Повесть о двух городах.
Книга первая. Возвращенный к жизни.
IV. Приготовление.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Повесть о двух городах. Книга первая. Возвращенный к жизни. IV. Приготовление. (старая орфография)

IV. Приготовление.

Когда почтовая карета прибыла, наконец, благополучно в Дувр и остановилась у дверей отеля "Royal George", оттуда вышел старший слуга и открыл дверь кареты. Он сделал это, отвесив весьма торжественный и церемонный поклон, считая, вероятно, что путешественник, решившийся приехать зимой из Лондона в почтовой карете, заслуживает особого приветствия.

В карете, впрочем, оставался один только предприимчивый путешественник, ибо остальные два вышли еще по дороге. Внутренность кареты, где пол был выстлан сырой и грязной соломой, где был такой неприятный запах и такая темнота, напоминала собою грязную собачью конуру. Да и мистер Лорри, пассажир, с клочками соломы на лохматом плаще, в шляпе с опустившимися полями и в ботфортах, сплошь по крытых грязью, напоминал собою большую собаку.

-- Завтра, кажется, идет почтовое судно в Калэ?

-- Да, сэр, если погода продержится и не будет сильного ветра. Часов около двух пополудни начнется самый благоприятный прилив, сэр! Не приготовить ли постель, сэр?

-- Я не лягу раньше ночи, но мне все таки нужна спальня и цирюльник.

-- И завтрак, сэр?.. Слушаю, сэр... Прошу сюда, сэр! Покажите "комнату согласия"! Чемодан джентльмена и горячую воду в "Комнату согласия"! Сапоги джентльмена снимете там же. (В камине, сэр, уже разведен огонь из чудесного морского угля). Прислать цирюльника в "комнату согласия"! Эй, вы там, поворачивайтесь скорее..... в "комнату согласия".

"Спальня согласия" была раз навсегда предназначена для пассажиров почтовой кареты, а так как пассажиры эти бывали всегда закутаны с головы до ног, то комната эта имела особый интерес для отеля "Royal George", ибо туда входил один только сорт людей, а оттуда выходили разные виды и сорта. Вот почему между "комнатой согласия" и буфетом задвигались с разных сторон другой камердинер, два носильщика, несколько служанок и, наконец, сама хозяйка отеля. Вскоре после этого по направлению к буфету прошел джентльмен, лет шестидесяти, в коричневом костюме, хотя и порядочно поношенномь, но все еще хорошо сохранившемся, с широкими четырехугольными обшлагами и такими же клапанами на карманах.

В буфете в данный момент никого не было, кроме джентльмена в коричневом. Стол, накрытый для завтрака, стоял против камина, так что свет от огня падал прямо на джентльмена, который сидел в ожидании завтрака так тихо и неподвижно, как только можно сидеть, позируя для портрета.

Вид у него был добропорядочный, можно сказать, методический. Обе руки его лежали на коленях, а тяжелые часы, спрятанные в кармане жилета, громко тикали, как бы спеша доказать насколько они степеннее и долговечнее легкомысленного и эфемерного огня. У него были красивые ноги и он, видимо, холил их, потому что на них были чрезвычайно тонкие блестящие чулки, которые сидели в обтяжку; башмаки и пряжки были, правда совсем простые, но также красивые. На голове у него надет был несколько странный парик; он был небольшой, лоснящийся, волнистый и белокурый и сделан, повидимому, из волос, хотя казался сотканным из серебрянных и стеклянных ниток. Белье его, не особенно тонкое по сравнению с чулками, было бело, как верхушки волн соседняго залива или как паруса, ослепительно блестевшие под лучами солнца, далеко, там, в открытом море. Лицо его, отличавшееся сдержанным, покойным выражением, освещалось парой влажных, блестящих глаз, которым владельцу их было, вероятно, трудно много лет тому назад придать серьезное и холодное выражение, подобающее деятелю Тельсонова банка. Лицо поражало своим здоровым румянцем и хотя на нем были морщины, но не было следов горя. Весьма возможно, что доверенные банка, холостяки, занимались преимущественно заботами других людей, а чужие заботы, как и чужое платье, легко снимаются и надеваются.

В дополнение своего сходства с человеком, позирующим для портрета, мистер Лорри заснул. Принесенный завтрак разбудил его, и он, обращаясь к человеку, подвигавшему его кресло к столу, сказал ему:

-- Прошу приготовить помещение для молодой леди, которая сегодня днем должна приехать сюда. Она спросит мистера Джервиса Лорри или просто джентльмена из банка Тельсона. Когда она приедет, сейчас же дайте мне знать, пожалуйста.

-- Слушаю, сэр! Банк Тельсона, что в Лондоне, сэр?

-- Да.

-- Слушаю, сэр! Мы частенько имеем честь принимать у себя ваших джентльменов, которые путешествуют взад и вперед между Лондоном и Парижем, сэр! Много, очень много ездят по делам банка Тельсона и компании, сэр.

-- Да. Наш банк в той же мере французский, как и английский.

-- Да, сэр. Но вы, мне кажется, не очень то часто путешествуете, сэр?

-- Последние годы - нет. Прошло пятнадцать лет с тех пор, как я в последний раз ездил во Францию.

-- Да, сэр? Это было до меня, сэр, и до хозяев моих. В то время, сэр, "Royal George" находился в других руках.

-- Вероятно.

°, процветал уже не пятнадцать, а пятьдесят лет тому назад.

-- Можете смело утроить это число и сказать сто пятьдесят лет и вы недалеки будете от истины.

-- Неужели, сэр?

Округлив свой рот и глаза, слуга отступил на несколько шагов, переложил салфетку с правой руки на левую и, приняв удобную позицию, стал молча, как бы стоя на обсерватории или на сторожевой башне, наблюдать за тем, как ел и пил гость, поступая в этом случае, как поступает большинство слуг.

Кончив свой завтрак, мистер Лорри отправился погулять на взморье. Маленький, узкий, кривой Дувр лежал в стороне от взморья, упираясь своей головой в известковые скалы. Взморье представляло собою целую пустыню, осаждаемую морем и покрытую кое-как разбросанными повсюду камнями; море работало здесь, как хотело, а хотело оно разрушения. Оно громило город, громило скалы и бешено набрасывалось на берег. Воздух был пропитан таким сильным запахом рыбы, что можно было подумать, будто больная рыба подымалась в воздух и купалась в нем, тогда как наоборот, больные люди опускались в море и купались в нем. В порте редко ловили рыбу, а приходили туда больше ночью погулять и посмотреть на море, особенно перед началом прилива. Мелкие торговцы, какой бы торговлей они не занимались, составляли себе иногда громадное состояние и, что еще замечательнее, никто из живущих по близости не терпел света фонарей.

Незадолго до наступления вечера воздух стал по временам настолько проясняться, что вдали можно было различить берега Франции, которые, однако, скоро снова заволакивались туманом ri испарениями, что, повидимому, омрачало также и мысли мистера Лорри. Когда стемнело и он снова сидел против камина в общей зале, ожидая обеда, как он ждал раньше завтрака, мысли его были деятельно заняты тем, что он копал, копал, копал, - между раскаленными углями камина на этот раз.

Бутылка хорошого кларета, поданная после обеда нашему землекопу, не принесла ему вреда, напротив, отвлекла его мысли от тяжелого дела. Мистер Лорри, сидевший долгое время неподвижно, налил последний стакан с чувством полнейшого удовлетворения, как и подобает джентльмену здорового сложения, который допивает наконец бутылку. В ту же минуту послышался стук колес, сначала на улице, а затем во дворе. Мистер Лорри поставил обратно стакан.

-- Она, вероятно, - сказал он.

Спустя несколько минут явился слуга и доложил, что приехала мисс Манетт, из Лондона, и будет очень рада видеть джентльмена от Тельсона.

-- Так скоро?

Мисс Манетт закусила по дороге и теперь больше ничего не хочет. Она желает немедленно видеть джентльмена от Тельсона, если только это ему удобно.

Джентльмен от Тельсона ничего не имел против этого, а потому, осушив свой стакан и поправив свой странный парик около ушей, с отчаянной решимостью отправился за слугой, который провел его в комнату мисс Манетт. Это была большая, темная комната, обитая в траурном вкусе черной волосяной материей и установленная массивными черными столами. Все они были до того ярко отполированы, что огонь двух свечей, горевших в высоких подсвечниках, которые стояли на столе посреди комнаты, тускло отражался в каждой его половинке; казалось, что "они" были погребены в могилах из черного дерева и что от них не дождешься света до тех пор, пока, их не выроют оттуда.

В. комнате было так темно, что мистер Лорри, ступая неслышно по мягкому турецкому ковру, предположил, что мисс Манетт находится где нибудь в соседней комнате; но пройдя мимо двух горевших свечей, он вдруг увидел, стоявшую между столом и камином, молодую девушку лет семнадцати, в дорожном костюме и с соломенной шляпой в руках. Он увидел миниатюрную, изящную, хорошенькую фигурку с пышными золотистыми волосами, парой голубых глаз, которые вопросительно смотрели на него, и лицом, одаренным странною способностью (вспомните, как молода она была) быстро менять выражение смущения и удивления, тревоги и глубокого внимания, причем эти выражения иногда так быстро сменялись между собою, что вам казалось, будто вы все их видите одновременно на её лице. В глазах мистера Лорри мелькнуло вдруг сходство её с ребенком, которого он держал на руках во время переезда через Ламанш, когда было так ужасно холодно, а град стучал по палубе и море так страшно бушевало. Картина эта пронеслась перед ним, как бы след дыхания на поверхности зеркала, которое находилось позади девушки и рамка которого была украшена целой процессией или безголовых или изуродованных черных купидонов, подносивших черные корзины с плодами черным богиням.

Мистер Лорри почтительно склонился перед мисс Манетт.

-- Прошу садиться, сэр! - сказала молодая девушка чистым, мелодичным голосом с небольшим оттенком иностранного акцента.

-- Целую вашу руку, мисс! - сказал мистер Лорри, придерживаясь обычая того времени и снова поклонился.

-- " Я получила вчера письмо из банка, сэр, где меня уведомляют о некотором известии... или сообщении мне...

-- Слова здесь не важны, мисс! Можете выражаться, как угодно.

--..Относительно небольшого имущества после моего бедного отца, которого я никогда не видела... который так давно умер...

--...И что я должна ехать для этого в Париж; что меня встретит джентльмен из банка, который будет так добр и проводить меня до Парижа.

-- Это я, мисс!

-- Я так и думала, сэр!

Она присела перед ним, (в то время молодые леди приседали), желая показать, что она чувствует насколько он старше и почтеннее её. Он снова поклонился ей.

-- Я отвечала банку, что я готова ехать во Францию, если те, которым это известно и которые были так добры ко мне, находят это нужным. По так как я сирота и у меня нет друга, который мог бы поехать со мной, то я сочла бы себя счастливой, еслибы мне позволили просить покровительства достойного джентльмена на время этого путешествия. Джентльмен выехал из Лондона, но ему, кажется, послали в догонку посланного, который должен был передать мою просьбу подождать меня здесь.

-- Я очень счастлив, - отвечал мистер Лорри, - что меня удостоили таким поручением и буду еще более счастлив, если мне удастся исполнить его.

-- Благодарю вас, сэр, благодарю несказанно. Банк сообщил мне, что джентльмен объяснит мне все подробности дела и что я должна приготовиться выслушать самые удивительные и неожиданные вещи. Я постаралась приготовить себя к этому и теперь жду с живейшим интересом и нетерпением ваших сообщений.

-- Весьма естественно, - сказал мистер Лорри, - Да... я..

Затем, после небольшой паузы, он продолжал, поправив свой парик около ушей.

-- Так трудно бывает начинать.

Он не начинал и сидел в нерешительности, когда вдруг встретился с её взором. На лице молодой девушки появилось снова присущее ей странное, характерное для нея выражение и она подняла руку, как бы желая отогнать невольную мысль или мелькнувшую тень.

-- Сэр, совершенно ли вы мне посторонний человек?

-- Совершенно-ли?

Мистер Лорри сделал убедительный жест руками и улыбнулся.

Между бровями, над маленьким женским носиком, который был необыкновенно тонко и изящно очерчен, показалась глубокая складка, когда молодая девушка села на стул, подле которого все время стояла, и задумалась. Он наблюдал за нею и как только она взглянула на него, продолжал:

-- В приютившей вас стране, мне, я думаю, несравненно лучше обращаться к вам, как к английской леди, мисс Манетт.

-- Пожалуйста, сэр!

-- Мисс Манетт, я человек деловой. Я должен исполнить данное мне деловое поручение. Слушая меня, вы должны смотреть на меня, как на говорящую машину... Да так оно и есть на самом деле. С позволения вашего, мисс, я хочу рассказать вам историю одного из наших клиентов.

-- Историю?...

Он сделаль вид, что не слышит её восклицания и поспешно продолжал:

-- Не из Бовэ ли?

-- Да, из Бовэ. Как и г-н Манетт, ват отец, джентльмен пользовался известностью в Париже. Я имел честь знать сего. Наши отношения были деловые отношения, конфиденциальные. В то время я служил в нашем французском отделении и это было... о, да... это было двадцать лет...

-- В то время?... Могу я спросить в какое время, сэр?

-- Я говорю, мисс, двадцать лет тому назад. Он женился... на английской леди... я был один из его поверенных. Дела его, как и дела многих французских джентльменов и многих французских семейств, были всецело в руках Тельсона. И я в свою очередь бывал раньше, да и теперь бываю поверенным всевозможных клиентов, которые так или иначе имеют с нами дело. Все это чисто деловые отношения, мисс! Ни дружбы, ни особенного интереса, ничего подобного тут нет. В течение всей своей жизни я только и делал, что переходил от одного клиента к другому, да и теперь продолжаю переходить от одного к другому. А потому чувств у меня никаких... Я машина. Далее...

-- Но это история моего отца, сэр, и я начинаю думать, - нежные черты лица приняли вдруг суровое выражение, - что после того, как я осталась сиротой, покинутая матерью, пережившей отца на два года, вы привезли меня в Англию. Я почти уверена, что это вы.

Мистер Лорри взял маленькую ручку, робко и в то же время доверчиво протянутую к нему и почтительно поднес ее к губам. Затем он подвел молодую леди обратно к её стулу и, опираясь левой рукой о спинку его, приступил к продолжению начатого им разговора, то потирая правой рукой подбородок, то поправляя себе парик, то, наконец, подкрепляя жестами то, что он говорил, и не спуская в то же время глаз с девушки, которая в свою очередь не спускала глаз с него.

-- Мисс Манетт, это был я. И вы сейчас увидите, как верно определил я себя, говоря, что у меня нет чувств, и что все сношения мои с людьми были деловыми сношениями; и вы поверите мне, если примете во внимание, что с тех пор я никогда не видел вас. Нет! Я передал вас на попечение дома Тельсона и К°, а сам с тех пор занимался другими делами дома Тельсон и К°. Чувства! У меня не было ни времени, ни случая проявлять их. Всю жизнь свою, мисс, я провожу, вращаясь в исполинском денежном колесе.

После этого странного описания своей повседневной деятельности, мистер Лорри пригладил обеими руками свой белокурый парик и принял прежнее свое положение.

-- До сих пор, мисс, как вы это заметили, дело шло об истории вашего отца. Теперь будет нечто другое. Если только ваш отец не умер... Не пугайтесь! Как вы дрожите!

Да, она дрожала и даже обеими ручками схватилась за его руку.

-- Ради Бога, - ласково сказал ей мистер Лорри, снимая левую руку со спинки кресла и перекладывая ее на пальцы рук, ухватившихся за него, в припадке испуга, - ради Бога успокойтесь... Разговор наш деловой. Когда я сказал...

Взгляд, брошенный на него девушкой, до того смутил его, что он остановился и только после некоторого колебания начал снова:

-- Я сказал: - если г-н Манетт не умер, если он только внезапно и безшумно исчез, если он был похищен, если не трудно определить в какое ужасное место его заточили, хотя и нет следов его, если у него был враг в лице какого нибудь влиятельного соотечественника, о котором в то время, насколько мне известно, самые смелые люди боялись говорить даже шепотом, даже здесь, по эту сторону канала. Далее если этот влиятельный соотечественник мог пользоваться, например, правом присудить любое лицо к тюрьме на самое продолжительное время, если жена его молила короля, королеву, придворных, духовенство сжалиться над ним, и все было напрасно, то история вашего отца походила бы на историю этого несчастного джентльмена, доктора из Бовэ.

-- Прошу и умоляю вас рассказать мне все.

-- Хорошо. Я сам хотел рассказать. Но в силах ли вы выслушать меня?

-- Я все готова вынести, лишь бы не оставаться в неизвестности.

-- Вы говорите решительно... У вас, видимо, решительный характер. Это хорошо. (По виду его нельзя было судить, чтобы он был доволен так, как говорил). Разговор деловой. Смотрите на него, как на деловое... Дело должно быть сделано. Итак, дальше. Если жена доктора, не смотря на все свое мужество и твердость характера, чувствовала себя, вследствие это: истории до того несчастной, - а это было незадолго до рождения ребенка...

-- У нея родилась дочь, сэр?

-- Дочь... это... это... деловой разговор... не волнуйтесь, мисс! Если бедная леди чувствовала себя до того несчастной перед рождением своего ребенка, что приняла твердое решение избавить его от тех страданий, которые ей пришлось пережить, и воспитать его в той уверенности, что отец его умер... Нет! Не становитесь на колени! О, праведное небо! Зачем становитесь вы передо мною на колени?

-- Ах, да ведь это же деловой разговор!... Вы смущаете меня, а разве можно говорить о деле, когда я так смущен? Голова при деловом разговоре должна быть ясная. Вот если вы будете так добры и сейчас скажете мне, сколько будет девятью девять пенсов, или сколько шиллингов заключается в двадцати гинеях, это меня ободрит и успокоит. Мне тогда легче будет сообразить, как и что говорить.

Не отвечая на его слова, девушка села, когда он нежно приподнял ее, но руки её по прежнему крепко держались за его руку, хотя были более спокойны на этот раз, что возвратило спокойствие и самому мистеру Джервису Лорри.

-- Вот это хорошо! Мужайтесь... Мы говорим о деле, серьезном и важном деле. Мисс Манетт, ваша мать поступила с вами так, как решила. Когда она умерла... с горя, конечно, потому что все её розыски бедного вашего отца оставались безуспешными... она оставила вас в возрасте двух лет, чтобы вы росли и расцветали, чтобы вы были счастливы, чтобы душа ваша не омрачалась облаком неизвестности относительно того, скоро ли разбилось сердце вашего отца в тюрьме или он томился там в течение многих лет.

И, сказав это, он с нежностью и жалостью взглянул на её золотистые волосы, как бы представляя в своем воображении, что наступит время, когда и в них заблестят сребристые нити.

-- Вы знаете, что ваши родители не имели большого состояния и все, что у них было, перешло к вашей матери и к вам. С этой стороны не сделано никаких новых открытий ни относительно денег, ни относительно другого имущества, ни....

Он почувствовал, что она крепче сжимает его руку и оста - 23 новился. Выражение её лица, больше всего привлекшее его внимание и до того момента неподвижное, теперь вдруг перешло в выражение ужаса и страдания.

-- Но его... его нашли. Он жив. Страшно изменился, вероятно, сделался развалиной, быть может, хотя будем надеяться, на лучшее. Да, жив. Ваш отец в Париже, его взял к себе в дом старый слуга и мы поедем туда. Я, чтобы признать его, если могу, вы, чтобы возвратить ему жизнь, любовь, покой и все удобства.

Дрожь пробежала по всему телу девушки и передалась ему. Тихим, но ясным и полным ужаса, голосом проговорила она, как бы во сне:

-- Я увижу его призрак... Это будет его призрак, но, не он.

Мистер Лорри тихо гладил ее по руке, державшей его руку

- и вы подле дорогого вам существа!

Девушка снова тем же тоном, но почти совсем уже шепотом, сказала:

-- Я была свободна, я была счастлива и призрак его ни разу не посетил меня.

-- Еще вот что, - сказал мистер Лорри, стараясь придать своему голосу, как можно больше важности, чтобы обратить её внимание на свои слова; - он был найден под другим именем; его собственное давно уже позабыто и скрыто от всех. Так же опасно и безполезно справляться о нем, как опасно и безполезно добиваться того, чтобы узнать, где он был забыт в течение стольких лет или где он был заключен. Всякия вообще справки теперь даже скорее безполезны, чем опасны. Чем снова подымать этот вопрос, несравненно будет лучше увезти его вон из Франции. Даже я, не смотря на то, что я англичанин и служу в банке Тельсона, который так важен для кредита Франции, я избегаю всякого упоминания об этом деле. Я никогда не ношу при себе ни одного клочка бумаги, где бы упоминалось что нибудь о нем. Это абсолютная тайна. Все мои кредитивы, записки, памятные книжки ничего не имеют в себе, кроме одной строчки: "возвращен к жизни!" Слова эти можно отнести к чему угодно... Но, что это значит?.. Она молчит!.. Мисс Манетт!

Тихо и неподвижно, откинувшись на спинку кресла, сидела девушка, повидимому, без всякого сознания; её глаза были широко открыты и устремлены на него, и прежнее выражение застыло на её лице. Рука её так крепко держала его, что он боялся освободиться, чтобы не сделать ей больно. Не двигаясь с места, он громко позвал к себе на помощь.

на шапку гренадера или на большой стильтонский сыр, быстро вбежала в комнату во главе нескольких человек трактирной прислуги, и моментально освободила его от руки бедной молодой леди, толкнув его в грудь с такой силой, что он мигом отлетел к стене.

-- Нет сомнения, что меня толкнул мужчина, - подумал мистер Лорри, еле переводя дыхание после полета своего к стене.

-- Вы чего уставились на меня? - крикнула эта особа, обращаясь к прислуге. - Марш сейчас и несите все, что нужно, а не глазейте на меня! Что вы такого особенного нашли во мне? Марш, сейчас же! Чтобы сию минуту были здесь нюхательный спирт, холодная вода и уксус. Живей поворачивайся!

Прислуга немедленно пустилась исполнять приказание, а женщина осторожно уложила девушку на диван и, бережно оправляя ее, приговаривала: "драгоценная моя!" и "птичка моя!" и в то же время нежно отстраняла с лица волоса и расправляла их по плечам.

-- А, вы там, в коричневом! - сказала она, с негодованием оборачиваясь к мистеру Лорри. - Не могли вы разве рассказать ей всего, не напугав ее до смерти! Смотрите на нее, смотрите на это прелестное бледное личико и на эти холодные ручки! А еще называется банкиром!

прислугу грозным криком: "ужо я вам задам!", постепенно привела в чувство бедную девушку и, называя ее затем самыми нежными именами, просила ее положить к ней на плечо свою усталую головку.

-- Надеюсь, что ей теперь лучше, - сказал мистер Лорри.

-- Лучше, так не по вашей милости, коричневый господин... О, моя дорогая милочка!

-- Вы, надо полагать, - сказал мистер Лорри после небольшой паузы, - сопровождаете мисс Манетт во Францию?

-- Ничего подобного! - отвечала женщина-гренадер. - Будь мне предназначено судьбой ехать по соленой воде, так Провидению не зачем было бы помещать меня на острове, как вы думаете?