Повесть о двух городах.
Книга вторая. Золотая нить.
XIX. Совет с врачом.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Повесть о двух городах. Книга вторая. Золотая нить. XIX. Совет с врачом. (старая орфография)

XIX. Совет с врачом.

Устав от постоянной душевной тревоги, мистер Лорри заснул во время своего дежурства. Был десятый час утра, когда его разбудил яркий свет солнца, заливший всю комнату, где он уснет тяжелым сном, еще в то время, когда она была наполнена ночным мраком.

Он протер себе глаза и поднялся с места; но тут ему показалось, что он не совсем еще проснулся. Подойдя к дверям комнаты и заглянув туда, он увидел, что скамья башмачника и его инструменты отставлены в сторону, а сам доктор сидит у окна и читает. Он был в обычном своем утреннем костюме и его бледное лицо (которое ясно видел мистер Лорри) было покойно и выражало внимание к тому, что он читал.

Когда же мистер Лорри убедился в том, что он не спит, то ему вообразилось, не была ли сном вся эта история с башмачником? Потому что он видел перед собою своего друга не только в обыкновенном своем виде и костюме, но даже не замечал ни малейших признаков случившейся с ним недавно перемены.

Вот что пришло ему в голову в первые минуты его смущения и удивления. Но если предположить, что ничего подобного не было в действительности, то почему очутился здесь он, Джервис Лорри? Почему тогда заснул он в платье, на диване в кабинете доктора, стоит теперь рано утром у дверей спальни доктора и предлагает себе подобные вопросы?

Спустя несколько минут к нему подошла мисс Просс и шепотом стала разговаривать с ним. Если у него оставались еще кое какие сомнения, то разговор её окончательно разсеял их тем более что голова его теперь уже окончательно прояснилась. Они решили не предпринимать ничего до наступления завтрака и встретить доктора, как ни в чем не бывало. Если он окажется в своем обычном состоянии ума, то мистер Лорри решил осторожно приступить к разъяснению сомнении, которые так тревожили его.

Мисс Просс вполне подчинилась его совету и они приступили к тщательному исполнению задуманного плана. Мистеру Лорри оставалось еще достаточно времени для совершения своего туалета и он явился к завтраку в ослепительно чистом белье и в тщательно вычищенной обуви. Доктору доложили по обыкновению и он вышел к завтраку.

Насколько можно было понять, не затрагивая сразу деликатного вопроса, к которому хотел постепенно приступить мистер Лорри, доктор был уверен в том, что свадьба ею дочери совершилась только вчера. Случайный намек, сделанный, однако, с нетерпением, о дне и затем о числе месяца, заставил его задуматься и произвести разсчет, что видимо обезпокоило его. В общем же он был так нормален и спокоен, что мистер Лорри нашел возможным приступить к выполнению задуманного плана и прибегнуть за советом к самому доктору.

Когда завтрак кончился, все убрали со стола, и мистер Лорри остался один на один с доктором, он обратился к нему и сказал:

-- Дорогой Манетт, мне очень хотелось бы знать ваше мнение об одном, очень любопытном случае, которым я глубоко заинтересован. Вам, быть может, он покажется менее любопытным.

Взглянув на свои руки, испачканные работой, доктор смутился несколько, но слушал внимательно. Он еще перед этим не раз посматривал на свои руки.

-- Доктор Манетт, - продолжал мистер Лорри, ласково прикасаясь к его руке, - дело идет об очень дорогом мне друге. Скажите мне, пожалуйста, ваше мнение и дайте мне совет, ради него, во первых... но главное ради его дочери... его дочери, мой дорогой Манетт!

-- Если не ошибаюсь, - сказал доктор глухим голосом, - дело идет о душевном потрясении?

-- Да!

-- Будьте точны, - сказал доктор, - и не выпускайте никаких подробностей.

Мистер Лорри увидел, что они понимают друг друга, и продолжал.

-- Дорогой Манетт, дело идет о давнишнем и продолжительном потрясении, которое нанесло сильный удар всем привязанностям, чувствам... о душевном, как вы говорите, потрясении. Да... душевное потрясение. Оно, это душевное потрясение, совершенно сломило страдальца, но как долго это продолжалось, никто не может сказать, потому что сам он не может отдать себе отчета во времени, а других средств для этого нет. Страдалец не может также дать себе отчета в том процессе, при помощи которого он вернулся к сознанию... Я сам слышал, как он говорил это при других. Он настолько оправился от этого потрясения, что сделался снова умным человеком, способным на всякую умственную и физическую работу, каждый день обогащая себя новыми познаниями, которые и без того уже были обширны. Но к несчастью... - мистер Лорри остановился и глубоко вздохнул - потрясение повторилось, хотя и в более слабой степени.

-- Как долго оно продолжалось? - спросил доктор тихим голосом.

-- Девять дней и ночей.

-- Чем оно выразилось? Я подразумеваю, - и он снова взглянул на свои руки, - какое нибудь занятие, связанное с прежним потрясением.

-- Именно.

-- И вы видели его, - спросил доктор вполне сознательно, хотя по прежнему тихим голосом, - когда нибудь раньше за этим занятием?

-- Когда это потрясение повторилось, был ли он в чем нибудь... или во всем... такой же как и тогда?

-- Мне кажется во всем,

-- Вы говорили об его дочери... Знает ли дочь об этом новом потрясении?

-- Нет... Это скрыли от нея и надеюсь, она никогда не узнает. Об этом известно so ль по мне, да еще одной особе, преданной нам.

Доктор пожал ему руку и сказал:

-- Вы поступили прекрасно и благоразумно.

Мистер Лорри также пожал ему руку и несколько минут ни тот, ни другой не говорили ни слова.

-- Дорогой Манетт, - сказал, наконец, мистер Лорри дружеским и приветливым тоном, - я человек деловой и но привык разбираться в таком трудном и сложном вопросе. Я не имею для этого надлежащих сведении, не имею никакого опыта, и нуждаюсь в руководителе. Нет другого человека в мире, которого я мог бы признать своим руководителем, кроме вас. Скажите, может ли повториться это потрясение? Где тут кроется опасность? Можно ли его предотвратить? Как надо поступать в случае повторения? Как оно повторится? Что я должен сделать в таком случае? Нет человека, который желал бы так от всего сердца помочь своему другу, как я желаю, знай я только как? Но я не знаю, как следует поступать в таком случае. Если знание ваше и опытность навели бы меня на надлежащий путь, я сделал бы все, что в моих силах; без руководства и совета я безсилен. Прошу вас объяснить мне, познакомить со всем более точно и дать мне возможность быть полезным.

Доктор Манетт сидел несколько минут, молча обдумывая сказанные ему слова, а мистер Лорри ждал и не торопил его ответом.

-- Надо полагать, - сказал доктор, с некоторым усилием нарушая молчание, - что припадок, о котором вы говорили, дорогой друг мой, был предусмотрен самим пострадавшим.

-- Боялся он этого? - спросил мистер Лорри на всякий случай.

-- Очень, - отвечал доктор с невольным содраганием. - Вы и понятия не имеете о том, как угнетает такое сознание и ожидание больного, который положительно не может заставить себя сказать что либо о том, что его так угнетает.

-- Как вы полагаете, - продолжал мистер Лорри, - не легче ли было бы ему поделиться с кем нибудь тайной, так угнетающей его?

-- Разумеется... но я сказал уже вам, что это почти невозможно... в некоторых слу чаях даже немыслимо.

-- Теперь, - сказал мистер Лорри после краткого молчания с обеих сторон - чему вы приписываете повторение такого припадка?

-- Я полагаю, - отвечал мистер Манетт, - что здесь был какой нибудь сильный толчок, воскресивший в памяти воспоминание о первой и главной причине этой болезни. Весьма вероятно, что ужасное предчувствие этого давно уже гнездилось в уме его, что воспоминания эти были вызваны... некоторым обстоятельством... особенным, выдающимся случаем. Он тщетно старался подготовить себя к этому.... но, весьма возможно, что это то старание и сделало его менее способным противостоять этому.

-- Помнит ли он, что было с ним во время этого припадка? - спросил мистер Лорри.

Доктор с недоумевающим видом осмотрел комнату, покачал головой и тихо отвечал:

-- Ничего решительно.

-- Что же может быть впоследствии? - сказал мистер Лорри.

-- Впоследствии, - отвечал доктор с большею уже твердостью, - я надеюсь на многое. То, что Господу было угодно так быстро возстановить его, подает мне большую надежду. Под давлением некоторого, очень сложного, обстоятельства, которого он так боялся, потому что предвидел его, он поддался этому припадку; но как только мимо него пронеслась эта туча, он снова пришел в себя, и это подаст мне надежду, что худшее прошло уже.

-- Прекрасно! Это большое утешение. Я благодарю Бога, - сказал мистер Лорри.

-- Но есть еще два пункта, - сказал мистер Лорри, - которые меня тревожат, и я хотел бы разъяснить их. Могу я продолжать?

-- Кроме услуги вы ничего не сделаете этим вашему другу, - сказал доктор, подавая ему руку.

-- Во-первых: - он необыкновенно трудолюбив и энергичен и с большим рвением занимается приобретением новых профессиональных знаний, исследованиями, и тому подобными вещами. Не слишком ли это утомительно для него?

будет он заниматься серьезными вещами, тем вероятнее опасность вернуться к прежнему недугу. Он сам наблюдал за собой и сам сделал это открытие.

-- Вы уверены, что он не слишком утруждает себя?

-- Совершенно уверен.

-- Дорогой Манетт, а если он переутомится?

-- Дорогой Лорри, сомневаюсь, чтобы это могло быть. Напряжение здесь было только в одном направлении, и тут необходим противовес.

-- Не думаю... нет, не думаю, - отвечал доктор Манетт с полным убежднием. - Только что нибудь особенное может вызвать повторение приступа, для возобновления которого необходимо обстоятельство, сильно действующее на больную струну. Если после того, что случилось, он снова вернулся к сознанию, то мне трудно представить себе такое обстоятельство, которое подействовало бы на эту струну. Я верю, я почти уверен, что все обстоятельства, могущия быть причиной этого, никогда больше не вернутся.

Он говорил с сомнением человека, который знает, какие пустые вещи действуют иногда на сложный аппарат духовной деятельности, и в то же время с убеждением человека, который вывел подобное заключение из опыта на собственных своих страданиях. Но другу его не под силу было опровергать его убеждения. Он постарался успокоить себя насколько мог и приступил ко второму и последнему пункту Он чувствовал, что это самое трудное изо всего, что было между ними сказано, но вспомнив один из своих разговоров с мисс Просс, а также то, что он видел в эти последние девять дней, он решил, что этого миновать нельзя.

-- Под влиянием прошлого потрясения, от которого он так счастливо оправился, он принялся за одно ремесло, - сказал мистер Лорри, первоначально откашлявшись, - ну, назовем его кузнечным ремеслом. Для лучшого пояснения надо вам сказать, что он начал заниматься им в несравненно более тяжелое время... У него был тогда маленький горн. На этот раз его также застали за этим горном. Не грустно ли, что он держит его при себе?

-- Он всегда держал его при себе, - продолжал мистер Лэрри, тревожно посматривая на своего друга. - Не лучше ли будет удалить его?

Доктор продолжал сидеть с закрытым лицом и стучать ногою по полу.

-- Вы не находите возможным дать мне совет? - спросил мистер Лорри. - Я считаю это важным вопросом и думаю... - он покачал годовою и остановился.

-- Видите ли, - сказал доктор Манетт после небольшой паузы, - нет ничего труднее, как объяснить вам все самые затаенные мысли этого несчастного человека. Он когда то так страшно жаждал этого занятия и был так рад, когда ему это разрешили; оно облегчало его муки, заглушая болезненную деятельность мозга деятельностью пальцев, а когда он еще более напрактиковался в нем, то ловкость тех же пальцев заглушила также и душевные страдания его. Вот почему он никогда не мог вынести мысли о возможности лишиться этого занятия. Даже и теперь, когда он несравненно более уверен в себе, чем был раньше, одной только мысли, что он может остаться без него, уже достаточно, чтобы привести его в ужас, который можно сравнить с ужасом покинутого и заблудившагося ребенка.

-- А может быть нет... подумайте? Я прошу вашего совета, потому, сам я человек недалекий, деловой, вожусь свой век с самыми материальными предметами, как гинеи, шиллинги, кредитные билеты... Не способствует ли этот предмет возврату приступа?.. И если удалить его, дорогой Манетт, то не уйдут ли и страхи вместе с ним? Короче говоря, не дает ли этот кузнечный горн сам по себе повода к различным опасениям?

-- Видите-ли, - сказал доктор после непродолжительного молчания, - это ведь старый товарищ.

-- Я не держал бы его, - сказал мистер Лорри, покачивая головой и становясь все более и более решительным, по мере того, как доктор становился безпокойнее. - Я советую пожертвовать им. Я жду только вашего позволения. Я уверен, что от него ничего доброго быть не может. Пожалуйста! Дайте мне разрешение, милый, добрый человек! Ради его дочери, дорогой Манетт!

Мистер Лорри согласился с этим и совещание было кончено. Весь этот день они провели за городом и доктор совершенно оправился. Следующие три дня он чувствовал себя хорошо и на четырнадцатый день уехал, чтобы присоединиться к Люси и её мужу. Перед отъездом мистер Лорри сообщил доктору о предосторожностях, принятых им, чтобы сохранить все в тайне, и доктор поспешил написать предварительно Люси, чтобы она ничего не подозревала.

Вечером того дня, когда он уехал, мистер Лорри взял с собою топор, пилу, долото, молоток и в сопровождении мисс Просс, которая держала свечу, отправился в комнату доктора. Здесь, при закрытых дверях и с таинственным и сокрушенным видом, мистер Лорри распилил на куски скамейку при свете свечи в руках мисс Просс, походившей в этот момент на человека, присутствующого при убийстве... По своей суровой наружности она, пожалуй, была подходящей для этого фигурой. Сожжение трупа (разрубленного предварительно на куски) было немедленно же совершено в кухне; инструменты, башмаки и кожу зарыли в саду. Разрушение это казалось до того ужасным этим честным душам, что оба они, скрывая следы задуманного плана, не только чувствовали себя, но даже походили на сообщников какого то ужасного преступления,