Холодный дом.
Часть первая.
Глава XXII. Мистер Беккет.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Холодный дом. Часть первая. Глава XXII. Мистер Беккет. (старая орфография)

ГЛАВА XXII.
Мистер Беккет.

Вечер жаркий, но Аллегория Линкольн-Инн-Фильдса зябнет от холода, так как оба окна в кабинете мистера Телькингорна растворены настежь, а комната высока, темна и в ней всегда откуда нибудь дует; эти качества не особенно желательны, когда наступает ноябрь с туманами и дождями, или январь со льдом и снегом, но имеют свои достоинства в знойную летнюю пору. Потому-то в сегодняшний вечер Аллегория, несмотря на свои персикообразные щеки, несмотря на колени, представляющия подобие цветочных букетов, несмотря на розовые опухоли вместо мускулов на икрах и на руках, имеет такой вид, будто дрожит от холода.

Тучи пыли влетают в окна мистера Телькингорна, целые запасы пыли скопились между бумагами и в мебели. На всем лежит толстый слой пыли. Когда свежий ветерок полей по ошибке залетит сюда и испуганный спешит поскорее выбраться в глаза Аллегории попадает столько-же пыли, сколько сословие господ юристов, или один из его истинных представителей, м-р Телькингорн, пускает при случае в глаза простых смертных.

В деловом кабинете мистера Телькингорна, наполненном пылью, - материалом, в который когда-нибудь превратятся и его бумаги, и сам он, и его клиенты, в который суждено превратиться всем земным предметам, одушевленным и неодушевленным, сидит в, настоящую минуту у открытого окна м-р Телькингорн собственной персоной и благодушествует за бутылкой старого портвейна.

При всей своей черствости, замкнутости и молчаливости, м-р Телькингорн знает толк в старом вине. В таинственном подвале, составляющем один из многочисленных его секретов, храпит он свой портвейн, которому нет цены. В такие дни, как например сегодня, когда он обедает в своей квартире одним куском рыбы, говядины или цыпленком из соседняго ресторана, после обеда он спускается со свечой в руке в пустынные области, которые находятся под уединенным чертогом; возвращение его возвещается отдаленным громыханьем запирающихся замков;, с драгоценной бутылкой в руках, принося с собою землистый запах погреба, он торжественно входит в кабинет. Пятьдесят лет насчитывается лучезарному нектару, который льется из бутылки, он краснеет в стакане от скромного сознания своего высокого достоинства и наполняет комнату восхитительным благоуханием южных гроздий.

Сидя при свете сумерек у открытого окна, м-р Телькингорн смакует свое винцо; этот нектар как будто нашептывает ему о своем пятидесятилетнем молчании и делает его еще сдержаннее. Более непроницаемый, чем когда либо, сидит м-р Телькингорн, попивая винцо; случается ли ему при этом быть навеселе, - покрыто мраком неизвестности. В эти часы сумерек он передумывает о всех известных ему тайнах, связанных с темными лесами и парками, с пустынными запертыми чертогами, может быть одну-две мысли он уделяет и самому себе: своей фамильной истории, своим капиталам, своему завещанию, которое остается для всех тайной. Быть может в эти часы вспоминает он одного из своих друзей, старого холостяка, тоже юриста, человека такого же закала, как он сам, который до семидесяти пяти лет вел такой же образ жизни, но вдруг, в один прекрасный летний вечер, вероятно найдя такую жизнь слишком монотонной, подарил свои золотые часы парикмахеру, не спеша отправился домой, в Темпль, и повесился.

Но сегодня вечером мистер Телькингорн не один и не предается своим обычным мыслям: за тем же столом, но скромно отодвинувшись от него и неудобно примостившись на своем стуле, сидит робкий человечек с блестящей лысиной, почтительно покашливающий в руку, когда, стряпчий угощает его вином.

-- Ну, Снегсби, разскажите-ка еще раз эту странную историю.

-- Извольте, сэр.

-- Вы сказали мне, когда были так добры, зашли сюда вчера вечером...

-- За эту смелость я должен просить у вас извинения, сэр; но вспомнив, что вы, повидимому, заинтересовались этим лицом, я подумал, что может быть вы... именно... пожелаете...

Не таковский человек мистер Телькингорн, чтоб помочь мистеру Снегсби справиться с его фразой или выяснить, какое могло быть у него желание, поэтому мистер Снегсби кончает свою речь смущенным кашлем, повторив: - Я знаю, сэр, что должен просить у вас извинения за эту смелость.

-- Нисколько! Вы говорили, Снегсби, что отправились ко мне, не сообщив о своем намерении вашей супруге. По моему мнению, вы поступили очень благоразумно, так как дело не такого рода, чтоб можно было о нем болтать.

-- Видите ли, сэр, моя женушка, - будем говорить прямо, - немного любопытна. Да, сэр, она любопытна. Бедняжка подвержена спазмам и для нея полезно, чтоб её ум был чем нибудь занят, вследствие этого ее занимает решительно все, касающееся и не касающееся её, особенно последнее. У моей жены очень деятельный характер, сэр.

Мистер Снегсби отпивает из стакана и, кашлянув в знак изумления, бормочет:

-- Боже мой, какое прекрасное вино!

-- Поэтому вы промолчали о вчерашнем визите, и о сегодняшнем тоже?

-- Да, сэр. В настоящее время моя женушка, - будем говорить прямо, - в набожном настроении, или по крайней мере так ей кажется; она посещает вечерния размышления, как это у них называется, одного благочестивого мужа, по фамилии Чедбенда. Вез сомнения, его проповеди очень красноречивы, - хотя я не вполне одобряю его стиль, впрочем, это не идет к делу. Таким образом моя женушка занята, и потому теперь для меня легче уходить, не возбуждая подозрений.

-- Снегсби, налейте себе вина.

-- Благодарю вас, сэр. Необыкновенное вино, сэр.

-- Нынче редкость такое вино. Ему более пятидесяти лет.

-- Неужели? Впрочем меня это не удивляет, - ему можно дать сколько угодно лет.

Воздав таким образом должную дань портвейну, мистер Снегсби скромно кашляет в руку, как будто в знак извинения за то, что пьет это драгоценное вино.

-- Не потрудитесь ли вы еще раз повторить то, что рассказал мальчик, говорит мистер Телькингорн, заложив руки в карманы панталон и опрокидываясь на спинку стула.

-- С величайшим удовольствием, сэр.

С большою точностью, хотя и очень многословно, мистер Снегсби повторяет то, что слышали от Джо гости, собравшиеся в его доме; когда рассказчик уже у конца своего повествования, он вдруг испуганно вздрагивает и восклицает:

-- Господи помилуй! Я и не знал, что здесь есть еще один джентльмен!

Мистер Снегсби испугался, потому что увидел между собою и мистером Телькингорном какого-то господина в шляпе и с палкой в руках, который стоит у стола и внимательно слушает; этого господина раньше не было в комнате, он не входил в дверь и не мог войти в окно. В комнате есть шкап, по петли его не скрипели, да и шагов не было слышно; тем не менее в комнате очутился третий человек и спокойно стоит здесь, заложив руки за спину, со шляпой на голове и с палкой в руках, в позе внимательного. Это человек средних лет, крепкого сложения, с проницательным взглядом, одетый в черное, на вид решительный и спокойный. Он с таким вниманием разглядывает мистера Снегсби, точно хочет снять с него портрет; за исключением этого, да таинственности его появления, в нем нет ничего замечательного, по крайней мере на первый взгляд.

-- Не обращайте внимания на этого джентльмена, - говорит мистер Телькингорн самым невозмутимым тоном: - это мистер Беккет.

-- Неужели, сэр? - отзывается мистер Снегсби, пробуя выразить кашлем, что он находится в полном неведении, кто такой мистер Беккет.

-- Мне нужно было, чтоб он слышал ваш рассказ; по некоторым причинам я желал бы больше разузнать об этом деле, а он очень ловок в таких вещах. Ваше мнение, мистер Беккет?

-- Дело просто, сэр. Наши люди запретили молодцу стоять на месте, и на прежнем месте его нет, поэтому если мистер Снегсби согласится пойти со мной в улицу Тома-Отшельника и указать мне парня, мы приведем его сюда часа через два, даже скорее. Конечно, я мог бы сделать это и без мистера Снегсби, но этот путь кратчайший.

-- Мистер Беккет - один из высших агентов сыскной полиции, - поясняет своему гостю мистер Телькингорн.

-- Неужели, сэр?

И жалкий клочок волос на голове мистера Снегсби имеет поползновение стать дыбом.

-- Если вы ничего не имеете возразить против того, чтоб отправиться вместе с мистером Беккетом в вышеупомянутое место, и потрудитесь сделать это, я буду очень вам обязан.

Мистер Снегсби с минуту колеблется; мистер Беккет проникает в самую суть его помыслов.

Это будет для него очень выгодное дельце. Обещаю вам, как честный человек, что вы увидите, как мальчик уйдет отсюда вполне довольный. Не бойтесь же, вы не можете ему повредить.

Вполне успокоенный мистер Снегсби говорит веселым голосом:

-- Отлично, в таком случае, мистер Телькингорн...

-- Идите-ка сюда, мистер Снегсби.

И м-р Беккет берет мистера Снегсби за руку и отводит в сторону; потом, ткнув его по приятельски пальцем в грудь, говорит конфиденциальным тоном:

-- Вы, разумеется, знаете свет, как человек деловой -и умный...

Кашлянув из скромности, коммисионер отвечает:

-- Благодарствуйте, очень обязан за лестное мнение, но...

-- Вы человек деловой и умный, - повторяет Беккоть, - и такому человеку, да еще занятому таким делом, как ваше, которое основывается на доверии к честному слову, для которого необходим человек с головой на плечах, человек сметливый и проницательный, - у меня был дядя поставщик канцелярских принадлежностей, - нет надобности говорить, какого образа действия следует держаться в данном случае. Вы сами лучше всякого другого понимаете, что самое благоразумное хранить тайну так ведь, - хранить тайну?

-- Конечно, еще бы!

-- Вам, я не опасаясь могу сказать, - продолжает Беккет невольно располагающим к себе тоном дружеской откровенности, - что дело идет, на сколько я понимаю, о небольшом состоянии, на которое имел право покойник, а женщина эта пустилась в разные поиски относительно этой собственности, понимаете?

-- А! - восклицает мистер Снегсби, хотя понимает повидимому довольно смутно.

-- А вы желаете, конечно, чтоб каждое лицо пользовалось тем, что ему принадлежит по закону, вы ведь желаете этого? - продолжает мистер Беккет и любезно тыкает его легонько пальцем в грудь.

-- Конечно!

И мистер Снегсби кивает головой. _е

-- Чтобы содействовать этому и вместе с тем сделать одолжение, - как вы называете на своем деловом языке: клиент или заказчик, я забыл какое выражение употреблял обыкновенно мой дядя?

-- Я обыкновенно говорю: заказчик, - отвечает мистер Снегсби.

-- Именно так!

И мистер Беккет с большим чувством пожимает ему руку.

-- Чтобы содействовать этому и вместе с тем сделать одолжение выгодному заказчику, вы хотите отправиться со мною к Тому-Отшельнику и затем держать это путешествие в строгом секрете, и даже после никому никогда не обмолвиться ни словом. Сколько я понял, таково ваше намерение?

-- Так вот ваша шляпа.

Мистер Беккет распоряжается шляпой так, как будто это его собственная.

-- Вы кажется готовы, я тоже.

Они уходят. Мистер Телькингорн остается допивать старый портвейн: ни малейшого волнения не заметно на поверхности непроницаемых глубоких тайников его души.

-- Не знаете ли вы одного очень хорошого человечка, по имени Гридли? - дружески обращается мистер Беккет к мистеру Снегсби, когда они спускаются с лестницы.

Мистер Снегсби подумавши отвечает:

-- Нет, не знаю никого с такой фамилией. Зачем вы об этом спросили?

-- Просто так. Этот человечек, поддавшись порыву раздражения, позволил себе оскорбить некоторых почтенных особ, а после того, как я получил приказ арестовать его, скрылся. Очень жаль, когда умный человек поступает необдуманно.

По дороге мистер Снегсби замечает, что его спутник, не смотря на то, что идет скорым шагом и повидимому с самым беззаботным видом успевает высмотреть все, что делается вокруг, и манера ходить у него совсем особая: когда надо повернуть направо или налево, он притворяется, что намерен идти прямо и только в самый последний момент сворачивает, куда надо.

Встречается констэбль, обходящий дозором улицы, оба: констэбль и вожатый мистера Снегсби принимают разсеянный вид и, устремив взоры в пространство, расходятся в разные стороны, совсем не замечая друг друга. Идет впереди приличный молодой человек, небольшого роста в блестящей шляпе, с лоснящимися волосами, лежащими гладкими прядями по обеим сторонам головы; мистер Беккет, не обращая на него повидимому никакого внимания, мимоходом прикасается к нему палкой, молодой человек оглядывается, - и немедленно куда-то испаряется.

Вообще мистер Беккет ничем не выдает своих впечатлений, и лицо его изменяется так же мало, как и траурное кольцо на его мизинце или та булавка в очень широкой оправе, с очень маленькими брильянтиками, которая украшает его рубашку.

Наконец приходят к Тому-Отшельнику. Мистер Беккет останавливается на углу и берет потайной фонарь у констэбля, стоящого на этом посту; констэбль идет их провожать, прикрепив себе к поясу другой такой же фонарь. Шествуя между двумя проводниками, мистер Снегсби вступает в отвратительную улицу, которая никогда не просыхает и не проветривается. В настоящее время в других местах везде сухо, здесь же глубокая черная грязь и лужи стоячей воды. Зловонные испарения и вид этой улицы так поражают мистера Снегсби, что хотя он и прожил всю жизнь в Лондоне, он отказывается верить своим чувствам. К этой улице с грудами развалин примыкают такие ужасные переулки, что мистер Снегсби страдает телесно и душевно, чувствуя себя так, как будто с каждым шагом все глубже погружается в какую-то адскую бездну.

-- Посторонитесь, мистер Снегсби, говорит Беккет, когда им встречаются жалкия носилки, за которыми следует шумная толпа, - теперь здесь свирепствует горячка.

Толпа оставляет прежний предмет своего любопытства и обступает трех прохожих; ужасные лица мелькают перед ними, точно рой зловещих сновидений, потом разсыпаются по переулкам, прячутся в развалинах, укрываются за стенами и преследуют путников криками и пронзительными свистками все время, пока те остаются в этом месте.

-- И в этих домах горячка, Дэрби? хладнокровно спрашивает мистер Беккет, направляя свой фонарь на кучу смрадных развалин.

Дэрби отвечает: - Она здесь в каждом доме, и прибавляет, что уже несколько месяцев, как горячка косит народ целыми десятками, едва успевают уносить: - мрут как овцы от паршей.

Продолжая путь, мистер Беккет делает замечание, что мистер Снегсби дурно выглядит; тот отвечает, что задыхается в этом ужасном воздухе.

Наводят справки в разных домах о мальчике по имени Джо, но в Томе-Отшельнике редко кто зовется христианским именем, данным при крещении, и мистера Снегсби спрашивают, может быть ему нужен Морковка, Полковник, Висельник, Долото, Залай-завой, Верзила или Кирпич? Каждый раз мистер Снегсби вновь повторяет описание наружности мальчика, которого они ищут; мнение разделяется относительно того, какая личность соответствует этому портрету; одни утверждают, что это Морковка, другие полагают, что речь идет о Кирпиче. Приводят Полковника, но он ничуть не похож на того, кого они ищут.

Всякий раз, как мистер Снегсби со спутниками останавливаются, их обступают со всех сторон и из глубины грязной толпы раздаются любезные советы по адресу мистера Беккета, а как только они тронутся в путь и опдть заблестят фонари, толпа разсыпается и следует заппми по прежнему, укрываясь в переулках и за стенами развалин.

Снегсби обменивается несколькими словами с владелицей логовища, пьяной фигурой, укутанной в какие-то черные лохмотья, которая поднялась навстречу посетителям с кучи тряпья, набросанного на полу собачьей конуры, - собственного апартамента хозяйки. Голыш пошел к доктору за лекарством для одной больной, но скоро вернется.

-- А кто ночует у вас сегодня? спрашивает мистер Беккет, открывая дверь в другое помещение и освещая его фонарем. - Двое пьяных мужчин и две женщины. Нарвите здоровые, говорит он, разглядывая пьяных и отводя руки, которыми они во сне закрыли лица. - Это ваши мужья, голубушки?

-- Да, сэр, наши мужья, отвечает одна из женщин.

-- Кирпичники?

-- Да, сэр.

-- Что вы здесь делаете? Вы не лондонские?

-- Нет, сэр. Мы из Гертфордшира.

-- Откуда именно?

-- Из Сент-Альбана.

-- Вы пришли пешком?

-- Вчера, сэр. Теперь в наших местах нет работы, .да кажется и здесь нечего ждать хорошого, вряд ли мы добьемся здесь чего нибудь!

-- Мудрено чего нибудь добиться таким способом, кивает мистер Беккет на фигуры, распростертые на полу.

Правда ваша: мы с Джеппи хорошо это знаем, со вздором отвечает женщина.

Хотя и несколько выше, чем предыдущая, эта комната все таки настолько низка, что если бы самый высокий из вошедших захотел выпрямиться, то задел бы головою закопченый потолок; она неприятно поражает все пять чувств; воздух тут так испорчен, что толстая свеча горит бледным, тусклым светом. По стенам стоят две скамьи, третья, повыше, заменяет стол; мужчины лежат там, где свалились, женщины сидят у свечи; та, которая говорила с мистером Беккетом, держит на руках грудного ребенка.

-- Сколько времени малютке? На вид он такой, будто вчера родился, спрашивает мистер Беккет далеко не грубым голосом; когда свет фонаря падает на ребенка, мистеру Снегсби почему то вспоминается другой младенец, которого рисуют на картинах окруженного светлым сиянием.

-- Ему еще нет трех недель, сэр.

-- Это ваш ребенок?

-- Мой.

Другая женщина, которая и раньше склонялась над ребенком, теперь опять нагибается и целует его.

-- Кажется, вы любите его не меньше матери, говорит мистер Беккет.

-- Ах, Дженни, Дженни, это лучше! Гораздо лучше думать о мертвом, чем о живом, право лучше!

-- Кажется вы не такая испорченная женщина, чтоб желать смерти своему ребенку, строго говорить мистер Беккет.

-- О Боже мой! ваша правда, сэр, я не такая. Я могла бы жизнь за него отдать не хуже всякой благородной леди.

-- Так не говорите же таких вещей. Зачем вы это. говорили? спрашивает мистер Беккет мягче.

С глазами, полными слез, женщина отвечает:

-- Мне это невольно пришло в голову; посмотрела я, как он лежит вот этак, сонный, и подумала: зачем ему жить? Если-б он никогда больше не проснулся, знаю, я так горевала бы, что вы подумали бы. я рехнулась с горя, отлично это знаю! Я была с Дженни, когда она потеряла своего ребенка, - ведь я была с тобою, Дженни, - и видела, как она убивалась. Но посмотрите вокруг, взгляните на них! и она указала на спящих, - посмотрите на мальчика, которого ждете, - он вызвался сходить мне за лекарством, - вспомните всех тех детей, с которыми по вашей должности вам часто приходится сталкиваться: они и выростают под вашим присмотром.

-- Ну, вы воспитаете своего так, что он будет хорошим человеком; выростет, вам помогать станет, будет присматривать за вами, когда состареетесь.

-- Постараюсь, отвечает женщина, утирая глаза, - прошлою ночью, когда я не могла заснуть от усталости и меня мучила лихорадка, я передумывала обо всем, что встретится ему в жизни. Мой хозяин, может, станет перечить мне, не захочет вести его по моему; выростет он под колотушками, увидит не раз меня битой, опротивеет ему дома, сделается может быть бродягой. Буду я из сил выбиваться, и не буду в состоянии ничем помочь, и, пожалуй, несмотря на все мои заботы, он выростет дурным человеком, и, может, когда нибудь, сидя возле него, спящого уж не таким спокойным сном, как теперь, и вспоминая, как он лежал у меня на груди, я пожалею, что он не умер в детстве, как ребенок Дженни.

-- Полно, перестань Лиза! Ты устала и нездорова, дай-ка мне его, сказала Дженни; принимая от нея ребенка, она распахнула было на ней платье, но сейчас же поправила, прикрыв чахлую, высохшую грудь, около которой покоился малютка. Баюкая его, Дженни принялась ходить по комнате, говоря:

-- Из за моего доброго ребеночка я так люблю этого, из за него же и Лиза крепче его любит, хоть и приходят ей в голову эти мысли. Когда она говорит о том, что лучше бы ему умереть, я думаю, что отдала бы какое угодно богатство, чтоб вернуть своего милочку; но чувствуем мы одно и то же, сказать только вот не умеем, а материнское сердце чувствует одинаково.

Мистер Снегсби сморкается и сочувственно кашляет; в это время слышится шум шагов, Беккет направляет свет фонаря на дверь и спрашивает мистера Снегсби: - Ну, что скажете о Голыше, - он?

-- Да, это Джо, отвечает Снегсби.

В круге света, который падает на двери, появилась, точно колеблющееся изображение волшебного фонаря, фигура Джо, дрожащого от мысли, что должно быть он провинился против требовании закона, уйдя не достаточно далеко.

Однако после того, как мистер Снегсби заверяет его успокоительным тоном: - Это по одному выгодному для тебя дельцу, тебе заплатят, - Джо приходит в себя, и когда м-р Беккет уводит его из комнаты, чтоб перемолвить два-три слова с ним наедине, он повторяет свой рассказ хотя и задыхаяясь, но вполне удовлетворительно.

-- Мы с парнем столковались, все отлично, говорить вернувшись мистер Беккет. - А теперь, мистер Снегсби, можно и в путь отправляться.

Но, во первых, Джо должен докончить то, что по доброте души взялся исполнить, - он передает принесенное лекарство с лаконическим наставлением: - "примешь все, как есть"; во вторых, мистер Снегсби должен положить на стол полукрону, - панацею, которою он обыкновенно думает исцелить все скорби; в третьих, мистер Беккет должен взять Джо за руку повыше локтя и подталкивать перед собою, - профессиональный прием, без которого он не может обойтись, когда ведет подобного субъекта.

Когда все это выполнено, выходят, пожелав женщинам покойной ночи, и еще раз погружаются в мрак и зловоние Тома-Отшельника. Идут опять так же, как добрались до этой норы; опять темные личности, укрывающияся в развалинах, преследуют их свистками до самых границ Тома-Отшельника, где фонари вручаются Дэрби, и преследователи, точно черти, обреченные на заточение в пределах этой местности, с воем возвращаются вспять и исчезают из вида. Скорым шагом идут по другим улицам, более светлым и чистым (никогда не казались оне мистеру Снегсби такими светлыми и чистыми, как теперь), и наконец добираются до квартиры мистера Телькингорна.

Взойдя на темное крыльцо (квартира мистера Телькингорна в первом этаже), мистер Беккет вспоминает, что ключ от двери у него в кармане и потому нет надобности звонить, но с замком он возится очень долго для человека опытного в такого рода делах, и отворяет дверь с большим шумом. Может быть он стучит нарочно, чтоб дать знать кому следует о своем возвращении.

Как бы то ни было, дверь наконец отперта.

комнату. Мистер Беккет по прежнему крепко держит Джо повыше локтя и так пристально следит за ним, что Снегсби кажется, будто у этого человека несметное количество глаз. Как только они вошли в кабинет, Джо вздрагивает и останавливается.

-- Что с тобой? спрашивает его шепотом Беккет.

-- Она!

-- Кто?

-- Дама.

-- Посреди комнаты на самом освещенном месте стоит женская фигура, закутанная вуалем, стоит молча и не двигаясь; она обращена лицом к двери, но как будто не замечает входящих и неподвижна, как статуя.

-- Почем ты узнал, что это та самая дама? громко спрашивает сыщик.

Пристально разглядывая незнакомку, Джо отвечает:

-- Я узнал вуаль, шляпу и платье.

-- Уверен ли ты в том? Взгляни еще раз, говорит Беккет, наблюдая за ним с величайшим вниманием.

-- Я и так гляжу во все глаза. Это её вуаль, шляпа и платье, отвечает Джо.

-- Ты мне толковал что-то про кольца?

-- Тут у нея так и сверкало, говорит Джо, проводя пальцами левой руки по суставам правой и не спуская глаз с закутанной фигуры.

Она снимает перчатку и показывает ему правую руку.

-- Что скажешь? спрашивает мистер Беккет.

-- Что ты толкуешь! говорить Беккет, хотя очевидно он доволен, даже очень доволен.

-- У той рука была белее, нежнее и меньше.

-- Ты скоро пожелаешь меня уверить, что я сам себе маменька, отвечает мистер Беккет. - Помнишь ли голос той дамы?

-- Кажется помню.

-- Совсем не похож, с ужасом говорит Беккету Джо.

-- Как же ты сказал, что это та самая дама?

Джо в полном недоумении, хотя продолжает твердить с прежней уверенностию свои запутанные объяснения:

-- Потому что вуаль, шляпа и платье, это все её, а сама не она; не её рука, кольца, голос, а вуаль, шляпа и платье её, и на ней все сидело точно также, и рост такой же, как у той, что дала мне соверен и улизнула.

И Беккет, почти не двигая пальцами, перебрасывает монеты из однонируки в другую, точно фокусник - это искусство ему тоже знакомо, но он употребляет его только, когда желает щегольнуть ловкостью; потом он кладет деньги столбиком на ладонь мальчика и выводит его за дверь. Мистер Снегсби, который среди этой таинственности чувствует себя далеко не в своей тарелке, остается один с закутанной фигурой, но через секунду в комнату входит мистер Телькингорн, вуаль подымается и дама оказывается француженкой с довольно красивым лицом, ихотя в выражении его есть что-то неприятное.

-- Благодарю вас, mademoiselle Гортензия, с своим обычным хладнокровием говорит мистер Телькингорн - больше я не стану вас безпокоить по случаю этого пари.

-- Вы будете настолько добры, сэр, чтоб помнить, что я теперь без места? спрашивает mademoiselle Гортензия.

-- Конечно, конечно!

-- Все, что могу, mademoiselle Гортензия.

-- Одно слово мистера Телькингорна имеет такую силу!

-- К вашим услугам, mademoiselle.

-- Примите уверение в моей глубокой благодарности, сэр.

Mademoiselle Гортензия кланяется и выходит со свойственной француженкам грацией; мистер Беккет принимает на себя обязанности церемониймейстера, причем обнаруживает такую-же ловкость и знание дела, как и во всем, за что он берется, и не без галантности провожает ее по лестнице.

-- Ну, Беккет? спрашивает мистер Телькингорн, когда тот возвращается.

-- Все вышло именно так, сэр, как я предполагал. Несомненно, что другая была в этом платье, - мальчик с большой точностью запомнил цвет платья и все прочее. Мистер Снегсби! Я дал вам честное слово, что мальчик будет отпущен по добру по здорову. Так ли вышло?

-- Да, сэр, вы сдержали свое слово. И если я больше не нужен мистеру Телькингорну, то я думаю... так как женушка станет безпокоиться...

-- Не за что, сэр. Позвольте пожелать вам покойной ночи.

Мистер Беккет провожает его до дверей, несколько раз пожимает ему руку и говорит:

-- Мистер Снегсби, мне особенно в вас нравится то, что от вас трудно что нибудь выведать. Вы не такой человек, сэр. Раз вы сознали, что поступили правильно, что не сделали ничего дурного, вы перестаете думать о совершившемся, как будто ничего и не было, и делу конец. Вот как вы поступаете. - То есть, конечно, я должен так поступить, сэр.

-- Ах, вы несправедливы к себе! Вы именно так и поступаете, как следует, как должны поступить, говорит мистер Беккет и опять жмет ему руку с особенной нежностью. - Вот это-то и ценят в человеке вашей профессии.

он теперь эти улицы, по которым идет, и этот месяц, освещающий ему путь. Но вскоре перед ним доказательство того, что все это действительность, - несомненное доказательство в образе мистрис Снегсби, бодрствующей в папильотках и ночном чепце. Она посылала уже Осу в полицейский участок с официальным заявлением об исчезновении мужа и втечение последних двух часов с величайшим совершенством прошла через все степени обморока.

И, - как говорит с большим чувством маленькая женщина, - вот ваша благодарность!