Повесть о двух городах.
Книга первая. Возвращение к жизни.
II. Почта.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Повесть о двух городах. Книга первая. Возвращение к жизни. II. Почта. (старая орфография)

II.
Почта.

Перед одним из лиц, о которых идет дело в этой истории, лежала дуврская дорога, поздно вечером, в пятницу, в ноябре. Он следовал по ней за дуврскою почтовою каретою, - тяжело тащившеюся за Шутерс-гиль. Он шел в гору, в грязи, возле кареты, подобно другим пассажирам, не потому, что им особенно нравилась эта прогулка, при теперешних обстоятельствах, но потому что гора, упряжь грязь и почто были так-тяжелы, что лошади уже три раза останавливались и раз даже потащили карету поперег дороги, с возмутительным намерением отвезти ее назад в Блакгит. Возжи и бич, кучер и кондуктор, однакожь, успели прочесть им статью военого положении, осуждавшую такое мятежное желание, совершенно-оправдывавшее, впрочем, мнение, что некоторые животные одарены смыслом - и четверка сдалась и принялась за свое дело.

С поникшими головами, протаптывали оне себе дорогу в густой грязи, барахтаясь и спотыкаясь на каждом шагу, как-будто оне были готовы распасться на части. Всякий раз, как кучер останавливал их воинственным кликом "го! го-го!", ближайший конь сильно встряхивал головою и сбруей, как необыкновенно-горячая лошадь, отрицая всякую возможность втащить карету на гору. Всякой раз, как конь этот поднимал такой шум, путешественник вздрагивал, как слабонервный путешественник, и выходил из задумчивости.

Туман наполнял всю долину и поднимался на холм, подобно злому духу, ищущему и ненаходящему покоя. То был липкий, холодный туман; медленно распространялся сп в атмосфере, слоями, видимо следовавшими один за другим, подобно волнам отравленного моря. Он был так густ, что укрывал все окружавшие предметы от света каретных фонарей, которые только, да еще несколько футов дороги, оставались видимыми; пар от лошадей сливался с туманом, как будто указывая, что оне были его единственными виновниками.

Два другие пассажира, подобно первому, тащились на гору рядом с каретою. Все трое были закутаны по самые скулы и уши и обуты в ботфорты. Ни один из них не мог сказать, судя по виду, что за люди были два остальные его товарища; каждый из них тщательно укрывался от любопытства своих спутников. В то время путешественники не поддавались очень на откровенность по первому слову, потому-что каждый, на большой дороге, мог быть разбойник или в союзе с разбойниками. На каждой почтовой станции, в каждом кабачке, вы могли встретить кого-нибудь на жалованьи разбойничьяго атамана, начиная с самого хозяина и оканчивая последним конюхом. Так думал про себя и кондуктор дуврской почтовой кареты, поднимавшейся на Шутерс-гиль в этот вечер, в пятницу, ноября тысячу-семьсот-семьдесят-пятого года, стоя на своем месте, сзади кареты, топая ногами и не спуская глаз и рук с оружейного ящика, где заряженный мушкет лежал сверху шести или восьми заряженных пистолетов, закрывавших охотничий нож.

Дуврская почта находилась именно в своем обыкновенном, естественном положении: ковдуктор подозревал пассажиров; пассажиры подозревали друг друга и кондуктора; все они подозревали кого-нибудь, а кучер был уверен только в своих лошадях и готов был принять присягу на библии, что они негодились для езды.

-- Го-го! говорил кучер: - то-то! подтяни еще, и мы на вершине; и тогда будьте прокляты; довольно мне было хлопот с вами, добраться до нее! Джо!

-- Га-ло! отвечал кондуктор.

-- Который час у тебя, Джо?

-- Одиннадцать часов и добрых десять минут.

-- Кровь моя! воскликнул раздосадованный кучер: - и мы еще не на вершине Шутерс-гиля! Ну, пошли!

Горячая лошадь, оборванная, ударом бича, посреди самого решительного отрицания, потянулась вперед и за нею подхватили три остальные лошади. Дуврская почтовая карета потащилась опять, и рядом с нею снова принялись месить грязь ботфорты пассажиров. Они остановливались, когда карета останавливалась, дружно ютясь около нея. Еслибы который-нибудь из трех осмелился предложить другому, пройтись вперед в тумане и темноте, то его застрелили бы на месте, застрелили, как разбойника.

С последнею натугою карета очутилась на вершине холма. Лошади остановились, чтобы еще раз вздохнуть, кондуктор сошел вниз, затормозить колесо, для сну ска, и отворить карету пассажирам.

-- Тс! Джо! закричал кучер предостерегательным голосом, смотря вниз с козел.

-- Что скажешь, Том?

Оба они стали прислушиваться.

-- Послушай, Джо! Кто-то за вами рысью едет.

-- Галопом, Том, отвечал кондуктор, оставляя дверь и проворно поднимаясь на свое место. - Господа, именем короля я обращаюсь к вам!

С этим поспешным призывом, он взвел курок своего мушкета и стал в оборонительное положение.

Пассажир, отмеченный в этой истории, стоял на подножке кареты; два другие пассажира были позади него и готовились сейчас же за ним последовать. Он остановился на подножке, они остановились за дороге внизу, Все смотрели, попеременно, то на кучера, то на кондуктора и прислушивались. Кучер смотрел вниз, кондуктор смотрел назад, и даже горячая лошадь навострила уши и смотрела назад, не обнаруживая ни малейшого отрицания.

Тишина, наступившая теперь, с остановкою кареты, еще увеличивала спокойствие ночи; действительно было очень-тихо. Одышка лошадей приводила карету в сотрясение, как-будто она в-самом-деле была в тревожном состоянии; сердца пассажиров бились так сильно, что, вероятно, можно было их слышать; во-всяком-случае, спокойная пауза указывала достаточно-заметным образом для уха, что люди задыхались, удерживали дыхание и что ожидание ускоряло их пульс.

Лошадиный топот быстро приближался.

-- Го-го! заревел кондуктор на сколько у него было мочи. - Стой! или я выстрелю!

Топот вдруг остановился и из тумана послышался человеческий голос: "Это дуврская почта?"

-- А какое вал дело? отвечал кондуктор: - вы кто?

-- Это-ли дуврская почтовая карета?

-- Зачем вам знать?

-- Мне нужно одного пассажира.

Отмеченный нами пассажир сию же минуту обнаружил, что это было его имя. Кондуктор, кучер и два другие пассажира посматривали на него недоверчиво.

-- Не двигайтесь с места, закричал кондуктор голосу в тумане: - а то я неравно ошибусь и мою ошибку не поправишь во всю вашу жизнь. Господин именем Лорри, отвечайте без обиняков.

-- В чем дело? отвечал пассажир несколько дрожащим голосом. - Кому меня нужно? Джери, это ты?

-- Мае не нравится голос Джери, если это он, ворчал про себя кондуктор: - он слишком-спилив для меня.

-- В чем дело?

-- Депеша к вам оттуда. П. и Ко.

-- Кондуктор, я знаю этого посланного, сказал мистер Лорри, спускаясь на дорогу, подталкиваемый сзади, довольно-неучтиво, другими двумя пассажирами, которые поспешно влезли в карету, захлопнули дверь и опустили окошко. - Он может подойдти ближе; здесь нет ничего худого.

-- Надеюсь, что нет, да кой-чорт меня в этом уверит, сказал кондуктор отрывисто, как-будто обращаясь к самому - себе. - Га-ло!

-- Подъезжайте шагом; понимаете ли вы меня? Да если у вас пистолеты в чушках у седла, то держите ваши руки подальше от них; я, чорт возьми, как-раз ошибусь, и моя ошибка выльется пулею. Дайте-ка теперь посмотреть на себя.

Фигура лошади и всадника медленно приблизилась сквозь раздавшийся туман и подъехала к стороне кареты, где стоял пассажир. Всадник остановился и, взглянув на кондуктора, подал пассажиру небольшую свернутую бумагу. Лошадь его задыхалась, и она и всадник были покрыты грязью от копыт до шляпы.

-- Кондуктор! сказал пассажир доверчивым голосом.

Бдительный кондуктор, держа правою рукою ложе поднятого мушкета, а левою - его ствол и не спуская глаз с всадника, отвечал отрывисто: - Сэр.

-- Не задерживайте только, сэр.

Он развернул ее у света каретного фонаря и прочел сначала про себя, потом вслух: "Дождитесь в Дувре мамзели".

-- Депеша недлиина, кондуктор. Джери передай мой ответ: возвращен к жизни.

-- Возьми это послание назад; они будут знать, что я получил его, как-бы я написал ответ. Счастливый путь. Добрая ночь!

С этими словами пассажир отворил дверь кареты и вошел в нее, без всякой помощи своих спутников, проворно спрятавшихь часы и кошельки в сапоги и теперь притворившихся спящими.

Карета потащилась опять, сопровождаемая тяжелыми облаками тумана, тесно охватывавшими ее при спуске с горы. Кондуктор положил свой мушкет в оружейный ящик, осмотрел оружие в нем, осмотрел добавочную пару пистолетов, заткнутую за поясом и небольшой ящик под сиденьем, где находилось несколько кузнечных инструментов, два факела и коробочка с трутом. Он был снабжен этим необходимым снарядом, и когда каретные фонари разбивались и гасли, что случалась часто, ему стоило только запереться в карету и высечь огонь посредством кремня и огнива - остерегаясь только, чтобы искры не упали на солому - с достаточным удобством и безопасностью, при особенной удаче, минут в пять.

-- Том! раздалось тихо над империалом кареты.

-- Слышал ты депешу?

-- Слышал, Джо.

-- Решительно ничего Джо.

Джери, между-тем оставленный один, среди мрака и тумана, слез с лошади, нетолько чтобы облегчить своего замученного коня, но также чтобы отереть грязь с лица и стряхнуть воду с полей шляпы, в которых воды могло свободно поместиться бутылки три. Постояв с поводом, навернутым на руку, густо забрызганную грязью, пока стук колес почтовой кареты не замер совершенно в тишине ночи, он повернулся и побрел с горы.

-- После такого галопа от темпльских ворот, я не положусь на твои передния ноги, старуха, пока мы не выйдем на ровное место, говорил этот осиплый посланник своей кобыле: - "Возвращен к жизни". Вот адски-странное послание. Такия послания не по тебе, Джери! Да, Джери, ты, просто, с толку собьешься, если возвращение к жизни войдет в моду!