Наш общий друг.
Часть третья.
XV. Золотой Мусорщик в своем наихудшем виде.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Наш общий друг. Часть третья. XV. Золотой Мусорщик в своем наихудшем виде. (старая орфография)

XV. Золотой Мусорщик в своем наихудшем виде.

За утренним чайным столом в доме мистера Боффина всегда было очень приятно, и тут всегда председательствовала Белла. Золотой Мусорщик, казалось, каждый новый день свой начинал в здоровом и естественном состоянии своего характера, и как будто требовалось нескольких часов бодрствования для того, чтобы могли возыметь над ним заразительные чары его богатства; он обыкновенно присутствовал за этим столом с лицом неотуманенным и вел себя добродушно. В это время легко можно было подумать, что в нем не произошло никакой перемены. Только по мере того как подвигался день, собирались облака и ясность утра померкла, можно было бы сказать, что тени скупости и недоверия удлинялись вместе с удлинением его собственной тени, и что ночь охватывала его постепенно.

Но в одно утро, надолго впоследствии памятное, на Золотом Мусорщике была, черная полночь, когда он явился к чаю. Его изменившийся характер никогда еще не проявлялся так грубо. Его обращение с секретарем было до того преисполнено наглого недоверия и надменности, что тот встал и вышел из-за стола, прежде чем чай в половину окончился. Взгляд, им направленный на уходившого секретаря, быль так лукаво-злобен, что Белла изумилась бы и вознегодовала бы, еслиб он даже и не дошел до того, что тайком погрозил сжатым кулаком Роксмиту, когда тот затворил за собою дверь. Это несчастнейшее утро было утро, последовавшее за свиданием мистера Боффина с мистрисс Ламмль в её маленькой карете.

Белла взглянула на лицо мистрисс Боффин, отыскивая толкования или объяснения такому бурному настроению в её супруге; но ни того, ни другого не нашла. Она могла прочитать на. лице мистрисс Боффин только безпокойное и грустное наблюдение её собственного лица. Когда оне остались наедине, что последовало не ближе полудня, - ибо мистер Боффин долго сидел в своих больших креслах и по временам прохаживался взад и вперед по чайной комнате, сжимая кулак и бормоча что-то, - Белла, в безпокойстве, спросила ее, что случилось, и в чем дело? "Мне запрещено говорить об этом, душенька моя Белла, я не смею сказать вам", вот все, что она могла получить в ответ. Каждый раз как она с удивлением и страхом поднимала свои глаза на лицо мистрисс Коффин, она видела в нем то же самое тоскливое и безпокойное наблюдение её собственного лица.

Подавленная мыслию, что готовится что-то тревожное, и теряясь в догадках, почему мистрисс Боффин смотрит на нее так, как будто бы она причастна тому, Белла чувствовала, что день тянется для нея и долго, и тягостно. Далеко за полдень, когда она находилась в своей комнате, явился слуга и сказал ей, что мистер Боффин просит ее пожаловать к нему.

Мистрисс Боффии была уже там и сидела на диване, между тем как мистер Боффин прохаживался взад и вперед. Увидев Беллу, он остановился, даль ей знак подойти к нему и взял её руку под руку себе.

-- Не тревожьтесь, моя милая, - сказал он кротко, - я не сержусь на вас. Ну, вот вы уж и дрожите! Не бойтесь, Белла, моя милая. Я хочу оправить вас.

-- Оправить меня? - подумала Белла, а потом повторила вслух удивленным тоном: - Оправить меня, сэр?

-- Да, да, - сказал мистер Боффин, - хочу оправить вас. Пошлите сюда мистер Роксмита, Эй, вы, сэр!

Белла растерялась бы в недоумении, еслиб имела к тому время; но мистер Роксмит немедленно явился.

-- Затворите дверь, сэр! - сказал мистер Боффинь. - Я имею кое-что сказать вам, что, полагаю вам будет неприятно выслушать.

-- С сожалением должен сказать вам в ответ, мистер Боффинь, - отвечал секретарь, затворив дверь и повернувшись к нему, - что считаю это делом очень сбыточным.

-- Что вы этим хотите сказать? - крикнул мистер Боффин.

-- Я хочу сказать, что мне уже не новость слышать от вас то, чего я не желал бы слушать.

-- О! это мы, пожалуй, переменим, - сказал мистер Боффин, с угрозой ворочая глазами.

-- Надеюсь, - отвечал секретарь.

Он был спокоен и почтителен, но вместе с этим готовился, как думала Белла (и была рада так думать), постоять за себя.

-- Вот, сэр, - сказал мистер Боффин, - взгляните на эту молодую девицу, что я держу под руку.

Белла, невольно подняв глаза, когда было сделано это неожиданное указание на нее, встретила глаза мистера Роксмита. Он был бледен и казался взволнован. Потом глаза её перешли на мистрисс Боффин, и она снова встретила тот же взгляд. Он внезапно осветил её ум, и она начала понимать, что она сделала.

-- Я говорю вам, сэр, - повторил мистер Боффин, - извольте смотреть на эту молодую девицу, которую я под руку держу.

Когда взгляд его снова на мгновение остановился на Белле, она подумала, что видит в нем упрек. Но, может статься, упрек в ней самой.

-- Как вы смели, сэр, - сказал мистер Боффин, - без моего ведома ухаживать за этою молодою девицей? Как вы смели забыть, что вы такое значите и какое место в моем доме занимаете, и безпокоить эту молодую девицу вашими дерзостями?

-- Я отказываюсь отвечать на вопросы, - сказал секретарь, - которые так оскорбительно предлагаются.

-- Вы отказываетесь отвечать? - возразил мистер Боффин. - Вы отказываетесь отвечать, отказываетесь? Так я же скажу вам в чем дело, Роксмит, я за вас отвечу. Две стороны в этом деле, и я покажу вам их порознь. Первая сторона - чистейшая дерзость. Вот первая сторона.

Секретарь улыбнулся с некоторою горечью, как будто хотел сказать: "вижу и слышу".

-- С вашей стороны чистейшая дерзость, я вам говорю, - сказал мистер Боффин, - даже подумать об этой молодой девице. Эта молодая девица далеко повыше вас. Эта молодая девица не чета вам. Эта молодая девица ожидает получить много денег (и имеет право ожидать), а у вас денег нет.

Белла опустила голову и, казалось, несколько отшатнулась от покровительствующей руки мистера Боффина.

-- Что вы такое, позвольте спросить, - продолжал мистер Боффин, - что осмелились гоняться за этою молодою девицей? Эта молодая девица на рынке хорошей цены себе выжидала; она была на рынке не затем, чтоб ее выхватил какой-нибудь молодчик, у которого в кармане свищет.

-- Ах, мистер Боффин! Мистрисс Боффин, умоляю вас, скажите за меня что-нибудь! - едва внятно проговорила Белла, высвобождая свою руку и закрывая себе лицо обеими руками.

-- Старуха, - сказал мистер Баффин, предупреждая свою супругу, - ты молчи. Белла, вы, мой дружок, не огорчайтесь. Я вас оправлю.

-- Но вы только оскорбляете, только оскорбляете меня! - воскликнула Белла с взрывом негодования. - Вы оскорбляете меня!

-- Не огорчайтесь, душенька, - утешительно отвечал мистер Боффин. - Я этого молодого человека прошколю. Ну, Роксмит! Не хотите говорить, так послушайте, хотите не хотите. Слышите: я говорю вам, что первый пункт вашего поведения дерзость, дерзость и заносчивость. Отвечайте мне одно, если можете. Не говорила вам эта молодая девица то же самое?

-- Говорила я, мистер Роксмит? - спросила Белла, все еще закрывая свое лицо. - Скажите, мистер Роксмит, говорила я?

-- Не сокрушайтесь мисс Вильфер, теперь это почти ничего не значит.

-- Ага! от этого вы, сударь, не можете отпереться! - сказал мистер Боффин, утвердительно встряхнув своею головой.

-- Но с того времени я просила его простить меня, - воскликнула Белла, - и я теперь готова просить у него прощенья, на коленях готова просить!

Тут мистрисс Боффин заплакала.

-- Старуха - сказал мистер Боффин, - перестань хныкать! Это значит у вас сердце мягкое, мисс Белла; но уж я этому молодому человеку выскажу все, блого я его в угол прижал. Слушайте вы, Роксмит. Говорю вам, что один пункт в ваших делах - дерзость и заносчивость. А теперь скажу вам другой пункт, который гораздо хуже. У вас, сударь разсчетцы были.

-- Нечего тут отвергать; отвергаете вы или не отвергаете - это тут ровно ничего не значит. У меня есть голова на плечах, и кое что она смыслит. Вот что! - сказал мистер Боффин, с выражением полнейшей недоверчивости и подозрения сморщив свое лицо, так что оно явило из себя как бы карту кривых линии и углов. - Не знаю я будто бы, как человека с деньгами грабят? Еслиб я не во все глаза смотрел, и еслибы своих карманов не застегивал, разве не попал бы я в рабочий дом? Разве, что случилось с Дансером и Элюзом, и Гопкинсом, и Блюбери Джонсом, не случилось бы со мною? Разве все встречные и поперечные не грабили их и тем не раззорили их в конец? Разве они не должны были прятать всякую вещицу, чтоб ее у них не подтибрили? Конечно, были должны. Мне, пожалуй, скажут, что они человеческой натуры не знали!

-- Несчастные созданья, - вполголоса сказал секретарь.

-- Что вы сказали? - спросил мистер Боффин, накидываясь на него. - Впрочем, вам нечего безпокоиться повторять ваши слова; их слушать не стоит, они для меня ничего не значат. Я хочу этой молодой девице ваши планы раскрыть. Я хочу этой молодой девице вашу другую сторону показать, и чтобы вы там не говорили, меня от этого не удержите. (Прислушайтесь, дружок мой Белла!). Роксмит, вы нищий. Вас я с улицы взял. Да или нет?

-- Продолжайте, мистер Боффин; не относитесь ко мне.

-- Не относиться к вам! - возразил мистер Боффин, как будто бы он не отнесся к нему. - Надеюсь, не отнесусь! Странно было бы относиться к вам. Вы - нищий, говорю я вам; я вас с улицы взял. Вы на улице ко мне подходите и просите взять вас в секретари, я и взял. Очень хорошо-с.

-- Очень худо, - сказал секретарь вполголоса.

-- Что вы сказали? - спросил мистер Боффин, снова накинувшись на него.

Он не дал ответа. Мистер Боффин, посмотрев на нее с комическим взглядом обманувшагося любопытства, принужден был начать снова.

-- Этот Роксмит - нищий, которого я с улицы себе в секретари взял, этот Роксмит сунул нос в мои дела и пронюхал, что я хочу этой молодой девице капитал назначить. "Ого! говорит этот Роксмит", (тут мистер Боффин щелкает пальцем себе по носу и постукивает по нем несколько раз со скряжническим видом, как бы представляя Роксмита конфиденциально беседующого с своим носом) "тут можно знатную тоню вытащить: дай ка закину!" И вот этот Роксмит, с голодухи-то, и давай на четвереньках к деньгам подползать. Разсчетец не плохой, потому имей эта молодая девица поменьше характера или имей она поменьше разсудительности, начитавшись разных романов, клянусь Егорьем, он бы свое дельце обделал... Вон он теперь, смотрите, какую фигуру из себя представяяст. Но, слава Богу, она ему не по силам оказалась. Вон он стоит! - сказал мистер Боффин, обращаясь к самому Роксмиту с смешною несообразностью. - Смотрите на него!

-- Ваших несчастных подозрений, мистер Боффин... - начал секретарь.

-- Да таки порядком они для вас несчастные, могу вам сказать, - проговорил мистер Боффин.

--..Нечего оспаривать, и я не берусь за такое безнадежное дело. Но я скажу только одно слово за правду.

-- Ну, уж много вы о правде-то заботитесь. - сказал мистер Боффин, щелкнув пальцами.

-- Нодди! Друг мой! - уговаривала его супруга.

-- Старуха, - ответил мистер Боффин, - ты у меня молчи. Я говорю вот этому Роксмиту: много он о правде-то заботится. И опять скажу, много он о правде-то заботится.

-- У вас смекалка-то есть, - возразил мистер Боффин с хитрым взглядом, - поняли, что кончились, ага! Но вам, сударик мой, не удастся вперед меня забежать. Смотрите-ка, что у меня в руке. Это ваше жалованье: тут вам полный разсчет. Извольте-ка позади идти, переду вам взять не удастся. Не вы отказываетесь, я вам отказываю.

-- Только бы мне уйти отсюда, - заметил секретарь, махнув рукой, как бы отклоняя удар, - а это для меня все одно.

-- В самом деле? - сказал мистер Боффин. - Но для меня это не одно, а два, позвольте сказать. Допустить, чтобы человек, взятый с улицы, сам пришел да отказался, это одно дело; отказать ему за дерзость, а также и за разсчеты на деньги его хозяина, это другое. Одно да одно - два, а не одно... Старуха, ты не мешайся. Ты молчи.

-- Все ли вы сказали, что желали сказать мне? - спросил секретарь.

-- Не знаю все ли или не все, - отвечал мистер Боффин. - Это зависит.

-- Не угодно ли вам подумать, не найдется ли еще каких нибудь выражений посильнее, которыми вы желали бы почтить меня?

-- Я подумаю об этом, - сказал мистер Боффин упрямо, - когда мне будет удобно, а не тогда, как вам вздумается. Вы хотите, чтобы за вами последнее слово осталось.

-- Нодди! Друг мой, Нодди! Как это жестоко говоришь ты! - воскликнула мистрисс Боффин, не сдержанная запрещением.

-- Старуха, - сказал её супруг, но без грубости, - если ты станешь вмешиваться, когда тебя просят этого не делать, то я подушку возьму да на ней так и вынесу тебя из комнаты. Что хотите вы сказать, Роксмит?

-- Вам, мистер Боффин, ничего. Но мисс Вильфер и вашей супруге несколько слов.

-- Говорите скорее, - отвечал мистер Боффин, - да как можно короче, потому вы уж надоели нам.

-- Я мирился, - сказал секретарь тихим голосом, - с своим ложным положением в этом деле, чтоб не разстаться с мисс Вильфер. Находиться близ нея, это служило мне вознаграждением со дня на день, даже за незаслуженное обращение со мною и за униженное положение, в котором она часто видала меня. С того времени, как мисс Вильфер отвергла меня, я не продолжал своего искательства, сколько мне кажется, ни одним словом, ни одним взглядом. Но я никогда не вменял своей привязанности к ней, за исключением того, если мисс Вильфер позволит мне сказать это, что она теперь сильнее, чем была, и более имеет смысла.

-- Заметьте, этот господин говорит мисс Вильфер, а у самого на уме фунты, шиллинги и пенсы! - воскликнул мистер Боффин, лукаво подмигивая. - Заметьте, как этот господин про мисс Вильфер говорить, а сам думает: фунты, шиллинги и пенсы!

-- Мое чувство к мисс Вильфер, - продолжал секретарь, не удостоивая его внимания, - не такое, чтобы мне стыдиться его. Сознаюсь, я люблю ее. Куда бы я ни пошел из этого дома, передо мною будет безотрадная жизнь, когда я потеряю из виду мисс Вильфер.

-- Фунты, шиллинги, пенсы, то есть, потеряю из виду, сказал мистер Боффин, как бы комментируя, и подмигнул еще раз.

-- Что я неспособен, - продолжал секретарь, попрежнему но обращая на него внимания, - ни к какому корыстному плану или корыстной мысли относительно мисс Вильфер, это не есть не мне какое-нибудь достоинство, потому что всякое богатство, какое только я мог бы вообразить себе, обратилось бы в ничто перед ней. Еслиб она имела огромнейшия богатства, или еслибы стояла на самой высокой ступени общественной лестницы, это имело бы для меня смысл только в том отношении, что обезнадеживало бы меня еще больше, если только это возможно. Представьте, - заметил секретарь, смотря прямо в лицо своему бывшему хозяину, - представьте, что она одним своим словом могла бы лишить мистера Боффина всего его состояния и завладеть им: она и тогда не была бы в моих глазах драгоценнее, чем теперь.

-- Что ты теперь думаешь, старушка, - спросил мистер Боффин, обращаясь к своей супруге с насмешливым тоном, - вот об этом Роксмите и о том, как он о правде-то заботится? Не говори, что ты думаешь, моя милая, потому я не хочу, чтобы ты тут вмешивалась; ты только себе думай, это все равно. А насчет моего состояния, чтобы завладеть им, тал я готов голову прозакладывать, что он не сделал бы этого, хоть бы даже случай ему представился.

-- Не сделал бы, - отвечал секретарь, снова посмотрев на него прямо.

-- Ха, ха, ха! - засмеялся мистер Боффин. - Добреньким-то не худо прикинуться, как за хвост поймали.

-- Меня прервали, - сказал секретарь, отворотившись от него и принимая свое прежнее положение, - и не дали договорить того немногого, что я имею сказать. Мое участие к мисс Вильфер началось с тех пор, как я в первый раз увидел ее, можно сказать с тех пор, как я только услышал об ней. Мое чувство к ней было даже причиной, что я искал встретиться с мистером Боффином и поступить к нему на службу. Мисс Вильфер до сих пор не знала этого. Я теперь упоминаю об этом только в подтверждение (хотя, надеюсь, этого не нужно), что я es причастен низким намерением, которые мне приписывают.

и об этой молодой девице, и что она замешана в истории бедняжки Джона, все это разсчитывает, и смекает про себя: дай-ка подъеду к Боффину, подъеду к этой молодой девице, да разом их обоих в руки заберу, с поросятинкой на рынок выеду. Мне так и слышится, как он говорит это про себя. Да вот, ей-Богу, и теперь, смотря на него, я вижу, как он все это про себя говорит!

Мистер Боффин указал на виновника, как бы захваченного на деле, радуясь своей великой проницательности.

-- Но он обчелся, не на таких напал, душенька моя, Белла! - сказал мистер Боффин. - Нет! К счастию, ему пришлось иметь дело с тобой, и со мной, и с Даниелем, и с мисс Дансер, и с Элюзом, и с Волчюром Гопкинсом, и с Блюбери Джонсом, и со всеми с нами, от первого до последняго. Его и побили; вот что! Его взяли да и отколотили, вот что! Он думал денежки из нас повыжать; ан его самого взяли да выжали, Беллочка душенька!

Беллочка душенька не дала никакого ответа, не дала никакого знака, что соглашается с этим. Как она сначала закрыла себе лицо и опустилась на стул, положив свои руки на его спинку, так с той поры и оставалась, не шевелясь. В эту минуту наступило краткое молчание, и мистрисс Боффин тихо приподнялась, как бы собираясь подойти к ней. Но мистер Боффин остановил ее движением руки, и она покорно села опять на свое место.

-- Вот ваше жалованье, мистер Роксмит, - сказал Золотой Мусорщик, бросив сверток бумаги, находившийся в его руке, по направлению к своему бывшему секретарю. - Полагаю, вы можете унизиться, чтобы поднять после того, до чего унизились здесь.

-- Я ни до чего не унижался кроме этого, - отвечал Роксмит, поднимая сверток с полу, - да и это мое; я заработал это самою каторжною работой.

-- Надеюсь, вы скоренько уложите ваши вещи, - сказал мистер Боффин: - чем скорее вы отправитесь со всеми своими пожитками, тем для всех будет лучше.

-- Не бойтесь, я не замешкаюсь.

-- Однакоже, на прощаньи - сказал мистер Боффин, - я желал бы спросить вас еще об одной вещице, хоть бы для того только, чтобы показать вот этой молодой девице, как все вы, аферисты, заносчивы, все думаете, что никто не заметит, как вы путаетесь.

-- Спрашивайте все, что вам угодно спросить, - отвечал Роксмит, - но также скоренько, как вы рекомендуете мне.

-- Вы прикидываетесь, что страх как влюблены в эту молодую девицу! - сказал мистер Боффин, кладя свою руку покровительственно на голову Беллы, но не смотря на нее.

-- Я не прикидываюсь.

-- Ну, положим не прикидываетесь; так вы, значит, страх как влюблены в эту молодую девицу?

-- Да.

-- Как же это вы так врезались в этакую молодую девицу, совсем глупенькую, ничего не смыслящую, которая готова свои деньги всякому ветрогону бросить, а потом со всех ног в рабочий дом кинуться? Как же тут конец с концом-то свести?

-- Я не понимаю вас.

-- Не понимаете? То-есть не желаете понять? Да какое же еще понятие могли бы иметь вы об этой молодой девице, еслиб она стала слушать, что вы ей говорили?

-- Какое я мог бы иметь о ней понятие, еслиб я был так счастлив, что мог бы приобрести её расположение и овладеть её сердцем?

-- Её расположение, - повторил мистер Боффин с невыразимым презрением, - её сердцем! Мяу говорит кошка, квак-квак говорит утка, - гам-гам, говорит собака. Приобрести её расположение, овладеть её сердцем! Мяу, квак-квак, гам-гам!

Джон Роксмит посмотрел на него с удивлением при такой его выходке, как бы смутно думая, не помешался ли он?

-- Этой молодой девице деньги пуще всего нужны, - сказал мистер Боффин, - и эта молодая девица очень хорошо понимает это.

-- Нет, вы на молодую девицу клевещете, вы, со всеми вашими расположениями, сердцами и всякою дрянью, - отвечал мистер Боффин. - Это похоже на вас. Я узнал об этих ваших штуках только вчера вечером, - а то бы вы о них раньше от меня услышали, готов побожиться вам. Мне сказывала о ваших штуках одна дама, у которой голова каких немного, и сна знает эту молодую девицу, и я знаю эту молодую девицу, и мы все трое знаем, что она денежки любит, денежки, денежки, и что вы, и все ваши там расположения, и сердца гроша не стоите, пфу! Вот что, сэр!

-- Мистрисс Боффин, - сказал Роксмит, спокойно обращаясь к ней, - за вашу неизменную доброту и ласку я благодарю вас от всей души. Прощайте, мисс Вильфер, прощайте!

-- Теперь, душа моя, - сказал мистер Боффин, снова кладя руку на голову Беллы, - вы можете быть спокойны: я оправил вас. Полегчало вам, а?

Но Белла до такой степени не чувствовала этого, что, уклонившись от его руки, вскочила со стула с неудержимым потоком слез и воскликнула:

-- Ах, мистер Роксмит, прежде чем вы уйдете, сделайте меня опять бедною! Ах, сделайте меня опять бедною кто-нибудь, я прошу, умоляю, или сердце мое разорвется, если это так продолжится! Папа, друг мой, сделай меня опять бедною и возьми меня к себе! Дома я была злая, а здесь я была еще хуже. Не давайте мне денег, мистер Боффин; я не хочу денег. Избавьте меня от них и только дайте мне переговорить с моим добрым папашею, и прижаться к его плечу головою, высказать ему всю мою душу. Никто другой не поймет меня, никто другой не утешит меня, никто драгой не знает, как я недостойна, и все-таки никто столько не может любить меня как малого ребенка. С папашей я лучше, чем с кем-нибудь другим - гораздо невиннее, гораздо печальнее, гораздо веселее!

Так несвязно высказываясь, Белла припала головой к доброй груди мистрисс Боффин.

Джон Роксмит с своего места, а мистер Боффин с своего смотрели на нее молча, пока она не замолкла. Тогда мистер Боффин заметил успокаивающим и утешающим тоном:

-- Ну вот, душечка моя, ну вот вы теперь и оправлены, и все уладилось. Я, право, не удивляюсь, что вас растревожил мой разговор с этим господином; но теперь все кончено, мой дружочек, вы оправлены и - и все уладилось! - повторил мистер Боффин с удовлетворенным видом.

-- Я ненавижу вас! - вскрикнула Белла, вдруг обернувшись к нему и притопнув ножкой: - нет, не то! Мне нельзя вас ненавидеть, но я не люблю вас!

-- О-го! - воскликнул мистер Боффин удивленным, во сдержанным голосом.

-- Вы злой, несправедливый старик, ругатель! - кричала Белла. - Я сержусь на себя за свою неблагодарность, что браню вас, но вы такой, именно такой, и вы сами знаете, что вы такой.

Мистер Боффин вытаращил глаза сперва в одну сторону, потом вытаращил их в другую сторону, как будто недоумевая, не делается ли с ним какой-нибудь припадок.

-- Я слушала вас со стыдом, - сказала Белла, - со стыдом за себя и за вас самих. Вы должны были стать выше низких сплетен какой-нибудь переносчицы; но вы теперь так упали, что ниже вас ничего быть не может.

Мистер Боффин, повидимому, убедившись, что с ним сделался припадок, закатил глаза и развязал себе галстук.

-- Когда я переехала сюда, я уважала вас, почитала вас и скоро полюбила вас! - кричала Белла. - А теперь я не могу видеть вас. Я знаю, что не должна вам это говорить, но только вы - вы чудовище!

Выстрелив таким Перуном с большим напряжением силы, Белла истерически захохотала и заплакала вместе.

-- Самое лучшее, чего я могу пожелать вам, - сказала Белла, возвращаясь к атаке, - это то, чтоб у вас в этом мире ни полушки не было. Еслибы какой-нибудь благоприятель обанкругил вас, вы были бы только простофиля; но пока вы человек с состоянием, вы - демон!

Выстрелив этим вторым Перуном еще с большим напряжением, Белла еще больше расхохоталась и расплакалась.

-- Мистер Роксмит, прошу вас, постойте минутку. Прошу вас, выслушайте одно слово, прежде нежели уйдете! Я глубоко сожалею о ругательствах, которым вы из-за меня подверглись. Из глубины души, искренно и непритворно, прошу вас, простите меня.

"Бог благословит вас!" Смех уже не примешивался к слезам Беллы, и слезы её были чистые и горючия.

-- Каждое из этих неблагородных слов, что были вам сказаны, и что я слышала с презрением и негодованием, мистер Роксмит, язвило меня больше, чем вас; я заслуживала их, а вы нет. Мистер Роксмит, мне вы обязаны этим грубым искажением того, что происходило между нами в тот вечер. Я выдала тайну, сердясь сама на себя за это. Это было очень дурно с моей стороны, но злого тут ничего не было. Я сделана это в минуту тщеславия и одурения, а таких минут много со мною бывает, и часов, и годов. Так как я жестоко наказана за это, то постарайтесь простить меня

-- Прощаю от всей моей души.

-- Благодарю вас. Ах, благодарю вас! Не разставайтесь со мной, пока я не скажу еще одно слово, чтоб оказать вам справедливость. Единственная ошибка ваша по случаю слов, сказанных мне вами в тот вечер, - а с какою деликатностью они были сказаны, это я одна знаю, - заключается в том что вы дали повод пустой, тщеславной девчонке пренебречь вами, - девчонке, у которой голова в то время шла кругом, которая была недостойна того, что вы предлагали ей. Мистер Роксмит, с той поры девчонка это часто сознавала свое ничтожество, но ни разу так сильно, как теперь, когда тот самый недостойный тон, каким говорила с вами эта корыстная и тщеславная девчонка, быль повторен при ней мистером Боффином.

Он опять поцеловал её руку.

-- Слова мистера Боффина ненавистны для меня, ужасны для меня, - сказала Белла, и снова пугнула этого джентльмена, топнув ножкой. - Я признаюсь, что заслужила, чтобы меня таким образом "оправдали", мистер Роксмит; но я надеюсь, вперед не заслужу этого.

Он еще раз прижал её руку к своим губам и, потом, оставив ее, вышел из комнаты. Белла бросилась назад к стулу, на котором так долго укрывала свое лицо; но, увидев мистрисс Боффин на своем пути, остановилась перед нею "Он ушел", рыдала Белла гневно, отчаянно, на пятьдесят ладов в одно и то же время, обвившись руками вокруг шеи мистрисс Боффин. "Он оскорблен самым позорным образом, самым несправедливым и недостойным образом выгнан отсюда, и всему этому я причиной!"

Все это время мистер Боффин, выпучив глаза, продолжал смотреть на свой развязанный галстук, будто все еще чувствуя припадок над собою. Но полагая теперь, что припадок проходит, он посмотрел несколько минут перед собою, снова повязал галстук, несколько раз продолжительно потянул в себя воздух, несколько раз глотнул и, наконец, с глубоким вздохом, будто почувствовав, что совершенно оправился, крикнул: - Ну!

Ни одного слова, ни хорошого, ни дурного, не сказала мистрисс Боффин; она с нежностью ласкала Беллу и взглядывала на своего мужа, как бы ожидая приказаний. Мистер Боффин, не давая никаких, сел на стул против их обеих и, наклонившись вперед, с неподвижным лицом, растопырив ноги и опершись на колени руками, согнутыми в локтях, выждал, пока Белла осушит свои глаза и поднимет голову, что она после некоторого времени и сделала.

-- Душечка моя! - представляла мистрисс Боффин.

-- Нет, я не могу здесь оставаться, - сказала Белла, - решительно не могу. Ух! Злой старик! (Это мистеру Боффину).

-- Не будьте опрометчивы, ангел мой, - настаивала мистрисс Боффин. - Подумайте хорошенько, что вы делаете.

-- Да, вы бы хорошенько подумали, - сказал мистер Боффин.

жилке своих щечек. - Нет! Ваши деньги превратили вас в мрамор. Вы - скряга без сердца. Вы хуже Дансера, хуже Гопкинса, хуже Блюбери Джонса, хуже всякого из этих несчастных. Скажу вам больше, - продолжала Белла, снова заливаясь слезами: - вы совершенно недостойны джентльмена, которого потеряли.

-- Неужели вы хотите сказать, мисс Белла, - медленно проговорил Золотой Мусорщик, - что вы Роксмита выше меня ставите?

-- Хочу! - сказала Белла. - Он в миллион раз лучше вас.

Очень мила была она, хотя очень сердита в ту минуту, как, вытянувшись по возможности выше (что, однакоже, было не очень высоко), совершенно отреклась от своего покровителя и гордо откинула назад свои роскошные каштановые волосы.

-- Я желаю, чтоб он обо мне хорошо думал, а не вы, - сказала Белла, - хотя бы он улицы мел из насущного хлеба, хотя бы вы на него грязью брызгали из под колес кареты чистого золота. Вот вам!

-- И уже давным-давно, когда вы воображали, что высоко над ним стоите, я видела вас у него под ногами, - сказала Белла. - Вот вам! Я видела в нем хозяина, а в вас слугу. Вот вам! И когда вы так постыдно обращались с ним, я принимала его сторону и любила его. Бот вам! Я горжусь этим!

-- Послушайте, - сказал мистер Боффин, как только он мог улучшить минуту, чтобы прервать молчание и заговорил. - Заметьте, Белла. Я не сержусь.

-- Я сержусь! - сказала Белла.

-- Нет, я не могу здесь оставаться, - воскликнула Белла, снова торопливо поднимаясь. - Я и подымать не могу оставаться здесь. Я ухожу домой, совсем.

-- Пожалуйста, не дурите, - разсуждал мистер Боффин. - Не делайте того, чего уж потом не переделаете; не делайте того, о чем наверное пожалеете.

-- Никогда не пожалею, - сказала Белла; - но всегда буду жалеть и ежеминутно всю свою жизнь стану презирать себя, если останусь здесь после того, что случилось.

-- По крайней мере, Белла, - доказывал мистер Боффин, - не ошибитесь в расчете. Осмотритесь прежде, чем прыгнете, сами знаете. Оставайтесь, и все будт хорошо, все попрежнему пойдет. Уйдете, и уж дело кончено будет, уж воротиться нельзя будет.

-- Не ожидайте, - продолжал мистер Боффин, - что я вам деньги оставлю, если вы эдак уйдете от нас, потому что я ничего не оставляю. Нет, Белла, не ожидайте! Ни одного бронзового фарсинга...

-- Ожидать! - сказала Белла с гордостью. - Неужели вы думаете, что есть на земле такая сила, которая заставила бы меня взять ваши деньги, еслибы вы и оставили, сэр?

Но ей предстояло проститься с мистрисс Боффин, и в минуту самого полного чувства своего достоинства её впечатлительная душка снова сжалась и упала. На коленях пред этою доброю женщиной, она припала к её груди; она плакала и рыдала, и обнимала ее изо всех своих сил.

-- Дорогая моя, дорогая, самая дорогая из всех женщин! - восклицала Белла. - Нет человека лучше вас. Мне никогда ничем не отблагодарить вас, никогда я вас не забуду. Если я доживу до того, что ослепну и оглохну, я буду в душе моей видеть вас и слышать ваш голос до последняго дня моей жизни.

"милою". И не малое число раз сказала она это слово, потому что безпрестанно повторяла его; но ни словечка более.

Белла, наконец, оторвалась от нея и в слезах уже шла из комнаты, как в половину сжалилась над мистером Боффином.

-- Я очень рада, - рыдала Белла, - что бранила вас, сэр, потому что вы этого вполне заслуживаете. Но я очень сожалею, что бранила вас, потому что прежде вы были совсем иной человека Проститесь со мной!

-- Прощайте, - коротко сказал мистер Боффин.

-- Еслиб я знала, которая из ваших рук менее испорчена, я попросила бы вас позволить мне дотронуться до нея, - сказала Белла, - в последний раз. Но не потому, чтоб я раскаивалась в том, что вам говорила. Я не раскаиваюсь. Я правду говорила!

-- Вы были очень добры ко мне, - сказала Белла, - и я целую ее за это. Вы были как нельзя хуже быть к мистеру Рокмиту, и я за это отталкиваю ее. за себя я благодарю вас; прощайте!

-- Прощайте, - сказал мистер Боффин, как прежде.

Она бросилась вверх по лестнице, села на пол в своей комнате и расплакалась обильными слезами. По день склонялся к вечеру, и ей нельзя было тратить время. Она раскрыла все ящики, где лежали платья; выбрала только те, которые привезла с собой, оставляя прочия на месте, и завязала отобранные в большой неуклюжий узел, чтобы после прислать за ним.

Чтобы вполне осуществить свою решимость, она даже переменила бывшее на ней платье на то, в котором переехала в великолепный дом. Даже и шляпу она надела ту самую, в которой села в Боффинову карету, в Голловее.

-- Теперь я готова, - сказала Белла. - Трудненько, но я окунула свои глаза в холодную воду и плакать больше не стану. Прощай, милая комнатка; мне было хорошо в тебе. Прощай! Больше не увидимся.

Послав ей прощальный поцелуй пальцами, она тихо затворила дверь и неслышными шагами пошла вниз по большой лестнице, останавливаясь и прислушиваясь на пути, чтобы не встретиться с кем-нибудь из прислуги. Случилось, что на этот раз никто ей не повстречался, и она незаметно спустилась в сени. Дверь в бывшую комнату секретаря была отворена. Она заглянула в нее и по пустоте на его столе и по общему положению разных вещей отгадала, что он уже ушел из дому. Тихо отворив большую наружную дверь и тихо затворив ее за собой, она обернулась и поцеловала снаружи это безчувственное старое сочетание дерева с железом, и затем побежала прочь от дому скорыми шагами.

-- Так хорошо! - сказала Белла, задыхаясь и убавив шагу в следующей улице, где она пошла тише. - Останься у меня хоть немножко, чем расплакаться, я расплакалась бы опять. Теперь мой бедный, милый душенька папаша, ты увидишь свою прелестную женщину совершенно неожиданно.