Холодный дом.
Часть первая.
Глава II. В большом свете.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Холодный дом. Часть первая. Глава II. В большом свете. (старая орфография)

ГЛАВА II.
В большом свете.

А теперь, в тот же ненастный вечер, перенесемся из судейского мира в другую область и бросим беглый взгляд на большой свет. Разница между тем и другим не так велика, как может сперва показаться. И там, и здесь царство обычая и рутины: там - спящий непробудным сном Рип-Ван-Винкль {Голландец в сказке Вашингтона Ирвинга, проспавший все время войны на независимость. Примеч. перев.}, который проснется разве только от громового удара; здесь - спящия красавицы, которых разбудит когда нибудь принц, и завертятся тогда остановившиеся вертела на кухне, и проснется заколдованное царство!

Узок этот "большой" свет. Тесны его пределы. Даже сравнительно с нашим мирком он маленькая точка. Есть в нем и хорошее; есть честные, благородные люди. Безспорно: и большой свет имеет свое значение. Но как драгоценность, обернутая толстым, слоем ваты, он не может ни слышать, ни видеть жизни остального мира, не может знать его стремлений и порывов. В этом великосветском кругу замирает все живое: недостаток воздуха мешает всякому здоровому развитию.

Миледи Дэдлок приехала на несколько дней в свой городской дом перед отъездом в Париж, где она решила провести несколько недель; дальнейшия её намерения неизвестны. Она едет в Париж развлечься, - так гласит светская молва и других объяснений не допускается, а светская молва непогрешима во всем, что касается высшого света. Деревенская жизнь нагнала тоску на миледи Дэдлок, хотя она и зовет свое поместье своим Линкольнширским "уголком". Теперь весь Линкольншир под водой. Арка моста, ведущого в парк, размыта: вся окрестность на пол-мили затоплена и превратилась в огромную стоячую реку. Из воды точно острова торчат кое-где деревья, а дождевые струи непрерывно бороздят её поверхность.

"Уголок миледи стал чрезвычайно печален. Деревья так напитались водой, что ветки и сучья, срубленные при подчистке парка, падали без малейшого треска и шума. Промокший насквозь олень вязнет в просеке парка, превратившейся в трясину. Раздавшийся выстрел теряет свою звучность во влажном воздухе; дым от него медленно тянется к холмам, а бесконечный дождь бороздит их зеленые склоны. Серенький пейзаж, видимый из окон миледи, постепенно темнел и наконец принял цвет туши.

На террасе, прозванной сыздавна "Дорожкой привидения", дождевая вода наполнила все вазы, и тяжелые капли стучат, стучат всю ночь, падая на гладкия плиты. Стены маленькой церкви в парке покрылись плесенью, дубовая кафедра пропиталась сыростью, и по воскресеньям, когда церковь отопрут, кажется, что в ней пахнет прахом схороненных Дэдлоков.

Миледи бездетна В сумерки, сидя у окна в своем будуаре, она видела домик привратника со светом в решетчатом оконце и подымающимся из трубы дымом, видела женщину и ребенка, который бежал впереди на встречу радостно улыбающемуся отцу, и это выводило ее из себя.

Миледи объявила, что готова умереть со скуки, и наконец покинула свое поместье, предоставив его дождю, воронам, кроликам, оленям, куропаткам и фазанам. Портреты умерших Дэдлоков смотрели со стен унылыми привидениями, пока дворец не запер ставен в старинных покоях. Когда они вновь увидят свет - этого не скажет нам светская молва, которая, как сатана, знает только прошедшее и настоящее, но не будущее.

Сэр Ленстер Дэдлок только баронет, но самый влиятельный из баронетов. Фамилия его такая же древняя, как холмы, окружающие его поместье, но, конечно, заслуживает большого почтения по крайней мере, по мнению самого баронета, земля могла бы обойтись без холмов, но никак не без Дэдлоков. Вообще он думает, что только знатные фамилии имеют право на значение в природе.

Сэр Лейстер - человек строгих правил, презирающий всякую низость, готовый скорее умереть, чем дать повод сомневаться в своей чести, он благороден, настойчив, великодушен, но полон предразсудков и кастовой нетерпимости.

Сэр Лейстер двадцатью годами старше своей супруги, но он не стареется и как будто замерз на шестьдесят пятом году. Но временам у него бывают припадки подагры, отчего его походка несколько тяжела, но он сохранил благородную осанку. У него серебристые волосы и бакенбарды; он носит тонкое жабо, белоснежный жилет, синий сюртук со светлыми пуговицами. Он чопорен, величав, безукоризненно вежлив, предупредителен к жене и высоко ценить её достоинства. Единственная романтичная черта его - рыцарское обожание жены, нисколько не ослабевшее с тех пор, как он был женат. Он женился на ней по любви. Молва гласила, что у нея не было генеалогического дерева, но сэр Лейстер имел столько знатных предков, что в этом не нуждался; за то у миледи был такой запас красоты, надменности, ума, которого с избытком хватило бы на целый легион молодых леди.

Все эти качества, в соединении с богатством и высоким общественным положением, сразу выдвинули ее вперед и поставили во главе великосветского общества. Александр Македонский плакал, что не осталось миров для завоеваний, - так по крайней мере говорится в истории; не так было с миледи: покорив свой мир, она вполне удовлетворилась. Она устала от своих успехов, пресытилась ими. Невозмутимое равнодушие, ледяное спокойствие, - таковы были трофеи её побед. Она - образец благовоспитанности. Ее ничто не может возмутить; еслибы ее завтра перенесли на небо, она и к этому отнеслась бы совершенно спокойно.

Миледи очень хороша собой, и хотя находится уже не в расцвете красоты, но далека еще от заката; прежде ее можно было назвать скорее хорошенькой, чем красавицей, по с годами лицо ей приобрело выражение гордого аристократического спокойствия и стало классически прекрасным.

Её изящная фигура кажется высокой от того, что она "прекрасно сложена по всем статьям" - как выражается почтенный Боб Стебль. Тот же авторитет, превознося её роскошные волосы, говорить, что она "самая выхоленная женщина во всем табуне".

Обладающая всеми этими совершенствами, миледи Дэдлок, за которой неустанно следит внимание света, прибыла в Лондон на несколько дней перед отъездом в Париж.

В этот грязный и мрачный вечер в городской дом миледи вошел старомодно одетый пожилой господин, присяжный поверенный и стряпчий судебной палаты, имеющий честь быть ходатаем по делам Дэдлоков и хранящий в своей конторе множество чугунных ящиков, помеченных этой фамилией.

проводит пожилого господина к миледи.

Пожилой господин на вид невзрачен, однако утверждают, что он составил себе хорошее состояние от брачных контрактов и духовных завещаний своих аристократических клиентов. Он считается надежным хранителем семейных тайн и окружен их туманным ореолом. В старых, обросших папоротниками мавзолеях, украшающих собою уединенные аллеи парков, погребено меньше фамильных секретов, чем в груди мистера Телькингорна. Он, что называется, человек старой школы и одевается старомодно: панталоны до колен, завязанные лентами, черные чулки или штиблеты. Все платье всегда черное; и замечательно, что из какой бы материи оно ни было сшито, хоть даже из шелковой, оно никогда не блестит, не отзывается на световые лучи, как и его молчаливый хозяин. Телькингорн принимает участие только в деловых разговорах и то тогда, когда его спрашивают. В великосветских замках, на углу обеденных столов или у дверей гостинной он как дома, его всякий знает и половина пэров останавливается перед ним с любезным обращением: "как поживаете, м-р Телькингорн?" Он степенно выслушивает все эти приветствия и приобщает их к почтенному запасу, который хранится в его груди.

Миледи не одна; в комнате присутствует и сэр Лейстер.

Сэр Лейстер привык к Тёлькингорну и весьма рад его видеть. Ему нравится, что этот почтенный джентльмен, несмотря на свой представительный вид, исполнен почтительности, что баронет и принимает как должную себе дань. Ему нравится, что даже наряд Телькингорна немножко смахивает на костюм слуги; и в самом деле, ведь он слуга Дэдлоков, ключник их юридического погреба, сторож их тайн.

Так ли думает о себе мистер Телькингорн? Может быть да, может быть нет. Но здесь мы должны сделать маленькое замечание, применимое как к Миледи Дэдлок, так и ко всему кругу, представительницей которого она служит.

вокруг этой планеты, начиная со служанки и кончая директором итальянской оперы, знают в совершенстве её слабые струны, предразсудки, капризы; изучили её характер до такой степени, с какою её портниха изучила её фигуру.

Нужно-ли ввести в моду новый покрой платья, новый убор, певца, танцовщика, карлика или великана, словом, какую нибудь новинку, - найдется множество людей, которых миледи считает раболепствующим ничтожеством, но которые укажут вам, как обойтись с нею, чтоб устроить дело. Подчиняясь ей, они ловко управляют ею; следуя её приказаниям, на самом деле ведут ее за собою, а с нею вместе весь её круг, как Гулливер, когда он зацепил и увлек за собою весь флот могущественных Лиллипутов.

-- Если вам надо обратиться к нашим клиентам, говорят ювелиры Блез и Спаркль, подразумевая под словом "наши" леди Дэдлок и остальных, - то вы должны помнить, что имеете дело не с простой публикой, должны затронуть их слабую струну, а она состоит вот в том-то.

-- Как пустить в иод эту материю, говорят по приятельски купцы Шин и Глосс фабрикантам, - спросите у нас; мы знаем, как залучить новых покупателей, и ввести ее в моду.

-- Если вам угодно, чтоб эта гравюра попала на столы моих покупателей из высшого круга говорит книгопродавец, мистер Следдери, - если вы желаете, чтоб в их салонах появился этот карлик или великан, или ищете их покровительства для такого-то предприятия, - предоставьте это мне. Я изучил это общество в совершенстве и верчу им, как хочу. - И говоря это мистер Следдери, как честный человек, нисколько не преувеличивает.

-- Докладывался ли канцлеру процесс миледи, мистер Телькингорн? - спросил сэр Лейстер, подавая ему руку.

-- Да-с. Вновь докладывался сегодня, отвечает Тёлькингорн, отвешивая смиренный поклон миледи, которая сидит на софе у камина, закрываясь веером от огня.

-- Безполезно спрашивать, сделано-ли что нибудь сегодня, говорит миледи все еще с тем скучающим видом, с каким она покинула поместье.

-- Ничего такого, что-бы вы могли считать чем нибудь, сегодня не сделано.

Сэр Лейстер не выражает негодования на бесконечность процесса: медленность, дорого оплачиваемое судопроизводство, безпорядок вещей, давно установившийся в британской конституции. Правда, сэр Лейстер не заинтересован в тяжбе лично; в ней замешана небольшая сумма, принадлежащая собственно миледи, - её приданое; ему немножко дико и смешно, что имя Дэдлок стоить на первом плане в процессе. Но если-б он сам был запутан в тяжбе, даже в том случае, несмотря на разные задержки правосудия, на некоторый ущерб своему состоянию, он уважал-бы суд, потому что считал его изобретением человеческой мудрости, долженствующим вместе с другими подобными учреждениями устанавливать и поддерживать порядок в мире (разумеется, человеческом). И он держится того мнения, что даже легкое сочувствие жалобам на представителей правосудия равносильно поощрению некоторых лиц низших сословий к возмущению, по примеру Уата Тайлора.

-- Так как в ряду документов прибавилось несколько небольших показаний, а у меня привычка, может быть и несносная, знакомить моих доверителей со всеми обстоятельствами дела - (осторожный человек, мистер Телькингорн берет на себя ответственности ровно на столько, на сколько надо), к тому же вы отправляетесь в Париж, то я и захватил бумаги с собою.

(Кстати: сэр Лейстер тоже едет в Париж, но светское общество интересуется только миледи).

Телькингорн вынимает бумаги, просит позволения положить их на столик, на который облокотилась миледи; вынимает очки и начинает читать при свете лампы, осененной абажуром:

Миледи прерывает его с просьбой опустить по возможности юридические термины. Телькингорн взглядывает через очки и, пропустив несколько строк, продолжает чтение. Миледи слушает разсеянно. Сэр Лейстер, в большом кресле, смотрит в огонь и кажется находит не малое удовольствие в бесконечных повторениях и многословии судейской казуистики, видя в ней один из национальных оплотов. Огонь в камине разгорелся, а крошечный веер миледи хоть и красив, но безполезен, поэтому она. меняет положение и случайно бросает взор на лежащия перед ней бумаги; наклоняется ближе, вглядывается, и неожиданно спрашивает:

-- Кто переписывал это?

Телькингорн умолкает, удивленный оживлением миледи и её странной интонацией.

-- Это вы называете писарским почерком? спрашивает она, смотря на него с своим обычным разсеянным видом и играя веером.

-- Только затем, чтоб несколько нарушить это монотонное однообразие. Пожалуйста продолжайте.

Телькингорн снова принимается за чтение. Жара усиливается. Миледи закрыла лицо веером. Сэр Лейстер начал дремать, но внезапно вскакивает:

-- Что вы сказали?

-- Я боюсь, говорит мистер Телькингорн поспешно вставая, - я боюсь, что миледи дурно.

Мистер Тёлькингорн удаляется в другую комнату, колокольчик звенит, раздается шарканье ног, тишина возстановляется.

Наконец Меркурий просит мистера Телькингорна "пожаловать".

-- Теперь лучше, говорить сэр Лейстер, приглашая стряпчого продолжать чтение ему одному, - но я сильно встревожен. До сих пор с миледи никогда не бывало обмороков, но погода сегодня ужасная, к тому же она до смерти соскучилас в нашем Линкольнширском поместьи.