Повесть о двух городах.
Книга вторая. Золотая нить.
XIII. Неделикатный человек.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Повесть о двух городах. Книга вторая. Золотая нить. XIII. Неделикатный человек. (старая орфография)

XIII. Неделикатный человек.

Если Сидней Картон где нибудь сиял, то разумеется не в доме доктора Манетта. Правда, в течение года он бывал здесь часто, но сидел здесь всегда печальный и сумрачный. Когда он начинал говорить, он говорил хорошо, но сквозь облако полного равнодушия ко всему, которое покрывало мрачной тенью его лицо, редко проглядывал луч света.

В последнее время он почему то пристрастился к улицам, примыкающим к этому дому, и в безчувственным камням мостовой. Много ночей подряд бродил он здесь грустный, когда вино не давало ему хотя бы временного успокоения; много раз на разсвете блуждала здесь его одинокая фигура, которую затем можно было видеть даже при первых лучах восходящого солнца, при свете которых рельефнее выдавались все красоты архитектуры на шпицах церквей и высоких зданий. Утренняя тишина пробуждала в его уме сознание лучшого прошлого, - давно уже забытого и невозвратного. Последнее время он редко ложился на заброшенную и не убранную им постель в Темпль-Курте; иногда, правда, он бросался на нее, но по прошествии нескольких минут вскакивал и снова принимался бродить.

В один прекрасный день, в августе месяце, когда мистер Страйвер (сообщив шакалу, что он передумать относительно женитьбы) отправил свою деликатную особу в Девоншир, когда вид и благоухание цветов на улицах Сити до. некоторой степени сделали добрее злых, повеяли здоровьем на больных, юностью на стариков, ноги Сиднея снова понесли его по камням мостовой. Нерешительные сначала, оне безцельно бродили по улице, пока какое то неожиданное намерение не воодушевило их и оне, повинуясь этому намерению, повлекли его к дверям доктора.

Он поднялся по ступенькам и нашел Люси одну и за работой. Она всегда чувствовала себя неловко в его присутствии и теперь также с некоторым замешательством пригласила его сесть у стола. Но взглянув после первых приветствии на его лицо, она сразу заметила в нем большую перемену.

-- Боюсь, что вы нездоровы, мистер Картон!

-- Нет, но жизнь, которую я веду, мисс Манетт, не способствует здоровью. Чего же может ждать такой безпутный человек, как я?

-- Не... простите мне... у меня вертится один вопрос на языке... неужели вы не можете вести лучшей жизни?

-- Богу известно, как мне стыдно!

-- Почему же вы не хотите изменить ее?

Взглянув на него, она была поражена и вместе с тем огорчена, увидя на его глазах слезы. В голосе его слышались также слезы, когда он отвечал:

-- Слишком поздно. Я никогда не буду лучше, чем теперь. Я буду падать все ниже и буду становится все хуже.

Он облокотился на стол, закрыв рукой глаза. Слышно, было, как дрожал стол при наступившем молчании. Она никогда не видела его таким слабым и это тронуло ее. Он чувствовал это, хотя и не смотрел на нее.

-- Простите меня, мисс Манетт! Меня страшно угнетает то, что я хочу сказать вам. Согласны вы выслушать меня?

-- Если это может принести вам пользу, мистер Картон, если это сделает вас счастливее, я буду очень рада выслушать вас.

-- Бог да благословит вас за ваше сострадание!

Немного погодя он открыл лицо и сказал:

-- Не бойтесь выслушать меня. Не гнушайтесь тем, что я буду говорить. Я подобен человеку, умершему в молодости. Жизнь моя канула в вечность.

-- Нет, мистер Картон. Я уверена, что лучшая часть ваша осталась. Я уверена, что вы сможете еще сделаться гораздо лучше и достойнее себя.

Она была бледна и дрожала. Он явился к ней с полным отчаянием в душе, что делало это свидание непохожим на те, которые у ней были с ним до сих пор.

-- Будь какая либо возможность предположить, мисс Манетт, что вы можете отвечать на любовь человека, которого вы видите перед собой... человека, сгубившого себя, обленившагося, пьяницу, неудачника, каким вы его знаете... то как бы ни был он счастлив в этот день, он никогда не забыл бы, что это принесет вам нищету, горе и раскаяние, что это сгубят вас, опозорит, ввергнет вас в бездну вместе с ним. Я хорошо знаю, что ко мне вы не можете питать нежных чувств и я не прошу их Я благодарю судьбу, что этого по может быть.

-- Неужели без этого я не могу спасти вас, мистер Картон? Неужели я не могу вернуть вас... простите мне... к лучшей жизни? Неужели я ничем не могу отплатить вам за ваше доверие? Я сознаю это доверие с вашей стороны, - сказала она после некоторого колебания и слезы показались у ней на глазах, - я знаю, вы никому больше не скажете этого. Не могу ли я воспользоваться этим для вашего же блага, мистер Картон?

Он покачал головой.

-- Нет, мисс Манетт, нет! Согласитесь только выслушать меня до конца, и вы сделаете все, что можно сделать для меня. Я хочу сказать вам, что вы последняя мечта моей души. Не смотря на все падение свое, я все же не настолько еще пал, чтобы вид ваш и вашего отца, вид этого домашняго очага, устроенного вашими руками, не пробудил во мне старых воспоминаний, которые, казалось мне, давно уже умерли в моей душе. С тех пор, как я узнал вас, меня часто мучат угрызения совести, которые, я думал, никогда не проснутся больше, и на ухо мне шепчут голоса, зовущие меня наверх, тогда как я думал, что они уже смолкли навсегда. Во мне воскресло вдруг смутное желание воспрянуть с свежими силами, зажить новою жизнью, сбросить с себя грязь и чувственность и снова начать борьбу. Но это была лишь мечта... мечта, которая кончается ничем и оставляет спящого там, где он лежал. мне хотелось, чтоб вы знали, что это вы вдохновили меня.

-- Неужели ничего не осталось? О, мистер Картон, подумайте! Попытайтесь еще раз.

-- Нет, мисс Манетт, все это прошло. Я знал, что я недостоин. Я был слаб и не мог воздержаться от желания сообщить вам, чтобы вы знали, как ваше влияние вдруг смягчило меня, превратив груду пепла в огонь... огонь, который по своей природе неразрывен со мной, а между тем не двигает ничем, не светит, не служит мне, а только сжигает.

-- Если таково мое несчастье, мистер Картон, что вы сделались еще несчастнее с тех пор, как узнали меня...

-- Не говорите этого, мисс Манетт. Только вы одна пробудили во мне те чувства, которых никто не мог пробудить. Никогда вы не могли и не можете быть причиною ничего худого.

же собственной жизни? Неужели я не могу направить вас к добру?

-- Величайшее добро, на которое я пока еще способен, мисс Манетт, я пришел осуществить его здесь. Позвольте мне сохранить на всю остальную погибшую жизнь мою воспоминание о том, что я открыл вам душу свою и что во мне все же осталось еще нечто такое, за что вы можете пожалеть меня.

-- Мистер Картон, прошу вас, умоляю вас от всего сердца моего поверить мне, что вы способны еще на лучшую жизнь.

-- Не уверяйте меня в этом, мисс Манетт. Я испытывал уже себя и знаю лучше. Я огорчаю вас, но я скоро кончу. Мне хотелось бы, чтобы я, вспоминая этот день, был уверен в том, что последняя исповедь моей жизни хранится в вашем чистом и невинном сердце, что она только вам одной известна и никому больше.

-- Да, конечно, если только это может служить утешением для вас.

-- Мистер Картон, - отвечала она, взволнованная до глубины души, - тайна эта ваша и я обещаю вам уважать ее.

-- Благодарю вас и... да благословит вас Бог!

Он так не походил в этот момент на то, чем казался.

-- Будьте покойны, мисс Манетт, я никогда больше не вернусь к этому разговору и ни единым словом не упомяну о нем. Это так же верно, как еслибы я не существовал уже более. В час моей смерти самым священным и дорогим для меня воспоминанием - за это я благодарю и благословляю вас - будет воспоминание о том, что последнее признание мое было сделано вам, что имя мое, мои пороки и страдания хранятся в вашем сердце. Но да будет оно ясно и счастливо во всем остальном.

глядя на него.

-- Успокойтесь, мисс Жанетт, - сказал он, - я не стою ваших слез. Пройдет час или два и самые гнусные товарищи, самые гнусные привычки, которые я презираю и все же поддаюсь им, снова сделают меня недостойным ваших слез, которых несравненно больше заслуживают отверженцы общества, шатающиеся по улицам. Успокойтесь! Но в глубине души своей я, по отношению к вам, всегда буду тем, что я теперь, хотя снаружи я буду казаться тем, чем я был все время. Последняя мольба моя, мисс Манетт, чтобы вы верили моим словам.

-- Верю, мистер Картон!

-- Еще одна просьба и я избавлю вас от посетителя, с которым у вас нет ничего общого и между которым и вами непроходимая бездна. Говорит это безполезно, я знаю, но это само собой вырывается из моей души. Для вас и для того, кто дорог вам, я готов сделать все, и если когда либо представится случай пожертвовать собою, то я готов буду на всякую жертву для вас и для того, кто дорог вам. Помните это и не забывайте в эти спокойные дни, что я искренно и горячо предан вам. Наступит время, и время это недалеко уже, когда новые узы образуются вокруг вас - узы, которые еще нежнее и крепче привяжут вас к дому - самые дорогия узы, которые будут утешать и радовать вас. О, мисс Жанетт, когда маленький образ счастливого отца взглянет вам в глаза, когда вы увидите лучезарную красоту вашу, расцветающую вновь у ваших ног, вспомните тогда, что есть человек, который готов отдать всю жизнь свою, чтобы сохранить жизнь тех, кого вы любите и кто дорог вам! Простите же! - воскликнул он на прощанье. - Да благословит вас Бог!

И с этими словами он вышел.