Холодный дом.
Часть вторая.
Глава X. В комнате мистера Телькингорна.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Холодный дом. Часть вторая. Глава X. В комнате мистера Телькингорна. (старая орфография)

ГЛАВА X.
В комнате мистера Телькингорна.

Мистер Телькингорн приходит в свою комнату в башне немного усталый, вероятно, с дороги, хотя он ехал не спеша. На его лице такое выражение, точно он исполнил трудное дело и доволен собою.

Сказать о человеке, так строго и неуклонно обуздывающем всякое проявление своих чувств, что он торжествует, было бы такою же нелепостью, как предположить, что его может волновать любовь, жалость или тому подобные романтическия слабости.

Он только спокойно доволен. Быть может, он наслаждается сознанием своей усилившейся власти теперь, когда, крепко сжав и заложив за спину жилистые руки, он безшумно прогуливается по комнате.

На огромном письменном столе лежит груда бумаг, тут же горит лампа под зеленым абажуром, лежат очки, к столу придвинуто удобное кресло - по всему видно, что мистер Телькингорн намеревался перед сном еще позаняться. Но он не расположен работать: заглянув мельком в приготовленные бумаги, причем он низко пригибается к ним, так как, по слабости зрения, вечером плохо разбирает даже печать, он открывает окно и выходит из своей башни на свинцовую кровлю. Там он медленно ходит взад и вперед, прохлаждая себя, если только может прохлаждать себя такой хладнокровный человек, после истории, рассказанной им в большой гостиной.

Были времена, когда такие ученые мужи, как мистер Телькингорн, взбирались по ночам на башни и глядели на небо, чтоб по звездам прочесть свою судьбу; сегодня на небе видны мириады звезд, правда, не очень блестящих при ярком свете лупы. Если мистер Телькингорн, прогуливаясь но свинцовым плитам, отыскивает на небе свою звезду, то, должно быть, это одна из самых бледных звезд, когда на земле у нея такой представитель.

Быть может, незачем мистеру Телькнигорну так далеко отыскивать свою судьбу, быть может, она начертана гораздо ближе.

Он продолжает ходить, мысли его, вслед за взглядом, унеслись куда-то в даль; вдруг он останавливается у окна, - он видит устремленные на него чьи-то глаза. Его комната низка, наружная дверь как раз против окна и в эту стеклянную дверь смотрят из корридора чьи-то глаза. Он хорошо знает эти глаза. Уж много лет к его щекам не приливала кровь такъ* сильно и внезапно, как теперь, когда он узнал леди Дэдлок.

Он входит в комнату, миледи тоже входит и запирает за собою не только стеклянную, но и вторую плотную дверь. В её глазах что-то тревожное - гнев или страх? Вид у нея такой же, как и в гостиной два часа тому назад; та же невозмутимость, то же самообладание.

Страх или гнев? - он не может решить. Эта бледность, эта сосредоточенность - признаки страха или гнева?

-- Леди Дэдлок?

Она молчит и опускается в кресло.

Они смотрят друг на друга, как два изваяния.

-- Зачем рассказали вы им всем мою историю?

-- Мне было нужно уведомить вас, леди Дэдлок, что она мне известна.

-- Вы давно ее знаете?

-- Подозревал давно, достоверно узнал недавно.

-- Нет, несколько дней.

Он стоит перед ней, положив одну руку на спинку стула, другую заложив за борт своего старомодного жилета, в той же самой позе, в какой он всегда стоит перед пою со времени её замужества; та же формальная учтивость, то же сдержанное внимание, которые могут быть и вызовом, все тот же холодный, непроницаемый человек и держит себя на том же почтительном разстоянии как-будто ничто не изменилось.

-- Правда относительно бедной девушки?

Он качает головою и наклоняется вперед, не вполне понимая вопрос.

-- То, что вы рассказали, правда? Её друзья знают мою историю? Она сделалась притчей во языцех, о ней кричат на улицах?

Так: гнев, страх, стыд - все вместе. Какая однако энергия у этой женщины, как она сдерживает чувства, бушующия в её груди!

Так думает мистер Телькингорн, глядя на миледи, и его лохматые седые брови сдвигаются чуточку больше обыкновенного под её пристальным взором.

-- Нет, леди Дэдлок, это только гипотеза, возникшая у меня вследствие нескольких высокомерных слов, безсознательно сказанных сэром Лейстером. Но когда узнают все, эта гипотеза станет действительностью.

-- Значит, пока еще не знают?

-- Нет.

-- Могу ли я отвратить беду, грозящую бедной девушке, и спасти ее прежде, чем все узнается?

-- По этому пункту не могу вам дать удовлетворительного ответа, леди Дэдлок, отвечает мистер Телькингорн и, с жадным любопытством наблюдая её внутреннюю борьбу, думает: "Самообладание и сила этой женщины просто изумительны!"

-- Сэр, начинает она, сделав над собой неимоверное усилие, чтоб говорить явственно, - я выскажусь яснее. Не оспариваю вашей гипотезы; я давно ее предвидела так же ясно, как вы, и почувствовала её неизбежность, когда увидела впервые мистера Роунсвеля. Я поняла, что, знай он всю правду, он счел бы мою привязанность и покровительство неизгладимым пятном для бедной, ни в чем неповинной девушки. Но я интересуюсь этой девушкой, вернее - интересовалась, ибо меня больше здесь не будет, и, если вы обещаете помнить об этом, попираемая вами женщина сочтет это за большую милость с вашей стороны.

Внимательно слушающий мистер Телькингорн отвергает последния слова миледи, выражая пожатием плеч свое самоуничижение, и еще больше сдвигает свои седые брови.

-- Вы меня предупредили об огласке, которая меня ожидает, - благодарю вас. Может быть, вы хотите чего-нибудь от меня потребовать? Может быть, я могу избавить мужа от лишних тревог, подтвердив ему точность вашего открытия? Я напишу все, что вам будет угодно продиктовать. Я готова.

"Она и в самом деле готова!" думает стряпчий, видя, как она твердою рукою берет перо.

-- Я не хочу вас безпокоить, леди Дэдлок, пощадите себя.

-- Я сказала уже, что давно этого ждала. Я не хочу себя щадить, не хочу, чтоб меня щадили. Вы не можете мне сделать ничего хуже того, что уже сделали. Кончайте же начатое.

-- Леди Дэдлока, я ничего не намерен делать. Разрешите мне сказать вам несколько слов.

как могила. Как могила! Где заступ и могильщик, которые в эту мирную ночь зароют последнюю важную тайну вместе со всеми другими, похороненными в груди мистера Телькингорна? Может быть этот могильщик еще не родился? может быть заступ еще не выкован? Странно ломать голову над такими вопросами, но, может быть, еще страннее не думать о них в эту летнюю ночь под наблюдательным взглядом звезд.

-- О своем раскаянии, угрызениях совести, о своих чувствах я не скажу ни слова, продолжает леди Дэдлок. - Я пройду их молчанием, ибо вы все равно для них глухи.

Он пробует притворно протестовать, но она отклоняет эти поползновения презрительным жестом.

-- Я пришла сюда, чтоб говорить совсем о другом. Мои драгоценности целы, их найдут на своем месте, платья мои и все ценные вещи тоже целы. Я взяла небольшую сумму денег; чтоб не привлечь на себя внимания, я надела чужое платье. Я ухожу навсегда, поручаю вам передать об этом кому следует. Вот все, о чем я вас прошу.

-- Виноват, миледи, кажется я не вполне хорошо вас понял, говорит неподвижный как статуя мистер Телькингорн. - Вы удаляетесь?

-- Да, навсегда. В эту же ночь, сейчас.

Мистер Телькингорн качает головой. Она встает, он не меняет позы, продолжает держаться за спинку стула и качать головой.

-- Что? Что вы хотите этим сказать?

-- Вы не уйдете, лэди Дэдлок, говорит он невозмутимо.

-- Но мое исчезновение необходимо. Разве вы забыли, что я навлекаю позор и безчестие на этот дом. Разве вы забыли, где вы?.. Разве вы забыли, чей это дом?

-- Нет, не забыл.

Не удостоив его ответом, она идет к выходу, мистер Телькингорн попрежнему неподвижен; когда рука её уже на ручке двери, он говорит, даже не повысив голоса.

-- Соблаговолите остановиться и выслушать меня, леди Дэдлок, иначе я забью в набат, подыму весь дом и разскажу при всех вашу историю.

Он победил. Она дрожит, растерянно подносит руку к голове - признаки сами по себе ничтожные, но когда опытный глаз мистера Телькингорна подмечает в такой особе минутную нерешительность - он знает ей цену.

Он быстро повторяет: - Соблаговолите выслушать меня, леди Дэдлок, - и указывает на кресло, с которого она встала; она колеблется, но он опять знаком предлагает ей сесть, и она садится.

-- Не стану оправдываться, леди Дэдлок, в неприятных отношениях, которые между нами возникли, ибо не я в них виноват. Вам хорошо известно положение, которое я занимаю при сэре Лейстере; вероятно вы давно уже поняли, что именно от меня скорее всего можно было ожидать этого открытия.

-- Сэр, говорит она, не подымая глаз, - лучше мне уехать; лучше вам не удерживать меня. Мне больше нечего сказать.

-- Извините, леди Дэдлок, я должен просить вас выслушать меня до конца.

-- В таком случае я буду слушать у окна, здесь я задыхаюсь.

Подозрительный взгляд, который он бросает на нее, когда она подходит к окну, выдает его опасение. Не задумала ли она броситься вниз, чтоб размозжить себе голову о выступы и карнизы и упасть бездыханной на плиты террасы? Но он разуверяется, увидев, как спокойно стоит она у окна, даже не прикасаясь к нему и глядя на звезды - только не на те, что сияют в вышине: её мрачный взор устремлен на звезды, которые низко стоят вдали, над горизонтам. Стоя за её спиной, он ни на секунду не выпускает ее из виду.

если и я буду молчать.

Он приостанавливается, ожидая, но скажет ли она чего-нибудь, но она молчит.

-- Извините, леди Дэдлок, это чрезвычайно важно. Вы удостаиваете меня своим вниманием?

-- Да.

-- Благодарствуйте. Зная твердость вашего характера, я не должен бы и предлагать этот вопрос, но когда я действую, я имею привычку изследовать почву на каждом шагу. Единственное, что необходимо взять в соображение в настоящем случае - сэр Лейстер.

-- Тогда зачем же вы меня задерживаете? спрашивает она тихим голосом, не сводя глаз с далеких звезд.

-- Именно потому, что его надо взять в соображение, леди Дэдлок. Мне нет надобности говорить вам, как он горд и как слепо он верит в вас; если бы луна скатилась с неба, это не так изумило бы его, как необходимость признать, что вы, его жена, упали с недосягаемой высоты, которую всегда занимали в его глазах.

Она тяжело и быстро дышет, но больше ничто не обличает её волнения; она стоит перед ним такою же, как он видел ее всегда в кругу поклоняющагося ей блестящого общества.

-- Знайте, леди Дэдлок, что еще недавно я скорее понадеялся бы вырвать своими руками какой нибудь могучий дуб здешняго парка, чем подорвать вашу власть над сэром Лейстером и пошатнуть его веру в вас. И даже теперь я все еще колеблюсь, не потому, чтоб опасался, что он не поверить, - даже и ему теперь невозможно не поверить, - но потому, что ничто не может подготовить его к такому удару.

-- Даже мое бегство? Подумайте еще об этом.

-- Нечего и думать. Ваше бегство, леди Дэдлок, поведет к неминуемой огласке и раснесет истину по всему свету; тогда честь фамилии погибла.

Решительный тон его ответа не допускает никаких возражений.

-- Говоря, что надо взять в соображение сэра Лейстера, я подразумевал и честь фамилии, ибо это одно и то же. Сэр Лейстер и баронетство, сэр Лейстер и Чизни-Вуд, сэр Лейстер и его предки, сэр Лейстер и родовое имение - вещи неразлучные; полагаю, нет надобности докладывать вам об этом, леди Дэдлок? говорит мистер Телькингорн.

-- Продолжайте.

-- Из этого следует, что мне надо многое обдумать, продолжает мистер Телькингорн своим обычным, деловым тоном. Дело должно быть замято, если только возможно, а разве это будет возможно, когда сэр Лейстер сляжет от горя в постель и сойдет в могилу? Если я завтра нанесу ему этот удар, чем объясним мы свету перемену в нем, - неизбежное последствие потрясения? Что могло удалить вас из дому? Тогда-то, леди Дэдлок, молва неизбежно разнесется повсюду, тогда-то о вас станут кричать на улицах; и помните, что позор ляжет не на вас однех, - в настоящем случае я не могу принимать вас в соображение, - но и на вашего мужа, леди Дэдлок, на вашего мужа.

Он излагает факты ясно, не спеша, точно читает деловую бумагу.

-- С другой стороны дело представляется так; сэр Лейстер предан вам до потери разсудка; быть может даже то, что мы с вами знаем, не в силах будет убить эту преданность. - Я беру крайний случай, но он возможен. В этом случае лучше, чтоб он ничего не знал. Здравый смысл говорит, что так будет лучше и для него, и для меня. Я должен все это принять в разсчет и комбинация всех этих условий делает решение весьма затруднительным.

Она не двигается; звезды, на которые устремлен её взор, начинают бледнеть и, кажется, их холодный свет заморозил ее.

-- Житейская опытность привела меня к выводу, мистер Телькингорн засовывает руки в карманы и продолжает трактовать вопрос с приемами делового человека, безучастного как машина, - житейская опытность привела меня к тому выводу, что для большинства людей, которых я знал на своем веку, было бы лучше никогда по жениться. По крайней мере в трех четвертях их огорчений была виновата женитьба; так я думал, когда женился сэр Лейстер, так продолжаю думать и теперь. Но об этом но стоит распространяться. Я поступлю так, как укажут обстоятельства, а пока должен просит вас хранить свою тайну; я со своей стороны тоже буду молчать.

-- Боюсь что так, леди Дэдлок.

-- Вы считаете необходимым, чтоб я оставалась привязанной к позорному столбу?

-- Я убежден в необходимости того, что вам предлагаю.

-- И я должна стоять на этих пышных подмостках, разыгрывая роль в жалкой комедии, которую играю столько лет, и дожидаясь, когда оне рухнут подо мною по вашему сигналу? медленно произносит она.

-- После предупреждения, леди Дэдлок, после предупреждения. Я не сделаю ни шага, не предупредив вас.

Она задает вопросы машинально, точно повторяя их на память, или говоря во сне:

-- Мы должны встречаться по прежнему?

-- Совершенно так-же, как прежде, если вы позволите.

-- И я должна скрывать свою вину так-же, как скрывала ее столько лет?

-- Так-же, как скрывали ее столько лет. Я первый не упомянул бы об этом, леди Дэдлок, но теперь я могу вам напомнить, что тайна не сделалась ни тяжелее, ни хуже, ни лучше, чем была. Теперь я знаю ее, раньше только подозревал, но ведь и раньше мы никогда вполне не доверяли друг другу.

Несколько минут она стоить молча, замкнувшись в своем ледяным спокойствии, потом спрашивает:

-- На сегодняшний вечер наш разговор кончен?

-- Мне бы хотелось, чтоб вы подтвердили, что согласны на мои условия, леди Дэдлок, говорит методический мистер Телькингорн, потирая руки.

-- Подтверждаю.

мною было ясно заявлено что, единственное соображение, которое я принимаю в разсчет - сэр Лейстер, его честь и фамильная репутация. Я был бы счастлив принят в соображение и леди Дэдлок, если бы допускали обстоятельства, но к несчастию это невозможно.

-- Я могу засвидетельствовать вашу верность фактам, сэр.

Слушая его и отвечая ему, она сохраняет все ту же задумчивость и неподвижность, наконец поворачивается и идет к двери все с той же данной ей от природы и тщательно выработанной гордой осанкой.

Мистер Телькингорн распахивает перед нею двери - совершенно так, как сделал бы вчера или десять лет тому назад, - и отвешивает свой обычный церемонный поклон, когда она проходить мимо. Но взгляд, которым его дарит прекрасное лицо, исчезая во мраке, не похож на всегдашний ее взгляд, и жест, которым отвечают на его почтительный поклон, не её обыкновенный жест; тем не менее, оставшись один, мистер Телькингорн думает: "какое удивительное самообладание у этой женщины!".

Он еще больше укрепился бы в своем мнении, если бы видел, как эта женщина мечется по своей комнате с безпорядочно распущенными волосами, с лицом, искаженным страданием, заломив руки над головою.

"Дорожке привидений".

Так как стало холодно, он запирает окно, спускает занавески, ложится в постель и засыпает. Но вот звезды погасли и бледный разсвет, заглянув в башню, застает почтенного джентльмена в самый невыгодный для него момент: глядя на него теперь, при тусклом свете ранняго утра, кажется, что могильщик получил уже заказ и заступ скоро примется за работу.

То же бледное утро заглядывает и к сэру Лейстеру, который в сладком сновидении милостиво отпускает грехи покаявшейся стране, и к кузенам, которым спится, что они занимают важные служебные посты и расписываются в получении жалованья, - и к целомудренной Волюмнии, одаряющей своей рукой и приданым в пятьдесят с чем-то фунтов отвратительного генерала с фальшивыми зубами на подобие фортепианных клавишей, который давно уже служит предметом восхищения в Бате и предметом ужаса во всяком другом месте. Заглядывает оно и в маленькия комнатки под чердаком, на заднем дворе и над конюшнями, в комнатки, где более скромному честолюбию грезится блаженство в каморке привратника или законный брак с Виллем или с Салли.

Выше и выше поднимается на небе яркое солнце, а с ним и все подымается: Вилли и Салли, влажные испарения земли, поникшие листья и цветы, птицы, звери и пресмыкающиеся; подымаются садовники и метут дорожки и укатывают изумрудные бархатистые газоны; подымается дым от разведенного в кухне огня и клубится в прозрачном воздухе; подымается наконец и флаг над башней, где безмятежно покоится мистер Телькингорн, и, весело развеваясь, возвещает миру, что сэр Лейстер и леди Дэдлок изволят находиться дома и готовы оказать гостеприимный прием в своем родовом замке.