Наш общий друг.
Часть четвертая.
XIV. Шах и мат содружескому предприятию.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Наш общий друг. Часть четвертая. XIV. Шах и мат содружескому предприятию. (старая орфография)

XIV. Шах и мат содружескому предприятию.

Мистер и мистрисс Джон Гармон так распорядились принятием своей законной фамилии и своего законного дома, что это обстоятельство случилось в тот самый раз, когда последняя телега с грузом последней насыпи выехала из ворот Боффинова Павильона. В то время, как она отъезжала, мистер Вегг почувствовал, что и с души его с тем вместе свезен последний груз, и потому радостно приветствовал счастливую пору, когда ему будет можно покороче остричь черного барана, Боффина.

Во время всего медленного процесса свозки насыпей Сила следил за работой алчными глазами. Но глаза не менее алчные следили за наростанием насыпей в года, давно минувшие, и тщательно просеяли мусор, из которого они состояли. Ценных вещей не оказалось. И как могли оне оказаться, если старый скаредный тюремщик Гармоновой тюрьмы перечеканил каждую тряпку, каждый черепок в деньги задолго до этого?

Хотя и обманутый таким пустым результатом, мистер Вегг почувствовал значительное облегчение от столь пристальной работы и не ворчал много. Приказчик, представитель мусорных подрядчиков, купивших насыпи, измучил мистера Вегга, так что от него остались только кости да кожа. Этот надсмотрщик за работами заявил право своих хозяев производить свозку и днем, и ночью, и при свете факелов, и когда им угодно, и вогнал бы Силу в могилу, еслибы работа протянулась несколько дольше. Повидимому, сам не имея нужды во сне, он являлся с завязанною, прошибенною головой, в шляпе с назатыльником и в вельветиновых штанах, как бес проклятый, в часы самые нечестивые и непоказанные. Утомленный неусыпною сторожбой за долгою дневною работой, Сила только что всползал на свою постель и начинал засыпать, как страшное трясение и гром под его подушкой возвещали ему приближение тележного поезда, сопутствуемого демоном безсонницы, и снова вызывали на работу. В одно время он грохотом колес будил его от крепчайшого сна; в другое держал его на часах по сорока восьми часов сряду. Чем больше этот гонитель упрашивал его не безпокоиться выходить из дому, тем более подозревал лукавый Вегг, что им замечены признаки чего-то скрытого где-нибудь, и что делются попытки провести его. Вследствие всего этого, до того тревожен был сон его, что он вел жизнь, как будто бы побившись об заклад сослужить службу десяти тысяч сторожевым собак в течение десяти тысяч часов, и жалобно смотрел на самого себя, как на человеку вечно встающого с постели и никогда в нее заправски не ложащагося. Он, наконец, до того истощал и осунулся, что его деревяшка, казалась, уже непропорциональною и представляла благоденствующий вид в сравнении с его остальным измученным телом, которое прежде было, что называется, одутловато.

Однакоже, утешением Веггу служите то, что все его неприятности покончились, и что он немедленно вступит в обладание своим имуществом. В последнее время точило вертелось, помнимому, гораздо больше под его собственным носом, чем под носом Боффина, но теперь наступила пора отточить нос поострее Боффину. До сих пор мистер Вегг оставлял своего мусорного друга в некотором покое, ибо-его любезному намерению зачастую обедать у него препятствовали происки безсонного мусорного приказчика. Он был вынужден поручить мистеру Бппасу держать их мусорного друга, Боффина, под присмотром, пока сам худел и тощал в Павильоне.

Когда насыпи были окончательно свезены, мистер Вегг отправился в музей мистера. Винаса. Это было вечером, и потому он нашел этого джентльмена, как и ожидал, сидящим у камина, но не нашел его, как ожидал, плавающим своим могучим умом в чашке чаю.

-- Вы тут очень удобно расположились, - сказал Вегг, погидимому, не совсем в духе, нагибаясь и нюхая воздух при входе.

-- Да, я себя очень удобно чувствую, сэр, - сказал Винас.

-- Вы в свою работу лимона не употребляете? - спросил Вегг, нюхая снова.

-- Нет, мистер Вегг, - сказал Винас. - Если я его когда употребляю, так это по большей части в сапожном пунше.

-- Что вы сапожным пуншем называете? - спросил Вегг еще больше не в духе, чем прежде.

-- Рецепт вам трудно передать, сэр, - отвечал Винас, - потому что. как бы аккуратно вы его составные части ни отмеривали, все-таки многое будет от личных дарований зависеть. Кроме того, много зависит от того, как вы к нему свои чувства приложите. В основании же всего джин.

-- Что в голландской бутылке-то? - сказал угрюмо Вегг усаживаясь.

-- Так, сэр, так! - воскликнул Винас. - Не желаете ли присоединиться и выпить, сэр?

-- Не желаю ли выпить? - повторил Вегг очень угрюмо. - Гм! Конечно, желаю. Желает ли человек выпить, у кого все его пять чувств нескончаемым мусорным приказчиком с повязанною головой вымотаны! Желает ли! Как будто он и желать не может!

-- Вы, пожалуйста, на это не гневайтесь, мистер Вегг. - Вы как будто бы не в своей тарелке.

-- Коль до этого дошло, так вы-то сами как будто бы не в своей обыкновенной тарелке, - прорычал Вегг. - Вы как будто повеселей стали.

Это обстоятельство, при тогдашнем состоянии ума мистера Вегга, повидимому, нанесло ему оскорбление.

-- Вы себе даже волосы остригли! - сказал Вегг, хватившись обычного мистеру Винасу пыльного встряха головой.

-- Чорт возьми, да вы и жиреть начинаете! - сказал Вегг с возрастающим неудовольствием. - Что-то вы потом затеете?

-- Как вам сказать, мистер Вегг, - отвечал Винас, улыбаясь веселым образом. - Едва ли отгадаете, что я потомь затею.

-- Я и не хочу отгадывать, - возразил Вегг. - Я думаю только, что труд был поделен между нами. Вам хорошо, что вам такая легкая доля досталась, а моя-то была тяжеленька. Вашего сна не нарушали, пари держу.

-- Нисколько не нарушали, - сказал Винас. - Я от роду так хорошо не спал, благодарю вас.

-- Гм! - проворчал Вегг: - а вы бы на моем месте побыло. Побыли бы вы на моем месте, и еслибы вам ни в постеле, ни во сне, ни за едой несколько месяцев напролет покоя не давали, вы тоже похудели бы и были бы не в духе.

-- Правда, вы с тела спали, мистер Вегг, - сказал Винас, разсматривая его фигуру художническим глазом. - Спали с тела, нечего сказать! Покровы то на ваших костях до того сморщились и пожелтели, что иной подумает, будто вы вон ко французскому джентльмену, а не ко мне в гости пришли.

Мистер Вегг, сильно обидевшись, взглянул в угол на французского джентльмена, и как будто, заметив там что-то новое, посмотрел в противный угол и потом надел очки b принялся разсматривать все закоулочки и впадинки тусклой лавки последовательно.

-- Каково! У вас тут все повычищено! - воскликнул он.

-- Да, мистер Вегг. Рукою обожаемой женщины.

-- Значит, вы затеяли, как надо думать, жениться?

-- Точно так, сэр.

Сила опять снял очки, находя слишком отвратительным созерцать веселое состояние своего друга и товарища в увеличенном виде, и спросил:

-- На старой?

-- Мистер Вегг! - сказал Винас со мгновенным взрывом гнева. - Особа, о которой речь идет, не старая.

-- Я хотел сказать, - объяснил Вегг брюзгливо, - на той, что прежде не соглашалась.

-- Мистер Вегг, - сказал Винас, - в деле таком щекотливом я побезпокою вас просьбой говорить яснее, что вы думаете. Есть струны, на которых играть не следует. Нет, сэр! На иных странах можно только самым почтительным образом и так сказать благоговейно играть. Из таких-то мелодических стран и создана мисс Плезант Райдергуд.

-- Стало быть, это та самая особа, что прежде не соглашалась - сказал Вегг.

-- Сэр, - отвечал Винас с достоинством, - я допускаю измененное выражение. Особа та же самая, что прежде не соглашалась.

Мистер Вегг, - сказал Винас с новым взрывом. - Я не могу позволить вам выражаться об этом предмете площадным языком! Я должен сдержанно, но твердо предложить вам, сэр, в этом вопросе поправку сделать.

-- Когда же эта особа, - неохотно спросил Вегг, сдержи", ли сердце в воспоминание их товарищества и общого капитала, - отдаст руку тому, кому сердце отдала?

-- Сэр, - отвечал Винас, - я опять принимаю измененное выражение, и с удовольствием. Особа эта вполне отдаст руку, кому отдала сердце - в понедельник.

-- Стало быть, вы уничтожили причины, почему она не соглашалась? - сказал Вегг.

-- Мистер Вегг, - сказал Винас, - так как я вам говорил, помнится, раз или несколько раз...

-- Несколько раз, - прервал Вегг.

...Какого, - продолжал Винас, - свойства были причины несогласия этой особы, то могу теперь сообщить вам, не нарушая нежного доверия, существующого с тех пор между мной и этою особой, каким образом они были устранены, благодаря содействию двух добрых друзей, моих, из которых один прежде был знаком с особой, а другой ей незнакомый. Эти два друга мои, сэр, оказали мне величавшую услугу, посетили эту особу, и они закинули словечко, нельзя ли уладить дело так, чтоб нам сочетаться браком, спрошено было, сэр, не удовольствуется ли она тем, что после нашей свадьбы я буду только но суставам вязать людей, детей и низших животных, - не успокоит ли это означенную особу в её нежелании видеть себя между костяками? Счастливая мысль это была, сэр, и корни пустила.

-- У вас, мистер Винас, - заметил Вегг с оттенком недоверчивости, - кажется, много друзей завелось?

-- Довольно-таки сэр, - ответил этот джентльмен тоном мирной таинственности. - Так себе, сэр. Довольно.

-- Что-ж, - сказал Вегг, - взглянув на него еще раз с оттенком недоверчивости, - желаю вам счастья. Один человек в одном счастье себе находить, другой - в другом. Вы жениться намерены, а я намерен путешествовать.

-- В самом деле, мистер Вегг?

-- Перемена воздуха, морские виды, да натуральный сон, надеюсь, поправят меня после всего, что я вытерпел от мусорного приказчика с повязанною головой, о котором я вам рассказывал. Теперь, как окончилась тяжелая работа и насыпи свезены, пришло время Боффина попридавить. В десять часов завтра утром удобно для вас Боффинов нос под точило подвести?

В десять часов завтра утром было совершенно удобно для мистера Винаса заняться этим превосходным делом.

-- Вы за ним хорошо присматривали, надеюсь? - сказал Сила.

Мистер Винас довольно хорошо присматривал за ним изо дня в день.

-- А что еслибы вы сегодня вечерком к нему завернули и передали бы ему приказ от меня, - от меня, говорю, потому ему известно, что я играть с собой не позволю, - все бумаги, счеты и наличность к завтрашнему утру приготовить? - сказал Вегг. - Теперь же, для проформы, так как это душе вашей должно быть приятно, прежде чем отправимся (мы пройдемся немножко с вами, хоть ноги у меня от усталости подкашиваются), взглянем-ка на наш общий капиталец.

Мистер Винас достал капиталец, и он найден в совершенной исправности. Мистер Вегг взялся представить его опять завтра утром и обещал явиться вместе с мистером Веггом у двери Боффина, как только пробьет десять часов. В известном месте, на пути между Кларксивсллом и домом Боффина (мистер Вегг особенно настаивал, чтобы не было никакого префикса к фамилии Золотого Мусорщика), товарищи разстались.

Ночь была ненастная; за ней последовало ненастное утро. Улицы были необыкновенно скользки, грязны и неудобны для ходьбы, утром, когда мистер Вегг поехал на место действия, разсуждая, что человеку, отправляющемуся как бы в банк за получением значительной суммы, можно позволить себе такую незначительную издержку.

Винас явился во-время, и Вегг взял на себя постучать в дверь и повести объяснение. Он постучал в дверь. Дверь отворилась.

Слуга отвечал, что мистер Боффин дома.

-- Ладно, - сказал Вегг, - хотя я так его и не называю.

Слуга спросил, назначено ли им это время?

-- Слушайте, что я вам скажу, молодой человек, - сказал Вегг. - Мне не нужно назначения. Я в нем не нуждаюсь. Служительских разспросов мне тоже не нужно. Мне нужен Боффин.

Их ввели в приемную комнату, где всемогущий Вегг, не снимая шляпы, начал посвистывать и переводить своим указательным пальцем стрелку часов, стоявших на каминном наличнике, до того, что они прозвонили. Чрез несколько минут их попросили взойти по лестнице и ввели в прежде-бывшую комнату Боффина, которая, кроме входной двери, имела еще складные двери, отворявшияся в другой ряд комнат, когда представлялась надобность {В больших английских домах, в парадных, так-сказать, комнатах, иные двери состоят не из двух половинок, а из четырех и даже больше, из коих средния откидываются на крайния, и, будучи сложены ширмами, прислоняются вплоть к стене в угловых простенках, отчего при многолюдных собраниях открывается между комнатами широкое сообщение.}. Тут сидел Боффин за библиотечным столом, и тут мистер Вегг, повелительно дав знак слуге удалиться, придвинул стул и сел, со шляпой на голове, возле него. Тут тоже мистер Вегг мгновенно подвергся замечательному опыту сшибания шляпы с его головы и выкидывания её за окно, которое было отворено и затворено для сей цели.

-- Воздержитесь от своих наглых дерзостей в присутствии этого джентльмена, - сказал владелец руки, сделавшей это, - а не то я и вас за ней вслед выброшу.

Вегг невольно схватился руками за свою голую голову и вытаращился на секретаря, который сказал ему это с строгими лицом, войдя незаметным для него образом в складные двери.

-- О! - сказал Вегг, как только возвратилась к нему способность слова. - Славно! Я дал приказ, чтобы вас разсчитали, а вы еще не ушли, вы здесь еще? Ну, мы это теперь разберем. Славно!

-- И я тоже не ушел, - сказал другой голос.

Кто-то еще незаметно вошел в складные двери. Вегг, повернув голову, увидел своего гонителя, вечно безсонного мусорного приказчика, в шляпе с назатыльником и в вельветиновых штанах, как быть надо, - который, развязав свою закутанную прошибленную голову, явил голову, ни мало не поврежденную, и лицо, принадлежащее Слякоти.

-- Ха, ха, ха, джентльмены! - разразился Слякоть взрывом хохота, с безмерным наслаждением, - он и не воображал, что я могу стоя спать и часто сыпал так, когда за мистрисс Гигден вертел каток! Он и не воображал, как я, бывало, полицейския новости мистрисс Гигден на разные голоса передавал! Уж и доказал же я ему, как жизнь можно вести, джентльмены; ну, уж доказал.

Тут мистер Слякоть разинул свой рот положительно до ужасающих размеров и, закинув назад голову с новых хохотом, обнаружил свои неисчислимые пуговицы.

-- О! - сказал Вегг, сконфузившись пока лишь немножко: - один да один два, не разочтены? Боффин! Позвольте мне один вопрос сделать: - кто определил этого парня, в этой одеже, когда свозка началась? Кто этого негодяя приставил?

-- Послушайте! - возразил Слякоть, тряхнув головой. - Без негодяев. Не то я вас в окно вышвырну.

Мистер Боффин успокоил его движением своей руки и сказал:

-- Я его приставил Вегг.

-- О! вы его приставили, Боффин? Славно. Мистер Винас, мы повысим наши условия, и нам теперь ничего не остается, как приступить к делу. Боффин! Я хочу, чтобы вы из комнаты и ту, друную дрянь эту выслали.

Боффин! Нельзя сделать? - повторил Вегг. - Да знаете ли что с вами будет?

-- Нет, Вегг, - сказал мистер Боффин, весело покачав головой. - Что там ни будет, нельзя.

Вегг подумал секунду и потом сказал:

-- Мистер Винас, будьте так добры, передайте мне документ.

или какую-нибудь новую мысль или открытие в себе заключало, а потому, что оно мне ум успокоит. Сила Вегг, вы ракалья, и мерзавец!

Мистер Вегг, который вначале, как бы ожидая комплимента, постукивал бумагой в такт учтивостям Винаса, пока неожиданно не последовало их заключение, вдруг остановился.

-- Сила Вегг, - сказал Винас, - знайте, что я взял на себя смелость пригласить мистера Боффина в наше дело негласным товарищем, вскоре как началось существование нашей фирмы.

-- Совершенно справедливо, - прибавил мистер Боффин, - и я Винаса испытывал и нашел в нем вообще очень честного человека, Вегг.

-- Хотя мистеру Боффину, при его снисходительности, и угодно говорить это, - заметил Винас. - однакоже, в начале всей этой грязи руки мои не были так чисты, как бы мне хогелось. Но, надеюсь, я вскоре совсем очистился.

Винас преклонил свою голову с почтением и признательностью.

-- Благодарю вас, сэр. Я очень много обязан вам за все: за ваше хорошее мнение обо мне, теперь за ваш прием, а прежде за ободрение, когда я в первый раз вошел с вами в сношения, и за влияние, которое с того времени было произведено на известною особу как вами самими, так и мистером Джоном Гармоном, - которому, упомянув его таким образом, он поклонился.

Вегг подхватил фамилию чутким ухом и движение зорким глазом, и уже некое пресмыкательство начало вливаться в дерзкий вид его, как мистер Винас снова потребовал его внимания.

-- Все остальное между вами и мной, Вегг, - сказал Винас, - теперь само собой объясняется, и теперь вы можете высказываться, сэр, без дальнейших слов с моей стороны. Не чтобы совершенно предупредить какую-нибудь неприятность или ошибку по делу, которое считаю важным, я прошу позволения у мистера Боффина и мистера Джона Гармона повторить вам замечание, которое я уже имел удовольствие их вниманию представить. Вы мерзавец и ракалья.

и я очень рад буду. Мне же лучше; больше достанется. Потому, знаете, - сказал Вегг, разделяя свое следующее замечание между мистером Баффином и мистером Гарманом, - я своей цены стою и намерен взять ее. Что вы на попятную, так это в своем роде не дурно и к лицу такому анатомическому насосу, как вот этот (указывая мистера Винаса), но не к лицу человеку настоящему. Я пришел сюда, чтобы меня купили, и я цифру назначил. Теперь, покупайте меня или откажитесь от меня.

-- Что до меня касается, Вегг, - сказал мистер Боффин, смеясь, - я от вас отказываюсь.

-- Боф-фин! - отвечал Вегг, повернувшись к нему с строгим видом. - Вашу новорожденную смелость я понимаю. Я бронзу под вашею серебряною обкладкой вижу. У вас нос повихнулся. Зная, что вам терять нечего, вы можете легко от игры отойти. Вы аккурат столько засаленное стекло, что еще можно сквозь видеть. Но мистер Гармон дело другое. Мистер Гармон совсем другою парой башмаков рискует. Я кой-что слышал о том, что он мистер Гармон, я теперь понял разные там в газетах намеки на этот счет, и я кидаю вас, Боф-фин, как не стоящого внимания. Я мистера Гармона спрашиваю, имеет ли он какое-нибудь понятие о том, что в этой бумаге значится?

-- Это духовное завещание моего покойного отца, позднее написанное, чем завещание, явленное мистером Боффином (если вы еще раз отнесетесь к мистеру Боффину, как до сих пор относились, я вас с ног сшибу), и оно предоставляет все состояние короне, - сказал Джон Гармон, с таким по возможности равнодушием, какое только могло быть совместно с крайнею суровостью.

-- Точно так! - воскликнул Вегг. - В таком случае (искривив свое тело на деревяшке, повернув свою деревянную голову значительно на одну сторону и подняв один глаз вверх), в таком случае я вам вопрос сделаю, чего эта бумага стоит?

Вегг повторил это слово с злою усмешкой и уже готовился сказать какое-то саркастическое возражение, как к безпредельному его удивлению он был схвачен за галстук {Прием, обыкновенно употребляемый полисменами в Англии при арестовании буйных негодяев. Полисмен хватает буяна на галстух запуская свою руку между его платком и горлом, и тотчас же его накручивает, и таким образом, стеснив ему дыхание, лишает его сил сопротивляться.}, потрясен до того, что у него зубы защелкали, отброшен вместе с ковылявшею ногой в угол комнаты и там притиснут.

-- Бездельник! - сказал Джон Гармон, сдавливая его рукой, будто клещами.

-- Вы мне голову об стену колотите, - представлял Сила слабым голосом.

-- Я и намерен тебе голову об стену колотить, - отвечал Джон Гармон, приноравливая свое действие, к словам, - и от всей души дал бы тысячу фунтов за то, чтобы только все твои мозги выколотить. Слушай, бездельник, и взгляни на эту голландскую бутылку.

-- Эта голландская бутылка, мерзавец, заключала в себе последнее из многих духовных завещаний, сделанных моим несчастным, самого себя мучившим отцом. Это завещание положительно отдает все моему великодушному благодетелю, и твоему тоже, мистеру Боффину, устраняя и опозоривая поименно меня и мою сестру (тогда уже умершую от горя). Эта - голландская бутылка была найдена моим великодушным благодетелем, и твоим тоже, после того, как он был введен во владение имуществом. Эта голландская бутылка сокрушила его выше всякой меры; хотя меня и сестры моей уже не было на свете, однакоже, она бросала пятно на нашу память, незаслуженное ничем, как ему было известно, в нашей несчастной юности. Поэтому он зарыл голландскую бутылку в принадлежащую ему насыпь, и там она лежала несколько времени, когда ты, неблагодарный негодяй, шарил и ковырял в ней, часто близ этой самой бутылки. Он имел намерение, чтоб она никогда больше на свет Божий не являлась, но побоялся уничтожить духовную, полагая что уничтожение такого документа, даже с великодушною целию, было бы преступлением пред законом. Когда узнали здесь в доме, кто я такой, мистер Боффин все еще безпокоясь по этому предмету, сообщил мне на известном условии, которое такой пес, как ты, оцепить не в состоянии, тайну этой голландской бутылки. Я настоял на том, чтоб откопать бутылку и явить законным образом бумагу для утверждения. Первое из этого ты видел, как он сделал; второе сделано без твоего ведома. Следовательно, бумага, шуршащая в твоих руках, пока я терплю тебя (я бы желал жизнь из тебя вытрясти), стоит меньше, чем сгнившая пробка в голландской бутылке. Понимаешь теперь?

Судя по бледному лицу Силы, голова которого моталась взад и вперед самым некомфортабельным образом, он ничего не понимал.

-- Слушай, мерзавец! - сказал Джон Гармон, скрутив еще раз его галстук и придавив его в угол на всю длину своей руки. - Я скажу тебе еще две небольшие речи, зная, что оне тебя помучают. Твое открытие было, само по себе, действительное открытие, потому что никому и в голову не приходило обыскивать то место. О твоем открытии мы ничего не знали, пока Винас не сказал об этом мистеру Боффину, хотя я и держал тебя под хорошим присмотром с тех пор, как я поступил сюда, и хотя Слякоть долго считал своим главным занятием и счастием своей жизни - следить тенью за тобой. Я говорю тебе это затем, чтобы ты знал, что мы, достаточно понимая тебя, убедили мистера Боффина позволить нам заманивать тебя, обманутого до последней минуты, чтобы твое разочарование было одним из самых тяжких по возможности разочаровании. Вот тебе моя первая короткая речь; понимаешь?

Тут Джон Гармон помог его пониманию новою тряской.

не по какому-либо праву с моей стороны. Нет. Единственно по великодушию мистера Боффина. Его условие со мною, прежде чем он разстался с тайной голландской бутылки, было то, что я возьму все состояние, а он удовольствуется своею насыпью и больше ничего не возьмет. Я обязан всем, что имею, единственно безкорыстию, правдивости, доброте (нет слов, чтоб удовольствовать меня) мистера и мистрисс Боффин. И когда, зная, что мне было известно, я увидел, что такой навозный червь, как ты, осмелился подняться в этом доме против этой благодарной души, я дивлюсь, - прибавил Джон Гармон сквозь стиснутые зубы, круто повернув еще раз галстук Вегга, - что не попробовал свернуть тебе голову и выбросить ее за окошко! Довольно! Это моя последняя короткая речь к тебе. Понимаешь?

Сила, отпущенный, приложил руку к себе к горлу, откашлялся, и казалось как будто у него огромная рыбья кость застряла в этой части тела. Одновременно с этим его действием в углу, странное и с виду непонятное движение было сделано мистером Слякотью, начавшим продвигаться по направлению к мистеру Веггу вдоль стены, подобно носильщику или артельщику, готовящемуся поднять мешок муки или каменного угля.

-- Я жалею, Вегг, - сказал мистер Боффин, в своем милосердии, - что мы с моею старушкою должны о вас дурное мнение иметь. Но я не желаю, чтобы после всего, что сказано и сделано, вам было хуже на свете, чем было тогда, как я вас нашел. Потом скажите на разставаньи, сколько будет нужно, чтобы вам новым лотком обзавестись?

-- И на другом месте, - вставил Джон Гармон. - Перед этими окнами вы и не показывайтесь.

-- Мистер Боффин, - отвечал Вегг униженно, - когда я в первый раз имел честь познакомиться с вами, я успел сколотить коллекцию баллад, которая, могу сказать, была выше всякой цепы.

-- Извините меня, мистер Боффин, - снова начал Вегг, бросив злобный взгляд на Джона Гармона, - я излагаю вопрос пред вами, ибо, если мои чувства меня не обманули, вопрос вы сделали. Я имел великолепную коллекцию баллад и кроме того имел новый запас пряников в жестяной коробке. Я больше ничего говорить не стану, но все вам самим предоставляю.

-- Но, ведь, трудно назначить, - сказал мистер Боффин, в безпокойстве опуская свою руку в свой карман, - а я пожелаю переплачивать чего не следует, потому что вы таким дурным человеком оказались. Такой вы лукавый и неблагодарный были; а сделал ли я вам хоть что-нибудь дурное?

-- Притом же у меня было, - продолжал Вегг, как бы соображаясь сам с собою, - разсылочное коммиссионерство, в коем я пользовался большим уважением. Но я не хочу, чтобы меня сочли алчным и скорее желаю все вам это предоставить, мистер Боффин.

-- Я, право, не знаю, во что мне ценить все это, - проговорил мистер Боффин.

потому убыток... и еще стул, зонтик, попонка, поднос. Но я все вам самим предоставляю, мистер Боффин.

Золотой Мусорщик, казалось, занялся умственным вычислением, между тем как мистер Вегг помог ему еще следующим добавочным итогом:

-- А мисс Елизабет, мистер Джордж, тетушка Джен, дядюшка Паркер. Ах! Как подумаешь о прежнем времени, да посмотришь, как этакой чудесный сад, например, свиньями изрыт, так трудненько, я вам скажу, не забираясь высоко, все это перевесть на деньги. Но я все вполне вам предоставляю, сэр.

Мистер Слякоть все еще продолжал свое странное, с виду непонятное передвижение.

-- Сейчас вот говорили, что меня заманивали и обманывали, - сказал Вегг с печальным видом, - и точно, могу сказать, что зловредное чтение всяких историй о скрягах моей душе повредило, когда вы меня и других хотели надуть, что вы сами скряга, сэр. Я чувствовал, как душа моя от этого падала. А как может человек цену своей души назначить! Вот еще и то у меня сейчас была шляпа. Но я вам вполне предоставляю, мистер Боффин.

-- Как я знаю цену себе, то я не могу этого принять, сэр.

Не успел он договорить этих слов, как Джон Гармон поднял свой палец, и Слякоть, в эту минуту находившийся близ Вегга, прислонился спиной к его спине, нагнулся, схватил его за воротник верхняго платья сзади, обеими руками, и ловко приподнял его, будто мешок муки или каменного угля, на свою спину. Чрезвычайно недовольное и удивленное лицо представил мистер Вегг в этом положении; пуговицы его выступали на вид почти также ясно, как пуговицы Слякоти, а деревяшка вскинулась вверх в положении крайне неудобном. Но лицо его не намного секунд оставалось видимо в комнате, ибо Слякоть проворно выбежал с ним и проворно спустился вниз по лестнице, где мистер Винас, за ним следовавший, отворил дверь на улицу. Приказ, данный Слякоти, состоял в том, чтобы свалить свой груз на мостовую; но в это время случилась, стоявшая на углу без возчика, телега для уличной грязи с приставленною к колесу лесенкой, и мистер Слякоть не устоял против искушения бросить мистера Вегга в ящик, наполненный нечистотами, - дело трудноватое, но исполненное с большою ловкостью и удивительным блеском.