Наш общий друг.
Часть первая.
XV. Двое новых служителей.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Наш общий друг. Часть первая. XV. Двое новых служителей. (старая орфография)

XV. Двое новых служителей.

Мистер и мистрисс Боффин сидели после завтрака в Павильоне, как жертвы своего благосостояния. Лицо мистера Боффина выражало заботу и затруднение. Перед ним лежало в безпорядке множество бумаг, и он поглядывал на них так же безнадежно, как невинный статский смотрел бы на отряд войска, еслиб ему дали пять минут сроку, чтобы сделать ему смотр и маневры. Он принимался уже делать выписки из этих бумаг; но поелику он (подобно всем людям его чекана) обладал черезчур недоверчивым и критическим большим пальцем, то этот деятельный член так часто совался с целью замаслить его бумаги, что оне стали лишь немного разборчивее своих отпечатков, которыми он испестрил себе нос и лоб. Любопытно заметить при этом, что за дешевая вещь чернила и как они могут распространяться: как крупинка мускуса может надушить ящик на целые годы, не теряя почти ничего из своего веса, так точно грошовое количество чернил могло бы перепачкать мистера Боффина от корней волос до икр, не изобразив ни одной строчки на предлежащей бумаге и не убавляясь заметно в чернильнице.

Мистер Боффин находился в таких сериозных литературных затруднениях, что глаза его выкатились и оцепенели, и дыхание сперлось, когда к большому облегчению мистрисс Боффин, тревожно следившей за этими симптомами, надворный колокольчикь зазвенел.

-- Кто бы это, удивляюсь! - произнесла мистрисс Боффин.

Мистер Боффин испустил протяжный вздох, положил перо, поглядел на свои бумаги, будто сомневаясь, точно ли он имел удовольствие познакомиться с ними, и, по вторичном просмотре их содержимого, казалось утвердился в том мнении, что не имел этого удовольствия, как головастый молодой человек возвестил:

-- Мистер Роксмит.

-- О! - сказал мистер Боффин. - О, в самом деле? Наш с мистером Вильфером Общий Друг, моя дорогая. Хорошо. Просите его войти.

Мистер Роксмит явился.

-- Садитесь, сэр, - сказал мистер Боффин, пожав ему руку. - Мистрисс Боффин, вы уже знакомы с ней. Да, вот видите ли, сэр, я еще ничего, сказать вам правду, не обдумал пасчст вашего предложения; я был все занят разными разностями, так и времени значит не имел.

-- Уж и меня простите, - сказала улыбаясь мистрисс Боффин. - Да, Господи Боже мой, почему же нам об всем этом не потолковать теперь же? Мы очень можем и теперь обо всем этом потолковать, не правда ли?

Мистер Роксмит поклонился, поблагодарил ее и сказал, что очень можно.

-- Посмотрим же, - разсудил мистер Боффин, ухватившись себе за подбородок: - кажется, вы назвали это секретарем, так?

-- Точно так, секретарь, - согласился мистер Роксмит.

-- Это немножко озадачило меня в то время, - сказал мистер Боффин, - да и после, как мы с мистрисс Боффин говорили об этом, также немножко в толк себе не могли взять; мы все думали, надо признаться, что секретер, это такая мебель есть, по большей части красного дерева, обитая зеленым сукном или кожей, с кучей маленьких ящичков. А вы, с вашего позволения, кажется, совсем не то.

-- Конечно, нет, - сказал мистер Роксмит, и, стараясь объяснить эту должность, он сравнивал ее с приказчиком или смотрителем, или ходатаем по Делам.

-- Ну, например, скажите, - сказал мистер Боффин, продираясь в этом тернистом пути, - еслибы вы вступили ко мне в должность, что бы вы стали делать?

-- Я стал бы вести точный счет всем расходам, утвержденным вами, мистер Боффин. Я писал бы ваши письма, по вашим указаниям. Я уговаривался бы с людьми, которые у Рас на жалованьи или на службе. Я (взгляд на стол и едва заметная улыбка) приводил бы в порядок ваши бумаги.

Мистер Боффин почесаль себя за ухом, запачканном чернилами, и посмотрел на жену.

-- И приводил бы их в такой порядок, чтоб оне всегда были наготове, как только понадобятся, и чтобы можно было сейчас же узнать по отметке на обороте о чем какая бумага.

будет что бы такое сделать для вас.

Сказано, сделано. Отложив шляпу и перчатки, мистер Роксмит преспокойно уселся к столу, собрал развернутые бумаги в одну кипу, пересмотрел одну за другою, сложил их, пометил на обороте, переложил их в другую кипу, и когда та наполнилась, достал из кармана шнурок и перевязал их с замечательною ловкостью в узел и в петельку.

-- Славно, - сказал мистер Боффин, - очень хорошо! Теперь послушаем, что тут в этих бумагах написано? Нуте-ка, сделайте одолжение.

Джон Роксмит прочел свои пометки вслух. Все оне касались нового дома. Смета обойщика, столько-то; смета мебели, столько-то; смета конторской мебели, столько-то; смета каретника, столько-то; смета конского барышника, столько-то; смета шорника, столько-то; смета золотых дел мастера, столько-то. Итого, столько-то. Затем корреспонденция. Согласие на предложение мистера Боффина, от такого-то числа, насчет того-то; отказ на предложение мистера Боффина, от такого-то числа, насчет того-то; касающееся проекта мистера Боффина, от такого-то числа, насчет того-то. Все весьма кратко и методично.

-- Складно, словно яблочный пирог! - сказал мистер Боффин, тыкая пальцем в каждую надпись, будто такт бил. - Но уж как вы там с чернилами справляетесь, понять не могу: к вам они совсем не пристают. Теперь насчет письма. Попробуемте, - сказал мистер Боффин, потирая руки с своим наивным благоговением, - попробуемте-ка теперь на писать письмо.

-- К кому угодно вам писать, мистер Боффин?

-- К кому-нибудь. Хоть к вам самим.

Мистер Роксмит проворно написаю и затем прочел вслух:

"Мистер Боффин свидетельствует свое почтение мистеру Джону Роксмиту и имеет честь известить его, что он решился взять мистера Джона Роксмита на испытание в ту должность, которой тот желал. Мистер Боффин принимает мистера Джона Роксмита по его слову, отлагая на неопределенное время вопрос о жалованьи. Само собой разумеется, что мистер Боффин ничем не связан в этом отношении. Мистеру Боффину остается только прибавить, что он полагается на собственные удостоверения мистера Джона Роксмита в его добросовестности и рачительности. Благоволит мистер Роксмит вступить в должность немедленно".

-- Славно! Ну, Нодди! - вскричала мистрисс Боффин, хлопая в ладоши. - Это уж настоящее письмо!

Мистер Боффин был не менее, очарован; действительно, в душе своей, он смотрел на писание и на умственный процесс, которым оно сопровождается, как на величайшее выражение человеческого гения.

-- А я скажу тебе, дружок мой, - сказала мистрисс Боффин, - если ты не покончишь теперь же с мистером Роксмитомь сразу и станешь еще мучить себя делами, которые тебе не привычны, так тебя удар хватит, не считая уж пачканья белья, и ты разобьешь мое сердце...

Мистер Боффин поцеловал свою супругу за эти мудрые слова и, поздравив мистера Роксмита с блистательным подвигом, подал ему руку в залог новых отношений, долженствовавших установиться между ними. Также поступила и мистрисс Боффин.

-- Теперь, - сказал мистер Боффин, почувствовав в своем чистосердечии, что было бы неловко целых пять минут пользоваться услугами джентльмена, не оказав ему чем-нибудь своего доверия, - надо вас немножко поближе ввести в наши дела. Роксмит, когда я познакомился с вами, а то пожалуй, когда вы со мной познакомились, я говорил вам, что мистрисс Боффин большая модница, но я еще не знал, до какой точки Мы с нею раскутимся. Мистрисс Боффин, извольте видеть, верх взяла надо мною; теперь мы в хвост и в голову хотим модничать.

-- Я так и полагал, сэр, - возразил Джон Роксмит, - видя на какую ногу устраивается ваше новое жилище.

-- Да, - сказал мистер Боффин, - защеголяем! Дело вот в чем: я от моего ученого осведомился, что дом, с которым он, - как бы сказать? - связан, интерес в нем имеет...

-- Он хозяин этого дома? - спросил Джон Роксмит.

-- Нет, не то, - сказал мистер Боффин; - не совсем так; у него, как бы сказать? - семейная связь.

-- Ассоциация? - подсказал секретарь.

-- Ах! - сказал мистер Боффин, - должно быть, что так. Ну да, что бы там ни было, только я осведомился от него, что на дому прибита дощечка: "сей высоко-аристократический дом отдается внаймы и продается". Мы с мистрисс Боффин пошли осмотреть и нашли его высоко-аристократическим (хоть он крошечку очень высок и скучноват, а, впрочем, может оно так и нужно). Мой ученый человек из дружбы, по этому случаю, в стихи вдался и поздравлял мистрисс Боффин со вступлением во владение этим... Как там было сказано, мой друг?

Мистрисс Боффин отозвалась:

О, валы, валы, блеска полны!..

-- Так-так! Это как раз к делу шло: там точно есть две залы, одна спереди, другая сзади, кроме людской. Тут он спел, чтобы выразить как юн будет стараться успокоить мистрисс Боффин, если дом этот нагонит на нее хандру. У мистрисс Боффин удивительная память. Не повторишь ли, дружок?

Мистрисс Боффин изъявила согласие и прочитала стихи, в которых было делано это любезное предложение, точь в точь как она слышала их.

Я вам спою про девы стон, мистрисс Боффин,

Про сгибшую любовь, сударыня,

Про дух разбитый, впадший в сон, мистрисс Боффин,

Чтоб не проснуться вновь, сударыня.

Я вам спою (если это приятно мистеру Боффину), как конь не вез

Уж всадника назад.

А если песнь (которую, надеюсь, извинить мистер Боффин) вам стоит слез,

Гитарой тешить рад.

-- Точь в точь так! - сказал мистер Боффин.

Так как эффект поэмы видимо поразил секретаря, мистер Боффин еще более утвердился в своем высоком мнении о ней и был очень доволен.

-- Ну, так видите ли, Роксмит, - продолжал он, - ученый человек с деревяшкой подвержен ревности, поэтому я всеми силами постараюсь у Вегга ревности никакой не возбуждать, так чтоб у вас была своя честь, а у него своя.

-- Господи Боже мой! - вскричала мистрисс Боффин. - Свет велик, всем будет место.

-- Так-то оно так, дружок, - сказал мистер Боффин, - хоть и не по ученому. - Только и так, да не так. Я должен зарубить себе на память, что взял Вегга в ту пору, когда еще и не думал быть модником или оставить Павильон. Дать ему как-нибудь почувствовать, что мм теперь брезгают, значило бы показать себя низким и поступить, как будто нам вскружили голову блеск и свет зал. Боже сохрани! Роксмит, как мы уговоримся насчет вашего житья в нашем доме?

-- В этом доме?

-- Нет, нет; у меня другой план для этого дома. Я про новый дом говорю.

-- Как вам угодно, мистер Боффин, я совершенно в вашем распоряжении. Вы знаете, где я живу теперь.

-- Ладно, - сказал мистер Боффин, подумав, - покамест вы останетесь на прежнем месте, а там увидим. Вы возьмите теперь на свое попечение все, что до нового дома касается. Согласны?

-- Очень рад. Я начну с нынешняго же дня. Угодно вам дать мне адрес?

Впечатление было выгодно для него, ибо она кивнула мистеру Боффину a parte: "Он мне нравится".

-- Я сейчас же взгляну, мистер Боффин, все ли там в порядке.

-- Благодарю вас. А кстати, как уж вы теперь здесь находитесь, то не хотите ли осмотреть Павильон?

-- С удовольствием. Я так много слышал об его истории.

-- Пойдемте, - сказал мистер Боффин.

И он с митрисс Боффин открыл шествие.

Мрачный дом, называемый Павильоном, носил на себе все признаки скаредства, оставшиеся на нем от того времени, когда он слыл под именем Гармонной тюрьмы. Без краски, без обоев на стенах, без мебели, без признаков человеческой жизни. Все, строенное человеком для жизни человека, подобно произведениям природы, должно исполнять назначение своего существования, или вскоре погибнуть. Старый дом разрешился от запустения больше, чем мог бы он разрушиться от употребления, полагая двадцать лет за один год. Какая-то худоба нападает на дома, недостаточно питаемые жизнью (как будто они кормятся ею); здесь это было весьма заметно. Лестница, балясы и перила имели тощий вид и осунулись, будто кости так же, как и панели у стен, косяки у дверей и окон. Даже скудная движимость, и та имела тот же вид. Не бучь чистоты в покоях, мусор, в который они обращались, густо покрыл бы полы, которые казались истертыми, как старческия ища, жившия долго в уединении. Спальня, где скупой старик был оторван от жизни, оставалась точно такою же, как он ее оставил. Тут стояла отвратительная деревянная кровать с четырьмя столбами, без занавесок, с рамкою из железа и проволоки, похожею на тюремную решетку; тут же было старое одеяло из лоскутьев. Тут была накрепко запертая старая конторка, отлого убегающая кверху, будто злой и скрытный лоб. У кровати стоял неудобный старинный стол с кривыми ножками, и в нем ящик, где было найдено завещание. К стене было приставлено несколько старинных кресел с лоскутными чахлами, под которыми более дорогая материя, сберегаемая ими, мало-по-малу потеряла цвет, не повеселив ничьих глаз; во всех этих вещах было заметно резкое семейное сходство.

-- Комната так и оставалась бережно, Роксмит, - сказал мистер Боффин, отпирая дверь, - к приезду сына. Короче, все в доме осталось в том виде, как перешло к нам, чтоб он сам видел это и похвалил. Даже теперь никаких нет перемен, кроме как в нашей комнате, внизу, где ни сейчас были с вами. Когда сын последний раз был здесь и в последний раз в жизни видел отца, то непременно это было в этой самой комнате.

Озираясь вокруг, секретарь остановил глаза на боковой двери в углу.

-" Это др)гая лестница, - сказал мистер Боффин, отворяя дверь, - она ведет на двор. Мы спустимся по пей, если хотите посмотреть двор. Когда сын был еще маленьким ребенком, так, бывало, все по этой лестнице лазил он к отцу. Он очень боялся отца. Я часто видал, как он боязливо садился на этой лестнице, бедное дитя. Мы с мистрисс Боффин, бывало, утешаем его, когда он сиживал на этой лестнице с маленькою книжкой.

-- Ах, и бедная сестра его тоже! - сказала мистрисс Боффин. - А вон солнечное местечко на стене, где они раз, помню, мерялись друг с дружкой. Своими ручонками написали они тут свои имена, карандашиком написали; имена-то и теперь тут, а бедные милочки навеки пропали.

-- Надо нам позаботиться об именах, старушка, - сказал мистер Боффин, - надо позаботиться об именах, они не сотрутся, пока мы живы, надо бы так, чтоб и после нас не стерлись. Бедные крошки!

-- Ах, бедные крошки! - повторила мистрисс Боффин.

Они отворили дверь внизу лестницы, выходившую на двор, и стояли на солнечном свете, глядя на каракульки двух неловких детских рук на высоте двух или трех ступенек лестницы. В этом простом воспоминании погибшого детства и в нежности мистрисс Воффпп было что-то глубоко тронувшее секретаря.

Тут мистер Боффин показал своему новому делопроизводителю кучи мусора и свою отдельную кучу, оставленную ему в наследство по завещанию, прежде чем он получил все имение.

-- С нас было бы довольно и этого, - сказал мистер Боффин: - в случае еслибы Богу угодно было сохранить в живых мальчика. Мы во всем прочем не нуждались.

И на сокровища двора, и на внешнюю сторону дома, и на отдельное строение, в котором мистер Боффин проживал с своею супругой, в продолжение многолетней службы, на все это секретарь глядел с участием. Мистер Боффин успел уже дважды показать ему каждое чудо в Павильоне, пока не вспомнил, что ему еще нужно справить кое-какие дела в другом месте.

-- Не прикажете ли мне чего-нибудь мистер Боффин насчет этого места?

-- Ничего, Роксмит, ничего.

-- Могу я спросить, не показавшись дерзким, не имеете ли вы намерения продать его?

-- Конечно, нет. На память о нашем прежнем хозяине, о детях нашего прежнего хозяина, о нашей прежней службе, я с мистрисс Боффин хочу сберечь его, как он есть.

-- Это другое дело. Это я могу продать, хоть мне и жалко будет, если эти горы свезут отсюда. Местность-то будет та кая плоская без них. Но все-таки я не говорю, что буду всегда держать их тут, ради красоты видов. Спешить-то только нечего. Я немногому учился, Роксмит, но в мусоре я знаю толк. Я могу ценить кучи до копейки; знаю, как их лучше сбыть, и знаю также, что, оставаясь тут, оне не потеряют своей цены. Вы заглянете к нам завтра, будете так любезны?

-- Я каждый день буду наведываться к вам. Вам приятнее будет, если ваш новый дом поспеет как только можно скорее.

-- Оно не то чтоб я был в смертельных попыхах, - сказал мистер Боффин: - только если платишь людям за то, чтоб они были поживей, все-таки надо знать, что они не копаются. Как вы думаете?

-- Совершенно так, - возразил секретарь и с этим ушел.

-- Теперь, - сказал мистер Боффин про себя, принимаясь по обычаю расхаживать взад и вперед по двору, - если улажу с Веггом, дела пойдут как по маслу.

Хитрый человек, видимо, приобрел авторитет над человеком высокой простоты. Низкий человек взял верх над великодушным человеком. Иной вопрос, прочны ли бывают результаты подобных побед. Но что оне удаются, об этом свидетельствуют ежедневные опыты, и этого сама Подснапщина не могла бы отмахнуть. Безхитростный Боффин был до такой степени оплетен вкрадчивым Веггом, что подозревал себя в хитрости и коварстве, собираясь сделать добро Веггу. Ему казалось (так ловок быль Вегг), что он мрачно интриговал, устраивая то самое, что Вегг замышлял заставить его сделать. Итак, в то время, как он мысленно обращал к Веггу наиблагодушнейшее лицо, он не был вполне уверен, что не. заслуживает упрека в том, что повернулся к нему спиною.

По этим причинам, мистер Боффин проводил все время в большой тревоге, пока не наступил вечер и не принес с собою Вегга, отправлявшагося досужно в Римскую Империю. В это время мистер Боффин был глубоко заинтересован превратностями судьбы великого военачальника, который запомнился ему под именем Булли Сойерса, но который, быть может, более известен миру и знакомее историку под менее британским именем Велизария. Но даже интерес карьеры этого генерала бледнел для мистера Боффина в сравнении с очищением совести перед Веггом. И теперь, когда ученый джентльмен, по обычаю, выпив и закусив до испарины, развернул книгу с обычным шутливым вступлением: "теперь, мистер Боффин, сэр, мы будем разрушаться и падать", мистер Боффин остановил его.

-- Помните, Вегг, когда я впервой говорил вам, что кое-что хочу предложить вам?

-- Позвольте мне надеть колпак размышления, сэр, возразил этот джентльмен, оборачивая ничком развернутую книгу. - Когда вы впервой говорили мне, что хотите кое-что предложить мне? Дайте подумать. Так точно припоминаю, мистер Боффин. Это было на углу нашего дома. Так точно. Вы сначала спросили, нравится ли мне ваше имя, и по своему откровенному нраву я сказал вам: нет. Мог ли я думать, сэр, как близко будет мне это имя?

-- Я надеюсь, оно будет еще ближе, Вегг.

-- Будто бы, мистер Боффин? Много благодарен. - Не угодно ли вам, сэр, притти в упадок и разрушение?

Делает вид, будто принимается за книгу.

-- Погодите чуточку, Вегг. Дело в том, что я хочу сделать вам другое предложение.

Мистер Вегг (у которого несколько ночей уже только это и было на уме) снял очки с видом приятного удивления.

-- И надеюсь оно вам понравится, Вегг.

-- Благодарю вас, сэр, - возразила скрытная личность. - Я надеюсь, что это будет так. Я уверен во всех отношениях.

-- Что вы думаете, - сказал мистер Боффин, - еслибы вам не торговать более, не держать вашей лавочки?

-- Я полагаю, сэр, - ответил Вегг, - что желал бы видеть человека, который помог бы мне сделать это с выгодой.

-- Вот он, этот человек, - сказал мистер Боффин, указывая на себя.

Мистер Вегг хотел сказать: "благодетель мой", и уже сказал, "блого"... как вдруг произошла с ним катастрофа велеречия.

-- Нет, мистер Боффин, не вы, сэр. Кто бы то ни был, только не вы. Не бойтесь, я не оскверню мест, купленных на ваше золото, моим низким промыслом: я очень хорошо чувствую, сэр, что мне не приходится вести мою мелкую торговлю под окнами ваших хором. Я уж обдумал это и распорядился как следует. Не надо мне отходу {В Лондоне, если человек имеет право торговать против какого-нибудь дома, а владелец не желает видеть его пред окнами, то последний откупается от первого.}, сэр. Я перейду на Степней-Фильд. Как вы изволите находить это место? В приличном ли это будет разстоянии от вашего дома? Если и это близко, я уйду дальше, как говорится в песни, которую я не совсем помню:

Лишенный приюта, лишенный родни

И чуждый всему, вот малютка Эдмунд,

Крестьянский ребенок, - взгляни!

-- И точно также, - сказал мистер Вегг, исправляя смысл но подходящей последней строчки, - взгляните, я сам точно в таком же положении...

-- Ну, Вегг, Вегг, Вегг! - увещевал добряк Боффин. - Вы уж очень чувствительны.

-- Я чувствую, сэр, - ответил Вегг с упорным великодушием, - я чувствую свои погрешности; я всегда, с самого детства, был чувствителен.

-- Но выслушайте, - продолжал Золотой Мусорщик, - выслушайте меня, Вегг. Вы забрали себе в голову, что я хочу отделаться от вас денежным вознаграждением.

-- Точно так, сэр, - отвечал Вегг, все еще с упорным великодушием. - Я чувствую свои погрешности. Боже сохрани меня отпираться от моих погрешностей. Вот что я забрал себе в голову.

-- Но я об этом и не думаю.

Уверение это оказалось не столь утешительным для Вегга, как предполагал мистер Боффин. И действительно, можно было заметить, как вытянулось его лицо, когда он ответил:

-- В самом деле, сэр?

-- Нет, - продолжал мистер Боффин, - потому что это значило бы даром навязывать вам деньги; а вы денежки за труды хотите получать. Так ли? За труды хотите получать?

-- Это, сэр, - ответил мистер Вегг, весело ободряясь, - совсем дело десятое. Теперь моя независимость снова поднялась; теперь я более не

Оплачу час,

Когда в Боффинов Павильйон

Бог долины с дарами пришел;

Пусть же светит во всю мочь

Месяц с неба в эту ночь

И не плачет в облаках о стыде одной личности

В настоящем обществе.

Прикажете продолжать, мистер Боффин?

сторожить его. Это веселое местечко. И человек, с топливом и свечами, да с фунтом стерлингов в неделю, будет как сыр в масле.

-- Гм! Потребуется ли от этого человека, сэр... Мы будем говорить "этот человек" в виде аргумента. (Мистер Вегг улыбкой заявил при сем большую с своей стороны прозорливость): - потребуется ли от этого человека, чтоб он и всякую другую должность свою туда же включил, или другая должность будет особо считаться? Положим, в виде аргумента, что человек этот был приглашен в чтецы; скажем, в виде аргумента, по вечерам. Будет ли плата этому человеку, как чтецу по вечерам, прибавлена к другой плате, которую, говоря вашим наречием, назовем сыром в масле? Или она поглотится этим итогом, то-есть сыром в масле.

-- Так! - сказал мистер Боффин. - Я полагаю, она будет прибавлена.

-- Я полагаю так, сэр. Вы правы, сэр. Точь-в-точь мои собственные виды, мистер Боффин. - Тут Вегг встал и, покачиваясь на деревяшке, кинулся к своей жертве с протянутою рукой. - Мистер Боффин, считайте это конченным. Не говорите больше, сэр, ни слова. Я распрощался на веки с лавкою. Собрание баллад на будущее время сохранится для собственного моего чтения, при чем стихи будут в виде дани... - Вегг так был горд тем, что нашел это слово, что повторил его с большой буквы: - Дани дружбе. Мистер Боффин, не извольте безпокоиться о грусти моей, когда мне придется разставаться с запасом моих товаров и с вешкой. Такую же передрягу потерпел мой отец, когда за заслуги повысили его из простых лодочников в должность казенную Его крещеное имя было Томас. Слова его (в то время я был ребенком, но впечатление было очень сильное, и теперь оно мне очень понятно), вот они:

Ну, прощай лихая лодка.

Весла, флаг, покину вас;

Никогда уж в Чельси Ферри

Не ходить тебе Томас!

Отец мой перенес это мистер Боффин, так и я могу перенести.

Произнося эту прощальную речь. Вегг не переставал смущать мистера Боффина своею рукой, потрясая оною в воздухе. Но тут, наконец, он устремил ее к своему благодетелю, который, пожав ее, почувствовал, что у него гора свалилась с плеч. Убедившись, что дело покончено к полному взаимному удовольствию, мистер Боффин был не прочь заглянуть в дела Булли Сойерса, которого прошлая ночь застала в безнадежном положении, да сверх того погода целый день не благоприятствовала ему для предстоявшого похода против Персов. Мистер Вегг уже приготовил свои очки. Но Сойерсу не удалось выступить и в эту ночь. Ибо, прежде чем Вегг нашел это место в книге, на лестнице послышалась походка мистрисс Боффин, до того тяжелая и спешная, что мистер Боффин непременно вскочил бы, в ожидании узнать что-нибудь необыкновенное, еслиб она даже и не кликнула его взволнованным голосом. Мистер Боффин поспешил вон и нашел ее на темной лестнице дрожащую, с зажженною свечей в руке.

-- В чем дело, дружок?

-- Не знаю, не знаю; мне хотелось бы, чтобы ты взошел наверх.

Очень удивленный, мистер Боффин взошел по лестнице и проводил мистрисс Боффин в её комнату, другую большую комнату, в одном этаже с тою, где умер бывший владелец дома. Мистер Боффин осмотрелся и не увидал ничего необыкновенного, кроме разных штук белья, сложенного в огромном сундуке, которое разбирала мистрисс Боффин.

-- Что такое, дружок? Или ты испугалась? Ты-то испугалась?

-- Это правда, что я не такого сорта птица, - сказала мистрисс Боффин, сев в кресло, чтобы придти в себя, только это очень странно!

-- Что, дружок?

-- Лица старика Нодди и обоих детей так и снуют по всему дому.

-- Дружок? - воскликнул мистер Боффин, но не без некоторого неприятного ощущения, пробежавшого мурашками по спине.

-- Где они тебе показались?

-- Я не думаю, чтоб они показались где-нибудь. Я их почувствовала.

-- Ощупала, что ли?

-- Нет, почувствовала их в воздухе. Я разбирала эти вещи в сундуке и не думала ни о старике, ни о детях, напевала себе под нос, как вдруг в одну секунду почувствовала, что из темноты растет лицо.

-- Какое лицо? - спросил супруг, оглядываясь.

-- А там исчезло?

-- Да, а там оно исчезло.

-- Где ты была в ту нору, старушка?

-- Здесь, у сундука. Только я это пересилила и продолжала разбирать, и продолжала напевать. Господи, думаю, стану думать о чем-нибудь другом - о чем-нибудь приятном - и выкину это из головы. Вот я и стала думать о новом доме, о мисс Белле Вильфер и крепко задумалась над этою простыней, держала ее в руке, как вдруг все лица сразу засели в складках, и я выронила ее.

-- А тут и сбежала с лестницы?

-- Нет. Я думала, надо попробовать в другой комнате стряхнуть их. Говорю себе: пойду, пройдусь потихоньку раза три по комнате старика, из угла в угол, тогда я отобьюсь от этого. Я сошла со свечкой; но в ту минуту, как я подошла к постели, воздух битком быль набит ими.

-- Лицами?

-- Да. Я чуяла, что они были даже в потемках за боковою дверью и на маленькой лестнице, весь двор запрудили. Тут я тебя кликнула.

-- Я думаю, дружок, - сказал Золотой Мусорщик, - надо сейчас же спровадить Вегга. Он ведь жить будет в Павильоне и может забрать себе в голову Бог знает что, если ос этом узнает, и это пойдет по всему околодку, что в доме у нас не ладно. Лучше нам дознаться самим, не так ли?

-- Я никогда до сих пор не чувствовала этого, - сказала мистрисс Боффин. - А бывала здесь одна во всякое время ночи. Я была в доме, когда смерть была в нем, я была в доме, когда убийство наследника произошло, и никогда не боялась.

-- Никогда и не будешь, дружок, бояться, - сказал мистер Боффин. - Успокойся, это от дум, да от того, что ты в этом мрачном месте жила долго.

-- Да, отчего же прежде-то не было? - спросила мистрисс Боффин.

ее наедине с новою тревогой, он сошел вниз отпустить Вегга. Тот, немного отягощенный сытною закуской и будучи плутоватого темперамента, рад был удалиться, не исполнив того, за чем приходил, и все таки получив плату. Мистер Боффин надел шляпу, а мистрисс Боффин шаль. И парочка, снабженная кроме того связкою ключей и зажженным фонарем, прошла по околдованному дому - околдованному всюду, кроме их двух комнат, - от погреба до чердака. Не удовольствовавшись этою гонкой фантазии мистрисс Боффин, они продолжали шествие по двору, вокруг надворных строений и между мусорными кучами. Поставив фонарь, когда все было кончено, у подошвы одной из куч, они спокойно засеменили на вечернюю прогулку, чтобы совсем свеять с мозга мистрисс Боффин пыльную паутину.

-- Да" дружок, - ответила мистрисс Боффин, сняв шаль: - нервы поуспокоились. Я ни чуточку не тревожусь. Я пойду куда хочешь, по всему дому, как прежде. Но..

-- А? - сказал мистер Боффин.

-- Но стоит вот закрыть глаза.

-- Ну, вот, - сказала мистрисс Боффин, закрыв глаза и задумчиво поднося ко лбу левую руку, - вот они тут как тут. Лицо старика, и вот оно молодеет. Детския лица, вот они старятся. Незнакомое лицо. И вот все вместе.

Открыв глаза и увидев через стол лицо мужа, она потянулась потрепать его но щеке и села ужинать, объявив, что лучшого лица, как его, в целом свете нет.