| Автор: | Диккенс Ч. Д., год: 1864 |
| Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Наш общий друг. Часть третья. I. Жильцы в Несостоятельной улице. (старая орфография)
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Жильцы в Несостоятельной улице.
Туманный день был в Лондоне, и туман стоял густой и темный. Одушевленный Лондон, с болящими глазами и раздраженными легкими, щурился, сопел и задыхался; неодушевленный Лондон стоял как призрак, покрытый копотью, долженствовавший быть и видимым и невидимым вместе, и потому не бывший ни тем, ни другим. Газовые рожки мерцали в лавках с видом изнуренным и несчастным, как бы сознавая себя существами ночными, которым ни до чего дела нет, пока солнце на небе; солнце же между тем, по временам на несколько мгновений неясно обозначавшееся в кружившихся струях тумана, представлялось как бы угасшим, грустно и зябко съежившимся. Даже в окрестностях города день был туманный; но там туман стоял серый, между тем как в Лондоне, в крайних оконечностях города, он был темножелтый; далее, внутрь, он был бурый, затем все бурее и бурее, пока в сердце Лондонского Сити, то-есть в Сент-Мери-Аксе, не превращался в ржаво-черный. С любой возвышенной точки земли на севере можно было бы видеть, как самые высокия строения от времени до времени усиливались выставить свои головы над туманным морем, и как огромный купол церкви Св. Павла, повидимому, умирал в особенности тяжко; но этого нельзя было заметить у их основания, на улицах, где вся столица являлась кучею испарений, наполненною глухим стуком колес и одержимою гигантским катарром.
В девять часов такого утра, торговый дом Побсей и Ко казался не из самых веселых даже в Ссит-Мери-Аксе, местечке не очень веселого свойства, со всхлипывавшим газовым рожком в окне конторы и с воровскою струей тумана, вползавшого в замочную скважину входной двери, чтобы задушить его. Но огонь погас, входная дверь отворилась, и вышел Райя с мешком под мышкою.
Почти тотчас же на самом выходе из двери Райя погрузился в туман и исчез для глаз Сент-Мери-Акса. Но глаза этой повести могут следить за ним по улицам Корнгил, Чипсайд, Флид-Стрит и Страпд, вплоть до Пиккадилли и Албеня. Туда шел он спокойными, размеренными шагами, с посохом в руке, с полами до пят, и не одна голова, обернувшись назад взглянуть на эту достопочтенную фигуру, уже исчезнувшую в тумане, думала, что это какая-нибудь обыкновенная, только неясно разсмотренная фигура, которой воображение и туман прядали особенный вид.
Подойдя к дому, где находилась, во втором этаже, квартира его хозяина, Райя взошел на лестницу и остановился у двери Обаятельного Фледжби. Не дотрогиваясь ни до звонка, ни до скобы, он постучал в дверь набалдашником своего посоха и, прислушавшись, сел на пороге. Что-то особенное являлось в обычной его покорности, с которою он сидел на холодной и темной лестнице, как многие из его предков, вероятно, сиживали в темницах, готовый принять безответно все, что ни выпало бы ему на долю.
По прошествии некоторого времени, когда он прозяб до того, что готов был дуть себе в кулаки, он встал и постучал посохом снова, и прислушался снова, и снова сел дожидаться. Трижды повторил он все эти действия, прежде чем настороженные уши его были приветствованы голосом Фледжби, закричавшим с постели: "Перестаньте стучать! Сейчас отопру!" Но вместо того чтобы сейчас отпереть, он опять заснул сладким сном на четверть часика; а Райя, между тем, все сидел на лестнице и ждал с совершенным терпением.
Наконец, дверь отворилась, и ударившаяся в бегство ночная драпировка мистера Фледжби снова нырнула в постель. Следуя за нею в почтительном разстоянии, Райя вступил в спальню, где еще до этого был разведен огонь и теперь горел жарко.
-- Что это, в который час ночи вы решились пожаловать? - спросил Фледжби, отворачиваясь под одеялами и выставляя комфортабельно закутанный бастион плеча издрогнувшему старику
-- Сэр, теперь уже полчаса десятого утра.
-- Чорт возьми! Туман что ли такой страшный?
-- Сильный туман, сэр.
-- И свежо, следовательно?
-- Холодно - сказал Райя, вынув платок и отирая сырость с бороды и длинных седых волос, в то время как, став на краешек предкаминного коврика, он смотрел на привлекательное пламя.
Нежась в постели, Фледжби еще более закутался.
-- Что там, снег, гололедица, слякоть или что-нибудь в этом роде? - спросил он.
-- Нет, сэр, нет. До этого не дошло, и еще не так дурно. Улицы довольно чисты.
-- Ну, полно вам хвастаться - возразил Фледжби, обманувшийся в желании увеличить контраст между своею постелью и улицами. - Вы вечно чем-нибудь хвастаетесь... Книг принесли?
-- Ладно. Минутку-другую, и я соображу в уме все дело, а вы пока повыпростайте ваш мешок и все мне подготовьте.
Еще раз комфортабельно нырнув, Фледжби заснул снова. Старик, исполнив его приказание, сел на краешек стула, сложил на груди руки и, постепенно уступая действию тепла, задремал. Он очнулся только тогда, когда мистер Фледжби явился стоящим у кровати, в турецких туфлях, в турецких шароварах розового цвета (дешево приобретенных от кого-то, кто сам стянул их с кого-то другого за ничто), в халат и шапочке подстать.
-- Ну, старый! - крикнул Обаятельный, малодушно издеваясь: - что вы там лукавите, сидя с закрытыми глазами. Ведь бы не спите. Еврея, что хорька, сонного не захватишь.
-- По истине, сэр, я вздремнул немного, - сказал старик.
-- Не таковский вы человек! - подхватил Фледжби, лукаво поглядывая. - Другим сказывайте сказки, а меня на сказки не подденешь. Впрочем, уловка недурная: ни о чем, кажется, человек не думает, сну предастся, а., между тем, в это самое время думает как бы дельце обделать, деньгу зашибить. Хитрец!
Старик покачал головою, кротко отвел от себя поклеп, подавил вздох и подошел к столу, за которым мистер Фледжби наливал себе чашку дымящагося благовонного кофе из кофейника, стоявшого в готовности на каминном наличнике. Назидательное зрелище представляли - молодой человек, в мягких креслах, пьющий кофе, и старик с наклоненною седою головой, стоящий в ожидании его приказаний.
-- Ну! - сказал Фледжби. - Подавайте-ка весь ваш баланс, сколько есть на лицо, да объясните цифрами, почему он не больше. А прежде всего засветите свечу.
Райя повиновался и, потом вынув мешок из-за пазухи и сославшись на сумму, показанную в счетах, по которым деньги взносились, отсчитал их на стол. Фледжби пересчитал их снова с большою заботливостью и позвонил каждым совереном.
-- Я полагаю, - сказал он, взяв один из них и внимательно его разсматривая, - вы ни в одном не поубавили весу: - впрочем, это дело вашего племени. Сами знаете. Ведь вы понимаете, что значит червончик повытравить; так, что ли?
-- Столько же, как и вы, сэр, - ответил старик, спрятав обе руки, каждую под широкий обшлаг другой, в то время как, стоя, у стола, он почтительно смотрел в лицо своего хозяина. - Позволите ли вы мне кое-что сказать вам?
-- Говорите, - милостиво согласился Фледжби.
-- Не смешиваете ли вы, сэр, - без намерения, разумеется, без всякого намерения, - не смешиваете ли вы иногда ту честную должность, которую я у вас занимаю, с тем характером, который я по разсчетам вашим должен принимать на себя?
-- У меня нет досужого времени разбирать вещи до такой тонкости, - холодно отвечал Обаятельный.
Нет, из справедливости!
-- Убирайтесь с справедливостью, - сказал Фледжби.
-- Нет, из великодушия?
-- Жиды и великодушие! - сказал Фледжби. - Вот хорошее сочетание! Достаньте-ка росписки и не говорите мне иерусалимского вздору.
Росписки были представлены, и в течение последовавшого получаса мистер Фледжби сосредоточивал на них все свое высокое внимание. Оне так же, как и счеты, были совершенно верны, и потому книги и все бумаги снова заняли свое место в мешке.
-- Теперь, - сказал Фледжби, - относительно вексельной отрасли дела, отрасли, которая мне больше других правится. Есть ли какие несостоятельные векселя в продаже, и каковы цены? Составили ли вы список ценам на рынке?
Фледжби, принимая бумагу из рук Райи, свистнул.
-- Несостоятельная улица полна жильцов в настоящую минуту! Все это продается пачками, так ли?
-- Пачками, как означено, - отвечал старик, смотря через плечо своего хозяина, - или огулом.
-- Половина огульного количества будет ни к чему негодная бумага. Это можно наперед знать, - сказал Фледжби. - Не можете ли вы приобресть их по цене негодной бумаги? Вот вопрос.
Райя покачал головой, и Фледжби обратил свои глазки на список. Они тотчас же заблестели; а он, как только сознал, что они заблестели, взглянул вверх, чрез плечо, на спокойное, над ним находившееся, лицо и перешел к камину. Обратив его наличник в конторку, он спиной к старику, грея свои колени, и принялся спокойно просматривать список, часто возвращаясь к прочтенным строкам, как будто в них заключалось что-нибудь особенно интересное. Каждый раз при этом он взглядывал в зеркало над камином, чтобы посмотреть, наблюдает ли за ним старик. В последнем ничего подобного нельзя было заметить; он, знакомый с подозрительностью своего хозяина, стоял потупив глаза.
Мистер Фледжби был таким образом приятно занят, как послышались шаги у наружной двери, и стало слышно, что дверь быстро отворилась.
-- Слышите? Это ваше дело, туфля вы израильская, - сказал Фледжби, - вы ее не заперли.
Затем шаги послышались внутри квартиры, и раздался громкий голос мистера Альфреда Ламмля:
-- Тут ли вы где-нибудь, Фледжби?
На что Фледжби, приказав тихим голосом Райе поддакивать всему, что будет им сказано, ответил: "Я здесь!" и отворил дверь спальни.
-- Войдите, - сказал Фледжби. - Этот джентльмен не более как агент фирмы Побсей и Ко, из Сент-Мери-Акса, с которым я стараюсь придти к какому-нибудь соглашению насчет одного моего несчастного друга, по делу некоторых несостоятельных векселей. Но, правду сказать, Побсей и Кo до того строги к своим должникам и до того трудно соглашаются на предложение, что мне, кажется, я напрасно трачу время. Не могу ли я сделать хоть каких-нибудь условий с нами, относительно моего друга, мистер Райя?
-- Я только представитель другого, сэр, - отвечал Еврей тихим голосом. - Я действую, как мне велит мой хозяин. Не мой капитал помещен в этом деле, и моей выгоды тут нет никакой.
-- Ха, ха, ха! - засмеялся Фледжби. - Ламмль?
-- Ха, ха, ха! - засмеялся Ламмль. - Да... Конечно... Знаем мы вас.
-- Дьявольски хорошо, не правда ли, Ламмль? - сказал Фледжби, невыразимо потешаясь замаскированною шуткой.
-- Райя, Побсей и Ко, в Сент-Мери-Аксе, - вставил Фледжби, отирая слезы, катившияся из глаз, до того велико было наслаждение его этою замаскированною шуткой.
-- Мистер Райя обязав соблюдать непреложные формы, для таких случаев назначенные и установленные, - сказал Ламмль.
-- Он только представитель другого! - вскричал ФледжСи. - Действует, как ему велит его хозяин! Не его капитал помещен в этом деле! О, это отлично! Ха, ха, ха, ха!
Мистер Ламмль тоже хохотал и показывал вид человека понимающого, и чем более они хохотали, тем превосходнее становилась замаскированная шутка для мистера Фледжби.
-- Однакоже, - сказал Обаятельный джентльмен, снова отирая свои глаза, - если мы станем продолжать таким образом то, пожалуй, может показаться, что мы труним над мистером Райей или над Побсей и Ко, или над кем бы то ни было, чего у нас и на уме нет. Мистер Райя, сделайте милость, побудьте в соседней комнате несколько минут, пока я переговорю здесь с мистером Ламмлем. Я попытаюсь еще раз прийти к соглашению с вами прежде, чем вы уйдете.
Старик, ни разу не поднявший глаз все время, пока продолжалась шутка мистера Фледжби, молча поклонился и вышел в дверь, которую Фледжби отворил для него. Затворив ее потом, Фледжби возвратился к мистеру Ламмлю, стоявшему спиной к камину, заложив одну руку под фалду своего фрака и собрав в другую все свои бакенбарды.
-- Го-го-го! - сказал Фледжйи. - Что-нибудь не так.
-- Почему вы это знаете? - спросил Ламмль.
-- Видом вашим открываете, - отвечал Фледжби, ненамеренно рифмуя.
-- Правда, - сказал Ламль, - действительно, кое-что не так; все дело не так.
-- Что вы говорите! - возразил Фледжби, очень медленно, и сел спиной к камину, положив руку на колени и выпучив глаза на своего друга.
-- Я вам говорю, Фледжби, - повторил Ламмль, поводя правою рукой, - все дело не так. Птичка улетела.
-- Какая птичка улетела? - спросил ФледжЬи, так же медленно, как и прежде, но гораздо суровее.
-- Известная птичка. Наша птичка. Прочтите это.
Фледжби взял записку из его протянутой руки и прочитал ее вслух:
"Альфреду Ламмль, эсквайру. - Сэр, позвольте мистрисс Подснап и мне выразить вам нашу общую признательность за вежливое внимание, которое мистрисс Ламмль и вы оказывали нашей дочери, Джорджиане. Позвольте нам отказаться от этого на будущее время и при этом передать вам наше решительное желание, чтоб оба дома, ваш и наш, были совершенно чужды один другому. Имею честь быть, сэр, вашим покорнейшим слугой. Джон Подснап".
Фледжби посмотрел на три белые страницы записки так же долго и пристально, как смотрел на выразительную первою страницу, и потом посмотрел на Ламмля, который, в ответ ему, опять широко повел своего правою рукой.
-- Придумать не могу, - сказал Ламмль.
-- Может быть, - заметил Фледжби, подумав с недовольным выражением: - кто-нибудь худо отозвался о вас?
-- Или о вас, - сказал Ламмль, еще более нахмурившись.
У мистера Фледжби готовилось сорваться с языка какое-то мятежное выражение, как рука его случайно коснулась его носа. Некоторое воспоминание, соединенное с этою чертою лица, послужило своевременным предостережением; он благоразумно взялся за нее большим и указательным пальцами и задумался. Льммль, между тем, смотрел на него воровскими глазами.
-- Что делать! - сказал Фледжби. - Разговором этого не поправишь. Если узнаем, кто это разстроил, так мы с тем разведаемся. В заключение можно сказать только то, что мы взялись за дело, исполнению которого воспрепятствовали обстоятельства.
-- И что вы взялись за дело, которое могли бы исполнить, еслибы деятельнее воспользовались обстоятельствами, - прорычал Ламмль.
-- Э! Да ведь это, - заметил Фледжби, засунув руки в турецкия шаровары: - как кто думает.
-- Мистер Фледжби, - сказал Ламмль сварливым тоном, - понимать ли мне так, что вы относите вину ко мне или намекаете что недовольны мною в этом деле?
-- Нет, - сказал Фледжби, - в предположении, что вы принесли с собою в кармане мою росписку и возвратите мне ее.
Ламмль с неохотой достал ее. Фледжби осмотрел ее, удостоверился в её подлинности, скомкал ее и бросил в огонь. Оба они смотрели, как она пыхнула, как погасла, и как пушистый пепел её взлетел в трубу.
-- Теперь, мистер Фледжби, - сказал Ламмль прежним тоном, - так ли мне понимать дело, что вы относите вину ко мне или намекаете, что недовольны мною в этом деле?
-- Нет, - сказал Фледжби.
-- Решительно и безусловно нет?
-- Да.
-- Фледжби, пожмите мне руку.
Мистер Фледжби пожал ему руку, сказав: - А если мы когда-нибудь узнаем, кто все это разстроил, так мы с тем разведаемся. Позвольте мне сказал вам самым дружеским образом еще одну вещь. Я не знаю ваших обстоятельств и не спрашиваю о них. Вы понесли здесь потерю. Множество людей подвергаются иногда затруднениям, и вы можете подвергнуться им, а можете и не подвергнуться. Но что бы вы ни делали, Ламмль, не попадайтесь, не попадайтесь, я вас прошу, не попадайтесь в руки Побсей и Ко. что в соседней комнате. Это сутяги, истинные обдиралы и сутяги, мой любезный Ламмль, - повторил Фледжби с особенным смаком: - они сдерут с вас кожу по дюймам, с загривка до подошвы, и каждый дюйм вашей кожи изотрут в зубной порошок. Вы видели, каков мистер Райя. Не попадайтесь ему в руки, Ламмль; прошу вас, как друг.
Мистер Ламмль, проявляя некоторое опасение при торжественности столь усердного увещания, спросил за коим чортом попадать ему когда-нибудь в руки Побсей и Ко.
пылкое воображение друга. Само собою разумеется, если вы не выдавали на себя какого нибудь документа, и если таковой не мог попасть ему б руки, то это только одно мое воображение. Все-таки мне взгляд его не понравился.
Обезпокоенный Ламмль, с известными белыми пятнами, начавшими появляться и исчезать на его дрожащем носу, имел вид как будто бы его пощипывал какой-нибудь бесенок. Фледжби, наблюдавший за ним с подергиванием в своем подлом лице, исполнявшим у него обязанность улыбки, казался очень похожим на такого бесенка.
-- Я, однакоже, не могу задерживать его слишком долго, - сказал Фледжби: - не то он вымостит это на моем несчастном друге. - Что ваша умная и приятная супруга? Знает ли она о нашей неудаче?
-- Я показывал ей письмо.
-- Очень удивлена? - спросил Фледжби.
-- Полагаю, она удивилась бы еще больше, - отвечал Ламмль, - еслибы в вас было побольше расторопности.
-- О! Значит, она относит это ко мне?
-- Мистер Фледжби, я не позволю, чтобы мои слова перетолковывались.
-- Не сердитесь, Ламмль, - убеждал Фледжби, покорным тоном, - нет к тому никакого повода. Я только предложил вопрос. Значит, она ко мне этого не относит, если позволите еще спросить?
-- Нет, сэр.
-- Прекрасно, - сказал Фледжби, убеждаясь в противном. - Засвидетельствуйте же ей мое почтение. Прощайте!
Они пожали друг другу руку, и Ламмль вышел в раздумьи. Фледжби проводил его до тумана, и возвратившись к камину, присел к нему с задумчивым лицом и вытянул ноги в розовых турецких шароварах, широко разставив их и созерцательно согнув колени, как будто бы готовился стать на них.
-- У вас пара бакенбард, Ламмль, которые мне никогда не нравились, - бормотал он, - и каких за деньги не купишь; вы хвастаетесь своими манерами и своим красноречием; вы хотели потянуть меня за нос, вы меня затянули в глупую неудачу, и ваша жена говорит, что я же. и причина. Так я же подкошу вас. Непременно, хотя у меня и нет бакенбард (тут он потер место, где им следовало быть), нет манер, нет красноречия!
Облегчив таким образом свой благородный ум, он сдвинул ноги в турецких шароварах, выпрямил их в коленках и крикнул Райе в соседнюю комнату. - "Го-го-го, эй вы, сэр!" При виде старика, вошедшого с кротостью, совершенно противоположною той аттестации, которая только-что была дана ему, мистер Фледжби снова предался хохоту и воскликнул: - Хорошо! хорошо! Клянусь душой, необыкновенно хорошо!
-- Ну, старый, - продолжал Фледжби, когда весь хохот его выкатился, - вы купите все пачки, которые я отмечу карандашом: - вот черточка, вот черточка и вот черточка, и я готов два пенса прозакладывать, что вы потом повыжмете этих христиан, как сущий Евреи. Теперь вам нужен чек; вы непременно скажете нужен, хотя у вас у самих есть достаточный капиталец где-то, никто только не знает где, и вы скорее согласитесь, чтобы вас посолили, пересыпали перцем и прожарили на решетке, чем сознаетесь в этом. Чек я вам напишу.
Он отпер выдвинутый ящик и достал из него ключ, чтоб отперет им другой ящик, из которого взял другой ключ, и отпер еще один ящик, где находилась чековая книжка. Потом он написал чек и, дав обратный ход ключам и ящикам, снова спрятал книжку в безопасное место.
-- Старый, - сказал он в то время, как Еврей, положив чек в бумажник, опускал этот последний в боковой карман своей верхней одежды: - о моих делах пока довольно. Теперь несколько слов о делах, которые еще не совсем мои. Где она?
Райя, не успев вынуть руки из под своей одежды, вздрогнул и остановился.
-- Ого! - сказал Фледжби. - Этого не ожидали! Куда вы ее запрятали?
Старик, показывая вид, что его захватили врасплох, взглянул на своего хозяина с мимолетным замешательством, и это доставило его хозяину неописанное наслаждение.
-- Нет, сэр.
-- В саду, что ли, на кровле этого дома, взошла туда, чтобы в мертвом состоянии находиться, или в чем-бы там ни состояла ваша забава? - спросил Фледжби.
-- Нет, сэр.
-- Где же она?
Райя опустил глаза, как бы соображая, может ли он отвечать на вопрос, не нарушая истины, и потом тихо возвел их на лицо Фледжби, как бы убедившись, что не может.
-- Так и быть! - сказал Фледжби. - Я теперь не буду на этом настаивать. Но я хочу знать это, и узнаю; помните. Что вы это такое затеяли?
Старик с извиняющимся движением своей головы и своих рук, как бы не понимая значения слов своего хозяина, обратил на него взор безмолвного вопроса.
-- Ведь вы не какой-нибудь волокита, - сказал Фледжби. - Ведь вы патриарх. Карта избитая, засаленная. Не влюблены же вы в Лизу.
-- О, сэр! - увещевал Райя. - О, сэр, сэр!
-- Сэр я скажу вам правду. Но... извините, что заговариваюсь... я передам со вам, как священную тайну и на условиях строжайшей чести.
-- Чести, туда же! - вскрикнул Фледжби с насмешкою на губах. - Честь у Жидов! Ну, хорошо. Разсказывайте.
-- По чести, сэр? - продолжал договариваться Райя с почтительною твердостью.
-- Само собою разумеется. По чести несомненной, - сказал Фледжби.
его на неправде.
-- Разсказывайте, - сказал Фледжби. - Начните с побудительных причин.
-- Сэр, у меня нет причин кроме желания помочь безпомощной.
Мистер Фледжби мог выразить свое чувство, вследствие такого невероятного показания, лишь необыкновенно продолжительным насмешливым сапом.
-- Как я узнал и почему стал уважать и почитать эту девушку, я уже говорил вам, когда вы ее видели в моем бедном садике на крыше дома, - сказал Еврей.
-- Чем более я узнавал ее, тем более принимал участия в её судьбе. Я нашел ее в несчастной обстановке; самолюбивый и неблагодарный брат, неприятный ей искатель её руки, сети более сильного обожателя, слабость её собственного сердца.
-- Значит, к одному из молодцов она неравнодушна?
-- Сэр, с её стороны было очень естественно склониться та сторону одного из них, потому что он имел многия и большие преимущества. Но он не одного с нею звания и не имел намерения жениться на ней. Опасности вокруг нея собирались, когда я, как вы сами сказали, сэр, старый и дряхлый, так что нельзя заподозрить во мне какое-нибудь другое чувство, кроме отцовского, вступился и посоветовал ей бежать. Я говорил ей: "Дочь моя, бывает пора такой опасности, что вся добродетель наша в том только и состоять может, чтобы поскорее бежать прочь". Она отвечала, что это уже приходило ей на мысль; но куда бежать без помощи она не знала, а помощников не было. Я указал ей человека, который мог ей пособить: человек этот был я. И она бежала.
-- Как же вы распорядились ею? - спросил Фледжби ощупывая свою щеку.
её трудолюбие послужит ей в пользу, и она будет избавлена от опасностей с какой бы то ни было стороны.
Глаза Фледжби отвернулись от камина, чтобы взглянуть на движение его рук, когда он сказал: "далеко отсюда". Фледжби попробовал (и очень неудачно) передразнить это движение и, покачав головой, сказал: - Я поместил ее вон там, далеко... Ах, старый лукавец!
Положив одну руку поперек груди, а другою держась за мягкия кресла и не оправдываясь, Райя ждал дальнейших вопросов. По Фледжби ясно видел своими маленькими глазами, слишком близко один к другому посаженными, что напрасно было бы спрашивать его об этом затаенном предмете.
-- Лиза, - сказал Фледжби, смотря снова на огонь и потом взглянув вверх. - Гм, Лиза. Вы не сказали мне её фамилии в вашем саду на вышке дома. Я буду откровеннее с вами. Её фамилия Гексам.
Райя склонил голову в подтверждение.
-- Судя по всему, кажется, таково его звание.
-- Так я и думал. Фамилия его как будто что-то в роде Ляйтвуда.
-- Нет, сэр, нисколько не походит,
-- Ну, старый, - сказал Фледжби, подмигивая на его взгляд, - выкладывайте фамилию.
-- Клянусь Юпитером! - вскричал Фледжби. - Так этот-то? Я полагал, что Ляйтвуд, а этот мне и во сне не спился. Я не прочь, чтобы вы натянули нос тому или другому из этой парочки, лукавец, потому что они оба пренадутые; а Рейборн такое хладнокровное животное, какого я не встречал никогда. Даже в бороде ходит и чванится ею. Браво, браво, старый! Ну, ступайте, желаю вам счастия.
Обрадованный такою неожиданною похвалой, Райя спросил не будет ли каких приказаний.
-- Нет, - сказал Фледжби, - можете убираться, Иуда, и хлопотать о том, что вам уже приказано.
Отпущенный этими приятными словами, старик взял свою широкую шляпу и посох и вышел, более походя на какое-нибудь высшее создание, благословляющее мистера Фледжби, чем на бедного подчиненного, которого он попирал ногами. Оставшись наедине, мистер Фледжби запер наружную дверь и возвратился к камину.
"Отлично!"--сказал Фледжби про себя: "ты, может быть, и медленно действуешь, зато наверняка!" Дважды или трижды повторил он это с большим удовольствием, раздвигая снова ноги в турецких шароварах и сгибая колени. "Вот так ловкий выстрел, можно мне им похвалиться", продолжал он про себя: "Жида подстрелил! Как услыхал я эту историю у Ламмлей, я не вдруг наскочил на Райю. Нет, я подступил к нему понемногу". В этом он был совершенно прав: он не имел привычки делать скачки или кидаться на что бы то ни было живое; он только подползал ко всему. "Я подступил к нему", продолжал Фледжби, ощупывая бакенбарды, "понемножку. Еслибы какие-нибудь Ламмли или какие-нибудь Ляйтвуды захотели подступить к нему, они прямо спросили бы его, не участвовал ли он каким-либо образом в укрывательстве этой девчонки. Я звал лучше как приняться за дело. Я стал за плетень, навел на Жида свет, выстрелил по нем и сшиб сразу. Э, да где же ему, хоть он и Жид, тягаться со мною!"
При этом сухая корча губ, вместо улыбки, опять исказила его лицо.
"Что касается до христиан", продолжал Фледжби, "то берегитесь, братья-христиане, в особенности квартирующие в Несостоятельной Улице! Теперь-то я заберу в руки эту Несостоятельную Улицу, и уж какую-нибудь игру вы в ней увидите. Забрать вас в руки, да еще так, чтобы ты об этом знать не знали, хотя и считаете себя всезнающими, да за это можно бы деньги заплатить. А тут еще, вдобавок, придется мне же барвинок из вас повыжать. Да это хоть куда!
Говоря таким образом, мистер Фледжби начал совлекать с себя турецкое одеяние и одеваться в христианское платье. По окончании этого дела и по совершении утренних омовений и умащений новейшим несомненным косметическим средством для произращения роскошных лоснящихся волос на человеческом лице (шарлатаны были единственные мудрецы, которым он верил, сверх ростовщиков), густой туман принял его и заключил в свои копотные объятия. Еслибы туман никогда более не выпустил его из себя, мир не понес бы невознаградимо! потери, но легко заменил бы его кем-нибудь другим из своего постоянного запаса.