Повесть о двух городах.
Книга вторая. Золотая нить.
XVIII. Девять дней.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Диккенс Ч. Д., год: 1859
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Повесть о двух городах. Книга вторая. Золотая нить. XVIII. Девять дней. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XVIII.
Девять дней.

День свадебный светил ярко. Они ожидали у закрытой двери комнаты доктора, где тот разговаривал с Чарльзом Дарнэ. Все были готовы отправиться в церковь: красавица-невеста, мистер Лори и мисс Просс, которая постепенно примирилась с событием и была бы совершенно счастлива, еслиб её не преследовала еще мысль, что её брат Соломон должен бы быть женихом.

-- Итак, сказал мистер Лори, который не мог достаточно налюбоваться на невесту и который все ходил кругом ней, чтобы, осмотреть со всех сторон её скромный, милый туалет: - итак, вот для-чего, моя милая Люси, я провез вас таким ребенком через качал! Господи благослови! Как- мало я думал тогда о том, что я делал! Мне и в голову не приходило, какое одолжение я оказывал моему другу мистеру Чарльзу!

-- Вы не могли этого думать, заметила положительная мисс Просс: - и поэтому какже могли вы это знать? Пустяки!

-- В-самом-деле? Ну, пожалуй, не плачьте только, сказал нежный мистер Лори.

-- Я не плачу, сказала мисс Просс: - а вы так плачете.

-- Я, мисс Просс? (В этот раз мистер Лори осмеливался пошутить с нею при случае.)

-- Да вы плакали сейчас же. Я видела это и не удивляюсь тому. Такое удивительное серебро, какое вы подарили им, расчувствует хоть кого. Не было ложки, вилки в целом сервизе, сказала мисс Просс, над которою я бы не плакала вчерашний вечер, когда привезли ящик, пока не ослепла от слез.

-- Мне это очень-приятно, сказал мистер Лори: - хотя но чести я не имел намерения ослеплять этой безделицею. Боже мой! Подобный случай заставляет думать человека о том, что он потерял. Боже мой, Боже мой! Подумайте об одном: ведь пятьдесят лет назад могла явиться мистрисс Лори!

-- Совсем нет! послышалось замечание мисс Проес.

-- Вы думаете, что никогда не могло быть мистрисс Лори? спросил джентльмен, носивший это имя.

-- Ну! возразила мисс Просс: - вы были холостяк в колыбели.

-- Пожалуй! заметил мистер Лори, с светлою улыбкою поправляя свой парик. - Это также очень-вероятно.

-- И из вас выкроили холостяка еще прежде, чем положили в колыбель.

-- В таком случае, я думаю, сказал мистер Лори: - со мною обошлись очень-невеликодушно. Я должен бы иметь голос в выборе выкройки, под которую меня оболванили. Довольно об этом! Теперь, милая Люси, продолжал он, охватывая её стан: - я слышу, они шевелится в соседней комнате, и мисс Просс, и я, как люди деловые, не хотим упустить последняго случая сказать вам, что вам приятно будет услышать. Милая! вы оставляете вашего доброго отца с людьми, которые так же заботятся о нем, так же любят его, как и вы сами; все возможные попечения будут приняты впродолжение следующих двух недель, пока вы останетесь в Уорикшире; даже Тельсоны (говоря сравнительно) будут для него забыты. И когда, по прошествии этих двух недель, он присоединится к вам и супругу вашему, чтобы ехать в Балис, еще на две недели, вы сами скажете, что мы прислали его в полном здоровьи, в самом счастливом расположении. Теперь я слышу, чьи-то шаги приближаются к двери. Позвольте мне поцаловать вас, милая девушка, с благословением старого холостяка, пока не явился кто-нибудь требовать своих прав.

На-минуту он взял её прекрасное лицо, чтобы взглянуть на памятное выражение на её челе, и потом приложил её светлые-золотистые волосы к своему коричневому парику с такою естественною нежностию и скромностию, что если это и был старомодный обычай, то, по-крайней-мере, он был так же древен, как самый Адам.

Дверь комнаты доктора отворилась. Он вышел из нея вместе с Чарльзом Дарнэ. Он был так мертвенно бледен, чего, однакожь не было заметно прежде, когда они оба вышли, что на лице его не видно было и кровинки. Но спокойное обращение его не обнаруживало ни малейшей перемены; только проницательный взгляд мистера Лори открыл темные признаки прежней боязни и недоверчивости, которые коснулись его снова, как холодный ветер.

Он протянул руку дочери и свел ее вниз по лестнице к карете, которую нанял мистер Лори для сегодняшняго торжества. Прочие следовали в другой карете, и вскоре в соседней церкви, куда не заглядывали посторонние глаза, Чарльз Дарнэ и Люси Манет были благополучно обвенчаны.

Кроме свежих слез, блеставших среди улыбок этой маленькой группы, когда церемония была кончена, на руке невесты загорелись искристые брильянты, только-что освобожденные из темной неизвестности карманов мистера Лори. Они вернулись домой к завтраку. Все шло хорошо, и в свое время золотистые волосы, когда-то ниспадавшие на седые кудри бедного башмачника в парижском чердаке, снова мешались с ними при свете утренняго солнца, на пороге, при прощаньи.

Это было горькое прощанье, хотя и не на долгое время. Но отец утешал ее и сказал наконец, нежно освобождаясь из её объятий:

-- Возьмите ее, Шарль: она ваша!

И её взволнованная рука приветствовала их из окна экипажа, и она исчезла.

Уголок был отдален от праздных и любопытных зрителей, и все приготовления были необыкновенно-просты. Доктор, мистер Лори, мисс Просс поэтому были совершенно одни. Когда вернулись они в приветную тень прохладной передней, мистер Лори заметил большую перемену в докторе, как-будто золотая рука, поднятая там, нанесла ему ядовитый удар.

Естественно, он сдерживал волнение; должно было ожидать поэтому переворота, когда миновала необходимость в этом сдерживании. Но прежний запуганный, безсмысленный взгляд смущал мистера Лори, и, видя, как безсознательно он схватывал себя за голову и блуждал по своей комнате, когда поднялись они наверх, мистер Лори припоминал Дефоржа, хозяина кабака, и поездку их при свете звезд.

-- Я думаю, шептал он мисс Просс, после некоторого размышления: - я думаю, лучше теперь не говорить с ним и вовсе не тревожить его. Мне нужно заглянуть в тельсонов банк. Я пойду туда сейчас же и вскоре возвращусь; потом мы поедем покататься за город, будем там обедать, и все обойдется хорошо.

Для мистера Лори было легче войдти в тельсонов банк, нежели выбраться из него. Его задержали два часа. Когда он пришел назад, он поднялся один по знакомой лестнице, не сделав никаких вопросов служанке. Подходя к комнатам доктора, он был остановлен тихим звуком ударов молота.

Мисс Пресс с испуганным лицом явилась возле него.

-- Боже мой, Боже мой! Все погибло! вопила она, ломая руки. - Что мы скажем божьей коровке? Он не узнает меня и шьет башмаки!

Мистер Лори сказал, что мог, чтоб успокоить ее, и вошёл в комнату доктора. Скамейка была повернута к свету, как и прежде, когда он видел башмачника за работою; голова его была наклонена вперед; он был очень занят.

-- Доктор Манет, любезный друг мой, доктор Манет!

Доктор взглянул на него на-минуту с полувопрошающим, полусёрдитым видом и опять принялся за работу.

Он снял свой сюртук и жилет; его рубашка была разстегнута у горла, как и прежде, когда занимала его эта работа, и даже прежнее безумное, поблеклое выражение снова появилась на его лице. Он работал усердно, нетерпеливо, как-бы сознавая, что ему мешали.

Мистер Лори посмотрел на работу, находившуюся в его руках, и заметил, что это был старый башмак, знакомый ему и по форме, и по величине. Он взял другой башмак, возле него лежавший, и спросил, что это такое.

-- Молодой дамы башмаки для гулянья, пробормотал он, не приподымая глаза: - я должен бы давно его окончить. Оставьте.

-- Но, Доктор Манет, посмотрите на меня.

Он повиновался с прежним безсознательно-покорным видом, не останавливая работы.

-- Узнаёте ли вы меня, мой любезный друг? Подумайте-ка. Ведь это не ваше Дело. Подумайте хорошенько, любезный друг!

на него, как звуки на безголосную стену, не вызывая ни малейшого эхо. Мистер Лори мог открыть еще только один луч надежды: иногда он посматривал украдкою, когда его и не просели. В этих взглядах было слабое выражение любопытства, недоумения, как-будто он старался примирить в своем уме какие-то сомнения.

Две вещи представились сейчас же мистеру Лори, как самые важнейшия: вопервых, это должно быть сохранено в тайне от Люси; вовторых, это должно быть сохранено в тайне от всех, кто знал его. Вместе с мисс Просс, он принял все меры для последней предосторожности, объявив, что доктор нездоров и что на несколько дней ему нужен совершенный покой. Чтоб скрыть истину от дочери, мисс Просс должна была написать ей, что его потребовали по его занятиям, и приложить несколько строчек, будто-бы второпях написанных его рукою.

Мистер Лори принял эти меры, во всяком случае полезные, в надежде, что он придет в-себя. Еслиб это случилось скоро, то он решался посоветоваться, по своему усмотрению, насчет положения доктора.

В надежде на его выздоровление, когда возможно была, следственно, приложение этого третьяго средства, мистер Лори положил внимательно следить за этим, не подавая, однакожь, ни малейшого вида. В первый раз в жизни он попросил отлучиться из тельсонова банка и расположился в той же самой комнате у окошка.

Он скоро нашел, что разговаривать с ним было более, чем безполезно: разговор только раздражал его. Он с первого же дня оставил это и решился только всегда быть с ним, как явное убеждение против самообольщения, которому тот поддавался. Он был поэтому постоянно на своем месте у окошка, читал, писал, обнаруживая самым приятным и естественным образом, как приходило ему только в голову, что здесь существовала полная свобода для всех.

свой инструмент до утра, мистер Лори встал и сказал ему:

-- Хотите вы идти на улицу?

Он посмотрел на пол с обеих сторон, по своей прежней манере, и повторил прежним тихим голосом:

-- На улицу?

-- Да, погулять со мною. Отчего нет?

"отчего нет?" и более не сказал ни слова. Но мистеру Лори казалось, он заметил, как он, наклонившись вперед на своей скамье, опершись на колени локтями и положив голову в руки, безсмысленно спрашивал сам себя: "отчего нет?" С проницательностию делового человека он заметил эти обстоятельства и решил воспользоваться этим.

Мисс Просс и он попеременно сторожили его ночью, наблюдая за ним из соседней комнаты. Долго ходил он взад и вперед прежде, нежели лег в постель; но, когда он окончательно улегся, он заснул. Поутру он поднялся ранехонько и прямо отправился к скамье работать.

На другой день мистер Лори весело приветствовал его, называя по имени, и говорил о предметах, занимавших его в последнее время. Он не давал никакого ответа; но очевидно он слышал, что ему говорили. он думал об этом, хотя смутно. Это ободрило мистера Лори, и он несколько раз впродолжение дня призывал посидеть мисс Просс с работою. Тогда они спокойно разговаривали о Люси, об её отце, присутствовавшем здесь, как-будто все шло обычным порядком. Это делалось очень-тихо; беседы были нечасты, непродолжительны, чтоб не мучить его, и любящему сердцу мистера Лори становилось легче: ему казалось, будто он посматривал чаще, будто его поражало темное сознание противоречий, его окружавших.

Когда опять стало темно, мистер Лори спросил его, как и прежде:

-- Любезный доктор, хотите вы идти на улицу?

-- Да, погулять со мною. Отчего нет?

На этот раз мистер Лори сделал вид, будто уходит, когда не мог добиться от него ответа, и, отлучившись около часу времена, он возвратился. Метру-тем, доктор перешел к окошку и сидел там, смотря на клён; но, с возвращением мистера Лори, он отправился к своей скамье.

Время тянулось медленно; надежды мистера Лори гасли; на сердце у него становилось опять тяжелее и тяжесть, увеличивалась с каждым днем. Третий день наступил и прошел, за ним четвертый, пятый. Пять дней, шесть дней, семь дней, восемь дней, девять дней.

руки сначала будто потеряли привычку, становился страшно-искусен, и никогда еще он не был так углублен в свою работу, никогда еще его руки не действовали так ловко, так мастерски, как в сумерки девятого вечера.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница