Наш общий друг.
Часть третья.
VII. Дружеское предприятие упрочивается.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Наш общий друг. Часть третья. VII. Дружеское предприятие упрочивается. (старая орфография)

VII. Дружеское предприятие упрочивается.

Товарищи дружеского предприятия сидели на полу выпрямившись, отдуваясь и осматривая друг друга, после того как мистер Боффин, хлопнув воротами, ушел. В слабых глазках Винаса и в каждом красноватом пыльно-цветном волоске его взъерошенной головы проглядывало явное недоверие к Веггу и готовность вценшься в него, еслибы малейшее обстоятельство потребовало того. В грубом лице Вегга и во всей его коренастой фигуре (он походил на немецкую деревянную игрушку) выражалось политичное примирение, в котором не было искренности. Оба они были красны, взволнованы и помяты от недавней схватки, а Вегг, кроме того, падая на земь, ударился до одури затылком об пол, что заставило его потирать себе голову с таким видом, как будто бы он был в высшей степени, и притом неприятно, удивлен. Тот и другой хранили молчание в продолжение некоторого времени, предоставляя один другому начать разговор.

-- Брат, - сказал Вегг, наконец, прерывая молчание; - вы правы, а я виноват. Я забылся.

Мистер Винас, выразительно встряхнул волосами, как бы скорей думая, что мистер Вегг не забылся, а вспомнил себя, явившись в своем настоящем виде.

-- Но, товарищ, - продолжал Вегг, - вы в жизни никогда не знавали мисс Елизавету, мастера Джорджа, тетушку Джснь и дядюшку Паркера.

Мистер Винас согласился, что он никогда не знавал этих важных особ и прибавил, что и не желает иметь чести быть с ними знакомым.

-- Не говорите этого, товарищ, - возразил Вегг. - Нет, не говорите этого! Как вы с ними незнакомы, то вы и понять не можете, как можно придти в бешенство при виде похитителя.

Предлагая эти оправдательные слова, как будто бы они делали ему великую честь, мистер Вегг передвинулся на руках к стулу, стоявшему в углу комнаты, и там после разных неуклюжих прыжков стал в перпендикулярное положение. Мистер Винас тоже поднялся.

-- Товарищ, - сказал Вегг, - присядьте. Товарищ, какое выразительное лицо у вас!

Мистер Винас невольно погладил себя по лицу и посмотрел себе на руку, как бы осведомляясь, не сплозло ли с его лица выразительное свойство.

-- Потому что я хорошо знаю, заметьте это, - продолжая ь Вегг, отмечая свои слова указательным пальцем, - хорошо знаю, какой делают мне вопрос ваши выразительные черты.

-- Какой вопрос? - сказал Винас.

-- Вопрос, - отвечал Вегг с некоторою веселою приветливостью, - зачем я не упомянул раньше о том, что я нашел кое-что. Ваше выразительное лицо говорит мне: "Зачем вы не сообщили мне этого, когда я только что вошел сюда? Зачем бы утаили это, пока не подумали, что мистер Боффин приехал посмотреть, все ли цело?" Ваше выразительное лицо, - продолжал Вегг, - говорит это яснее слов. А вот на моем лице можете ли вы прочитать ответ, который я готов дать вам?

-- Нет, не могу, - сказал Винас.

-- Я так и знал! А почему нет? - спросил Вегг с тою же веселою откровенностью: - потому что я не претендую на выразительность лица. Потому что хорошо знаю свои недостатки. Не все люди одарены одинаково. По я могу отвечать словами. Какими же словами? Вот какими: я хотел сделать вам приятный суи при-из!

Растянув таким образом с повышением голоса слово сюрприз, мистер Вегг потряс своего друга и брата за обе руки, и потом хлопнул ему по обоим коленам, как великодушный благодетель, который просит не упоминать о небольшом одолжении, которое он, по своему счастливому положению, мог оказать ему.

-- Ваше выразительное лицо, - сказал Вегг, - после этого спрашивает только: "что вы нашли?" Поверьте, я так и слышу это.

-- Что же? - спросил открыто Винас, напрасно подождав немного - Если так слышите, зачем же не отвечаете?

-- Выслушайте меня! - сказал Вегг.Я к тому и иду. Вк слушайте! Человек и брат, товарищ но чувству и по действию, я нашел шкатулку.

-- Выслушайте меня! - сказал Вегг... (Он старался всячески попридержать, что было можно, и если уж необходимо было высказаться в чем-нибудь то он прорывался лучезарно торопливым: "выслушайте меня.") В один день, сэр...

-- Когда? - сказал Винас отрывисто.

-- Не-е-те, - отозвался Вегг, тряся своею головой наблюди тельно, выразительно и шутливо в одно и то же время. Нет, сэр! Это уж не ваше выразительное лицо задает такой вопрос. Это ваш голос спрашивает; просто голос. Но стану продолжать. В один день, сэр, мне случилось ходить но двору, делать обход, потому что, говоря словами друга нашей фамилии, автора стихотворения: "Все благополучно" {В английской армии часовые по ночам перекликаются словами: alls' well! (all is well). Все благополучно! Это то же, что наше: слушай!}, аранжированного для дуэта.

Погасли, как вы помните, мистер Винас, месяца лучи

Один при блеске, вы отгадаете, прежде чем я скажу, звезд в ночи

На батарее иль на башне боевой

Обходит рундом часовой,

Обходит часовой.

-- при таких обстоятельствах, сэр, мне пришлось делать обход, раз, около вечера, как вдруг моя железная палка, которою я привык разнообразить по временам свою ученую жизнь, ударилась в какой-то предмет, названием коего я не считаю за необходимость безпокоить ваш ум. - Однакоже, это необходимо. В какой предмет? - спросил Винас сердитым голосом.

-- Выслушайте меня! - сказал Вегг. - В насос. Когда палка ударилась в насос, я нашел, что он был не только не заколочен, но даже имел подъемную крышку, под которою что-то гремело. Это что-то, товарищ, оказалось маленькою, плоскою, продолговатою шкатулкой. Говорить-ли, что она была досаднейшим образом легка?

-- В ней лежали бумаги, - сказал Винас.

-- Ну, вот теперь ваше выразительное лицо действительно заговорило, - воскликнул Винас. - В нем лежала одна бумага. Шкатулка была заперта, завязана и запечатана, а наверху находился пергаментный лоскуток с надписью: Мое духовное завещание. Джон Гармон. На время здесь положенное.

-- Нам нужно знать его содержание, - сказал Винас.

-- Выслушайте меня! - воскликнул Вегг. - Я сказал то жз самое и взломал шкатулку.

-- Не побывав у меня! - воскликнул Винас.

-- Точно так, сэр! - отвечал Вегг ласково и мягко. - Я вижу шутка моя удалась. Слушайте, слушайте! Я решился, как ваш разборчивый, здравый смысл легко видит, затевая для нас суп-при-из, сделать это так, чтобы он удался вполне! Прекрасно, сэр. Таким образом, быв почтен вашею предупредительностью, я разсмотрел документ. Он законно составлен, законно засвидетельствован и очень краток. Так как у него, Джона Гармона, никогда не было друзей, и он постоянно ссорился с своим семейством, то он и отдает Никодиму Боффину маленькою насыпь, которой для него совершенно достаточно; остальное же свое имущество предоставляет короне.

-- Выслушайте меня! - воскликнул Вегг. - И я тоже самое сказал. Я заплатил шиллинг (забудьте о шести пенсах, которые мне с вас приходятся), чтобы справиться с тем духовным завещанием. Брат, то духовное завещание писало несколькими месяцами ранее этого. Теперь, как ближний и как товарищ по дружескому предприятию, - добавил Вегг, благосклонно взяв его опять за обе руки и хлопнув ему по обоим коленам, - скажите, исполнил ли я дело любви к вашему совершенному удовольствию, и не отличный ли это суп-при-из?

Мистер Винас осмотрел своею собрата и товарища мнительными глазами и потом сказал с жесткостью:

-- Известие, действительно, важное, мистер Вегг. Отвергнуть этого нельзя. По я мог бы желать, чтобы вы объявили мне об этом прежде вашего нынешняго испуга, и я мог бы желать, чтобы вы спросили меня, своего товарища, как нам поступить прежде, чем вы подумали о разделении ответственности.

-- Выслушайте меня! - воскликнул Вегг. - Я знал, что вы скажете это. Но я один перенес все волнении, и я один возьму на себя всю вину!

Это было сказано с видом величайшого великодушия.

-- Довольно, - сказал Винас. Посмотрим на эту духовную и на эту шкатулку.

-- Так ли надо мне понимать, брат мой, - сказал Вегг с значительною неохотой, - что вы желаете видеть эту духовную и эту...

Мистер Винас ударил рукой по столу.

-- Выслушайте меня! - сказал Вегг. - Выслушайте меня! Я схожу и принесу их.

Промедлив некоторое время по выходе из комнаты, как будто бы, в своей алчности он долго не мог решиться представить сокровище своему товарищу, он, наконец, явился с старою, кожаною, шляпною коробкой в которую он положил шкатулку для устранения всяких подозрений.

-- Мне не хотелось бы здесь открывать ее, - сказала Сила тихим голосом, озираясь: - он может вернуться, он, может быть, не ушел еще; мы ведь не знаем, что у него на мыслях, после всего, что мы видели.

-- В этом есть доля правды, - согласился Винас. - Hoir демте в мою лавку.

Опасаясь за целость шкатулки и боясь открыть ее при настоящих обстоятельствах, Вегг медлил.

-- Пойдемте, говорю я вам, - повторил Винас запальчиво, - в мою лавку.

Не видя возможности как бы отказаться, мистер Вегг отвечал с торопливостью:

-- Выслушайте меня! Само собою разумеется, пойдемте.

Он запер Павильон, и они отправились: мистер Винас, взяв его под руку, держался за нее с замечательною цепкостью.

Подойдя к заведению мистера Винаса они нашли тускло, по обычаю, горящую свечу на окне, слабо освещавшую для публики давнишнюю пару препарированных лягушек, с рапирами в руках, все еще не решивших своего поединка. Мистер Винас, вышедши из своей лавки, запер ее, а теперь отпер ключом, и когда они оба вошли в нее, запер снова, но не прежде, как поставив в окно своей лавки ставни и закрепив их болтами.

-- Никто теперь не войдет сюда, если мы не внести насказал он потом. - Уж укромнее быть нельзя.

стенам, - индийский младенец, африканский младенец, собранный по суставам английский младенец, ассортимент черепов и все остальное собрание вдруг явились на своих местах, будто бы и они тоже ходили со двора, как их хозяин, и пунктуально явились на общее сборное место, чтобы присутствовать при открытии секрета. Французский джентльмен успел значительно вырости с тех пор, как мистер Вегг видел его в последний раз; теперь он был снабжен парой ног и головой; но рук все еще не доставало. Кому бы голова его первоначально не принадлежала, Сила Вегг счел бы за особенное себе одолжение, еслиб у нея не так много прорезалось зубов.

Сила молча сел на деревянный ящик пред камином, а Винас, опустившись на свой низенький стул, достал из-за скелетных рук поднос и чайные чашки, и поставил свой котелок на огонь. Сила внутренно одобрял все эти приготовления, надеясь, что они окончатся разжижением ума мистера Винаса.

-- Теперь, сэр, - сказал Винас, - все безопасно и спокойно. Посмотрим находку.

Руками все еще неохотными и не без косых взглядов на скелетные руки, как бы из боязни, что какая-нибудь парочка из них вдруг протянется и сцапает документ, Вегг открыл шляпную коробку, вынул шкатулку и, открыв ее, показал духовную. Он держал ее крепко за уголок, в то время как Винас, взявшись за другой уголок, пытливо и внимательно прочитывал ее.

-- Правду ли я вам говорил, товарищ? - сказал, наконец, мистер Вегг

-- Все - совершенная правда, - сказал Винас.

Мистер Вегг за этим сделал легкое грациозное движение, как бы собираясь свернуть бумагу; но мистер Винас не выпускал уголка из руки.

Нет, сэр, - сказал Винас, моргая слабыми глазками и встряхивая головой. Нет, товарищ. Теперь представляется вопрос: кому хранить это? Знаете ли вы, кто станет хранить это. товарищ?

-- Я стану, - сказал Вегг.

-- Ах, нет, товарищ!возразил Винас. - Вы ошибаетесь. Я стану. Послушайте, мистер Вегг. Я не желаю спорить с вами и еще менее того желаю иметь с вами какие-либо анатомическия занятия.

-- Что вы хотите этим сказать? - сказал Вегг торопливо.

-- Я хочу сказать, - отвечал Винас медленно, - что почти невозможно человеку чувствовать более дружелюбного расположения к другому человеку, чем какое я чувствую к вам в эту минуту. Но я на своей земле окружен трофеями моего искусства и владею инструментами чрезвычайно ловко.

-- Что вы хотите сказать, мистер Винас? - снова спросил Вегг.

-- Я окружен, как я уже заметил, - сказал мистер Винас спокойно, - трофеями моего искусства. Они многочисленны, склад разных человеческих костей велик, лавка загромождена порядочно, и у меня теперь нет большой нужды в трофеях моего искусство. Но я люблю свое искусство и знаю, как прилагать его к делу.

-- Лучшого человека для этого найти нельзя, - согласился Вегг, с видом какого-то колебания.

-- Смесь различных человеческих образцов, - сказал Винас, - хотя вы об этом и не думаете, хранится в ящике, на котором вы сидите. Смесь различных человеческих образцов имеется в прекрасном шкафчике за дверью, - за этимь Винас кивнул на французского джентльмена. - Ему недостает пары рук. Я не говорю, что тороплюсь добыть для него руки.

-- Вы как будто заговариваетесь, товарищ, - представлял Сила.

-- Вы извините меня, если я заговариваюсь, - отвечал Винас. - Я иногда подвержен этому. Я люблю свое искусство и знаю как прилагать его к делу, и решился хранить этот документ у себя.

-- Но какое же отношение имеет это к вашему искусству, товарищ? - спросил Вегг вкрадчивым тоном.

Мистер Винас мигнул своими хронически-усталыми глазками, обоими зараз и, прилаживая котелок на огне, сказал ро себя глухим голосом: - Минутки чрез две он закипит.

в жилетном кармане ланцет своею не занятою рукой. Он и Винас сидели по необходимости рядом, один возле другого, ибо каждый держался за уголок документа, который был не что иное, как обыкновенный лист бумаги.

-- Товарищ, - сказал Вегг даже более заискивающим тоном, чем прежде. - Я предлагаю разрезать его на двое, так чтоб у каждого осталось по половине.

Винас покачал головой и ответил:

-- Не годится портить его, товарищ. Он может показаться уничтоженным.

-- Товарищ, - сказал Вегг после некоторого молчания, в продолжение которого они созерцали друг друга. - Ваше выразительное лицо не говорит мне, что вы намерены предложить какую-нибудь середину в этом деле.

Винас встряхнул своими взъерошенными волосами и отвечал:

-- Товарищ, вы один раз утаили от меня эту бумагу. В другой раз уже не утаите. Я предлагаю вам для хранения шкатулку и надпись; а бумагу я буду хранить у себя.

Сила помедлил еще немного, а потом вдруг, отпустив утолок и приняв легкий и веселый тон, воскликнул: - Что жизнь без доверчивости! Что ближний без чести! Возьмите его, товарищ, в духе доверия.

Продолжая мигать своими красными глазками, обоими зараз, но без всякого проявления торжества, мистер Винас сложил бумагу, оставшуюся у него в руках, запер ее в ящик позади себя и опустил ключ в карман. Потом он предложил:

-- Не угодно ли чашку чаю, товарищ?

-- На что мистер Вегг ответил: - С удовольствием; благодарю вас, товарищ.

И чай был сделан и розлит.

-- Теперь, - сказал Винас, раздувая свой чай на блюдечке и смотря чрез нрго на своего доверчивого друга, - является вопрос", как нам действовать?

По этому предмету Сила Вегг мог сказать многое. Сила мог сказать, что он просит позволения напомнить своему другу, брату и товарищу о тех поразительных анекдотах, которые они читали в тот вечер; о том, что очевидна была параллель в уме мистера Боффина, между этими оригиналами и умершим владельцем Павильона, и настоящими обстоятельствами Павильона; о бутылке и о шкатулке. Что состояние его брата и товарища, и его самого было, очевидно, обезпечено, ибо им стоит только назначить цепу документу и получить эту цену от баловня счастия и червя скоропереходяшого, который теперь менее баловень и более червь, чем он воображал до этого времени. Что он считает достаточным для определения этой цели одного выразительного слова, и что слово это половина! Что за этим предстоит вопрос, когда потребовать половину? Что в этом случае он может рекомендовать план с условною оговоркой. Что план действия состоит в том, чтоб им выжидать терпеливо, чтобы дозволить постепенную разборку и свозку насыпей и при этом следить за хбдомь работы, которая, по его мнению, избавляя их от хлопот и издержек ежедневного копания, падет таким образом на счет кого-нибудь другого, не лишая их возможности поковыряться в ночное время в мусорных кучахь за свой счет, в их частных видах. Что в то время, но не прежде, как будут свезены насыпи и как сами они воспользуются всеми возможными случаями единственно для своей обоюдной пользы, им нужно будет обрушиться на баловня и червя. Но тут следует условная оговорка, на которую он просит своего друга, брата и товарища обратить особенное внимание. Им не следует допускать, чтобы баловень и червь присвоил себе какую бы то ни было часть достояния, которое с настоящей минуты им можно считать за свою собственность. Он, мистер Вегг, с тех пор, как увидел, что баловень воровским образом скрылся с бутылкой и с неизвестным сокровищем в ней заключавшимся, считает его просто-на-просто грабителем, и смотря на него с этой точки зрения, непременно отнял бы у него добычу, еслиб этому благоразумно не воспрепятствовал его друг, брат и товарищ. Поэтому условная оговорка, им предлагаемая, заключается в том, что если баловень придет еще раз таким же мошенническим образом, и если по внимательном наблюдении будет замечено на нем что-нибудь, то немедленно нужно будет показать ему висящий над ним острый меч, строго допросить о том, что он знает о насыпях, и о том, что скрыто в них, поступить с ним по всей строгости и держать его в состоянии унизительной нравственной неволи и в рабстве до тех пор, пока они сочтут за нужное дозволить ему выкупить свою свободу половиной всего его имущества.

-- Если, - говорил мистер Вегг в заключение, - он ошибся, назначив только половину, порядком вещей назначить три четверти. Касательно этого предмета он всегда готов на поправку.

Мистер Винас, проволочив свое внимание к этой речи через три, одно за другим следовавшия, блюдечка чаю, изъявил согласие на выраженные воззрении. Воодушевленный этим, мистер Вегг протянул свою правую руку и объявил, что это такая рука, которая никогда еще... Дальнейших подробностей не высказал он. Мистер Винас, продолжая свое занятие чаем, вт коротких словах высказал свою уверенность, как условия учтивости требовали от него, что это действительно такая рука, которая никогда еще... Он удовольствовался только тем, что посмотрел на нее; но к своей груди ее не прижал.

-- Брат, - сказал Вегг, когда счастливо устранилось недоразумение, - я желал бы вас спросить кой о чем. Помните вы вечер, как я в первый раз заглянул сюда и нашел, как вы своим могучим умом плавали в чаю?

Продолжая потягивать чай, мистер Винас кивнул в знак, что помнит.

-- И вот вы сидите, сэр, - продолжал Вегг с видом глубокомысленного удивления, - как будто бы вы с тех пор и не оканчивали своего чаю. Вот вы сидите, сэр, как будто ты бездонная кадь для вмещения этого благовонного напитка. Вот вы сидите, сэр, посреди своих трудов, как будто вы призваны к семейной жизни, к счастливой семейной жизни и готовы одолжить всю компанию.

Без жизни семейной грустит и богатый.

Ах, верно вы отдали б все препараты,

Все чучела птичек, зверей и чудовищ

За дом ваш семейный - он лучше сокровищ.

О дом наш семейный, о сладостный дом!

-- Будь дом ваш, - прибавил прозою мистер Вегг, осматривая кругом лавку, - будь дом ваш еще страшнее, принимая в соображение обстановку, все-таки свой уголок лучше всякого другого.

-- Вы сказали, что желали бы спросить кой о чем, однакоже, ни о чем еще не спросили, - заметил Винас, крайне не симпатичным образом.

-- Спокойствие вашего ума, - сказал Вегг тоном соболезнования, - спокойствие вашего ума находилось в тот вечер в самом жалком состоянии. Каково оно теперь? Получше хоть сколько-нибудь?

-- Она не желает, - отвечал мистер Винас с комическою спесью раздраженного упорства и тихой печали, - видеть себя и показываться другим между известными предметами. Говорить больше нечего.

-- Ах, Боже мой, Боже мой! - воскликнул Вегг со вздохом, взглянув на него и в то же время стараясь показать вид, что смотрит, за компанию с ним, в камин: - какая женщина! Я помню, вы говорили в тот вечер, сидя там же, где теперь, а я сидел вот тут, что вы принимали участие в этих самых делах. Какое стечение обстоятельств!

-- Её отец, - сказал Винас, (он остановился, чтоб отхлебать еще чаю), - её отец был замешан в этих делах.

-- Вы не сказали, как ее зовут, сэр, сколько помнится, - заметил Вегг, задумываясь. - Нет, имени её в тот вечерь вы не упомянули.

-- Плезант Райдергуд.

-- В самом де-ле! - воскликнул Вегг. - Плезант Райдергуд! В этом имени что-то трогательное, слышится. Плезант! Боже мой! Как будто это выражает, чем она могла бы быть, еслибы не сделала такого неприятного замечания, а сделав его, она не оправдывает своего имени. Не будет ли вашим ранам полегче мистер Винас, если спрошу, как вы с нею познакомились?

-- Я был на берегу реки, - сказал Винас, отхлебывая еще глоток чаю и грустно мигая на огонь, - и искал попугаев. - Он отхлебнул еще и остановился.

-- Нет, нет, нет, - сказал Винас нетерпеливо. - Я был на берегу и искал купить попугаев у матросов, для чучел.

-- Понимаю, сэр, понимаю.

-- Искал еще хорошенькую парочку гремучих змей, чтобы препарировать их для музея, как мне было суждено встретиться с ней и кое-что купить у нея. Это было в то самое время, как случилось известное вам открытие в реке. Отец её видел, как вытаскивали из реки это открытие. Как дело это получило большую гласность, то я воспользовался этим, чтоб еще раз побывать там и сблизиться знакомством с ней, и с того времени я уже не то, что был прежде. У меня кости размякли от тоски по ней. Еслиб их можно было принесть ко мне разнятыми для разсортировки, то я едва ли признал бы их за свои. Так я изменился.

Мистер Вегг, менее прежнего заинтересованный, посмотрел на одну отдельную полку в темноте.

-- Я помню, мистер Винас, - сказал он тоном дружеского соболезнования, - мне памятно каждое произнесенное вами слово, сэр... - я помню вы сказали в тот вечер, что у вас еёть там... и потом прибавили: оставим это.

-- Там попугай, которого я купил у нея, сказал Винас, уныло подняв и опустив глаза. - Да, вон он лежит на бочке, совершенно высох и, будь только перья у него, совсем походил бы на меня. У меня никогда не доставало духу препарировать его и никогда не достанет.

С выражением обманувшихся ожиданий на лице, Сила в душе отправил попугая в страны более жаркия, чем тропическия, и, повидимому, потеряв на время способность принимать какое-либо участие в печалях мистера Винаса, начал подтягивать свою деревяшку, собираясь уйти: - гимнастическия упражнения этого вечера жестоко подействовали на нее.

Когда Сила Вегг, с шляпною коробкой в руке, вышел из лавки и оставил мистера Винаса утопать до самозабвения в потребном для этого количестве чая, хитрый ум его сильно терзался мыслию, зачем он принял этого художника в свое товарищество. Он с горестью чувствовал, что перехитрил самого себя, ухватившись в самом начале за соломинку намеков со стороны мистера Винаса, теперь оказавшихся ничего не стоящими для его целей. Раздумывая и так и сяк как бы прервать эту связь без денежного ущерба, упрекая себя в промахе, который сделал открытием своей тайны мистеру Вмнасу и похваляя себя без меры за чисто-случайную удачу, он коротал таким образом разстояние между Кларкенвиллем и жилищем Золотого Мусорщика.

Сила Вегг чувствовал, что ему нет возможности положить спокойно свою голову на подушку, если он сперва не послоняется перед домом мистера Боффина в высоком качестве его злого гения. Могущество (за исключением могущества ума и добродетели) представляет всегда самую большую приманку для самых низких натур, и потому одна угроза бездушному фасаду дома сбросить крышу, под которою находилось живущее в нем семейство, - сбросить как крышку карточного домика, - уже заключала в себе особенную прелесть для Силы Вегга.

-- Скоро тебе конец будет, - сказал Вегг, грозя ей шляпною коробкой. - Твой лакь тускнеть начинает!

Мистрисс Боффин вышла из кареты и вошла в дом.

-- Скоро в трубу вылетите, любезная моя госпожа мусорщица, - сказал Вегг.

-- Ишь, как мы проворны! - сказал Вегг. - Не так-то весело побежим в свой старый, гадкий домишко, моя милая барышня. А скоро придется отправляться туда.

Немного спустя из дому вышел секретарь,

-- Меня обошли из-за тебя, - сказал Вегг. - Но тебе не худо бы поискать другого местечка, молодой человек.

Тень мистера Боффина обозначилась мимоходом на шторках трех больших окон, как он рысцой проходил по комнате, и обозначилась опять, когда он вернулся назад.

Убаюкав таким образом свой ум ко сну, он направился домой. Жадность негодяя была такова, что ум его перескочил чрез половину, две трети и три четверти, и прямо долетел до захвата всего. "Это, однакоже, не совсем ладно, соображал он, охлаждаясь на пути. Это будет только в том случае, если он не захочет закупить нас. Мы таким манером, пожалуй, ничего не получим".

Мы так судим других по самим себе, что Веггу никогда до сих пор не приходило в голову, что он, может быть, и не захочет закупать нас, а останется честным человеком и предпочтет быть бедняком. Такая мысль даже произвела в нем дрожь, но очень легкую, потому что пустая мысль тотчас же миновала.

-- Нет, он слишком полюбил денежки, - сказал Вегг, - он слишком денежки полюбил.

piano своею собственною ногой и forte деревяшкою: "Нет он слиш-ком полю-бил де-неж-ки; он слиш-комь де-неж-ки полю-бил".

Даже и на другой день Сила утешал себя этою сладкозвучною песенкой, когда, поднятый с постели на разсвете, он растворил ворота, чтобы впустить во двор целый обоз телег, прибывших для своза меньшей насыпи. И в продолжение целого дня, наблюдая зоркими глазами за этим медленным процессом, обещавшим продлиться много дней и даже недель, он, отдаляясь (во избежание опасности задохнуться от ныли) на небольшую убитую мусором площадку, нарочно для этого в стороне им выбранную, еще продолжал, расхаживая взад и вперед и не спуская глаз с копальщиков, выстукивать и напевать в такт: "Нет он слиш-ком полю-бил де-неж-ки; он слиш-ком де-неж-ки полю-бил".