Наш общий друг.
Часть вторая.
XIV. Твердое намерение.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Наш общий друг. Часть вторая. XIV. Твердое намерение. (старая орфография)

XIV. Твердое намерение.

Могильщичья работа в завалке землей Джона Гармона вовсе не способствовала крепкому сну; но, однако, к утру Роксмит несколько забылся и встал укрепленный в своем намерении. Теперь все прошло. Никакой призрак уже не будет нарушать покоя мистера и мисс Боффин. Невидимый и безгласный дух посмотрит еще несколько времени на то существование, с которым он разстЗчЛся, и затем навеки оторвется от сцен, среди которых ему не было места.

Он снова пробежал все прошлое. Он попал в настоящее свое положение, подобно тому, как многие попадают в то или другое положение, не замечая совокупной силы всех его обстоятельств. Повинуясь пытливому и недоверчивому чувству, порожденному в нем его несчастным детством и зловредностию того действия, никогда, сколько было ему известно, не обращавшагося в блого, которое производилось его отцом и отца его богатством на все находившееся в сфере его действия, он задумал свой первый обман; обман этот должен был продолжаться лишь несколько часов или дней; он имел намерение подвергнуть ему только одну девушку, которая была так причудливо ему навязана и которой сам он был так причудливо навязан; это был добросовестный обман для её же пользы. Дело вот в чем: еслиб он нашел, что этот брак может сделать ее несчастною (потому ли что сердце влечет ее к другему или по другой причине), он решительно сказал бы себе: вот еще новое зло, которое может произойти из этого зловредного отцовского зловредного богатства. Пусть же это богатство пойдет тем, которые были так добры и дружелюбны ко мне и сестре моей. Когда последствия далеко опередили его намерения, когда он очутился в прибитых но стенам Лондона полицейских объявлениях о смертных случаях, он безотчетно воспользовался этою явившеюся для исполнения его плана помощью, вовсе не соображая, что это обстоятельство могло утвердить Боффинов в обладании богатством, которое им доставалось. Когда он увидел их и узнал их, когда, наконец, с выгодной для наблюдения позиции он не мог усмотреть в них никаких пятен, то спросил себя: - Неужели мне воскреснуть для того, чтоб у таких людей отнять, что им досталось? Каким добром уравновесилось бы то тяжкое испытание, которому он подверг бы их? Он слышал из собственных уст Беллы, стучась у дверей в ту ночь, как нанимал квартиру, что этот брак был бы с её стороны торговою сделкой. С тех пор он ухаживал за ней, в своем инкогнито, и она не только отвергла его искательство. но досадовала на него. Неужели он возьмет на себя стыд купить ее? Неужели он будет так низок, что захочет наказать ее? Однако, воскресая и принимая условие наследства, он сделает первое; а воскресая и отвергая ее, он должен будет сделать последнее.

Другим последствием, которого он никак по предвидел, было то, что в его убийство запутан был невинный человек. Конечно, можно получить новые показания от обвинителя и потравить зло. Но ясно, что зло не было бы сделано, еслиб он не замыслил обмана. Итак, каких бы передряг и душевного безпокойства не стоил ему обман, будет делом мужества с его стороны подчиниться сознательно всем последствиям этого обмана и но жаловаться.

Таково было расположение Джона Роксмита поутру, и вследствие этого Джон Гармон очутился несколькими саженями глубже под землей, чем в ночь. Выходя со двора ранее обыкновенного, он встретился у дверей с Херувимчиком. Ему было несколько по дороге с Херувимчиком, и они пошли вместе.

Невозможно было не заметить перемены в наружности Херувимчика, который сам почувствовал это и весьма скромно сказал: это подарок дочери моей, Беллы, мистер Роксмит.

Эти слова приятно затронули секретаря: он помнил о пятидесяти фунтах стерлингов, и он все еще любил эту девушку. Без сомнения, то была слабость, - это всегда слабость, говорят некоторые авторитеты, - а все-таки он любил эту девушку.

-- Что, много вам случалось читать книг о путешествиях по Африке, мистер Роксмит? - сказал мистер Вильфер.

-- Да таки читал.

-- Ну, така, вы знаете, там у них обыкновенно какой-нибудь король Юрка или король Малый, или король Самбо, или король Бык, или Ром, или Солонина, или другое имя, какое вздумается матросам дать ему...

-- Где? - спросил Роксмит.

-- Где бы то ни было. То-есть, где-нибудь в Африке. Все равно где бы то ни было. Ведь черные короли дешевы, и полагаю, - сказал мистер Вильфер, с видом извинения, - очень гадки...

-- Я с вами согласен, мистер Вильфер. Так вы хотели сказать...

-- Я хотел сказать, что на короле обыкновенно надета или только шляпа из Лондона, или пара манчестерских подтяжек, или одна эполета, или мундир ногами в рукава, или что-нибудь в роде этого.

-- Так точно, - сказал секретарь.

-- По секрету, я вас уверяю, мистер Роксмит, - заметил веселый Херувим, - когда у меня было на руках большое семейство. и надо было заботиться обо всех, я, признаюсь вам, чрезвычайно напоминал собою такого короля. Вы холостяк, и потому представить себе не можете, как трудно мне было надеть на себя более одной порядочной штуки зараз.

-- Легко могу поверить этому, мистер Вильфер.

-- Я упоминаю об этом, - сказал в теплоте своего сердца мистер Вильфер, - только в доказательство милой, деликатной и предупредительной привязанности дочери моей, Беллы. Еслибы мы ее съизмала баловали, я бы не ценил этого так высоко, при теперешних её обстоятельствах. Но нет, ни капельки. Притом же она такая милочка. Надеюсь, вы согласны со мнойчто она ведь очень недурна, мистер Роксмит?

-- Конечно. Всякий согласится.

-- Мисс Вильфер не найдет себе друзей лучше мистера и мистрисс Боффин.

-- Правдаи - сказал ублаготворенный Херувим, действительно, я начинаю думать, что дело устроилось очень хорошо. Еслибы мистер Джон Гармон был жив...

-- Лучше ему быть мертвым, - сказал секретарь.

-- Нет, я так далеко и не иду и не скажу этого, - произнес Херувим, несколько протестуя против слишком решительного и безжалостного тона своего собеседника: - но ведь мог же он и не приглянуться Белле, или она сама не приглянулась бы ему, и мало ли что? Тогда как теперь она может сама себе выбрать.

-- Может-быть, - так как вы удостаиваете меня своего доверия, говоря об этом предмете, то извините мой вопрос, - может быть... она уже... выбрала? - замялся секретарь.

-- О, совсем нет! - ответил мистер Вильфер.

-- Молодые девицы, - намекнул Роксмит, - делают иногда свой выбор, не говоря о том отцу.

-- На этот раз нет, мистер Роксмит. Между мной и дочерью моею Беллой есть уговор ничего друг от друга не скрывать. Наши условия с ней были ратификованы намедни. Ратификация началась с... этого, - сказал Херувим, хлопнув слегка но фалдам сюртука и по карманам брюк: - о нет, она еще не выбрала. Конечно, молодой Джордж Сампсон, в те дни, когда мистер Джон Гармон...

-- Лучше бы ему было вовсе не родиться! - сказал секретарь, нахмурив лоб.

Мистер Вильфер поглядел на него с удивлением, как бы полагая, что тот возымел безотчетную ненависть к бедному покойнику, и продолжал: - Когда отыскивали мистера Джона Гармона, молодой Джордж Сампсон, конечно, увивался за Беллой, и Белла позволяла ему увиваться. Но сериозно-то никогда об этом не думалось, а теперь уж и вовсе не след об этом думать. Потому что Белла честолюбива, мистер Роксмит, и, смею предсказать, выйдет за богача. На этот раз, видите, она будет иметь перед глазами его лицо и его имение, и будет иметь возможность сделать выбор с не зажмуренными глазами. Мне сюда. Очень сожалею, что так скоро разстаемся. Доброго утра, сэр!

Секретарь продолжал путь, не очень ободренный в душе этим разговором, и, достигнув Боффинова дома, встретил ожидавшую его Бетти Гигден.

-- Как бы я была благодарна вам, сэр, - сказала Бетти, - еслибы мне можно было перекинуться с вами словечком-другим.

Он сказал ей, что она может перекинуть сколько ей угодно словечек, ввел ее в свою комнату и попросил садиться.

-- Это я насчет Слякоти, сэр, - сказала. Бетти: потому я и пришла сюда одна. Не хотелось мне, чтоб он знал, что я хочу вам сказать; вот я встала пораньше, да и пустилась в путь-дорогу.

-- Вы чудо как проворны, - возразил Роксмит: - вы моложе меня.

Бетти Гигден серьезно кивнула головой: - по летам-то я сильна еще, но, благодаря Бога, не молода уж.

-- Ужели радуетесь тому, что вы не молоды?

-- Да, сэр. Будь я молода, надо бы все сызнова проходить, а эта дорожка тяжелая, сами видите. Но что обо мне толковать; я насчет Слякоти.

-- А что же насчет его, Бетти?

-- Вот что, сэр. Не могу я никакими силами вбить ему в голову, что он не может сложить вашей доброй хозяйке, хозяину и вместе работать на меня, то и другое разом. Конечно, он этого не может. Коли ему себя так поставить, чтобы хлеб зарабатывать, то ему надо меня оставить; ну, так вот этого он и не хочет.

-- В самом деле, сударь? Да, пожалуй что и я также думаю. А все жь не резон давать ему в этом волю. И вот как он не хочет оставить меня, то я сама его оставлю.

-- Какже это, Бетти?

-- Хочу бежать от него.

Удивленно глядя в непоколебимое старое лицо и светлые глаза, секретарь повторил: - Бежать от него?

-- Да, сэр, - сказала Бетти, кивнув ему.

В этом кивке и твердо стиснутых губах была такая сила, что в решимости её не оставалось никакою сомнения.

-- Ну, полноте, полноте, - сказал секретарь. - Об этом надо еще поговорить. Нечего спешить, постараемся обсудить это дело.

Вот разсудите, мой голубчик, - ответила старая Бетти. - Вы меня извините, что я с вами так запросто говорю: но годам-то ведь я могла бы вам два раза быть бабушкой. Вот разсудите. Ведь от моего ремесла продовольствие плохое, да и дело это очень тяжелое; без Слякоти я уж и не знаю, как бы я так долго продержалась. Мы кормились этим делом, пока Слякоть жил у меня. Теперь я одна - даже и Джонни нет, - так мне лучше на ногах быть и похаживать, нежели у огня белье складывать. Я скажу вам, почему на меня иногда смертельная тоска находит. Мне сдается, что у меня на руках Джонни, - а не то его мать, когда она была ребенком, а не то его бабка, когда она была ребенком, а то мне кажется, что и сама я ребенок, и лежу на руках у матери. Тут у меня замирают и мысли, и чувства; вдруг так и вскочишь с места, в страхе, что вот и я становлюсь похожею на бедных стариков, которых они там замуравливают в рабочие дома. Может вы иногда и сами видали, как они там их выпускают из четырех стен погреться на солнышке, и как они, загнанные, слоняются по улицам. Я была девка резвая, работящая, как я докладывала вашей доброй госпоже, еще в первый раз, как я увидела ее. Я и теперь еще могу пройти миль двадцать, коли придется. Так лучше мне на ногах быть, чем этак тосковать да замирать. Я порядочно вяжу и могу кое-что делать на продажу. Если бы господа дали мне взаймы шиллингов двадцать, да для обзаведения корзинку с товаром, это было бы почти богатство для меня. Бродя но -окрестностям, я разгоню тоску и собственным трудом прокормлюсь. Чего-ж мне еще?

-- Так вот у вас какой план? - сказал секретарь.

-- Как же лучше-то, научите! Голубчик мой, научите, как же лучше-то! Положим так, я очень хорошо знаю, - сказала старая Бетти Гигден, - и вы очень хорошо знаете, что ваши господа устроили бы меня, как королеву какую до конца моей жизни, если бы мы могли сговориться с ними пасчет этого. Ню, ведь, вам насчет этого не сговориться. Я никогда милостыни не бирала, да и никто из близких моих. Ведь, это уж значило бы и себя забыть, и детей своих покойных забыть.

-- Но, ведь это может стать извинительным и даже неизбежным напоследок, - деликатно намекнул секретарь, слегка ударяя на последнем слове.

-- Надеюсь, никогда этому не бывать! Не то, чтоб я хотела обидеть их какою-нибудь гордостью, - просто сказала старушка, - я хочу только с собой не разладить и до самой смерти трудом своим себя прокармливать.

-- И уж, конечно, - прибавил секретарь в виде утешения, - Слякоть будет усердно высматривать случай, как бы ему для вас послужить тем, чем вы были для него.

-- В этом-то я уверена, сударь, - весело сказала Бетти: - только ему надо немножко поторопиться насчет этого, а то я скоро совсем состареюсь. А все еще я сильна, и больна никогда не была ни от переходов, ни от ненастья. Так сделайте же, сударь, одолжение, поговорите обо мне вашим господам, и скажите им, о чем прошу их, по дружбе, и почему провиу.

Секретарь почувствовал, что противоречить бодрой старой героине не было никакой возможности, и тотчас же отправился к мистрисс Боффин и посоветовал ей дать старушке волю распорядиться собой, как она знает, по крайней мере, на первое время. - Я знаю, что вашему доброму сердцу было бы гораздо приятней, - сказал он: - взять ее на свое попечение, но мы обязаны уважить этот независимый дух.

Мистрисс Боффин не. могла устоять против представленного ей довода. Они с мужем тоже когда-то работали и вынесли из мусорных куч, в чистоте и нерушимости, свою совесть и честь. Если они обязаны что сделать для Бетти Гигден, то, само собой разумеется, они сделают.

-- А все-таки, Бетти, - сказала мистрисс Боффин, явившись в сопровождении Джона Роксмита в его комнату и осветив ее своею лучистою физиономией, - я бы на вашем месте но убежала.

-- Это лучше будет для Слякоти, - сказала мистрисс Гигден, покачав головой: - да и мне лучше; впрочем, как вам угодно.

-- Когда вы хотите отправиться?

-- Хоть сейчас, - был ясный и прямой ответ: - сегодня, дорогая моя, завтра. Слава Богу, мне ведь не привыкать стать. Я хорошо знаю многия места в окрестностях. Когда мне нечего другого было делать, я работала по огородам.

Бетти поблагодарила мистера Роксмита признательным книксеном.

-- Но мы не хотим терять вас из виду. Мы не хотим забывать вас. Мы хотим знать все, что до вас касается.

-- Так, дорогая моя, только не через письма, потому что письма-то писать я не горазда; в ту пору, когда я была молода, люди нашего разбора писать мало учились. Но, ведь, я буду переходить с места на место. Не бойтесь, не упущу случая взглянуть хоть одним глазком на ваше живительное лицо. Да и, кроме того, - сказала Бетти с искреннею логикой: - мне ведь надо будет понемножку выплачивать долг; если не другое что, так уж это непременно заставит меня заходить к вам.

-- Так, так этому и быть? - все еще неохотно спросила мистрисс Боффин и секретаря.

-- Я думаю.

После некоторых прении решено было этому так и быть, и мистрисс Боффин предложила Белле составить список закупок, необходимых для того, чтобы Бетти могла начать свой новый промысел. - Не бойтесь вы за меня, дружочек, - сказала стойкая душа, наблюдая за лицом Беллы: - как только я засяду с моей корзиной на деревенском рынке, опрятная, проворная, бойкая, я не хуже любой фермерши зашибу деньгу.

Секретарь воспользовался этим случаем, чтобы коснуться практического вопроса о способностях мистера Слякоти.

-- Из него бы вышел отличный столяр, - сказала мистрисс Гигден, - кабы только у меня были деньги на выучку.

Она видала, как он управлялся с инструментом, который они добывали для поправки катка, или как он ловко сколачивал сломанную мебель; игрушки же питомцам он делал каждый день совсем из ничего. А раз, так целых двенадцать человек собралось в переулке полюбоваться, как ловко собрал он заморскую шарманку с мартышкой.

-- Это хорошо, - сказал секретарь: - значит не трудно будет приискать ему ремесло.

Так как Джон Гармон был теперь погребен под целыми горами, то секретарь положил в тот же день покончить свои дела, чтобы совсем разделаться с покойником.

Он составил пространную декларацию, под которою должен быль подписаться Райдергуд, и тут же поразмыслив, кому бы передать этот документ: сыну ли Гексама или дочери его - скоро решил, что дочери. Но было бы безопаснее избежать личного свидания с дочерью, потому что сын видел Юлия Гандфорда, и между сыном и дочерью могло произойти сравнение примет, которое возбудило бы заснувшее подозрение и повело бы к каким-нибудь последствиям. "На меня, пожалуй, может пасть подозрение, - размышлял он, - в убиении моей собственной особы!" Поэтому лучше всего отослать документ к дочери в пакете по почте. Плезант Райдергут взялась разведать, где она живет, и нет никакой надобности присовокуплять к документу какую-нибудь пояснительную записку. До сих пор все просто. Но все сведения его о дочери перешли к нему через мистрисс Боффин из того, что она слипала от мистера Ляйтвуда. Эти сведения заинтересовали его, и он очень желал бы иметь возможность узнать побольше, - например, верно ли дойдет в её руки оправдательный документ, и удовлетворится ли она им? Но он желал бы для получения этих дальнейших сведений найти какой-нибудь новый канал, помимо Ляйтвуда, который точно также видел Юлия Гандфорда и публиковал в газете об Юлии Гандфорде, и которого секретарь избегал более всех, но "с кем обычный ход дел может мгновенно свести меня лицом к лицу в любой день или час".

Как же отыскать этот канал? Сын Гексама находится на попечении школьного учителя, приготовляясь сам быть учителем. Секретарь знал это, потому что участие сестры в этом пристроении брата казалось лучшею чертой во всем рассказе Ляйтвуда об этих людях. Беднягу Слякоть нужно сколько-нибудь поучить. Если он, секретарь, пригласит школьного учителя для этой цели, так вот и канал открыт. Знает ли мистрисс Боффин имя этого учителя? Нет, но за то она знает, где находится самая школа. Этого совершенно достаточно. Секретарь тотчас же написал к содержателю школы, и в тот же вечер Брадлей Гедстон явился к нему сам вместо ответа. Секретарь изложил ему дело, состоявшее в том, чтобы присылать к нему по вечерам для обучения одного молодого человека, которому мистер и мистрисс Боффин желают дать какое-нибудь полезное положение в жизни. Преподаватель охотно согласился. Секретарь спросил: на каких условиях? Учитель сказал на каких. Дело было слажено.

-- Позвольте узнать, сэр, - сказал Брадлей Гедстон, - чьему доброму слову обязан я рекомендацией к вам?

-- Нужно вам сказать, что я здесь не главный. Я секретарь мистера Боффина. Мистер Боффин, тот самый джентльмен, который наследовал имение... Может быть, вы слыхали?.. Гармоново имение.

-- Мистер Гармон, - сказал Брадлей, который, конечно, пришел бы в большое недоумение, если бы знал, с кем теперь говорит: - это тот, что был убит и найден в реке?..

-- Убит и найден в реке.

-- Так, ведь, не...

-- Нет, - перебил секретарь, улыбаясь: - не он рекомендовал вас. Мистер Боффин слышал о вас ют одного мистера Ляйтвуда. Я полагаю, вы знаете мистера Ляйтвуда или слыхали?

-- Я слыхал о нем, сколько надо, сэр. Я не знаком с мистером Ляйтвудом, да и не желаю знакомиться. Я ничего не имею против самого мистера Ляйтвуда, но я многое имею против его друзей, против некоторых его друзей... Против самого близкого его друга.

что сильно задел какое-то больное место, и сделал бы диверсию, если бы Брадлей не уцепился за него но своей обычной неловкости.

-- Я не прочь назвать этого друга и по имени, - сердито проговорил он: - имя этого человека, мистер Евгений Рейборн.

Секретарь вспомнил о нем. В смутном воспоминании о той ночи, когда он боролся против сонного зелья, которым его споили, остался темный образ личности Евгения; но он вспомнил имя его, и манеру говорить, и как они вместе ходили смотреть труп, и где стоял Евгений, и что он сказал при этом.

-- Скажите, пожалуйста, мистер Гедстон, - спросил он, снова пытаясь сделать диверсию; - как зовут сестру молодого Гексама?

-- Ее зовут Лиззи, - сказал учитель с сильным сокращением мускулов на всем лице.

-- Эта молодая девушка, кажется, очень замечательного характера?

-- Она настолько замечательна, чтобы быть гораздо выше мистера Евгения Рейборна, хоть это, впрочем, доступно и самым обыкновенный ь людям, - сказал школьный учитель. - Полагаю; вы не сочтете дерзким, сэр, если я спрошу, зачем вы привела в связь эти два имени?

-- Так, случайно, - ответил секретарь: - заметив, что разговор о мистере Евгений Рейборне вам неприятен, я попробовал уклониться от него, хотя кажется, и не слишком успешно.

-- Вы знаете мистера Рейборна, сэр?

-- Нет.

-- Так, стало быть, эти имена приведены вами в связь не вследствие каких-нибудь его намеков?

-- Конечно, нет.

-- Я осмелился спросить это, - сказал Брадлей, поглядев в пол, - потому что он способен все сказать по своему легкомысленному и наглому хвастовству. Я, - я надеюсь, вы поймете меня, сэр. Я, - я очень интересуюсь и братом, и сестрой, и этот предмет возбуждает во мне очень сильное чувство. Очень, очень сильное чувство.

Брадлей дрожащею рукой вынул платок и вытер себе лоб.

Глядя на лицо школьного учителя, секретарь подумал, что тут он, действительно, открыл канал, только оказавшийся, сверх ожидания, и темным, и глубоким, и бурным, и трудным для разведок. Вдруг посреди своих бурных волнений, Брадлей остановился и, казалось, вызывал его взглядом на ответ, как будто он внезапно спросил: что вы во мне видите?

-- Вашею рекомендацией здесь послужил брат, молодой Гексам, - сказал секретарь, спокойно возвращаясь к делу, - так как мистер и мистрисс Боффин случайно узнали от мистера Ляйтвуда, что он ваш ученик. Все, что я спрашивал у вас о брате и сестре, спрашивал я сам по себе, а не в официальном звании, не по поручению мистера Боффина. Каким образом я заинтересовался ими, нет надобности объяснять. Вы знаете, в какой связи находился их отец с открытием тела мистера Гармона.

-- Сэр, - возразил Брадлей, действительно, в сильном безпокойстве: - я знаю все обстоятельства этого дела.

Пожалуйста, скажите мне, мистер Гедстон, - молвил секретарь, не лежит ли на сестре какого-нибудь пятна по случаю этого невозможного... лучше сказать ни на чем не основанного обвинения, сделанного против её отца и в сущности уже взятого назад.

-- Нет, сэр, - ответил Брадлей, с чем-то вроде гнева.

-- Очень рад слышать.

-- Сестра, - сказал Брадлей, так заботливо разставляя я выговаривая слова, как будто он вычитывал их из книги, - не несет на себе от этого никакого пятна, и честный человек, который собственным трудом устроил себе положение в жизни, может разделить с ней это положение. Я не говорю поднять ее до этого положения, я говорю просто разделить с ней это положение. Сестре нет никакого упрека, если только, по несчастию, она сама не накличет чего-нибудь на себя. Если такого рода человек не боится смотреть на нее как на равную себе, и если он имеет убеждение, что на ней - никакого пятна, то, я полагаю, этот факт говорит сам за себя.

Брадлей Гедстон сдвинул брови, стиснул широкую нижнюю челюсть и у ставил глаза в пол с видом решимости, казавшейся совершенно излишнею в этом случае, отвечал: - Да, такой человек есть.

Секретарю не было уже ни причины, ни предлога продолжать разговор, который тут и кончился. Часа через три убранное паклей привидение явилось опять в Закладной Лавке, и в тот же вечер Райдергудово свидетельство уже лежало в почтовом ящике, адресованное в пакете на имя Лиззи Гексам.

Все эти дела до того поглотили Джона Роксмита, что он только на следующий день снова увиделся с Беллой. Казалось, о ни молча условились между собою, чтобы мистер и мистрисс Боффин не могли заметить перемену в их взаимном обращении. Этому благоприятствовало снаряжение старой Бетти Гигден, которое удерживало Беллу в занятиях и хлопотах и овладевало общим вниманием.

-- Я полагаю, - сказал Роксмит, когда они окружили ее, покуда та укладывала свою чистенькую корзину, все, кроме Беллы, деятельно помогавшей на коленях у кресла, на котором стояла корзинка, - что вам, мистрисс Гигден, по крайней мере, следовало бы взять с собой в карман письмо, которое я написал бы для вас, означив в нем, где оно писано, и просто свидетельствуя в нем от мистера и мистрисс Боффин, что они ваши друзья, - не говорю покровители, потому что это им не понравилось бы.

-- Этого добра и без нас вволю; не так ли, Нодди? - сказала мистрисс Боффин

-- Я думаю, старушка, - ответил Золотой Мусорщик, - просто но горло!

-- По ведь людям иногда нравится покровительствовать, не правда ли, сэр? - спросила Белла, подняв глаза.

-- Да мне-то нет. А если им с бывшими виц-патронессами, что все это значит в тех книгах от благотворительных заведений, которые сыплются на Роксмита, зачастую так, что он сидит в них почти по самое горло? Если мистер Том Никс дам пять шиллингов, разве он не патрон? и если мистрисс Джек Стайльс даст пять шиллингов, разве она не патронесса? Чтож это за чертовщина такая? Если это не самое бешеное безстыдство, как же вы это назовете?

-- Не горячись, Нодди, - произнесла мистрисс Боффин.

-- Не горячись! - крикнул мистер Боффин: - да это хоть кого разогреет. Никуда сунуться без патронства нельзя. Не хочу я патронства. Если я покупаю билет на цветочную выставку или представление с музыкой, или на какое бы там ни было представление, платя за него втридорога, на что мне эти патроны и патронессы: ведь не они же меня угощают? Если нужно сделать доброе дело, так разве нельзя его сделать попросту, за тем только что оно доброе дело? Если же дурное дело, поправят его что ли патроны с патронессами? А вот если бывает нужно построить какое-нибудь заведение, то подумаешь, что кирпичи с известью считаются делом менее нужным, нежели патроны с патронессами. Право, я удивляюсь, как это патроны с патронессами самих себя не стыдятся! Ведь не пилюли же они, не краска для волос, чтобы трубить о них таким манером!

Выпустив эти замечания, мистер Боффин засеменил рысцой, по своему обыкновению, и нросеменил до того места, с которого отправился.

-- Что до письма, Роксмит, то вы правы, как нельзя более. Дайте ей письмо, заставьте ее взять, насильно вложите ей в карман. Она может заболеть. Ведь вы можете заболеть, - продолжал мистер Боффин. - Не отговаривайтесь, мистрисс Гигден, это упрямство; ведь вы сами знаете, что можете.

-- Вот это так! - сказал мистер Боффин. - Ну, вот это умно! И благодарите не нас (нам не пришло это в голову). а мистера Роксмита.

Письмо было написано, прочтено ей и отдано.

-- Ну, как вы теперь полагаете? - сказал мистер Боффин. - Все по вкусу вам?

-- Письмо-то, сэр? - сказала Бетти. - Славное письмо!

-- Не говорите пожалуйста, какие на выбор вам оставлены, - произнес мистер Боффин, - потому что родам жизни и способам счету нет. Например, у нас есть дом Павилын, и нам не худо бы иметь там ключницу. Не хотите ли заглянуть в Павильон? Там живет в уединении ученый человек с деревянной ногой, по прозванию Вегг: с ним можете там познакомиться.

Старая Бетти устояла даже против этого соблазна и стала задевать свой черный чепчик с шалью.

-- Ну, уж как хотите, я бы не пустил вас, - сказал мистер Боффин, - еслибы не надеялся, что от этого самого Слякоть скорее, ума наберется и в силу войдет. Что это у вас, Бетти? Никак кукла?

и с Роксмитом, обвила старыми изсохшими руками молодую, чудную шею Беллы и сказала, повторяя Джоннипы слова: "поцеловать к'асивую леди!" Секретарь глядел с порога на к'асивую леди, обвитую таким образом, и потом еще глядел на к'асивую леди, когда она осталась одна, между тем как стойкая, старая фигура, с своим твердым ясным взором, ковыляла по улицам, уходя от паралича и рабочого дома.