Холодный дом.
Часть первая.
Глава XXVII. Еще один новый служака.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Холодный дом. Часть первая. Глава XXVII. Еще один новый служака. (старая орфография)

ГЛАВА XXVII.
Еще один новый служака.

Не долго приходится мистеру Джоржу возседать на козлах, так как цель странствия Линкольн Инн-Фильдс. Когда кучер остановил коней, мистер Джорж сходит и спрашивает в окно кареты:

-- Ваш юрист мистер Телькингорн?

-- Да, мой дорогой друг, а вы его знаете?

-- Слышал, кажется даже видел, но не знаю, и он меня не знает.

За сим следует переноска мистера Смольвида, что исполняется очень просто при помощи кавалериста, старика вносят в кабинет стряпчого и ставят перед камином на турецком ковре. Мистера Телькингорна нет дома, но он скоро вернется, как сообщил им человек, сидевший на скамье в передней; поправив огонь, человек этот удаляется во свояси и гости остаются одни.

Мистер Джорж очень заинтересовался кабинетом стряпчого; он осматривает живопись на потолке, старые юридическия книги, портреты знатных клиентов и читает вслух имена на ящиках.

-- Сэр Лейстер Дэдлок, баронет, читает мистер Джорж с задумчивым видом. - А! Замок Чизни-Вуд. Гм! Долго созерцает мистер Джорж эту надпись, как какую нибудь картину, и, отходя к огню, повторяет; - Сэр Лейстер Дэдлок, баронет, замок Чизни-Вуд, гм!

-- Настоящий монетный двор, шепчет дедушка Смольвид, потирая ноги: - страшный богач!

-- Кто? Этот джентльмен, Телькингорн, или баронет.

-- Этот джентльмен, этот джентльмен!

-- Так и я слышал: знает такия вещи, что наверное богат, об заклад можно биться. Здесь у н§го недурно! говорит мистер Джорж, оглянувшись вокруг: - посмотрите-ка вон на тот денежный сундук.

Приход хозяина прерывает разговор. В мистере Телькингорне, разумеется, незаметно никакой перемены: одет старомодно, в руках очки в потертом старом футляре, манеры сдержаны и сухи, голос жесткий и глухой; зоркая бдительность скрывается под маской безстрастия; критический и даже, может быть, презрительный взор. Если бы пэры знали его, они отыскали бы себе более горячих поклонников, более верующих последователей.

-- Доброе утро, мистер Смольвид! говорит он входя. - Как я вижу, вы привели с собою сержанта. Садитесь, сержант.

Снимая перчатки и укладывая их в шляпу, мистер Телькингорн смотрит сквозь полузакрытые веки на мистера Джоржа и, может быть, говорить про себя: обработаем тебя, дружок!

-- Садитесь, сержант! повторяет он подходя к своему столу, который стоить у камина, и усаживаясь в удобное кресло. Утро холодное и сырое!

Мистер Телькингорн греет у решетки поочередно ладони и пальцы, посматривает - сквозь маску, которая всегда на нем - на трио, усевшееся перед ним небольшим полукругом, и обращается к мистеру Смольвиду, которого только что встряхнули, дабы он был в состоянии принять участие в разговоре.

-- Я вижу, что вы, мистер Смольвид, привели с собою нашего друга, сержанта.

-- Да, сэр! отвечает тот, раболепствую перед капиталами и влиянием юриста.

-- Что же говорит об этом деле сержант?

Мистер Джорж кланяется джентльмену, но по прежнему сидит в глубоком молчании на копчике стула и вытянувшись в струнку, как будто на нем полная походная аммуниция.

Мистер Телькингорн продолжает:

-- Ну, что же, Джорж? Кажется вас зовут Джорж?

-- Точно так, сэр.

-- Что же вы скажете, Джорж?

-- Извините, сэр, я желал бы знать, что вы скажете?

-- Вы спрашиваете о награде?

-- Я спрашиваю обо всем, сэр.

Для мистера Смольвида это уж слишком, он прорывается восклицанием: "Чортова кукла!" но немедленно просит извинения у мистера Телькингорна за неловкое выражение, говоря в свое оправдание Юдифи: - Я вспомнил твою бабушку.

Мистер Телькингорн разваливается в кресле, кладет ногу на ногу и поясняет мистеру Джоржу:

-- Я полагал, сержант, что мистер Смольвид достаточно выяснил вам суть дела. Оно очень несложно. Вы служили когда-то под начальством капитана Гаудона, ходили за ним во время его болезни, оказали ему много мелких услуг, были, как я слышал, его доверенным лицом. Так это или нет?

-- Точно так, сэр! отвечает мистер Джорж с военным лаконизмом.

-- Поэтому у вас вероятно имеется что нибудь, безразлично что, - счет, инструкция, письмо, что нибудь, писанное рукой капитана. Я желал бы сравнить почерк тех бумаг, какие, может быть, имеются у вас, с тем, каким написаны бумаги, находящияся в моем распоряжении. Если вы доставите мне эту возможность, вы получите приличное вознаграждение за хлопоты: три, четыре, пять гиней.

-- Благородно, мой дорогой друг! кричит дедушка Смольвид, зажмурив глаза от восторга.

-- Если этого мало, скажите прямо, по солдатски, сколько вы хотите. Вам нет необходимости разставаться с принадлежащими вам бумагами, хотя я бы предпочел получить их в полную собственность.

Мистер Джорж сидит в прежней позе, смотрит то в пол, то в потолок и молчит. Вспыльчивый мистер Смольвид царапает ногтями воздух.

-- Вопрос во первых в том, начинает мистер Телькингорн методично, сдержанно, с видом полнейшого равнодушия: - есть ли у вас что нибудь, писанное рукой капитана Гаудона?

-- Во первых, есть ли у меня что нибудь писанное рукой капитана Гаудона? повторяет мистер Джорж?

-- Во вторых, сколько желаете за свои хлопоты?

-- Во вторых, сколько желаю за свои хлопоты? повторяет мистер Джорж.

-- Похож ли его почерк на этот? опять повторяет мистер Джорж. Он повторяет слова Телькингорна совершенно машинально, смотря на него в упор, и хотя держит в руке показания по процессу Джерндайсов, которые даны ему на разсмотрение, но не удостоивает их ни единым взглядом; судя по его виду, он погружен в обдумывание предложенных вопросов и находится в большом затруднения.

-- Ну, что же вы скажете? спрашивает мистер Телькингорн.

-- Извините меня, сэр, я не хотел бы впутываться в это дело, отвечает мистер Джорж, вставая и выпрямляясь во весь свой гигантский рост.

Мистер Телькингорн по наружности совершенно спокоен, когда спрашивает: - Почему же?

-- Я солдат, сэр, а не деловой человек. В штатских делах я то, что называют - простофиля. У меня, сэр, голова устроена так, что я ничего не смыслю в делах. Я готов лучше выдержать перекрестный огонь, чем перекрестный допрос. Час тому назад я говорил мистеру Смольвиду, что в подобных случаях испытываю такое чувство, точно меня душат. - И оглянув компанию, мистер Джорж добавляет: - Вот и теперь я чувствую, что задыхаюсь.

С этими словами он делает три шага вперед, кладет бумаги на письменный стол, отступает и останавливается на прежнем месте, вытянувшись как палка, переводя глаза с пола на потолок и заложив руки за спину, как бы во избежание того, чтоб ему не вручили вторично каких нибудь документов.

Мистер Смольвид готов выйти из себя, он уж открывает рот, чтоб обругаться, однако во-время сдерживается и, поперхнувшись одним из своих любимых словечек, начинает заикаясь и самым сладким голосом убеждать "своего дорогого друга" не поступать опрометчиво, не упрямиться, а сделать то, чего просит высокопочтенный джентльмен, ибо тут нет ничего предосудительного, а для мистера Джоржа выгода несомненная. Мистер Телькингор ограничивается тем, что от времени до времени роняет фразы вроде: "Конечно; сержант, вы лучший судья в том, что касается ваших интересов", - "Но уверены ли вы, что никому не повредите своим отказом?" - "Как вам угодно, как вам угодно", "Раз вы знаете, чего хотите, этого совершенно достаточно". Он оставляет свои замечания с полнейшим равнодушием и, взглянув на бумаги, лежащия на столе, приготовляется писать.

Мистер Джорж очень взволнован, он переминается с ноги на ногу, переносит недоверчивый взгляд с расписанного потолка на пол, на мистера Смольвида, на мистера Телькингорна и опять на потолок.

-- Уверяю вас, сэр, не в обиду вам будь сказано, - здесь между вами и мистером Смольвидом я задыхаюсь ежеминутно. Честное слово! Я вам не ровня, джентльмены. Не можете ли сказать мне, на случай, если у меня найдется образчик почерка, о котором вы спрашиваете, зачем он вам понадобился?

Мистер Телькингорн холодно качает головою.

-- Нет, я не могу вам сказать. Если б вы были деловой человек, мне не понадобилось бы объяснять вам, что, как бы ни были невинны побудительные причины таких просьб, как моя, в профессии, к которой я принадлежу, не принято их сообщать. Но если вы боитесь причинить вред капитану Гаудону, можете быть спокойны.

-- Еще бы, ведь он умер.

-- Да? и мистер Телькингорн принимается писать.

Мистер Джорж смотрит в замешательстве в свою шляпу и говорит после некоторого молчания.

-- Мне очень жаль, что я не мог дать вам более удовлетворительного ответа. Пожалуй я посоветуюсь с одним своим другом, также бывшим солдатом, он дельная башка, не то, что я, - и посмотрю, что он скажет. Я же... и мистер Джорж безнадежно проводит рукой по лбу, - я же чувствую, что совсем задохся и ничего не понимаю.

Мистер Смольвид, услышав, что авторитет, к которому намерены прибегнуть за советом, - старый солдат, принимается так энергично настаивать, чтоб мистер Джорж поскорее посоветовался с ним, и главное не забыл упомянуть о награде в пять гиней или более, что мистер Джорж обещает непременно повидаться со своим другом. Мистер Телькингорн не говорит ни слова.

-- Значит, я с вашего позволения, сэр, посоветуюсь со своим другом и явлюсь к вам сегодня же с решительным ответом. Мистер Смольвид, если вы желаете, чтоб вас снесли с лестницы...

-- Сию минуту, дорогой друг мой, сию минуту, только позвольте мне сказать два слова по секрету мистеру Телькингорну.

-- Сколько угодно, сэр. Не торопитесь.

Мистер Джорж удаляется в другой конец комнаты и опять погружается в созерцание денежных ящиков и других предметов.

-- Не будь я слаб, как чортова кукла, я бы, сэр, вырвал у него эту бумагу, - она спрятана у него на груди под платьем, и потухшие глаза старика вспыхивают зеленым огоньком, когда он шепчет мистеру Телькингорну, притянув его к себе за фалду сюртука. - Я своими глазами видел, как он прятал бумагу, и Юдифь видела. Говори же, ведь ты видела деревянное чучело, повесить бы тебя вместо вывески там, где продают палки.

-- Любезный друг, насилие не в моих правилах, замечает ему холодно мистер Телькингорн.

-- Знаю, сэр, но ведь обидно. Это раздражает еще больше, чем та болтливая сорока, твоя бабка, говорит старик, обращаясь к невозмутимой Юдифи. - Знать, что у него есть то, что тебе надо, и не иметь возможности взять. Бродяга! Нужды нет, сэр, нужды нет: не долго ему праздновать, он у меня в тисках, и я его что дальше, то больше прижимаю. Я ж его скручу! Я нажму впит, сэр. Не хочет по доброй воле, заставим сделать по неволе. Теперь, дорогой мистер Джорж, говорит старик, выпуская мистера Телькингорна и отвратительно ему подмигивая, - теперь я готов принять вашу помощь, мой превосходнейший друг.

Несмотря на все самообладание мистера Телькингорна, на его лице появляется слабая тень улыбки, когда он, стоя на каминном ковре спиною к огню, наблюдает за тем, как отправляется в путь мистер Смольвид. На прощальный поклон сержанта мистер Телькингорн отвечает легким кивком.

Когда мистера Смольвида водворили в кэбе, сержант приходит к заключению, что гораздо легче было снести его с лестницы, чем отделаться от него теперь, ибо старик, дружески удержав его за пуговицу и пылая втайне страстным желанием разстегнуть ему сюртук и ограбить его, так распространился по поводу пяти гиней, что сержанту понадобилось употребить значительное усилие, чтоб вырваться от него. Наконец он освободился и отправляется на поиски своего советника. Через увенчанный башнями Темпль, через Вайтфрайерс, Блакфрайерский мост и Блакфрайерс-Род чинно шествует мистер Джорж и вступает в улицу с маленькими лавчонками, лежащую в той местности, где дороги на Кент и Серрей сплетаются с лондонскими улицами. В одну из таких маленьких лавчонок чи направляет свои стопы мистер Джорж; судя по выставленным в окне скрипкам, духовым инструментам, тамбуринам и треугольникам. - это инструментальный магазин. В нескольких шагах от лавки мистер Джорж останавливается, увидев, что из лавки вышла женщина в подоткнутой верхней юбке и с маленьким деревянным корытцемь в руках; женщина останавливается на краю мостовой и что-то полощет в корытце Мистер Джорж говорит про себя: "Овощи моет. Вечно-то она что нибудь моет; только тогда и не плескалась в воде, как ехала на фуре в обозе".

Предмет этих размышлений так занят своим делом, что замечает появление мистера Джоржа только тогда, когда, покончив с полосканьем и вылив воду в канаву, подымает голову и находит его возле себя.

Встреча сержанту далеко не лестная:

-- Ах это вы, Джорж! Как увижу вас, так и подумаю всякий раз: провались он, чтоб ему пусто было!

Но мистер Джорж не обращает никакого внимания на это приветствие и идет за женщиной в лавку, где она, поставив корыто на прилавок и опершись на него руками, уже более любезно здоровается с гостем.

-- Джорж, я волнуюсь за Матвея Бегнета только в те минуты, когда вы возле него. Вы такой непоседа, такой неугомонный...

-- Знаю, знаю мистрис Бегнет.

-- Какая же польза от того, что вы знаете? Отчего же не переменитесь?

-- Должно быть уж такая натура! отвечает добродушно сержант.

-- Большая мне будет радость, если вы из за своей натуры соблазните моего Мата бросить музыку и потянете куда нибудь в новую Зеландию или в Австралию? кричит мы стрис Бегнет довольно пронзительным голосом.

Мистрис Бегнет нельзя назвать некрасивой: хотя она широка костью, хотя от солнца и ветра кожа на лице её огрубела и покрылась веснушками, а волосы выцвели, но у нея блестящие глаза и от нея пышет здоровьем и силой. Это добрая, деятельная женщина с честным и смелым лицом, лет сорока пяти или пятидесяти, одета она опрятно и просто, вся одежда на ней из самой прочной материи, единственное украшение в её костюме - обручальное кольцо; с тех пор, как оно было в первый раз надето, её палец так растолстел, что оно уже не снимается и сойдет с ней в могилу.

-- Мистрис Бегнет, даю вам слово, что Мату не будет от меня худа, можете на меня положиться.

-- Надеюсь, что могу. Но вы такой непоседа!

И мистрис Бегнет прибавляет: - Ах, Джорж, Джорж, если б вы захотели угомониться и женились на вдове Джоя Пуча, когда он умер в Северной Америке, - она бы взяла вас в руки.

Сержант отвечает полусерьезно, полушутя: - Конечно, тогда был удобный случай, но теперь я никогда уж не устроюсь, как порядочные люди. Может быть со вдовой Джоя Пуча мне бы и хорошо жилось... в ней было что-то такое и было что-то с её стороны... по я не мог себя принудить. Вот если-б мне выпало счастье найти такую жонку, как подцепил себе Мат!

Как женщина добродетельная, но в то же время способная понимать шутки, мистрис Бегнет отвечает на этот комплимент весьма своеобразно: в лицо мистеру Джоржу летит пучок зелени, а мистрис Бегнет, захватив свое корыто, уходит в комнату за лавкой.

М-р Джорж следует за нею по её приглашению.

-- А, Квебек, Мальта, куколки мои. Подойдите и поцелуйте вашего верзилу.

на трехногих табуретах и обе за делом: младшая, пяти или шестилетняя девочка, учит буквы по копеечной азбуке; старшая, которой должно быть лет восемь или девять, учит сестру и шьет что-то чрезвычайно прилежно. Обе приветствуют мистера Джоржа радостными восклицаниями, как старого друга, и после нескольких поцелуев и веселых прыжков ставят подле него свои табуреты.

-- А как поживает юный Вульвич? спрашивает Джорж.

-- Ах, поверите ли? получил ангажемент в театр играть на флейте и вместе с отцом участвует в военной пьесе! восклицает вся разрумянившаяся мистрис Бегнет, поворачиваясь к гостю от своих кастрюль, - она занята стряпней.

-- Браво, крестник! кричит Джорж, хлопнув себя по ляжке.

-- Уверяю вас! Да, мой Вульвич молодец - настоящий британец!

-- А Мат дудит на своем фаготе! Да вы теперь совсем респектабельные люди: семья, дети подростки, в Шотландии старая мать Матвея, и где-то ваш старик отец, вы с ними переписываетесь, помогаете им понемножку... Ну, разумеется, как не пожелать, чтоб я провалился сквозь землю; конечно, я к вам не подхожу.

Мистер Джорж задумывается, сидя перед огоньком в этой чисто выбеленной комнате с запахом казармы, с полом, усыпанным песком, в комнат, где нет ничего лишняго, но за то нет ни пятнышка, ни пылинки нигде, начиная с лиц Квебека и Мальты и кончая блестящими оловянными горшками и сковородами на полках.

Мистер Дясорж сидит погруженный в раздумье, а мистрис Бегнет хлопочет над стряпней, когда возвращаются домой мистер Бегнет и юный Вульвич. Мистер Бегнет бывший артиллерист, он высок и держится прямо, у него косматые брови и бакенбарды, похожия на волокна кокосового ореха, на голове совсем нет волос, лицо сильно загорелое. У него отрывистый, сильный и звонкий голос, напоминающий отчасти звук инструмента, которому он себя посвятил, и даже в наружности его много общого с фаготом: он такой же длинный, несгибающийся, точно окованный медью. Юный Вульвич являет собою типичный образец маленького барабанщика.

И отец, и сын радушно приветствуют гостя. Улучив удобную минуту, мистер Дясорж говорит, что пришел посоветываться о деле, но мистер Бегнет гостеприимно объявляет, что ничего не хочет слышать о делах до обеда, и что его друг получит от его совет не раньше, как получив порцию вареной свинины и зелени. Кавалерист соглашается и, чтоб не мешать приготовлениям к обеду, оба выходят на улицу и принимаются расхаживать размеренным шагом, скрестив руки на груди, точно находятся на валу батареи.

-- Ты меня знаешь, Джорж, - я плохой советчик, говорит м-р Бегнет. - Тебе даст совет старуха, она у меня голова; но я при ней об этом молчок: надо поддерживать дисциплину. Подожди, пока она угомонится со своей стряпней; тогда и посоветуемся. Что старуха скажет, то и делай.

-- То и сделаю, Мат. Мне дороже совет от нея, чем от целой коллегии.

-- Что коллегия! Оставьте-ка любую коллегию в другой части света одну как перст в серенькой мантилье и с зонтиком - всего имущества. Умудрится ли она вернуться в Европу? А моя старуха вернется, как пить дать, раз ведь уж вернулась.

-- Правда! говорит мистер Джорж.

-- Пусть-ка коллегия ухитрится устроить целый дом, когда в одном кармане пусто, а в другом нет ничего, - как было у моей старухи, когда она начала дело. А теперь посмотри, как шибко идет.

-- Очень рад слышать, Мат, что дела твои хороши.

Мистер Бегнет подтверждает это: - Старуха бережлива. У нея где-то запрятан чулок с деньгами, я его не видал, но знаю, что есть; подожди, пока она отстряпает, тогда она все тебе устроит.

-- Сущий клад твоя старуха! восклицает мистер Джорж.

-- Лучше всякого клада, - но при ней я молчок: надо поддерживать дисциплину. Ведь это она угадала мое музыкальное призвание; без нея я б до сих пор тянул лямку артиллериста. Шесть лет я пилил на скрипке, десять дул на флейте; старуха сказала: толку не будет, старания много, а гибкости нет; попробуй фагот. И выпросила взаймы фагот у капельмейстера Карабинерного полка. Я стал учиться. Упражнялся в траншеях: что дальше, то лучше, и выучился, - теперь этим живу.

Джорж замечает, что мистрис Вогнет свежа, как роза, и румяна, как яблоко.

-- Старуха настоящая красавица. Она точно прекрасный день, - что дальше, то лучше. Я никогда не видел ей равной, но при ней молчу: надо поддерживать дисциплину.

Продолжая беседу, друзья маршируют по улице, пока Квебек и Мальта не являются с приглашением воздать должное свинине и зелени.

Перед обедом мистрис Бегнет читает молитву, точно военный капеллан; в распределении кушаний, как и во всех хозяйственных распоряжениях, мистрис Бегнет обнаруживает строго выработанную систему: на каждую тарелку она накладывает по своему усмотрению свинины, подливки, зелени, картофеля и даже горчицы, передает тарелку по принадлежности; потом наливает всем пива из походной манерки, и только тогда, когда все удовлетворены, принимается утолять свой голод и кушает с завидным аппетитом. Сервировку стола составляет оловяная и роговая посуда, побывавшая на своем веку в разных частях света. Особенно замечателен нож молодого Вульвича, про который известно, что в разных руках он совершил полное кругосветное путешествие, теперь же он стал похож на устрицу, ибо имеет сильную наклонность закрываться, - свойство, которое часто отбивает аппетит у молодого музыканта.

но сперва подметает камин, чтобы мистер Бегнет и гость могли немедленно закурить свои трубки. Эти хозяйственные хлопоты сопровождаются безпрестанными путешествиями на двор за водой и частым употреблением в дело ведра, роль которого заканчивается тем, что оно имеет честь служить для омовений самой хозяйки дома, после чего она становится опять свежа, как роза, и усаживается за шитье.

Тогда, и только тогда мистер Бегнет, - предполагая, что стряпня выскочила у старухи из головы, - предлагает сержанту изложить дело; мистер Джорж приступает к этому с большой осторожностью, делая вид, что обращается к мистеру Бегнету, но ни на минуту - так же, как и бывший артиллерист - не спуская глаз со старухи; что же касается старухи, - она - сама скромность, вся поглощена своим шитьем.

Когда дело изложено, мистер Бегнет пускает в ход свою обычную уловку для поддержания дисциплины.

-- Это все, Джорж? спрашивает он.

-- Все.

-- Ты поступишь сообразно с моим мнением?

-- Да.

-- Старуха, выскажи ему свое мнение. Скажи, как, по моему, ему следует поступить.

Это мнение заключается в том, что следует стараться иметь как можно меньше сношений с людьми, которые хитрее нас, и не путаться в дела, которых не понимаешь; что самое лучшее правило, - всегда избегать секретов, тайн, томных дел, и не зная броду не соваться в воду. Таково мнение мистера Бегнета, выраженное устами его жены, и, как вполне согласное с собственным мнением мистера Джоржа, снимает с его души большую тяжесть, прогоняя все сомнения и колебания.

Ради такого случая следует выкурить вторую трубку и побеседовать о добром старом времени со всеми членами семейства: у каждого из них имеются свои воспоминания, сообразно с его возрастом.

уходом мистер Джорж должен еще в качестве друга дома проститься с Мальтой и Квебеком, опустить незаметно шиллинг в карман своего крестника и поздравить его с успехами; так что уже совсем стемнело, когда мистер Джорж пускается в путь в Линкольн-Инн-Фильдсу.

Дорогою он думает: - Всякий семейный дом заставляет такого человека, как я, сильнее чувствовать свое одиночество. Но хорошо я сделал, что не промаршировал к алтарю: я не создан для семейной жизни. Даже в теперешних летах я все еще бродяга в душе, и если б моя галлерея требовала от меня правильных занятий, если б я не жил в ней на бивуаках, по цыгански, я бы и ее бросил через месяц. Что-ж! Давно уж никого я не позорю и не безпокою, спасибо и за то.

И он насвистывает, чтоб прогнать невеселые мысли.

Взойдя на лестницу мистера Телькингорна, он находит наружную дверь запертой, и так как на лестнице темно, он принимается шарить около двери, пробуя ее отворить и ощупью отыскивая ручку колокольчика, когда на лестнице появляется мистер Телькингорн, - спокойный по обыкновению, и спрашивает сердитым голосом:

-- Кто тут? Что вы делаете?

-- Разве сержанта Джорж не видит, что моя дверь заперта?

-- Я не мог этого видеть, и не видел, отвечает немного уязвленный Джорж.

-- Вы переменили свое мнение или остаетесь при прежнем? спрашивает мистер Телькингорн, во знает ответ уже наперед.

-- Я остаюсь при прежнем, сэр.

Открывая дверь своим ключем, мистер Телькингорн спрашивает:

-- Да, я тот человек. Что ж из этого, сэр? говорит мистер Джорж, остановись на ступеньках лестницы.

-- Что из этого? Мне не нравятся ваши знакомства. Если б я знал сегодня утром, что тот скрывался у вас, вы не переступили бы порога моей двери. Гридли опасный человек, наглец, злодей!

Мистер Джорж страшно раздражен таким приемом; больше всего его возмущает то, что клерк, подымавшийся на лестницу, слышал из всего разговора только последния слова и, очевидно отнес их к нему, мистеру Джоржу.

-- Нечего сказать, в хорошем свете я выставлен: опасный человек, наглец, злодей! ворчит старый служака, спускаясь с лестницы, и энергично ругается.

Взглянув вверх, он видит, что клерк следить за ним и старается разглядеть его лицо, когда он проходит под лампой; это усиливает гнев мистера Джорджа и втечение пяти минут он в отвратительном настроении духа. Чтоб выгнать из головы неприятное происшествие, он опять принимается насвистывать, и на этот раз направляется к своей галлерее.