан с их дневным приключениями, хотя с каждым в особенном роде.

Почему Том думал о Джонсе Чодзльвите, не требует объяснения. Почему он был в мыслях Педжета, - другое дело.

Но так или иначе, а милый и достойный сирота играл роль в таинственном существовании Педжета. Мистер Педжет неусыпно и неутомимо интересовался малейшими его действиями. Он наблюдал за приходом его в Контору Общества, в котором он был водворен в звании директора, и за выходом его оттуда; следил шаги по улицам; слушал, когда он говорил; сидел в кофейнях и записывал его имя в свою огромную записную книжку; писал о нем для самого себя памятные записки и потом сожигал, когда они опят попадались ему руки.

И все это было совершенною тайною, которою Педжет тщательно хранил для себя, и которой Джонс нисколько не подозревал.

Таинственные манеры этого человека обезоруживали подозрение: оне заставляли думать, что не он наблюдает за кем нибудь, а напротив, что он полагает, будто за ним следят другие. Джонс встречал его на улицах или около крыльца конторы, или у её дверей; но ему и не грезилось, чтоб этот человек медленно опутывал его ноги большою сетью.

Мистер Педжет сделал таинственно изменение в употреблении своего времени и в образе своей загадочной жизни. До сих пор он каждое утро постоянно являлся на Корнише; теперь его постоянно видели в Гольборне, выходящим из Кингегстстрита. Оказалось, что он каждое утро ходит бриться к Поллю Свидльпайпу, цирюльнику и птичнику. Теперь, повидимому, он назначали свидание никогда неприходившему лицу в лавке цирюльника; он дожидался по целым часам, спрашивал себе иногда перо и чернил, вытаскивал свою записную книжку и очень усердно хлопотал за нею иногда около часа времени. Мистрисс Гемп и Свидльпайп делали много глубокомысленных предположений насчет таинственного посетителя; наконец, они остановились на одном - что это был обанкрутившийся спекулянт.

Он назначал свидания человеку никогда неприходившему и в другом месте. Однажды его видели в буфете трактира "Траурная Лошадь", сборного места похоронных подрядчиков, где он не требовал себе ничего, говоря, что каждую минуту ждет одного джентльмена. Но джентльмен этот был так безчестен, что не являлся, а потому Педжет пришел и на другой день с таким раздувшимся бумажником, что в буфете его сочли человеком с большим состоянием. После того он каждый день повторял свои посещения и писал так много, что опорожнил в два присеста огромную чернильницу. Хотя он никогда не имел привычки разговаривать много, но будучи в числе постоянных посетителей, он познакомился с ними и потом подружился с Тэккером, помощником мистера Моульда, а потом с самим Моульдом, который откровенно называл Педжета длинноголовым человеком, сухою соленою рыбой, напилком, теркою и тому подобное, и делал его предметом многих забавных выходок.

В то же самое время Педжет говорил в конторе Англо-Бенгальского Общества, что у него тайная болезнь печени, и что ему надобно прибегнуть к доктору. Его передали Джоблингу. Хотя Джоблинг и не мог добраться до того, чем именно страдает его печень, но Педжет говорил, что печень его собственная, что она болит, и что ему это лучше известно. Таким образом, он сделался пациентом доктора Джоблинга; рассказывая ему о признаках своей болезни, он раз по десяти в день являлся в его комнате.

И всем этим занимался Педжет постоянно и скрытно; бдительность его не утомлялась ни на мгновение; он не пропускал ни одного слова, ни одного поступка Джонса; замечал все, что он оставил недосказанным и недоделанным. По всем этим признакам было несомненно, что Педжет таил какой то замысел.

Утром того самого дня, в который приключилось так много Тому Пинчу, Педжет внезапно явился в Палль-Малле, перед домом мистера Монтегю, ровно в девять часов - обыкновенное время его появления в том месте. Он позвонил украдкою, вошел в двери и запер их сам, как будто не доверяя прислуге.

Мистер Бэйли, возвестивший о нем без отлагательства, воротился с приглашением следовать за ним в комнату его "губернатора" Председатель Англо-Бенгальского Общества одевался и принял Педжета, как делового человека, который часто ходит, и которого принимают во всякое время.

-- Что, мистер Педжет?

Педжет поставили шляпу на пол и кашлянул. Бэйли вышел и запер дверь; но он этим не удовольствовался, попробовал ручку, осмотрел всю дверь и подошел шага на два к стулу, за котором сидел мистер Монтегю.

-- Что нового мистер Педжет?

-- Я думаю, сударь, что у нас есть, наконец, новости.

-- Очень рад. Я уж думал, что вы потеряли след.

-- Нет, сударь. По временам он простывал, что делать!

-- Вы сама истина, мистер Педжет. Каков успех?

-- Это уже зависит от вашего соображения, - отвечал тот, надевая очки.

-- А вы что о нем думаете? Вы довольны?

Педжет медленно потер себе руки, огляделся вокруг, погладил себя по подбородку и сказал: - Да, да, я думаю, что дело хорошее. Хотите сейчас же приняться?

Мистер Педжет медленно и с разстановками придвинул два стула, положил на один свой бумажник, потом развязал его, вытащил одну записку, показал ее Монтегю, и сам молча уселся на другой стул. В продолжение предварительных церемоний, Тиггу стоило больших усилий преодолеть свое нетерпение.

-- Я бы не желал, чтоб вы так любили записывать, мой превосходный друг, - сказал Монтегю с кислою улыбкой: - Лучше объяснять дело на словах.

-- Я не люблю слов. Мы никогда не знаем, кто нас слушает.

Мистер Монтегю хотел возражать, но Педжет подал ему бумагу и сказал с скрытным восторгом: - Начнем с начала, сударь. Возьмите сперва эту.

Председатель взглянул на нее с холодною улыбкою; но, по прочтении несколько строчек, выражение лица его начало переменяться и сделалось к концу бумаги серьезным и исполненным внимания.

-- Нумер второй, - сказал Педжет, взяв от него первую бумагу и подавая вторую. - Прочитайте нумер второй, сударь; он интересен.

Тигг Монтегю откинулся в креслах и взглянул на своего агента с таким изумлением, смешанным с безпокойствомь, что Педжет счел нужным повторить свое приглашение. Мистер Монтегю продолжал чтение и прочитал нумер второй, третий, четвертый и так далее.

Все эти документы были писаны рукою Педжета на обложках старых писем или на клочках бумаги, какие ему случалось находить под рукою. Как эти обрывки ни казались грязны, но в них заключалось много весьма важного, если указателем их значения можно было принять лицо председателя.

По мере усиления любопытства и ощущений Монтегю, увеличивалось тайное наслаждение Педжета. Он с торжеством взглядывал на чтеца и, наконец, когда тот читал последнюю бумагу, он встал и подошел к окну с самодовольным видом.

-- И это последний, мистер Педжет? - сказал Монтегю, с усилием переведя дух.

-- Да, сударь, последний!

-- Вы удивительный человек!

-- Я думаю, что дело хорошее, - возразил Педжет, собирая свои бумаги. - Это стоило мне труда.

-- Труд ваш будет хорошо вознагражден, мистер Педжет. - Педжет поклонился.

-- Тут некто оставил такой след своего копыта, какого я никак не ожидал. Могу поздравить себя с тем, что вы так мастерски умеете вести тайные дела.

-- Меня, сударь, не интересует ничто, в чем нет тайны. Я даже лишился части удовольствия, которое доставило мне это разведывание, оттого, что сообщил его вам.

-- Безценная комплекция! Мне послышалось, однако, что кто то постучался; не выглянете ли вы в окно, чтоб посмотреть, нет ли кого у наружной двери?

Мистер Педжет спрятал свой бумажник, осторожно отвел штору, выглянул в окно и сказал.

-- Мистер Джонс Чодзльвить.

-- Я так и думал!

-- Мне уйти?

-- Я думаю, что лучше. Однако, постойте! Останьтесь здесь, мистер Педжет.

Странно было видеть, как Монтегю вдруг побледнел, измелился в лице и взглянул почему-то на бритвы

-- Ведите его сюда сейчас же. Мистер Педжет, не оставляйте нас наедине. Помните! Клянусь Богом, - прибавил он шопотом: - кто знает, что может случиться!..

Сказав это, он поспешно схватил головную щетку и начал причесываться, как будто туалет его и не быль прерван. Мистер Педжет удалился к камину и начал сушить перед огоньком свой носовой платок. Он простоял таким образом все время, изредка только взглядывая через плечо на присутствующих.

-- Милый мистер Чодзльвит! - вскричал Монтегю, когда Джонс вошел. - Вы поднимаетесь вместе с жаворонками. У вас энергия выше человеческой, милый Чодзльвит!

-- Гм! Я бы рад был не вставать с жаворонками, еслиб мог. Но у меня безсонница, а потому лучше быть на ногах, чем валяться с боку на бок да считать часы, - отвечал Джонс угрюмо, садясь на стул.

-- Безсонница? Что это такое? Я решительно не понимаю этого слова, хоть и часто его слышу.

-- А это кто? А! Старый... как его! Он смотрит по обыкновению, как будто хочет спрятаться в трубу.

-- Ха, ха, ха, действительно, так!

-- Чего ему здесь нужно? Разве он не может уйти?

-- О, пусть его остается! Он здесь как старая мебель. Он приходил с донесением и ждет приказаний.

-- Он как будто боится меня, а?

-- Кажется, так! Вы яд для него. Педжет, дайте мне полотенце!

Тиггу было так же мало нужды в полотенце, как Джонсу в том, чтоб вздрогнуть. Но Педжет принес полотенце и снова удалился к камину. - Видите, любезнейший, - продолжал Тигг: - вы слишком... Что с вашими губами? Как оне побелели!

-- У меня к завтраку быль устрицы с уксусом. Где-ж оне белы? - прибавил Джонс, проворчав ругательство и натирая себе губы платком. - Я не думаю, чтоб оне были белы.

-- Теперь нет. Теперь прошло.

-- Говорите, что вы хотели сказать, и оставьте мое лицо гь покое! - вскричал Джонс сердито. - Пока я могу показывать зубы, нет нужды до цвета моих губ.

-- Совершенно справедливо! Я хотел сказать, что вы слишком скоры и деятельны для нашего приятеля. Он для вас очень робок, но хорошо делает свое дело. О, прекрасно! Так что же такое безсонница?

-- К чорту безсонницу!

-- Нет, нет, зачем же?

-- Безсонница - если кому не спится или худо спится; вот и все!

-- Вот что! И тогда ему снятся ужасные вещи, и он вскрикивает страшным образом; а когда ночью догорит свеча, то он мучится, и много тому подобного. Понимаю...

Они промолчали несколько времени. Потом Джонс заговорил:

-- Теперь мы кончили с этим ребячеством, и я хочу поговорить с вами серьезно. Я недоволен делами.

-- Прибывают хорошо, но худо выходят. До них не легко добраться. У меня мало власти; все в ваших руках. Вы забрали себе все права по каким-то законам, а мне не остается ничего. Что толку в том, что я имею голос, когда его всякий раз заглушают? И не хочу этого терпеть, - знайте.

-- Нет? - сказал Тигг вкрадчивым голосом.

-- Разумеется, нет! Я не люблю, чтоб со мною пускались на проделки.

-- Даю вам честное слово...

-- О, к чорту ваше слово! - прервал Джонс, который делался грубее по мере того, как Монтегю ему вежливо возражал чего Тиггу отчасти и хотелось. - Нужно, чтоб я имел больше власти над деньгами. Вы можете взять себе всю честь, если хотите; я не стану о ней хлопотать. Еслиб вы забрали в вашу честную голову улизнуть с кассою за границу, так мне нечем и помешать вам. Нет, хоть ваши обеды и хороши, но я не хочу, чтоб они мне так дорого обошлись.

-- Как я несчастлив, что нахожу вас в таком расположении духа! - возразил Тигг с особенною улыбкою: - а я хотел было предложить вам - для вашей же выгоды, - чтоб в рискнули еще несколько.

-- Будто бы? Ха, ха, ха!

-- Как вы добры! Так вы были бы рады принять их?

-- В восторге. Даю вам священное слово

-- И все это будет к моей выгоде?

-- И пребольшой, уверяю вас.

-- Сказать? - возразил Монтегю значительно.

-- Я думаю, что так. Странные вещи делывались и прежде в страховых обществах, а потому я хочу поостеречься.

-- Чодзльвит! - возразил Монтегю, наклонившись вперед и глядя ему прямо в лицо. - Странные дела делались и делаются каждый день, и никто их не подозревает. Но вы справедливо говорите, что и мы ведем дела странно. Иногда мы узнаем чудным образом самые удивительные вещи.

Он сделал Джонсу знак, чтоб тот поближе придвинул свой стул. Потом, оглянувшись вокруг себя, как будто желая напомнить о Педжете, начал шептать ему что то на ухо.

этого кратковременного нашептывания. Когда он, наконец, положил руку на уста Монтегю, чтоб ни один звук не достиг до ушей третьяго лица, бывшого в комнате, - рука его была так же безкровна и тяжела, как рука мертвеца.

Он отодвинулся на стуле и представлял собою зрелище ужаса, ярости и отчаяния. Он боялся говорить, смотреть, двигаться, оставаться на месте.

Собеседник его хладнокровно продолжал одеваться и кончил свой туалет, не говоря ни слова и только по временам поглядывая с улыбкою на произведенное им впечатление.

-- Так вы, мой друг Чодзльвит, не откажетесь рискнуть с нами еще несколько? - сказал, наконец, Тигг.

"нет".

есть деньги?

-- Да, есть.

-- Так вы возьметесь за мистера Пексниффа?

-- Попробую, сделаю, что могу.

Они вышли все трое. Что бы Джонс ни чувствовал относительно Монтегю, как бы он ни был убежден, что пойман, заперт, окован и упал в глубочайшую бездну гибели и разорения; какие бы мысли ни толпились тогда в его голове, - он не имел ни малейшого подозрения, чтоб от следовавшей за ними изношенный фигуры зависела его участь.