Наш общий друг.
Часть четвертая.
I. Ставка ловушек.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Наш общий друг. Часть четвертая. I. Ставка ловушек. (старая орфография)

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

I. Ставка ловушек.

То было вечером, в летнюю пору. Плашватер-Вирмилльский Шлюз имел спокойный и красивый вид. Тихий ветерок шевелил листьями свежих зеленых деревьев и скользил, будто нежная тень, по реке и будто еще более нежная тень по устуичивой траве. Голос падающей воды, подобно голосам моря и ветра, звучал внешним напоминанием созерцательному слушателю; но он не обращал на себя внимания мистера Райдервуда, сидевшого и дремавшого на толстых деревянных рычагах своих шлюзных створов. Вино нужно налить в бочку каким-нибудь способом, прежде чем можно выцедить его, а как вино чувства никогда и никаким способом не вливалось в мистера Райдергуда, то ничто в мире и не откупоривало его.

Сидя, Рог от времени до времени терял в дремоте равновесие и, оправляясь, каждый раз сопровождал это действие сердитым взглядом и ворчанием, будто готовый за неимением кого другого накинуться на самого себя. При одном из таких пробуждений возглас "Шлюз! Эй! Шлюз!" воспрепятствовал ему задремать снова. Встряхнувшись и спрыгнув наземь, будто осерчавшее животное, он заключил свое ворчание ответным воем и глянул вниз но течению, чтоб увидеть, кто его окликнул.

Ему представился лодочник-аматер, мастерски и неторопливо управлявший веслами и сидевший в такой легкой лодке, что Рог проговорил: "Будь ты еще крошечку поменьше, настоящая была бы ты игрушка", и потом принялся вертеть рукоятки ворота и раскрывать шлюз для пропуска лодочника. Когда этот последний встал на ноги в лодке, держась багром за деревяшку надолбы у окраины шлюза, в ожидании: пока не откроются створы, Рог Райдергуд узнал "Другого Почтеннейшого", то-есть мастера Евгения Гейнборна, который, однакоже, был до того невнимателен или до того занять, что не признал его.

Скрипящие шлюзные створы отворялись медленно, и легкая лодка прошла между ними, как только открылось достаточно места; створы снова затворились за ней, и она отошла к нижней части шлюза между двумя парами створов, выжидая, когда вода поднимется, и вторые створы откроются, чтобы выпустить ее. Райдергуд перебежал к своему второму вороту. Наперев на рычаг вторых створов, чтобы помочь им скорей раствориться, он заметил лежавшого и отдыхавшого, под зеленою живою изгородью какого-то катерщика.

Вода все поднималась и поднималась по мере наполнения шлюза, разбрасывая наплывший сор, скопившийся за тяжелыми створами, и поднимая лодку вверх, так что лодочник постепенно выступал, будто привидение в воздухе, прямо против точки зрения катерщика. Райдергуд заметил, что и катерщик тоже приподнялся, опираясь на руку, и, казалось, приковал свои глаза к выступившей фигуре.

Но нужно было заплатить шлюзовые деньги, когда створы, скрипя, начали отворяться. Другой Почтеннейший швырнул на берег деньги, завернутые в бумажку, и в эту минуту узнал своего знакомца.

-- Эге! Вы ли это, мой честный приятель? - сказал Евгений, садясь в лодку и готовясь взяться за весла. - Вы местечко получили таки, наконец?

-- Я местечко получил, только не вас мне благодарить за него, да и не законника Ляйтвуда, - угрюмо отвечал Райдергуд.

-- Мы приберегли рекомендации, мой честный приятель, - сказал Евгений, для другого кандидата, какой представится, когда вас отправят на каторгу или повесят. Не замешкайтесь в этом, будьте так добры.

Он с таким невозмутимым видом принялся за свои весла, что Райдергуд, выпучив на него глаза, не нашелся, что ответить, пока тот не миновал линию деревянных надолб плотины, казавшихся огромными, остановившимися в воде юлами, и почти совсем не скрылся из виду за наклонившимися ветвями на левом берегу, гуда он направился, чтобы не итти против течения. Так как в это время было уже поздно отвечать с каким-нибудь эффектом, еслиб и можно было сказать что-нибудь не без эффекта, честный человек ограничился проклятиями и ворчанием вполголоса. Затворив потом створы, он перешел по досчатому шлюзовому мостику на другую сторону реки.

Если при этом он бросил другой взгляд на катерщика, то сделал это украдкою. Он лег на траву подле шлюза, с беззаботным видом повернулся к нему спиной и, собрав несколько былинок, принялся жевать их. Удары весел Евгения Рейборна уже едва долетали до его слуха, как катерщик прошел мимо, держась от него по возможности дальше и по другую сторону живой изгороди. Райдергуд долго вглядывался в фигуру незнакомца, и вдруг крикнул: "Эй! Шлюз, Эй! Шлюз! Плашватер-Вирмилльский Шлюз!"

Ватерщик остановился и обернулся.

-- Плашватер-Вирмилльский Шлюз, Другейший Поч-теннейший-ший-ший! - кричал мистер Райдергуд, приложив обе руки ко рту.

Катерщик пошел назад. Подходя ближе и ближе, катерщик превратился в Брадлея Гедстона в толстой поношенной одежде речного работника.

-- Чтобы мне издохнуть, - сказал Райдергуд, ударив себя по правой ляжке и со смехом, все еще сидя на траве, - если вы не меня корчите, Другейший Почтеннейший! Я от роду таким красавцем себя не видывал!

Действительно, Брадлей Гедстон внимательно заприметил одежду честного человека в ту ночь, как им довелось пройтись одною дорогой. Он, должно быть, затвердил ее наизусть. Она буквально повторилась в костюме, который был теперь на нем. А так как его собственное учительское одеяние всегда сидело на нем будто чужое, то теперь чужой костюм казался будто его природным.

-- Это ваш шлюз? - спросил Брадлей с неподдельным удивлением. - Когда я в последний раз спрашивал, мне сказали, что он будет третий на моем пути. Это только второй.

-- Мне думается, почтеннейший, - отвечал Брадлей, подмигнув и покачав головой, - что вы просчитались. Не шлюзы у вас на уме. Нечего, нечего тут о шлюзах-то толковать.

Он выразительно махнул пальцем, указывая по направлению, куда пошла лодка, и краска нетерпения хлынула в лицо Брадлея, и он с безпокойством глянул вверх реки.

-- Какими же другими вычислениями мог я быть занят по вашему мнению? Математикой?

-- Уж я там не знаю. Не слыхал, чтоб оно так называлось. Хвост больно длинен, не выговоришь. А может статься, по вашему, оно и так называется, - сказал Райдергуд, настойчиво продолжая жевать свою траву.

-- Оно? Что оно?

-- Пожалуй, скажу: они если хотите, - был хладнокровный ответ. - Этак, пожалуй, еще и здоровее сказать.

-- Кто они? Что вы хотите сказать?

-- Обругания, оплевания, обиды смертные, - отвечал Райдергуд.

Что ни делал Брадлей Гедстон, он не мог согнать с своего лица краску досады и так управиться с своими глазами, чтоб они не взглянули с безпокойством вверх по реке.

-- Ха, ха, ха! Не бойтесь, Другейший, - сказал Райдергуд. - Другому Почтеннейшему приходится против теченья плыть, да он и не торопится. Вы скоро его догоните. Да что проку мне вам об этом говорить? Вы сами знаете, что могли бы как раз обогнать его где хотите, как только он из прилива вышел, хоть бы между Ричмондом и этим шлюзом, еслибы только захотели.

-- Вы думаете, что я следил за ним? - сказал Брадлей.

-- Вы сами знаете, что следили, - сказал Райдергуд.

-- Ладно! Следил, точно следил, допустил Брадлей. - Но (и он глянул еще вверх по реке) он может выйти на берег.

-- Успокойтесь! Он не пропадет, хоть и на берег выйдет, - сказал Райдергуд. - Лодку он все-таки позади себя оставит. Он ее в узелок не завяжет и на берег под рукой не унесет.

-- Он сейчас разговаривал с вами, - сказал Брадлей, становясь одним коленом на траву возле шлюзника. - Что он сказал?

-- Дерзость, - отвечал Райдергуд.

-- Что?

-- Дерзость, - повторил Райдергуд: - про виселицу сказать он. - Что ж ему сказать еще как не дерзость? Мне так вот и хотелось к нему в лодку прыгнуть, с руками и с ногами, да так прыгнуть, чтоб он ко дну пошел.

Брадлей отвернул на несколько минут свое бледное лицо и потом крикнул, сорвав пучок травы:

-- Будь он проклят!

-- Ура! - подхватил Райдергуд. - Честь вам делает! Ура! Я вам подкрикиваю Другейший.

-- Именно дерзость! - отвечал Райдергуд с угрюмою свирепостью.

-- Попомни он это у меня, - воскликнул Брадлей. - Попомни! Плохо будет ему, если все, кому он пакости делал, заберут себе в голову, что им виселицы не миновать. Он сам не знает хорошенько, что сказал, а то у него достало бы смыслу не говорить этого. Попомни он это, попомни у меня! Когда все те, кому он мерзости делал, к висилице начнут готовиться так, чтобы к его похоронам прежде не зазвонили.

Райдергуд, пристально смотря на него, постепенно приподнимался из своего лежачого положения, в то время как учитель говорил слова эти со всею сосредоточенностью бешенства и ненависти; и когда они были совершенно досказаны, он ужо стоял на траве одним коленом, и они оба смотрели друг на друга.

-- О! - сказал Райдергуд, немедленно выплевывая траву, которую жевал. - Теперь все понимаю, Другейший: он к ней, значит?

-- Он из Лондона вчера, - отвечал Брадлей. - Я почти не сомневаюсь на этот раз, что он отправляется к ней.

-- Вы не совсем, значит, уверены?

-- Я уверен вот тут, - сказал Брадлей, схватившись за грудь своей толстой рубахи: - уверен, как бы это там было написано. (И он взмахнул руки к небу).

-- А! Но посмотреть на вас, - возразил Райдергуд, совершенно выплюнув свою траву и отирая себе рот рукавом, - так вы должно быть все уверялись, да все и ошибались. Порядком-таки поразобрало вас.

-- Выслушайте, - сказал Брадлей тихим голосом, наклонившись вперед, чтобы положить свою руку на плечо шлюзнику. - Теперь у меня праздники.

-- Праздники, клянусь Егорьем! - пробормотал Райдергуд, смотря на изнуренное страстями лицо. - Рабочие-то дни ваши трудненьки должно быть, если у вас такие праздники.

-- Я не отставал от него, - продолжал Брадлей, отмахиваясь от этого перерыва своей речи нетерпеливою рукой. - И не отстану, пока его вместе с ней не увижу.

-- А что ж, как вы его вместе-то с ней увидите? - сказал Райдергуд.

-- Назад к вам.

Райдергуд натужил колено, на котором стоял, поднялся на ноги и мрачно посмотрел на своего нового друга. Чрез несколько минут они пошли рядом в ту сторону, куда направилась лодка, как бы по безмолвному соглашению. Брадлей торопился вперед, Райдергуд медлил. Когда же Брадлей вынул свой нарядный кошелек (сделанный ему в подарок по пенсовой подписке между его учениками), Райдергуд раскрыл руки и отер себе обшлагами рот.

-- У меня есть фунт для вас, - сказал Брадлей.

-- У вас два есть, - сказал Райдергуд.

Брадлей, вынув соверен, держал его между двумя своими пальцами. Отвернувшись в сторону и смотря на бечевник, Райдергуд выставил свою открытую левую руку и начал слегка оттягивать ее к себе. Брадлей полез в кошелек за другим совереном, и обе монеты звякнули в руке Райдергуда, которая, тотчас же напрягшись, потянула их прямо к нему в карман.

-- Теперь мне нужно пуститься за ним, - сказал Брадлей Гедстон. - Он выбрал себе путь по реке, дурак, чтобы сбить меня с толку. Но ему нужно сделаться невидимкою, чтоб он меня отделаться.

Райдергуд остановился. - Если вы опять не ошибетесь, Другейший Почтеннейший, так может статься, вы завернете в шлюзовую сторожку на обратном пути?

-- Заверну.

Райдергуд кивнул, и катерщик отправился своею дорогой по мягкому дерну, возле бечевника, держась близ живой изгороди и двигаясь быстрыми шагами. Они разстались у излучины, с которой была видна полоса реки на далекое разстояние. Человеку, незнакомому с этою местностью, могло бы показаться, что тут и там, вдоль по линии живой изгороди, стояла человеческая фигура, караулила катерщика и поджидала его приближения. То же и сам он думал вначале, пока его глаза не привыкли к столбам с изображением кинжала (которым убит Уат Тайлер) в гербе лондонского Сити {Wat Tyler или Wat, the Tyler (или Tiles, черепичник), один из предводителей возстания в папствование Ричарда II, по поводу объявленной поголовной подати в 1380 г. Уат ворвался в Лондон, произвел в нем страшное избиение между высшими классами жителей и опустошил юрод пожарами. Лорд мер Лондона, сэр Виллиам Уалворт, убил его кинжалом на глазах короля. Герб лондонского Сиги состоит из щита, прикрытого шапкою лорда мера и разделенного крестом на четыре отдела, из коих в левом, верхнем, изображен кинжал. Девиз: Domine, dirige nos.}.

знать ученику, в мире был только один живой предмет для всякого губительного орудия в этот летний вечер.

Лодка продолжала плыть под нависшими деревьями и по их спокойным теням на воде. За нею, по другому берегу реки, шел мрачный катерщикь. Блестки света указывали Райдергуду, где гребец опускал в воду свои весла, пока не закатилось солнце, и весь ландшафт не окрасился красным светом. Но и этот красный свет померцал и восходил к кебу, подобно, как мы говорим, крови, преступно пролитой.

Повернув назад к шлюзу (бывшему в виду), Рог задумался, насколько такой человек мог задуматься. "Зачем он по моему оделся? Он и так мог бы казаться тем, чем ему хотелось казаться". Это было главным предметом его мыслей, между которыми по временам, подобно какому-нибудь сору в реке, на половину всплывшему, на половину затонувшему, громоздился вопрос, случайно ли это сделано? Какую бы ловушку поставить для открытия, случайно ли или не случайно это сделано? Этот вопрос скоро сменил затруднительное исследование - по какой причине это сделано. И он изобрел средство.

Рог Райдергуд вошел в шлюзную сторожку и вынес из нея, на наступивший теперь бледно-серый свет, свой сундук с платьем. Сидя на траве у сундука, он вынимал одну за другою разные вещи, в нем находившияся, пока не дошел до ярко-красного шейного платка, местами почерневшого от долгой носки. Он задумался над платком; потом снял с себя изношенную, полинялую тряпку, которою было обернуто его горло, и заменил ее красным платком, оставив длинные концы его неподобранными. "Ну, сказал Рог, если после того, как он увидит меня в этом шейном платке, и я его в таком же шейном платке увижу, так уж это, значит, будет не даром!" Радуясь этой выдумке, он опять убрал свой сундук и принялся ужинать.

-- Шлюз! Эй! Шлюз!

Ночь была светлая, и подошедшая барка вызвала его из долгой дремоты. Он пропустил барку и снова остался один, смотря на затворявшиеся створы, как вдруг пред ним явился Брадлей Гедстон, остановившийся на окраине шлюза.

-- Ого! - сказал Райдергуд. - Уж и назад, Другейший Почтеннейший?

-- Он остановился на ночлег, в гостинице Рыбака, - был усталый и хриплый ответ. - Он отправится дальше вверх, в шесть часов утра. Я вернулся отдохнуть час другой.

-- Вам это и нужно, - сказал Брадлей, переходя к учителю по досчатому мостику.

-- Нет, не нужно, - ответил Брадлей, раздражительно: - я никакого отдыха не пожелал бы, готов был бы следить за ним всю ночь. Однакоже, нейдет, так и следить нечего. Я там побыл немного, пока не узнал наверно, в какое время он отправляется: еслиб я в этом не удостоверился, я бы там и остался. Какая здесь у вас скверная яма! Вносить бы в нее человека со связанными руками: не выбраться бы по этим скользким и гадким стенам. К тому же, я полагаю, створы скоро засосали бы ко дну.

-- Ко дну ли засосут, кверху ли потянут, уж отсюда, точно, никому не выбраться, - сказал Райдергуд. - Даже и не с связанными руками не выбраться. Запри с обоих концов, и я тому пинту старого эля поднесу, кто выберется и вот тут встанет.

Брадлей посмотрел вниз с страшным наслаждением.

-- Вы бегаете по самой окраине, бегаете на ту сторону, при этом неверном свете, по гнилому дереву в несколько дюймов ширины, - сказал он: - дивлюсь, как вы не боитесь утонуть.

-- Этого быть не может! - сказал Райдергуд.

-- Утонуть не можете?

-- Нет, - сказал Райдергуд, качая головой с видом совершенной уверенности: - это дело известное. Я уж был утопленник, значит утонуть не могу. Я бы не желал, чтобы тот проклятый пароход об этом проведал, а то они там, пожалуй, отвертятся от уплаты мне вознаграждения. Но всему береговому народу хорошо известно: кого раз из воды вытащили, тот никогда не утонет.

Брадлей кисло улыбнулся невежеству, которое поправил бы в каждом из своих учеников, и продолжал смотреть вниз на воду, будто место это имело для него страшное очарование.

-- Нравится, значит, вам это местечко-то? - сказал Райдергуд.

Брадлей не обратил внимания, по стоял, смотря вниз и будто не слыша слов В его лице было очень мрачное выражение, которое даже Рог не мог понять. Оно было свирепо и исполнено замысла; но замысел мог быть столько же против него самого, сколько против другого. Еслиб он отступил назад для разбега, прыгнул и кинулся вниз, это было бы не удивительно после такого взгляда. Может статься, его смущенная душа, устремленная к какому-то злому делу, колебалась в эту минуту между тем злом и еще другим.

-- Вы, кажется, сказали, - спросил Райдергуд, наблюдавший за ним некоторое время искоса, - что хотите часик-другой отдохнуть?

Но потребовалось толкнуть его локтем, прежде чем он ответил.

-- А? Что? Да.

-- Спасибо. Хорошо

Со взглядом человека, только что проснувшагося, он последовал за Райдергудом в шлюзную сторожку, где этот достал из шкафа холодной солонины, хлеба и джину в бутылке и принес с реки воды в кружке.

-- Вот вам, Другейший, - сказал Райдергуд, наклонившись над ним, чтобы поставить кружку на стол. - Вам бы скушать кусочек, да поужинать, а там и на боковую.

Мотавшиеся концы красного шейного платка попали на глаза учителя. Райдергуд увидел, что он смотрит на них.

"О! подумал этот достойный человек. Вы заметили платочек? Постойте же! Вы в него получше вглядитесь".

С таким разсуждением он сел по другую сторону стола, распахнул свой жилет и начал медленно перевязывать свой галстук.

Брадлей ел и лил. В то время, как он сидел над тарелкой и кружкой, Райдергуд заметил, что он часто украдкой взглядывал на его шейный платок, будто проверяя свое медлительное наблюдение и затверживая видимое на память.

-- Как скоро вы заснуть захотите, - сказал честный человек, - ложитесь на мою кровать, вон в углу, Другейший. В третьем часу уже светло будет. Я рано разбужу.

-- Меня будить не потребуется, - отвечал Брадлей.

И вскоре затем, сняв с себя только сапоги и верхнее платье, он лег.

Райдергуд, откинувшись назад в своем деревянном кресле и сложив руки на груди, смотрел на него лежавшого и уже уснувшого со сжатою в кулак рукою и стиснутыми зубами, пока у него самого не заволокло глаз дымкой, и сам он не заснул. Он проснулся, когда уже разсвело, и нашел, что гость его уже встал и вышел на реку, чтоб освежить себе голову. "Чорт меня побери", бормотал Райдергуд у двери шлюзной сторожки, "если в Темзе воды достанет, чтобы прохладить тебя!" Чрез пять минут он пошел в путь, и Райдергуд видел, по его вздрагиваниям и оглядкам, когда и где вскидывалась рыба.

"Шлюз! Эй! Шлюз!" с промежутками целый день, и "Шлюз! Эй! Шлюз!" трижды слышалось в последующую ночь, но Брадлей не возвращался. Второй день был знойный и душный. После полудня наступила гроза, и только что разразилась она неистовым ливнем, как Брадлей ворвался в дверь, будто буря.

-- Видели его с нею! - воскликнул Райдергуд, вскочив с места.

-- Видел.

-- Где?

-- В конце его пути. Лодка его на три дня вытащена на берег. Я слышал, как он отдавал это приказание. Потом я видел, как он поджидал ее и встретился с ней. Я видел их. - он остановился, как будто бы задыхаясь, и начал снова: - я видел, как они оба прогуливались рука об руку вчера вечером.

-- Что же вы сделали?

-- Ничего.

-- А что хотите сделать?

Он кинулся на стул и засмеялся. Тут кровь обильно брызнула у него из носу.

-- Это отчего? - спросил Райдергуд.

теперь.

Он вышел на дождь с открытою головою и, низко нагибаясь над рекой, черпая воду обеими пригоршнями, смывал кровь. Райдергуду, стоявшему у двери, видна была за его фигурой огромная черная занавесь, медленно двигавшаяся в одну сторону неба. Брадлей поднял голову и вернулся в сторожку мокрый с головы до ног; с его обшлагов струилась вода.

-- У вас лицо-то словно вы с того света пришли, - сказал Райдергуд.

-- А видали вы с того света выходцев? - был угрюмый вопрос.

-- Я хотел сказать только, что вы совсем измучились.

-- Ну, так теперь ложитесь, - сказал Райдергуд.

-- Лягу, если сперва дадите мне чем-нибудь жажду утолить.

Бутылка и кружка были снова поставлены, и Брадлей, подмешав в воду несколько джину, выпил два стакана один на другим.

-- Вы спросили меня о чем-то, - сказал он потом.

-- Говорю вам, - возразил Брадлей, повернувшись к нему с диким и решительным видом: - вы спрашивали меня о чем-то, перед тем как я пошел на реку вымыться.

-- О, тогда-то? - сказал Райдергуд, немного попятившись. - Я спросил, что вы хотите делать.

-- Как может человек в таком состоянии знать? - отвечал он, размахнув своими дрожащими руками, с таким сильным и гневным движением, что вода полилась с его рукавов, будто он выжал их. Могу ли я задумать что-нибудь, если я совсем не спал?

-- Ведь я же вам об этом говорил, - сказал Райдергуд. - Не говорил разве, чтобы вы легли?

-- И опять то же скажу. Поспите на прежнем месте; как хорошенько выспитесь, так и узнаете, что делать.

Указание Рога на складную кровать в углу, казалось, постепенно привело на память Брадлея это бедное ложе. Он снял свои изношенные, стоптанные башмаки и тяжело кинулся, весь мокрый, как был, на постель.

Райдергуд сел в свое деревянное кресло и принялся смотреть в окно на молнию, прислушиваясь к грому. Но его мысли были далеки от занятия громом и молнией, потому что он безпрестанно взглядывал с любопытством на измученного человека, лежавшого на кровати. Человек этот поднял воротник своей толстой верхней одежды, чтоб укутаться от бури, и застегнулся под самую шею. Забыв об этом, - и об одном ли этом? - он оставил в таком виде свою одежду, когда умывал себе лицо на реке, и когда лег в постель, хотя для него было бы удобнее разстегнуться

Тяжело раскатывался гром; раздвоенная молния, казалось, делала зубчатые разрывы в каждой части огромной занавеси на небе, когда Райдергуд сидел у окна, поглядывая на кровать. Иногда видел он лежавшого на ней человека, в красном свете, иногда в синем; иногда он совсем не видал его за ослепительным, блеском, дрожавшого белого огня. По временам дождь налетал с страшною силой, и река будто приподнималась ему навстречу; а порывы ветра, вторгаясь в дверь, шевелили волосы и платье, лежавшого человека, будто невидимые гонцы, собиравшиеся вокруг постели, чтоб увести его с собой.

"Он крепко спит", сказал про себя Райдергуд; "но он мною так занят, что встань я только со стула, так он сам собой проснется, как никакой гром не разбудит; не надо его трогать".

Он очень осторожно встал на ноги.

Нет ответа.

-- Вот тут у меня еще одежа, - пробормотал Райдергуд более тихим и совершенно другим голосом, - вас еще одежою не прикрыть ли, еще одежою не прикрыть ли?

от украдчивых взглядов на человека, лежавшого на кровати.

С особым любопытством смотрел Райдергуд на закутанное горло спящого. Сон этого, до смерти, душою и телом, истомленного человека, перешел в оцепенение. Тогда Райдергуд осторожно отошел от окна и стал у кровати.

"Бедняга"! проговорил он тихим голосом, с лукавым лицом, сторожким глазом и готовыми ногами на случай, еслибы тот проснулся: "эта верхняя одежа и во сне-то его безпокоить. Не разстегнуть ли мне его, чтоб ему удобно и было? Эх! Право, мне думается, разстегнуть. Эка, бедняга! Дай-ка разстегну".

Он тронул первую пуговицу осторожною рукой и отступил на шаг. Спавший остался попрежнему в глубоком оцепенении. Он отстегнул остальные пуговицы более твердою рукой, и может быть по этой причине гораздо легче. Тихо и медленно раскрыл он потом верхнюю одежду и распахнул ее.