Повесть о двух городах.
Книга первая. Возвращенный к жизни.
II. Почта.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Повесть о двух городах. Книга первая. Возвращенный к жизни. II. Почта. (старая орфография)

II. Почта.

Был конец ноября, когда в пятницу ночью одно из действующих лиц этой истории шествовало по Дуврской дороге. Этот человек шел позади почтовой кареты, которая еле-еле подымалась но Шутер-Гилго. Шел он по грязи не один, а вместе со всеми пассажирами, которые делали это не ради пристрастия к прогулке в такое непогожее время, а потому что и дорога, и сбруя, и грязь, и карета было до того тяжелы, что лошади три раза уже останавливались, а один раз даже прямо потащили карету в сторону от дороги с явным намерением вернуться назад в Блекгит. Возжи и кнут, кучер и кондуктор поспешили соединиться вместе и прочитать им статью военного устава, запрещавшую всякую попытку к мятежу; хотя, собственно говоря, поступок лошадей служил доказательством того, что и грубые животные бывают наделены разумом. Лошадям пришлось волей-неволей сдаться на капитуляцию и вернуться к исполнению своих обязанностей.

Понурив головы и размахивая хвостами, принялись они снова месить густую грязь, то спотыкаясь, то чуть не падая, как бы готовые вот-вот развалиться на части. Каждый раз, когда кучер приводил их в себя воинственным окриком "Го-го-го! Эй, вы!", ближайшая лошадь начинала весьма энергично и выразительно мотать головой, как бы желая показать, что на гору им вряд-ли взобраться. Крик и дребезжанье сбруя выводили из задумчивости пассажира, заставляя его всякий раз вздрагивать, как человека, крайне повидимому, слабонервного.

Туман, клубившийся над долиной и ущельями, заволакивал собою всю гору, точно злой дух, который ищет себе везде покою, но не находит его. Липкий и невыразимо холодный, туман этот тянулся по воздуху волнами, которые, подобно волнам прибоя, то следовали друг за другом, то перекатывались одна через другую. Волны тумана были так густы и непроницаемы, что кругом ничего решительно не было видно, кроме фонарей кареты, да нескольких ярдов дороги подле нея. Прибавьте к этому густой пар, подымавшийся от разгоряченных лошадей и сливавшийся с туманом так, что нельзя было понять, где туман, а где нар.

Кроме упомянутого пассажира, было еще два других, которые вместе с ним подымались в гору, рядом с каретой. Все трое были в ботфортах и закутаны в плащи но самые уши и даже выше. Ни один из троих не видел остальных двух и не мог сказать на что или на кого они похожи; каждый из них старался по возможности лучше укрыться, как от духовных, так и от телесных взоров своих товарищей. В те дни все боялись друг друга, ибо каждый путешественник мог неожиданно оказаться разбойником или сообщником разбойников. Что касается последняго, то в то время во всяком почтовом дворе, во всяком трактире всегда находился кто нибудь, служивший на жалованьи у какого нибудь атамана, начиная от хозяина и до последняго конюха. Так, по крайней, мере, думал про себя кондуктор Дуврской почтовой кареты ночью, в пятницу, в конце ноября тысяча семьсот семьдесят пятого года, подымаясь на Шутер-Гиль. Постукивая все время ногами, он ни на минуту не спускал глаз и не снимал руки с ящика, где лежало оружие, находившагося перед ним, и где кроме охотничьяго ножа и шести или восьми заряженных пистолетов лежал еще заряженный мушкет.

В Дуврской почтовой карете все происходило по обыкновению того времени. Кондуктор подозревал пассажиров, пассажиры подозревали друг друга и кондуктора, а кучер был уверен только в своих лошадях.

-- Ну-ну!.. - крикнул кучер. - Эй, вы! Ну, еще понатужьтесь! Скоро мы будем на верхушке горы. А, чтоб вас, задали вы мне хлопот! Джо!

-- Здесь! - отвечал кондуктор.

-- Который теперь час, Джо?

-- Десять минут двенадцатого.

-- Чорт возьми! - с сердцем крикнул кучер, - а мы еще и не взобрались на Шутер. Ну же, ну! Вперед! Двигайся!

Самая старательная из лошадей, на долю которой выпал удар кнутом, рванулась вперед и все остальные три лошади рванулись за нею, а за ними заколыхалась карета, и ботфорты пассажиров зашлепали еще энергичнее по грязи. Они останавливались только когда карета останавливалась, и вообще держались в тесном единении с ней. Осмелься кто нибудь из них предложить другим пройти подальше вперед, где ничего и никого не было, кроме тумана и мрака, и он мог быть уверен, что его пристрелят мгновенно, как разбойника с большой дороги.

Благодаря последнему усилию лошадей, карста поднялась на верхушку горы. Лошади остановились для небольшой передышки, а кондуктор спустился вниз с своего места, чтобы затормозить колеса для предстоящого спуска и открыть дверцы кареты пассажирам.

-- Слушай-ка, Джо! - крикнул кучер тревожным голосом, оглядываясь назад со своих козел.

-- А что такое, Том?

Оба стали прислушиваться.

-- Я слышу лошадь, которая подымается на гору рысью, Джо!

-- А по моему, Том, галопом! - отвечал кондуктор, отходя от дверей кареты и взбираясь на прежнее место. - Джентльмены! Во имя короля будьте все наготове!

И, после этого поспешного восклицания, он взвел курок своего мушкета и стал в оборонительное положение.

и другие двое позади него. Кучер оглянулся назад и кондуктор оглянулся назад; даже рьяная лошадь навострила уши, стараясь, хотя искоса, взглянуть назад.

Тишина, наступившая вследствие остановки кареты, увеличивала еще больше безмолвие ночи. Тишина была поразительная и только учащенное дыхание да вздрагивание лошадей колыхало карету и приводило ее как бы в сознательный трепет. Сердца пассажиров бились так сильно, что их почти можно было слышать; они задыхались от волнения и в то же время боялись дышать... Пульс от ожидания повысился и бился сильнее....

Звук копыт лошади, бежавшей в галоп, слышался все ближе и ближе.

-- Го-го! - крикнул кондуктор во весь голос. - Эй, вы! Стой! Не то буду стрелять.

Звук копыт замер и чей то взволнованный и запыхавшийся голос раздался среди тумана.

-- Не Дуврская ли это почтовая карета?

-- Вам что за дело! - крикнул кондуктор. - Вы кто такой?

-- Дуврская ли это почтовая карета?

-- Вам кого нужно?

-- Мне нужно видеть одного пассажира.

-- Какого пассажира?

-- Мистер Джервиса Лорри.

Упомянутый пассажир в ту же минуту дал понять, что это его имя. Кондуктор, кучер и два пассажира растерянно взглянули на него.

-- Стойте на месте, - крикнул кондуктор по направлению голоса, говорившого в тумане, - не то я могу сделать ошибку, которую вам затем не поправить. Джентльмен по имени Лорри, прошу отвечать.

-- В чем дело? - спросил пассажир дрожащим голосом. - Кому я нужен? Это вы, Джерри?

-- Не нравится мне голос Джерри, если это Джерри, - буркнул кондуктор про себя. - Он хрипит больше, чем мне этого хотелось бы, этот Джерри.

-- Да, мистер Лорри!

-- В чем дело?

-- Здесь, у меня депеша к вам, от Т. и К°.

-- Я знаю этого курьера, кондуктор, - сказал пассажир, спускаясь с подножки на землю, в чем ему не особенно вежливо помогли другие два пассажира, которые вслед за этим влезли поспешно в карету, захлопнули дверь и закрыли окна.

-- Надеюсь, что нет, хотя я, собственно говоря, не очень то уверен в этом, - проворчал кондуктор. - Эй вы, там!...

-- Ладно! И вы там! . - сказал Джерри еще более хриплым голосом на этот раз.

-- Прошу только шагом, понимаете? Да если там у вас есть пистолеты у седла, так лучше не трогайте их руками... Не то, чорт меня возьми, я сделаю ошибку, а стоит мне только сделать ее и она выльется свинцом. Дайте мне теперь взглянуть на вас

Очертания фигур лошади и всадника медленно вырисовывались среди тумана и наконец остановились подле почтовой кареты там, где стоял пассажир. Всадник остановился и, посматривая искоса на кондуктора, подал пассажиру небольшой лист сложенной бумаги. Лошадь всадника еле переводила дух от усталости. Оба, лошадь и всадник, были покрыты грязью от копыт лошади до шляпы человека.

-- Кондуктор, - сказал пассажир спокойным, деловым тоном.

Кондуктор, продолжавший быть настороже, держал попрежнему мушкет в руках и отвечал коротко, не спуская глаз с всадника.

-- Сэр!

-- Бояться нечего! Я из банка Тельсона. Вам известен, конечно, банк Тельсона в Лондоне. Я еду в Париж по делам. Крону на водку. Могу я прочитать это?

-- Прошу только поскорее, сэр!

Пассажир развернул бумагу и при свете фонаря прочитал сначала про себя, а затем вслух: "Подождите барышню в Дувре". Не длинно, как видите, кондуктор. Джерри, передайте от меня следующий ответ: возвращен к жизни.

Джерри вздрогнул на седле.

-- Чертовски странный ответь, - пробормотал он хриплым голосом.

-- Передайте же мой ответ и они будут знать, что я получил эту бумагу так же, как если бы я написал ответ. Счастливого пути и спокойной ночи.

Карета заколыхалась и снова двинулась вперед, окруженная облаками тумана, который еще больше сгустился кругом нея, когда она стала спускаться по склону горы. Кондуктор, положив мушкет обратно в оружейный ящик, осмотрел еще раз все его содержимое, также запасные пистолеты, заткнутые у него за поясом, а затем небольшой ящик под сиденьем, где хранились кузнечные инструменты, пара факелов и огниво. Последнее было ему необходимо на тот случай, еслибы поднялась буря и ветер задул бы огонь в фонарях, что случалось довольно часто. Тогда ему достаточно было войти в карсту, вытесать кремнем несколько искр, стараясь при этом быть по осторожнее с соломой. При удаче он мог добыть огонь в каких нибудь пять минут.

-- Том! - крикнул он, высунувшись над верхом кареты.

-- Галло, Джо!

-- Слышал ты депешу

-- Понял ее, Том?

-- Ни крошечки, Джо!

-- Удивительное совпадение, - пробормотал кондуктор, - и я тоже ничего не понял.

Джерри, оставшись один среди тумана и темноты, слез с лошади, но не для того, чтобы дать ей отдохнуть, а чтобы отереть грязь с лица и стряхнуть воду с трехугольной шляпы, поля которой могли вместить целых три бутылки жидкости. Обмотав возжи вокруг руки, обрызганной грязью, он стоял до тех пор на одном месте, пока стук кареты не стих в отдалении, - и затем стал спускаться с горы.

"Возвращен к жизни". Чертовски странный ответ. Нет, Джерри, это не по тебе! Да, Джерри! На чертовски худую дорогу попадешь ты, Джерри, если возвращение к жизни войдет в обыкновение!..