Холодный дом.
Часть вторая.
Глава XVI. Завещание Джо.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Холодный дом. Часть вторая. Глава XVI. Завещание Джо. (старая орфография)

ГЛАВА XVI.
Завещание Джо.

Аллан Вудкорт и Джо идут по улицам. Высоко подымаются шпицы церквей, воздух при утреннем освещения так ясен и прозрачен, так меняет перспективу, что кажется будто город обновился за ночь. Аллан занят мыслью о том, куда поместить своего спутника, - "не странно ли, думает он, - что в самом центре цивилизации труднее найти место для существа в человеческом образе, чем для бродячей собаки? Но как это ни странно, а факт остается фактом".

Сперва Аллан часто оглядывается, чтоб удостовериться следует ли за ним Джо, но, видя всякий раз на противуположной стороне улицы мальчика, который осторожно пробирается у самых стен, цепляясь рукой за каждый камешек, за каждую дверь и бросая от времени до времени внимательные взоры на своего вожатого, Аллан вскоре убеждается, что тот и не думает бежать. Успокоившись на этот счет, он затем уже, но развлекаясь обдумывает что делать.

Лавка пирожника на углу улицы напоминает ему о том, что надо сделать прежде всего; он останавливается и знаком подзывает Джо. Тот переходить улицу колеблющимся, нерешительным шагом; сложив левую руку горстью, он вертит в ней кулаком правой руки, растирая грязь в природной ступке природным пестиком. Завтрак, который поставили перед Джо, кажется ему верхом роскоши; он принимается глотать кофе и пожирать хлеб с маслом, оглядываясь по сторонам, как пугливый зверек. По он скоро перестает есть: он так болен и измучен, что потерял аппетит.

-- Я думал, что умираю от голода, говорит Джо, изумленно глядя на завтрак: - а кусок в горло не лезет.

Аллан Вудкорт кладет ему руку на грудь и щупает пульс.

-- Джо, вздохни!

-- Тяжело, давит, словно телега едет... говорит Джо.

Он мог бы прибавить: и стучит как телега, но не прибавляет, а только бормочет:

-- Меня гонят, сэр.

Аллан смотрит, петь ли по близости аптеки; аптеки нет, но есть таверна, это еще лучше. Он приносит вина, дает мальчику выпить и внимательно наблюдает за ним. Вино быстро его оживляет.

-- Выпей-ка еще, Джо! Так. Теперь отдохни минут пять, а тан опять в путь.

Оставив Джо на скамье в лавчонке, Аллан Вудкорт прохаживается на солнце, поглядывая украдкой на мальчика, чтоб тот не заметил, что за ним наблюдают. Мальчик согрелся и оживился; если только может проясниться такое измученное лицо, то его лицо прояснилось; он принимается есть хлеб, который раньше безнадежно отложил в сторону. Заметив эти благоприятные признаки, Аллан завязывает с ним беседу и с немалым удивлением узнает о леди под вуалью и о последствиях этого приключения. Джо медленно жует и медленно рассказывает; когда и повесть, и хлеб кончены, они опять пускаются в путь.

Аллан решил посоветоватся о мальчике со своей старинной пациенткой, доброй хлопотуньей, мисс Флайт, и теперь направляется к пределам той местности, где впервые встретился с Джо. Но все изменилось в лавке тряпья и бутылок: мисс Флайт там больше не живет, лавка заперта и какая-то особа неопределенного возраста с резкими чертами лица, покрытого пылью (никто иная, как интересная Юдифь), отвечает на его вопросы очень кратко и с кислой миной. Впрочем, посетитель доволен и такими ответами: он узнал, что мисс Флайт со своими птицами водворилась в Белль-Ярде у мистрис Блиндер. Это очень близко, и скоро мисс Флайт, которая встает очень рано, так как но может опоздать к началу заседаний судейского Дивана, где председательствует её лучший друг лорд-канцлер, выбегает к своему доктору на лестницу и встречает его с распростертыми объятиями и радостными слезами.

-- Мой дорогой доктор! Высокопревосходительный, храбрейший и славнейший из офицеров! восклицает мисс Флайт.

Мисс Флайт выражается несколько странно, но речь её так искренна и чистосердечна, как дай Бог любому умнику. Аллан, всегда внимательный к бедной старухе, терпеливо ждет, когда она кончит с изъявлениями восторга, и тогда только, указав на дрожащого на пороге мальчика, говорит зачем он пришел.

-- Нельзя ли поместить его где-нибудь поблизости? Вы, при вашем уме и опытности, наверное можете дать мне хороший совет.

Чрезвычайно польщенная комплиментом, мисс Флайт начинает обдумывать этот вопрос, но долго ей ничего не приходит в голову. У мистрис Блиндер все занято, она сама занимает комнату бедного Гридли.

И мисс Флайт бежит к себе на верх, чтобы надеть свою жалкую шляпку, истрепанную шаль и захватить ридикюль с документами. Вернувшись во всеоружии, она в нескольких безсвязных словах объясняет доктору, что генерал Джорж, которого она иногда посещает, знает её дорогую Фиц-Джерндайс и принимает большое участие во всем, что до нея касается; из этого Аллан заключает, что теперь они на верном пути. Он говорит Джо в виде ободрения, что скоро конец их странствиям, и они идут к генералу; к счастью это близко.

Наружный вид галлереи Джоржа производит на Аллана самое благоприятное впечатление и предвещает удачу, ему внушает доверие и фигура самого мистера Джоржа, которого они застают за утренними упражнениями: он без сюртука и его мускулы, развитые постоянными занятиями со шпагой и с гимнастическими гирями, выпукло обрисовываются под тонкими рукавами рубашки, в зубах он держит неизменную трубку.

-- Честь имею кланяться, сэр, говорит Джорж, отдавая поклон по военному и с добродушной улыбкой, освещающей все его лицо до корней курчавых волос, почтительно выслушивает мисс Флайт, которая торжественно и многословно выполняет церемонию представления.

Мистер Джорж вторично кланяется.

-- Моряк, сэр?

-- Горжусь тем, что меня приняли за моряка, но я всего только корабельный врач.

-- Неужели, сэр! А я думал, что вы из синих мундиров.

Аллан выражает надежду, что ради этого мистер Джорж быть может скорее извинит его вторжение, а главное не бросит своей трубки, как, повидимому, намеревался сделать мистер Джорж.

-- Вы очень добры сэр. Так как я знаю по опыту, что моя трубка но безпокоит мисс Флайт, то, если и вам она не будет неприятна... и вместо окончании фразы мистер Джорж опять засовывает трубку в рот.

Аллан рассказывает ему историю Джо, солдат слушает его с серьезным лицом.

-- Вот этот парень? спрашивает мистер Джорж, взглянув на входную дверь, у которой стоить Джо, глазея на огромные, совершенно непонятные для него буквы, выведенные на белой стене.

-- Да. Я в большом затруднении, мистер Джорж. Помещать его в госпиталь, даже еслиб можно было его немедленно туда пристроить и уломать его там остаться, мае не хочется, ибо я предвижу, что он там долго не усидит. Рабочий дом по моему тоже не годится, еслиб даже, чтобы определить его туда, у меня хватило терпения выслушивать разные отговорки, клянчить, пройти по всем мытарствам. Система, до которой, признаюсь, я не охотник.

-- Кто же до этого охотник! замечает мистер Джорж.

-- Я убежден, что он не останется ни в больнице, ни в рабочем доме, ибо чувствует необъяснимый ужас к одному человеку, который запретил ему являться в Лондон; по своему невежеству он считает этого человека вездесущим и всеведущим.

-- Простите, сэр, вы не назвали имени этого человека, или это тайна?

-- Мальчик делает из него тайну, но я скажу вам, - это Беккет.

-- Тот, что служить в тайной полиции?

Да - Я его знаю, сэр, говорит мистер Джорж, выпустив клуб дыму и вздохнув всею грудью; - мальчик отчасти прав, потому что... это ловкая шельма. Мистер Джоржь умолкает и продолжает курить, многозначительно поглядывая на мисс Флайт.

-- Я хотел-бы дать знать мистеру Джерндайсу и мисс Соммерсон, что нашелся этот мальчик, рассказывающий такую странную историю, и устроить так, чтоб они могли, если пожелают, повидаться с ним; поэтому в настоящее время я хотел бы поместить его в какой нибудь приличной квартире у людей порядочных. Но, как видите, сам Джо че очень то приличен, продолжает Аллан, заметив, что мистер Джорж смотрит на мальчика, - в этом-то и затруднение. Не знаете-ли вы кого нибудь, кто согласился-бы принять его на некоторое время? Я заплачу вперед.

тот отвечает ему выразительным подмигиванием.

-- Доложу вам, сэр, что я охотно дам разбить себе голову, если это может доставить удовольствие мисс Соммерсон, и считаю великой честью оказать ей всякую самую ничтожную услугу. Вы видите наше помещение: мы с Филем живем как бездомные бродяги; если это помещение вам подходит, можете им располагать для мальчика. Платы не требуется, кроме как за паек. Наши дела, сэр, далеко не процветают, нас могут каждую минуту вытолкать в шею. Но в таком виде, как оно есть, и до тех пор, пока мы его занимаем, - это помещение к вашим услугам, сэр. Мистер Джорж сопровождает эту речь выразительным жестом и добавляет: - Так как вы принадлежите к медицинскому сословию, то полагаю, я могу разсчитывать, что болезнь этого несчастного наверное не заразительна?

Аллан в этом совершенно уверен.

-- Потому что, сэр, мы видели уже, чем это грозит, говорит мистер Джорж, грустно качая головой.

Новый знакомый мистера Джоржа отвечает только тяжелым вздохом.

-- Но долгом считаю сказать вам, что он плох, говорит Аллан, подтвердив еще раз свое уверение в незаразительности болезни. - Он очень слаб и истощен, имало надежды, чтоб он поправился.

-- Вы думаете, что его болезнь смертельна.

-- Боюсь, что так.

-- В таком случае, сэр, мне кажется, чем скорее взять его с улицы, тем лучше, говорит сержант решительном тоном. - Эй, Филь, приведи парня!

По слову командира мистер Сквод бочком устремляется к выходу; мистер Джорж откладывает в сторону выкуренную трубку.

Вот и Джо. Он не из Такагупеких индейцев мистрис Пардигль, об не из Барриобула-Га и потому не принадлежит к числу агнцев, пасомых мистрис Джеллиби: то, что в нем есть неприятного, не смягчается отдаленностью пространства и знакомства, он не заморское произведение, он один из обыкновеннейших продуктов отечественной фабрикации.

Грязный, безобразный, оскорбляющий наши утонченные чувства, он только душою язычник, а телом - одно из самых обыкновеннейших творений, порожденных нашими улицами. Отечественная грязь облепляет его, отечественные паразиты пожирают его отечественные язвы и отечественное рубище покрывает его тело; невежество, которое ставит это создание с безсмертной душой ниже безсловесных животных, взросло на отечественной почве, в отечественном климате. Вступи вперед, Джо. С ног до головы в тебе нет ничего интересного! Медленно волоча ноги. Джо входит в галлерею, останавливается у двери, сжавшись в комочек и не подымая глаз; повидимому он чувствует, что производит на присутствующих отталкивающее впечатление и всей своей особой, и тем, чему был невольной причиной. Он тоже чуждается этих людей: у него нет ничего общого с ними, ему петь места между ними; у него ни с кем нет общого, ему нигде нет места: ни между животными, ни между людьми.

-- Джо, взгляни сюда, - это мистер Джорж.

Джо долго не решается отвести глаз от пола, подымает их на мгновение и сейчас же опускает.

-- Это твой друг, он берет тебя к себе.

Джо загребает воздух рукой точно ложкой (вероятно этот жесть должен означать поклон), переступает с ноги на ногу, мнется на месте и после некоторого размышления бормочет, что он много благодарен.

-- Здесь ты будешь в полной безопасности. Теперь тебе. остается только слушаться и выздоравливать. И помни, Джо, ты должен сказать нам всю правду о том, что с тобой было.

-- Провались я на этом месте, если не скажу! говорит Джо, прибегая к своему любимому обороту. - Я не делал ровно ничего кроме того, что рассказал вам и из за чего попал в беду. До тех пор у меня только и была одна беда, что я голодаю, ничего не умею, ничего не знаю.

-- Верно, Джо. Слушай, что тебе скажет мистер Джорж, я вижу, что он хочет поговорить с тобою.

-- Я только хотел указать ему, сэр где он может лечь и выспаться. Иди-ка сюда! С этими словами мистер Джорж ведет Джо на другой конец галлереи и отворяет дверь чуланчика. - Вот тут ты будешь спать, здесь есть матрац, и если ты будешь хорошо себя вести, то останешься у меня пока захочет мистер... извините, сэр (солдат справляется с карточкой, поданной ему доктором), - мистер Вудкорт. Не пугайся, когда услышишь выстрел: стрелять будут в мишень, а не в тебя. Я хотел бы посоветовать вам одну вещь, сэр. - Филь, подойди сюда.

-- Сэр, вот человек, которого ребенком нашли в канаве, следовательно ему вполне естественно принять участие в этом несчастном; не так-ли Филь?

-- Точно так, командир.

-- Мне пришло в голову, сэр, продолжает мистер Джорж самоуверенным тоном старого служаки, подающого свой голос на военном совете, собравшемся вокруг барабана на поле битвы, - не худо бы, чтоб этот человек сводил парня в баню и купил ему хоть какую нибудь одежду...

-- О, предусмотрительный мистер Джорж, я только что хотел вас об этом просить! говорит Аллан, вынимая кошелек.

И так Джо в сопровождении Филя отправляется, чтоб заняться приведением в порядок своей особы.

Мисс Флайт, совершенно восхищенная успехом своей выдумки, торопится в суд, опасаясь как-бы лорд-канцлер не стал о ней безпокоиться и как-бы, чего Боже сохрани, в её отсутствие не вынесли решения, которого она так долго ожидает; "ведь вы понимаете, высокоуважаемый генерал, и вы, дорогой доктор, что после стольких лет ожидания такое несчастие было-бы смешно до нелепости"!

Аллан тоже уходит за лекарством для мальчика; аптека близко, он скоро возвращается и присоединяется к сержанту, марширующему по галлерее.

-- Насколько я понял, сэр, вы хорошо знаете мисс Соммерсон? спрашивает его мистер Джорж.

-- Да.

-- Вы не родственник-ли её, сэр?

-- Нет.

-- Извините мое любопытство, сэр. Мне подумалось, не оттого ли вы принимаете такое участие в этом бедняке, что мисс Соммерсон, на свое несчастие, принимала в нем участие; по крайней мере я могу сказать это о себе.

-- И я тоже, мистер Джорж.

Сержант искоса окидывает взглядом смуглое лицо доктора, его темные глаза, всю его высокую фигуру и повидимому остается доволен результатом осмотра.

-- Пока вы ходили, сэр, я все думал об этом парне и кажись могу безошибочно сказать, что знаю дом в Линкольн-Инн-Фильдсе, куда водил его Беккет. Парень не знает имени человека, который там живет, но я могу сказать: это Телькингорн. Это верно, как дважды-два-четыре.

-- Телькингорн? повторяет Аллан, вопросительно глядя на сержанта.

-- Да, сэр. Я знаю его и знаю, что он и раньше имел дела с Беккетом по поводу одного, теперь уже умершого человека, который его оскорбил. Да, сэр, на свое горе я знаю Телькингорна.

Аллану, разумеется, очень интересно знать, что это за человек.

-- Что это за человек? Вы спрашиваете про наружность?

-- Ну, так я скажу вам, сэр, говорит сержант, внезапно распаляясь гневом и покраснев как мак, - это ужасный, отвратительный человек! Это даже не человек, а просто / заржавленный карабин. Он поджаривает вас на медленном огне. Клянусь Георгием! Он причинил мне больше тревог, неприятностей и огорчений, чем все другие люди вместе взятые. Вот какой человек Телькингорн!

-- Простите, что затронул ваше больное место.

-- Вы ничуть не виноваты, сэр, но в самом деле это мое больное место. Сержант останавливается, широко разставляет ноги и подносит широкую ладонь к воображаемым усам. - Судите сами: он взял такую власть надо мною, что, как я уже говорил, может в каждую минуту вытолкать меня отсюда в шею. Он постоянно держит меня под страхом, не хочет выпустить из когтей и не хочет проглотить. Иду к нему, чтоб внести деньги, или справиться о сроке платежа, - он не хочет ни принять, ни выслушать меня и отправляет к Мельхиседеку в Клиффордс-Инн, а Мельхиседек из Клиффордс-Инна отправляет опять к нему, и вот я, как маятник, хожу от одного к другому. Точно я сделан из такого же камня, как он сам! Вся моя жизнь проходит теперь в том, что я шатаюсь около его порога, а ему и горя мало! Он к в ус не дует! Уж именно старый, заржавленный карабин. Он доведет меня до того... Ба! я хотел сказать глупость, забылся! виноват, мистер Вудкорт. Сержант возобновляет свою маршировку; - Скажу только одно: счастье его, что он старый человек. Очень рад, что мне никогда не придется сойтись с ним в открытом поле, потому что, случись это при том бешенстве, до которого он меня доводит, ему бы не сдобровать!

Мистер Джорж так разгорячился, что чувствует необходимость утереть лицо рукавом; даже и тогда, когда насвистывавшем национального гимна ему удается успокоить душевную бурю, его грудь все еще тяжело дышет, а голова трясется, не говоря уже о том, что он безпрестанно хватается за открытый ворот рубашки, точно ему тесно и он боится задохнуться. Словом Аллан Вудкорт нисколько не сомневается, что мистеру Телькингорну не сдобровать бы в случае вышеупомянутой встречи в открытом поле.

Тут возвращается Джо со своим вожатым, который заботливо укладывает его в постель. Аллап собственноручно выполняет над больным все, что предписывает врачебная наука, поручает больного Филю и дает ему все нужные инструкции.

Утро уже на исходе, когда Аллан может наконец отправиться домой, но и тут не дает себе отдыха: наскоро позавтракав и переодевшись, он едет к мистеру Джерндайсу и сообщает ему о своей находке.

Мистер Джерндайс выказывает глубокий интерес ко всему, сообщепоому Алланом, едет вместе с ним к больному и, как надежному другу, поверяет ему, что действительно есть причины хранить это происшествие в глубокой тайне.

Мистеру Джерндайсу Джо почти дословно повторяет свой рассказ; разница только в том, что теперь телега давит еще тяжело и звучит еще глуше.

-- Оставьте меня здесь, - мне тут так покойно, - не гоните меня, говорит Джо слабеющим голосом, - пожалуйста, если кому-нибудь из вас случится идти там, где я прежде стоял с метлой, скажите мистеру Снегсби, что Джо, которого он знает, все идет вперед, как приказано, и что я ему много благодарен. Кабы такой несчастный, как я, умел благодарить, то благодарил бы еще больше.

Мистер Снегсби в сером рабочем камзоле и люстриновых нарукавниках просматривает, стоя за конторкой, только что полученный от переписчиков контракт из множества пергаментных листов, необъятный, как пустыня, и такой же унылый; только изредка попадающияся большие буквы несколько нарушают томительное однообразие пустыни и спасают путника от отчаяния. Мистер Снегсби прерывает свое занятие и приветствует посетителя тем кашлем, который у него всегда предшествует деловым переговорам.

-- Не узнаете меня, мистер Снегсби?

Прежния опасения все еще владеют душой бумажного торговца, сердце его начинает усиленно биться, он едва может отвечать:

-- Нет, сэр, не могу припомнить. Мне кажется, - будем говорить прямо, - что я никогда вас не видал.

"Начинается", думает бедный коммиссионер, узнав посетителя. "Теперь дошло до самого главного, скоро будет взрыв". Но он сохраняет еще на столько присутствия духа, чтоб провести посетителя в комнату за лавкой и затворить дверь.

-- Вы женаты, сэр?

-- Нет.

-- Хоть вы и холостой, но не постараетесь-ли говорить потише, печально шепчет мистер Снегсби. - Пусть пропадет мое торговое заведение и пятьсот фунтов в придачу, если моя женушка нас не подслушивает!

-- Своих секретов у меня никогда не бывает, сэр; я ни разу не обманул моей женушки с того дня, как дал ей свое имя. Я ничего не желал скрывать от нея, будем говорить прямо, не мог скрывать, не смел. И вот теперь я до такой степени опутан тайнами и секретами, что жизнь стала мне в тягость.

Посетитель изъявляет свое соболезнование и спрашивает хозяина: не помнит-ли он Джо?

Тяжелый вздох вырывается из груди мистера Снегсби.

-- Вы не могли назвать ни одного человека, разумеется кроме меня, против которого моя женушка была бы так непоколебимо вооружена, как против Джо.

-- За что? с отчаянием восклицает мистер Снегсби, схватившись за единственный клок волос, уцелевший на затылке его лысой головы. - Разве я знаю! Вы не задали бы такого вопроса женатому человеку, еслиб сами не были холост. Дай вам Бог подольше остаться холостым!

Закончив свою речь таким добрым пожеланием, мистер Снегсби выражает кашлем свою покорность Провидению и, скрепя сердце, решается выслушать доктора.

Когда тот кончил, взволнованный мистер Снегсби меняется в лице и говорит подавленным голосом:

-- Опять! И с другой стороны тоже! один торжественно запрещает мне говорить о Джо даже моей женушке, другой - то-есть вы сэр, точно также запрещает упоминать о Джо кому бы то ни было, а особенно тому первому. Есть от чего помешаться! Да ведь так, - будем говорить прямо, - угодишь прямо в Бедлам {Сумасшедший дом. Приме}!

Но это все-таки лучше того, чего ожидал мистер Снегсби: он не взлетает на воздух от взрыва мины, не летят кубарем в разверзшуюся пропасть. Будучи человеком с мягким сердцем, он крайне опечален тем, что услышал о положении Джо; и обещает "заглянуть вечерком, если можно будет устроить это половчее".

И вечерком он исполняет свое обещание, но нетрудно догадаться, что ему не удается провести мистрис Снегсби.

Джо очень рад видеть своего старого друга и, когда остается с ним наедине, объявляет, что мистер Снегсби необыкновенно добр, притащившись в такую даль, чтоб навестить его. Растроганный мистер Снегсби немедленно кладет на стол полукрону, - волшебное лекарство, которое, по его мнению, должно врачевать всякие недуги.

-- Как ты себя чувствуешь, бедный парнюга? спрашивает мистер Снегсби мальчика, сочувственно кашляя.

пошел туда.

Коммиссионер тихонько кладет на стол другую полукрону и спрашивает, о чем именно он горюет, что такое он сделал?

-- Мистер Снегсби, я пошел туда и занес болезнь этой леди, что приходила, - не той, что прежде была, а другой, - и никто из них ничего мне за это не сказал, потому что они добрые, а я такой несчастный. Леди пришла вчера навестить меня и говорит: - Ах, Джо! - А мы думали, ты пропал! - так это она говорит и села возле, улыбается, так ласково смотрит на меня и ни словечка о том, что я ей сделал; я тогда отвернулся к стене и мистер Джендар, я видел, тоже отвернулся. А мистер Вудкут стал давать мне чего-то выпить, он всегда и днем и ночью чего то мне дает, и как наклонился он ко мне и сказал, чтоб я не горевал, и я вижу, что у него у самого капают слезы, да, мистер Снегсби.

Коммиссионер кладет на стол третью полукрону: ничто кроме повторения этого верного средства не может успокоить его разстроенных чувств.

-- Я и подумал, мистер Снегсби, пожалуй вы умеете писать крупно?

-- Очень, крупно, как можно крупнее? стремительно перебивает его Джо.

-- Да, мой бедный мальчик.

Джо смеется от удовольствия.

-- Вот я и подумал, мистер Снегсби, что, когда наконец я пойду отсюда далеко, далеко, дальше чего уж не могу уйти, не будете ли вы так добры написать очень крупно, так чтоб каждый мог прочитать издали, что я взаправду очень горевал о том, что наделал, и, еслиб знал, никогда не пошел бы туда, и что я видел, как корчился мистер Вудкут и как он раз заплакал и прошу его простить меня. Если вы напишете это очень крупно, чтоб все поняли, он, быть может, и простить.

Джо опять смеется.

-- Благодарю вас, мистер Снегсби, вы очень добры, теперь мне гораздо лучше.

Добрый мистер Снегсби начал было кашлять, но поперхнулся и кашель оборвался. Он кладет тихонько четвертую нолукрону - никогда еще ему не приходилось прибегать к такой большой дозе, - прощается и уходит. Они с Джо больше не увидятся на земле. Никогда не увидятся. - Ибо телега, которая так давит грудь Джо, приближается к концу своего странствия; обломанная, разбитая, она, не отдыхая ни днем, ни ночью, тащится в гору по крутой каменистой дороге, по скоро уже восходящее солнце не застанет ее на месте.

Филь Сквод, выпачканный пороховым дымом, отправляет теперь двойные обязанности; сиделки и оружейника; сидя в углу за своим рабочим столиком, он часто поглядывает на Джо, ласково кивает ему зеленым банковым колпаком, одобрительно подмигивает единственной бровью и говорит:

Сюда часто приходит мистер Джерндайс, а Аллан присутствует почти постоянно; и у того, и у другого часто является мысль: как странно судьба сплела жизнь этого отверженца с жизнью других, совершенно чуждых ему людей.

Сержант тоже нередко заходит сюда, и когда на пороге появится его атлетическая фигура, то избыток жизни и сил которым от него пышет, повидимому, сообщается Джо: мальчик отвечает на веселый голос Джоржа, он и сам смотрит бодрее и веселее. Сегодня Джо не то спить, не то лежит в каком-то оцепенении. Аллан Вудкорт только что пришел и стоит, склонившись над ним, наблюдая этот разрушающийся организм; потом присаживается на край постели, как когда-то на смертное ложе переписчика, и выслушивает сердце и грудь мальчика. Телега все еще катится, но скоро, уж скоро остановится. Джорж молча и неподвижно стоит в дверях, Филь прерывает свою работу и замирает с молоточком в руках. Мистер Вудкорт оглядываете;), его лицо выражает серьезное внимание человека, занятого своим делом, и, бросив сержанту многозначительный взгляд, он делает знак Филю убрать свою работу. Когда молоточек Филя снова застучит, на нем окажется ржавое пятно.

-- Что с тобою, Джо? ты испугался?

-- Мне почудилось, говорит Джо в испуге, - мне почудилось, что я опять в Томе-Отшельнике. Здесь нет пикою кроме вас, мистер Вудкорт?

-- И я не в Томе-Отшельнике, скажите правду, сэр?

-- Нет.

Джо опять закрывает глаза и бормочет: "Спасибо". Несколько времени Аллан внимательно за ним наблюдает, потом, нагнувшись к его уху, говорит тихо, во внятно: - Джо! Знаешь-ли ты какую либо молитву?

-- Я ничего не знаю, сэр.

-- Никакой не знаю, сэр. У мистера Снегсби как-то читал молитву мистер Чедбелдс, но я ничего не понял, он как будто сам с собою разговаривал. Он мне тогда наговорил, но я ничего не понял. Бывало и другие джентльмены приходили в Том Отшельник и читали молитвы, и тоже все как будто говорили сами себе, или перекорялись друг с другом: вы, дескать, не так молитесь, как нужно, а с нами они не говорили. Мы никогда ничего не знали. И я никогда не слыхал, как надо молиться.

Чтоб сказать все это, Джо потребовалось много времени, нужно было иметь привычное и опытное ухо, чтоб разслышать и понять, что он сказал. Проходит несколько минут. Джо дремлет, или лежит в забытьи; вдруг он вскакивает и хочет спрыгнуть с постели.

-- Джо, что с тобой?

-- Мне пора на кладбище, сэр! говорит Джо, дико озираясь.

-- Там они его положили, того, кто был добр ко мне, очень добр. Мне тоже пора туда, я попрошу, чтоб меня положили вместе с ним. Мне надо туда, надо чтоб меня лам закопали. Бывало, он говорит мне: "сегодня, Джо, я так же беден, как и ты". И я скажу теперь, что я так-же беден, как он, и лягу с ним.

-- После, Джо, после.

-- Пожалуй они не захотят меня положить с ним, если я пойду один. Пообещайте мне, сэр, что вы проводите пеня и положите вмесе с ним.

-- Обещаю, Джо.

Когда-же разсветет?

-- Скоро, Джо, сейчас.

Сейчас. Телега разбита в куски, трудный путь близок к концу.

-- Джо, мой голубчик!

-- Я слышу, сэр. Темно, но я иду ощупью... иду... дайте мне руку.

-- Я стану повторять за вами что угодно, сэр, я знаю, - что вы ни скажете, все будет хорошо.

-- Отче наш...

-- Отче наш... как хорошо...

-- Иже еси на небеси...

-- Он уже пришел, Джо. Да святится имя твое...

-- Святится... твое...

Свет озарил тьму, омрачавшую его путь. Умер!

Умер, ваша светлость. Умер, милорды и джентльмены. Умер, ваше преподобие и высокопреподобие. Умер, слышите ли вы мужчины, и женщины, у кого есть в сердце искра небесного сострадания. Умер, как умирают вокруг нас каждый день.