Наш общий друг.
Часть первая.
VII. Мистер Вегг ищет самого себя.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Наш общий друг. Часть первая. VII. Мистер Вегг ищет самого себя. (старая орфография)

VII. Мистер Вегг ищет самого себя.

Сила Вегг, совершая поход в Римскую империю, пробирается с ней по направлению чрез Клеркенвелл. Время вечернее; погода сырая и холодная. Мистер Вегг имеет теперь досуг немного уклониться от кратчайшей дороги, потому что он убирает свою ширмочку ранее обыкновенного с тех пор, как к ней присоединился у него новый источник дохода, и потому еще, что считал не лишним, чтобы в Павильоне поджидали его с некоторым нетерпением. "Чем дольше Боффин будет ждет меня, тем лучше будет слушать", говорит Сила, стуча деревяшкою и прищуривая сперва правый глаз, а потом левый, хотя это было почти напрасно, ибо природа и без того порядочно стянула ему веки.

"Если дела мои с ним пойдут так, как я надеюсь", продолжает Сила, ковыляя и разсуждая, "то мне ее нельзя здесь оставить. Это будет крайне неприлично". Одушевляемый таким размышлением, он ковыляет проворнее и смотрит далеко вперед, как человек, которому в душу запал честолюбивый замысел.

Зная, что в соседстве с церковью в Клеркенвелле размещаются жительством мастера ювелирного цеха, мистер Вегг чествует особенное уважение ко всему околодку. Но его ощущения, говоря в смысле строгой нравственности, хромают точно так же, как он сам хромает: они рождают в нем мысль о шапке-невидимке, в которой можно было бы безопасно улизнуть с драгоценными каменьями и золотыми вещами, и не возбуждают ни малейшого сострадания к тем, кто их утратит.

Мистер Вегг, однакоже, направляется не к мастерским, где искусные мастера обделывают жемчуг и бриллиант, куют золото и серебро и до того обогащают этою работой свои руки, что даже вода, в которой они моют их, покупается рафинировщиками, осаждающими из нея драгоценные металлы. Он ковыляете не к этим мастерским, а к лавкам более бедным, где продаются в розницу всякия яства и питья, всякая одежда, итальянския картинные рамы, к лавкам цирюльников, ветошников, торговцев собаками и певчими птицами. Из этих лавок, в узкой и грязной улице, посвященной такого рода торговле, он избирает одну лавку, с запыленным окном, в котором тускло горит сальная свеча, окруженная целым собранием каких-тг предметов, похожих на кусочки кожи и на сухия палочки, между которыми нельзя ничего ясно разсмотреть, кроме самой свечи в старом жестяном подсвечнике и двух высушенных лягушек, фехтующих на коротеньких шпагах. Ковыляя с сугубою бодростью, мистер Вегг подходит к темному, засаленному входу, отворяет неподатливую, темную, одностворчатую дверку, открывающуюся внутрь, и вслед за нею вступает в маленькую, темную, грязную лавку. В ней так темно, что за небольшом прилавком ничего разобрать нельзя, кроме другой сальной свечи, в другом старом жестяном подсвечнике, стоящей возле лица человека, сидящого на стуле и низко сгорбившагося.

Мистер Вегг кивает этому лицу головою и потом говорить: - Доброго вечера.

Лицо приподнимается и смотрит вверх, - лицо желтое, с слабыми глазами, прикрытое спутанным клубом рыжих и пыльных волос. Владелец лица сидит без галстука. Он даже разстегнул откладкой воротник своей рубашки, чтоб удобнее работать. По этой же причине на нем и сюртука нет; на плечах только широкий жилет, прикрывающий его белье. Глаза его походят на утомленные глаза гравера, но он не гравер; выражение его лица и сгорбленное положение напоминают башмачника, но он не башмачник.

-- Доброго вечера, мистер Винас. Узнаете вы меня?

Мистер Винас встает с медленно разсветающим в лице его воспоминанием и поднимает свечу над прилавком, потом опускает ее ниже к ногам мистера Вегга - к естественной и к искусственной.

-- Как не узнать? говорит он. - Как вы поживаете!

-- Я Вегг, знаете, - объясняет этот джентльмен.

-- Помню, помню, - говорит мистер Винас. - Госпитальная ампутация?

-- Точно так, - отвечает мистер Вегг.

-- Помню, помню, - говорить мистер Винас. - Как поживаете? Садитесь-ка к камину и погрейте вашу... внизу-то, другую-то.

Маленький прилавок до того короток, что камин, которому следовало бы находиться позади его, еслибы прилавок был длиннее, представляется совершенно доступным, и потому мистер Вегг садится на ящик перед самым огнем и начинает вдыхать в себя теплый и приятный запах, но не лавочный запах. "Запах лавки", решает про себя мистер Вегг, раза два-три втянув носом воздух, чтобы лучше удостовериться: "запах лавки отзывается и сыростью, и гнилостью, и кожею, и перьями, и погребом, и клеем, и клейстером, да еще, может быть" - туг он втягивает в себя воздух еще раз - "старыми кузнечными мехами".

-- Чай у меня готов, мистер Вегг, и булка поджарена - не угодно ли покушать?

У мистера Вегга одно из руководящих житейских правил никогда не отказываться покушать, и потому он говорить, что покушает. Но маленькая лавка до того темна и до того много в ней разных черных полок, поставок, уголков и впадинок, что он видит чашку и блюдечко мистера Винаса только потому, что они тут же перед самою свечей, и уж никак не видит, из какого таинственного хранилища достает мистер Винас другую чашку и другое блюдечко, пока они не являются почти пред самым его носом. Одновременно с этим Вегг еще замечает на прилавке красивую маленькую мертвую птичку, склонившую головку на край блюдечка мистера Винаса, с торчащею у ней из груди и крепкою проволокой. И гичка эта словно самчик-реполов (Как Робин), герой баллады; мистер Винас - словно воробушек в этой балладе, с луком и стрелами, а мистер Вегг - словно мушка, с маленькими глазками.

Мистер Винас снова куда-то ныряет, достает еще булку, вытаскивает из груди реполова стрелу, надевает на кончик этого жестокого орудия булку и начинает ее поджаривать. Когда она достаточно порумянилась перед огнем, мистер Винас ныряет опять, достает масло и этим оканчивает свою работу.

Мистер Вегг, как человек себе на уме, знающий, что ужин еще впереди у него, настаивает, чтобы хозяин кушал сам булку и разсчитывает этим расположить его к сговорчивости или, как говорится, подмазать ход своего дела. По мере того, как скрываются из виду булки, выступают на вид черные полки, уголки и впадинки, и мистер Вегг постепенно приобретает неясное понятие, что прямо против него, на наличнике камина, сидит в банке индейский ребенок с большою головой, до того под него подвернутою, что, кажется, он сейчас же перекувырнулся бы, еслибы только банка была попросторнее.

Когда, по соображениям мистера Вегга, колеса мистера Винаса достаточно подмазались, он слегка похлопав ладонями, как бы в доказательство, что в уме его нет никакой преднамеренной мысли, приступает к своей цели и спрашивает:

-- Очень плохо, - отвечает мистер Винас неутешительно

-- Что? Неужели я все еще у вас в доме? - спрашивает мистер Вегг с видом удивления.

-- Все еще у меня.

Это, повидимому, радует мистера Вегга; но он прикрывает свое чувство и говорит: - Странно. Чему же вы это приписываете?

-- Не знаю, - отвечает Винас, человек изнуренный и печальный, говорящий слабым, плаксиво-жалобным голосом: - чему приписать это, мистер Вегг; но только я никак не могу вставить вас ни в какой сборный костяк, никоим образом. Что я ни делай, вы все не приходитесь. Всякий, кто хоть сколько-нибудь понимает дело, с первого же взгляда укажет прямо на вас и непременно скажет: "Не ладно! Не пара!"

-- Но, чорт возьми, мистер Винас, - вскрикивает мистер Вегг с раздражительностью, - ведь ни какая же ни будь это во мне особенность. Со сборными костяками это должно часто случаться.

-- С ребрами, я согласен, часто случается; но с чем-нибудь другим никогда. Если мне приходится готовить костяк сборный, я заранее знаю, что сборными ребрами никак под натуру не подделаешься, потому что у каждого человека свои собственные ребра и уж к ним ребра другого человека ни за что не подойдут. Во геем прочем сборная работа меня не затрудняет. На днях я отправил красавца, по истине красавца, в художественную школу: одна нога английская, другая бельгийская, а все остальное в нем собрано еще из восьми человек. После этого и толкуйте, что нельзя годиться в костяки сборные. По настоящему, и вам следовало бы годиться, мистер Вегг.

Сила пристально смотрит на свою единственную ногу, чуть заметную при слабом свете, и нахмурившись, думает: "Вся вина тут в других людях", а потом нетерпеливо спрашивает; - Отчего же это происходит, как вы думаете?

-- Я, право, не знаю, отчего это происходит. Встаньте-ка на минутку, да подержите подсвечник.

Мистер Винас достает из угла, что возле его стула, кости ноги, необыкновенно белые и превосходно связанные по суставам. Он сравнивает их с ногой мистера Вегга, между тем как этот джентльмен стоит и смотрит так, как будто бы с него снимают мерку для ботфорта.

-- Нет, не знаю как, а только все не так. По моему крайнему разумению, у вас в этой кости есть какое-то искривление. Я подобного вам и не видывал.

Мистер Вегг, посмотрев недоверчиво на свой собственный член и подозрительно на образец, с которым его сравнивают, решает дело так:

-- Пари на фунт стерлинг, что это нога не английская.

-- Не трудно выиграть: мы так часто прибегаем к костям иностранным. Нога, точно, не английская; она принадлежит вон тому французскому джентльмену.

Сказав это, мистер Винас кивает головою и указывает в темное место, позади мистера Вегга, которые с легким испугом оборачивается, ищет глазами "французского джентльмена" и, наконец, узнает его в виде одних только ребер (искуснейшим образом отделанных), стоящих в другом углу, на полке, и выглядывающих чем-то вроде кирасы или корсета.

-- О! - говорит мистер Вегг, как бы отрекомендованный. - Вы в своем отечестве, может статься, были человек порядочный, но, надеюсь, не обидитесь, если я скажу, что тот француз еще не родился, с которым я пожелал бы хоть в чем-нибудь сравняться.

В эту минуту засаленная дверь быстро отворяется внутрь лавки, и вслед за нею является мальчик, который, дав ей хлопнуть, говорит:

-- Цена три шиллинга и девять пенсов, - отзывается Винас. - Деньги принесли?

Мальчик выкладывает четыре шиллинга; а мистер Винас, постоянно находившийся в самом грустном настроении духа, смотрит с легким стоном вокруг и ищет чучелу канарейки. Чтобы скорее отыскать ее, он берет свечу, и тут мистер Вегг замечает, что у него у самых колен находится полочка, исключительно назначенная для рук скелетов, которые так, кажется, и хотят заграбастать все, что ни подвернется им. Мистер Винас спасает от них канарейку в стеклянном ящике и показывает ее мальчику.

-- Вот, смотрите, стоит она. Точно живая! Сидит на веточке и собирается вспорхнуть! Берегите ее, прелестная вещица. Вам сдачи три пенса, а за канарейку три шиллинга девять пенсов, и того четыре шиллинга.

Мальчик принимает сдачу и уже отворяет дверь за ремень, прибитый к ней вместо ручки, как мистер Винас вдруг вскрикивает:

-- Эй, стойте, негодный мальчик! У вас там зуб между полупенсами.

-- Мне почем же знать, что он у меня? Вы сами мне его дали. Мне ваших зубов не нужно. У меня и своих довольно. - Так пищит мальчик, отыскивая зуб между сдачей и бросая его на прилавок.

-- Не оскорбляйте меня в порочной гордости своей юности, - произносит мистер Винас патетическим голосом. - Не обижайте меня, вы видите, я и без того скорбен духом. Зуб, я полагаю, попал как-нибудь в денежный ящик. Они во все попадают. Сегодня за завтраком я вынул два из кофейника - коренных.

-- Так, так, - возражает мальчик, - да зачем же вы бранитесь-то?

На это мистер Винас, встряхнув своими пыльными волосами и заморгав слабыми глазами, отвечал только; - Не оскорбляйте меня в порочной гордости вашей юности, не обижайте меня, - вы видите я и без того оскорблен духом. Вы понятия не имеете, каким мальчиком вышли бы вы, еслибы мне пришлось связать все ваши суставчики.

Это замечание, повидимому, возымело свое действие на мальчика, ибо он с ворчанием тут же вышел.

-- Ох-ох-ох! - глубоко вздыхает мистер Винас, снимая со свечи: - отцвел для меня мир. Вы посмотрите, что у меня в лавке, мистер Вегг. Позвольте, я все покажу вам со свечей. Вот моя рабочая скамья. Скамья моего молодого подмастерья. Тиски. Инструменты. Кости разные. Черепа разные. Индейский младенец в спирту. Африканский тоже. Препараты разные в стклянках. Все, что вы можете достать рукой, - сохранилось хорошо, а что попортилось - стоит выше. Что же на самых верхних полках, того я уж и не припомню. Должно быть человеческия кости разные. Тут кошки. Скелет английского младенца. Собаки. Утки. Стеклянные глаза разные. Набальзамированная птичка. Высушенные кожицы разные. Вот вам общий вид, так сказать, панорама.

Поименованные предметы, по мере того, как поднимается или опускается свеча, выступают из темноты будто на перекличке и потом снова скрываются, а мистер Винас, окончив обзор их, опять повторяет прискорбным голосом: "Ох-ох-ох!" и затем, сев на свое место, наливает себе еще чаю.

-- А где же я? - спрашивает мистер Вегг.

-- Вы где-нибудь в задней лавке, через двор, сэр. Говоря откровенно, я напрасно купил вас у госпитального привратника.

-- Скажите, что вы за меня дали?

-- Вы были куплены, - отвечал Винас, дуя на свой чай, - вместе с другими, гуртом, и потому, я не знаю что дано за вас.

-- В настоящую минуту, - отвечал Винас, продолжая дуть на чай, - я не в состоянии сказать вам, мистер Вегг.

-- Полноте! По вашим же собственным рассказам я не дорого стою, - говорит мистер Вегг убедительным тоном.

-- Действительно не дорого для сборного костяка, в этом я согласен, мистер Вегг; но вы можете оказаться драгоценным как... - Тут мистер Винас отхлебывает еще глоток чаю, но до того горячого, что у него захватывает дух, а из слабых глаз бегут слезы: - как уродливость, если вы извините это слово.

Сила сдерживает свои негодующий взгляд, выражающий все, что угодно, кроме желания извинить Винаса, и говорит:

-- Я полагаю, вы меня знаете, мистер Винас; знаете и то, что я никогда не торгуюсь.

Мистер Винас продолжает глотать горячий чай, закрывает глаза при каждом глотке и снова спазмодически открывает их; но согласия на продажу не выказывает.

-- Я имею надежду на некоторое улучшение своего положения, говорить мистер Вегг с чувством, - а потому не желал бы, говорю нам откровенно, не желал бы при таких обстоятельствах быть, так сказать, разбросанным, частица тут, частица там, но хотел бы собрать себя, как человек порядочный.

-- Так у вас одне лишь надежды в настоящем, мистер Вегг? Следовательно, больших денег у вас не водится? В таком случае послушайте, что я с вами сделаю. Я попридержу вас. Я умею держать свое слово, значить не опасайтесь, я вас не продам. Вот вам мое обещание. Oxъ-ох-ох, Боже мой!

Охотно принимая обещание мистера Винаса и желая задобрить его, мистер Вегг смотрит сперва, как он вздыхает и кушает чай, а потом говорит ему, стараясь придать своему голосу тон участия.

-- Вам что-то, кажется, скучно, мистер Винас? Или дела идут плохо?

-- Дела никогда так хорошо не шли, как теперь.

-- Нет рука, никогда так ловко не действовала. Мистер Вегг, я не только первый мастер в цехе, но один составляю весь цех. Вы можете купить себе скелет в Вест-Энд.е, если пожелаете, и заплатить за него вест-эндскую цену, а он все-таки будет моей работы. У меня столько работы, что я насилу успеваю управиться при помощи подмастерья. Я горжусь своей работой и нахожу в ней удовольствие.

Мистер Винас, говоря это, протягивает правую руку, а в левой держит блюдечко и произносит слова так, как будто бы он готов сейчас же залиться горючими слезами.

-- Все это показывает, мистер Винас, что обстоятельства ваши не такого рода, чтобы можно было горевать.

-- Мистер Вегг, знаю, что не такого рода. Мистер Вегг, не выдавая себя за несравненного мастера, я все-таки должен сказать, что усовершенствовал себя изучением анатомии, так что мне теперь все в ней известно, и я все назвать умею. Мистер Вегг, еслибы вас принесли сюда в мешке, разобранного по косточкам, чтобы сделать из вас костяк, то я с завязанными глазами назвал бы самые маленькия и самые большие ваши кости так же скоро, как стал бы вынимать их; потом разсортировал бы их, разсортировал бы все позвонки так, что вы подивились бы и порадовались бы вместе.

-- Мистер Вегг, сам я знаю, что обстоятельства не такия; мистер Вегг, сам я знаю что не такия. Меня сокрушает сердце, сердце меня сокрушает! Будьте так добры, возьмите эту карточку и прочитайте вслух.

Сила принимает карточку из рук Винаса, который достает ее из ящика, и, надев очки, читает:

-- "Мистер Винас".

"Звериный и птичий чучельник".

-- Так-с. Читайте дальше.

-- "Препаратор человеческих костей".

-- Вот, в этом то все дело! - стонет мистер Винас, - В этом все дело! Мистер Вегг, мне тридцать два года, а я все еще холостяк. Мистер Вегг, я люблю ее. Мистер Вегг, она достойна любви монарха! - Тут Сила вздрогнул, потому, что мистер Винас вскочил на ноги в порыве чувств и, став пред ним лицом к лицу, схватил его за ворот; но мистер Винас извиняется, снова садится и говорит со спокойствием безнадежности: - Ей противно мое ремесло.

-- А знает ли она выгоды вашего ремесла?

Мистер Винас наливает себе еще чаю в глубочайшей тоске, судя по его взгляду и по положению всего тела.

-- Так-то вот, мистер Вегг, взлезет человек на верхушку дерева посмотреть вид, а вида-то никакого и нет. Но целым ночам сижу я здесь, окруженный прекрасными трофеями моего искусства, а какой же мне от них прок! Они погубили меня. Она не хочет видеть себя, не хочет, чтоб и другие видели ее между скелетами!

Повторив это роковое изречение, мистер Винас снова принимается за чай, пьет большими глотками и так объясняет, почему он это делает:

-- Чай разслабляет меня. А как я совсем ослабею, начинается летаргия. Сидя за чайником до часу или до двух пополуночи я прихожу в забытье. Позвольте мне не задерживать вас, мистер Вегг. Я теперь никому не товарищ.

-- Что? - спрашивает мистер Винас. В Гармоновом доме, по дороге к Баттль-Бриджу?

Мистер Вегг подтверждает, что он отправляется именно туда.

-- Вам, должно быть, везет большое счастие, если вы туда успели пробраться. Там пропасть денег водится.

-- Подумаешь, как вы проворно смекнули это, - говорит Сила, - и как вы все это знаете. Удивительно!

не принашивал!

-- В самом деле!

-- Ох-ох-ох! Он, знаете ли, даже похоронен здесь неподалеку. Тут вот.

Мистер Вегг не знает этого, но кивает головой, показывая вид, что знает. Он, однакоже, следил глазами в ту сторону, куда кинули мистер Винас и как будто бы отыскивал где это: "Тут вот".

-- Я очень интересовался открытием тела в реке, - говорить Винась (в то время она мне еще не отказывала наотрез). - У меня здесь есть... Впрочем, об этом не стоит толковать.

-- Старый джентльмен был очень хорошо известен во всем здешнем околотке. Разсказывали даже, что он скрыл несметные богатства под своими сорными насыпями. Я полагаю, что там нет ничего. Вы, вероятно, знаете, мистер Вегг?

-- В них ничего нет, - говорит Вегг, до сих пор ни слова об этом не слыхавший.

-- Я вас не задерживаю. Спокойной ночи!

Злополучный мистер Винас, кивая головою, пожимает ему руку и, бросившись на стул, принимается наливать себе еще чаю. Между тем мистер Вегг, взявшись за ремень, чтоб отворить дверь, и взглянув через плечо назад, видит, что падение хозяина до того потрясло всю покривившуюся лавку и так сильно всколыхало пламя свечи, что все младенцы - индейский, африканский и британский, а равно "человеческия кости разные", французский джентльмен, зеленоглазые кошки, собаки, утки и все остальное собрание вдруг выдвинулись из тьмы, будто бы на минуту оживши. Даже бедный самчик-реполов возле локтя мистера Винаса перевернулся на сторону. В последовавшую затем минуту мистер Вегг уже ковыляет по грязи под газовыми фонарями.