Холодный дом.
Часть вторая.
Глава XXIX. Перспектива.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Диккенс Ч. Д., год: 1853
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Холодный дом. Часть вторая. Глава XXIX. Перспектива. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XXIX.
Перспектива.

Перехожу к изложению других событий; я уже столько говорила о себе и так много еще остается сказать, что не буду много распространяться о своем горе. В доброте окружавших меня я почерпнула такое утешение, о котором даже теперь не могу вспомнить равнодушно. Я была больна, по болезнь моя была непродолжительна; я даже не упомянула бы о ней, если-б могла пройти молчанием горячее сочувствие и нежные попечения, которыми меня окружали.

И так перехожу к изложению других событий.

Пока я хворала, мы оставались в Лондоне; по приглашению опекуна, к нам приехала гостить мистрис Вудкорт. Когда опекун нашел, что я совсем оправилась и ожила, так что могут возобновиться наши обычные беседы (хотя по настоящему я поправилась гораздо раньше, но он ни за что не хотел мне верить), тогда я с работой в руках заняла свое всегдашнее место подле него. Он сам назначил час, когда мне прийти, и мы были одни.

-- Добро пожаловать в ворчальню, тетушка Трот! сказал он, встречая меня поцелуем. - Я хочу сообщить тебе свой маленький план. Я расчитываю остаться в Лондоне месяцев на шесть, быть может дольше, как случится. Короче сказать, намерен прижать здесь некоторое время.

-- А как-же Холодный дом?

-- Э, Холодный дом должен научиться сам о себе заботиться! возразил он.

Мне показалось, что в его голосе прозвучала грустная нотка, но, взглянув на него, я увидела, что обычная милая улыбка освещала его доброе лицо.

-- Холодный дом должен сам о себе заботиться, повторил он уже весело. - Он далек от Ады, дорогая Эсфирь, а Ада очень в тебе нуждается.

-- Как это похоже на вас, опекун, подумать о том, что осчастливит нас обеих.

-- Я далек от безкорыстия - если ты собираешься прославлять во мне эту добродетель, - в моем плане много эгоизма. Когда ты станешь постоянно разъезжать, то редко будешь со мною, кроме того я хочу слушать почаще и побольше об Аде; при моих теперешних отношениях с Ричардом, я хочу получать вести и о нем, бедняжке.

-- Виделись вы сегодня с мистером Вудкортом?

-- Я каждое утро вижусь с Вудкортом, матушка Дюрден.

-- Что он говорить о Ричарде? все то-же?

-- Все то-же. Он не видит в Ричарде никакой физической болезни, но тем не менее очень за него безпокоится Да разве можно не безпокоиться?

Во время моей болезни Ада навещала нас ежедневно, иногда даже по два раза в день, но мы предвидели, что это не может продолжаться тогда, когда мое здоровье возстановится. Мы оба знали, что её сердце попрежнему переполнено горячей любовью и благодарностью к кузену Джону; мы не винили Ричарда в том, что он желает, чтоб Ада держалась нас подальше, - но с другой стороны мы знали, что она чувствует себя обязанной ради Ричарда посещать нас как можно реже. Опекун со своей обычной деликатностью предвидел это и постарался дать ей заметить, что считает такой образ действий с её стороны вполне правильным.

-- Милый Ричард, несчастный сумасбродный мальчик! Когда-же он поймет свою ошибку?

-- Во всяком случае не теперь, сказал опекун. - Чем больше он страдает, тем больше ненавидит меня: ведь он считает меня одной из главных причин своих страданий.

Я не могла не прибавить:

-- Но это так безсмысленно со стороны Ричарда.

до конца - если только у этого несчастного дела когда нибудь будет конец. Откуда мог Ричард, весь поглощенный этой тяжбой, набраться здравого смысла! Нельзя собрать виноградных гроздий с терновника, и смокв с чертополоха.

Неизменное благодарство и безпристрастие, с которыми опекун относится к Ричарду, так меня трогали, что когда разговор касался этой темы, всегда кончалось тем, что я очень скоро умолкала.

-- Воображаю, как удивились-бы лорд-канцлер, вицеканцлер и вся остальная братия, если-б такое странное явление случилось с одним из истцов; я с своей стороны не меньше удивился-бы, узнав, что из пудры, которую эти ученые мужи разсевают со своих париков, выросли розы.

Он замолчал, взглянув в окно, чтоб узнать откуда дует ветер, и, опершись на спинку моего кресла, продолжал:

-- Так-то хозяюшка. Предоставим времени и счастливым обстоятельствам снести этот подводный камень и будем думать об одном: как спасти Аду от крушения. Ни он, ни она не могут заставить меня считать их чужими. Поэтому я просил Вудкорта и тебя прошу не заговаривать об этом предмете с Ричардом. Оставьте его в покое. Через неделю, через месяц, через год, раньше или позже, но Ричард увидит меня в настоящем свете: я подожду.

Я должна была сознаться, что уже несколько раз говорила с Ричардом о запрещенном предмете и, как мне сдастся, мистер Вудкорт тоже говорил.

-- Да, он сам мне признался, сказал опекун. - Ну, и прекрасно. Он заявил свой протест, госпожа ворчунья сделала то-же и дело с концом, и довольно. А теперь я перейду к мистрис Вудкорт. Нравится она тебе?

Вопрос показался мне каким-то внезапным. Тем не менее я ответила, что мистрис Вудкорт мне очень нравится и я нахожу, что теперь она стала гораздо приятнее.

-- И мне то-же кажется, сказал опекун. - Реже появляется родословное дерево, не так часто фигурирует Морган-он, как бишь его?

Я созналась, что именно это имела в виду, говоря, что мистрис Вудкорд стала приятнее, хотя в сущности Морган не сделал нам никакого зла, даже тогда, когда фигурировал чаще...

-- Но все-таки лучше, что он остался в родных горах, перебил меня опекун. - Да, я с тобой согласен. Так значит ты одобришь мой проект - просить мистрис Вудкорт остаться у нас подольше?

Да, хотя...

Опекун посмотрел на меня, ожидая, что я скажу дальше.

Но мне нечего было сказать, по крайней мере я ничего не сказала. У меня было смутное сознание, что лучше-бы не приглашать эту особу на долго, но объяснить, почему это было-бы лучше, я не могла. Я не могла-бы этого объяснить пожалуй даже себе самой, а уж другим и подавно.

-- Вудкорту приходится часто бывать здесь по соседству и он может заходить к своей матери так часто, как только пожелает, это разумеется будет приятно им обоим. Кроме того она подружилась с нами и полюбила тебя.

Да, этого нельзя было отрицать. Против этого я ничего не могла возразить, все устраивалось к общему удовольствию и лучшого проекта нельзя было придумать.

И однако мне было далеко не по себе. Что с тобою Эсфирь? Опомнись!

-- В самом деле это отличный план, опекун, лучше нельзя и придумать.

-- Верно, хозяюшка?

-- Верно, ответила я не колеблясь.

-- Значить быть по сему, сказал опекун. - Решено единогласно.

-- Решено единогласно! повторила я, принимаясь за работу.

как будет расположен узор и какой эффект он будет производить, я вернулась к прежнему разговору.

-- Помните, опекун, мы как-то говорили о мистере Вудкорте перед тем, как Ада оставила нас; вам тогда казалось, что он собирается еще раз попытать счастья в чужих краях. Говорили вы с ним после того об этом?

-- Да, хозяюшка, и не раз.

-- Что-же, решился он на новое путешествие?

-- Вернее, что нет.

-- Может быть у него явились какие нибудь другие планы?

-- Может быть, осторожно ответил опекун. - Через полгода или около того открывается место врача для бедных в одном городке в Иоркшире. Городок этот имеет будущность, местоположение чудесное, все выгодные стороны города и деревни: ручейки и людные улицы, фабрики и поля; для такого человека это просто клад. Я подразумеваю человека, у которого хотя и бывают иногда, как и у всех, честолюбивые мечты, но который способен удовлетвориться даже самым скромным положением, если только оно дает ему возможность приносить пользу ближним. Честолюбие удел всех благородных душ, но только такое, которое спокойно идет по избранному пути, не делая судорожных попыток взлететь превыше небес; такое честолюбие в моем вкусе. Честолюбие Вудкорта именно такого сорта,

-- Так он получит это место? спросила я.

-- Я не оракул, я не могу дать положительного ответа, сказал улыбаясь опекун. - Я думаю, что получит. Его репутация стоит там очень высоко, так как в числе потерпевших кораблекрушение были люди из той местности. Как это ни странно, но на сей раз более достойный имеет более шансов на успех. Не думай, чтоб место было особенно доходное, - одно из обыкновенных: работы много, вознаграждение ничтожное, но оно обещает много в будущем.

-- Счастье для бедных этого городка, если выбор падет на мистера Вудкорта.

-- Да, хозяюшка, я в этом уверен.

Больше мы не говорили об этом; опекун не сказал ни слова и о будущности Холодного дома, впрочем это было в первый раз, что я в траурном платье заняла свое обычное место возле него, и именно этому платью я приписала причину такого умолчания.

Опять возобновились мои ежедневные визиты в унылый, мрачный закоулок, где жила моя милая Ада. Я обыкновенно навещала ее по утрам, но если у меня выдавался свободный час, и в другое время я надевала шляпку и летела в Ченсери-Лэн. Я не боялась надоесть молодым супругам своими посещениями, когда я растворяла дверь и появлялась на пороге: я была свой человек и входила не постучавшись.

Днем Ричарда почти никогда не было дома; в другое время я его заставала всегда или за писаньем, или за просматриванием документов по делу Джерндайса, никогда не сходивших со стола.

Нередко я находила его стоящого с понурым видом у дверей мистера Вольса, иногда встречала на соседних улицах: он шел медленным шагом, задумчиво покусывая ногти; часто мы с ним сталкивались возле Линкольн-Инна, того самого Линкольн-Инна, где я увидела его впервые. О, какая огромная перемена!

Я знала, что деньги Ады растаяли вместе со свечами, горевшими в темной конторе мистера Вольса, да и в начале их брачной жизни их капитал был не велик, так как у Ричарда были долги, когда он женился. Теперь, когда мне приходилось слышать, что мистер Вольс "стоит у колеса машины", я уже знала, что под этим надо подразумевать.

Из моей милочки вышла превосходная хозяйка, она делала просто чудеса экономии, но я знала, что они все-таки беднеют с каждым днем.

Ада блестела в этом жалком закоулке, как яркая звездочка; её присутствие украшало даже это место и при ней оно казалось другим. Хотя теперь она была бледнее, чем в те дни, когда жила в Холодном доме, - хотя она отчасти утратила свою природную веселость и живость, но лицо её было безмятежно и мне казалось иногда, что, ослепленная любовью к Ричарду, она не видит, что ему грозит.

Как-то раз я отправилсь к ним обедать; подходя к Симонс-Инну, я встретила мисс Флайт. Она только что была с визитом у несовершеннолетних Джерндайсов, - как она продолжала их звать, и теперь была в полном восторге от выполненной ею церемонии.

Я знала от Ады, что каждый понедельник, ровно в пять часов, мисс Флайт являлась к ним с каким-то необыкновенным белым бантом на шляпе, который появлялся на ней только в этих экстренных случаях, и с огромным ридикюлем в руках.

-- Дорогая моя! Как я рада вас видеть, заговорила мисс Флайт. - Вы конечно идете навестить интересную чету несовершеннолетних Джерндайсов? Наша красавица дома и будет в восторге от вашего посещения.

Значить Ричард еще не вернулся? Это меня радует, я боялась, что немного опоздала.

-- Боюсь, что теперь вы чаще прежнего встречаете Ричарда в суде?

-- Дорогая моя, я вижу его там ежедневно и ежечасно. Помните, что я вам говорила о притягательной силе Канцлерского стола? После меня он теперь самый усердный из истцов, он уже начинает забавлять наших господ юристов. Они ведь живут очень дружно, наши господа юристы.

Как грустно было слышать такия речи из уст бедной помешанной, хотя оне и не были для меня неожиданностью.

-- Одним словом, моя достоуважаемая приятельница, продолжала мисс Флайт, приблизив свои губы к моему уху, с покровительственным и вместе таинственным видом, - я должна открыть вам одну тайну: я назначала его своим душеприказчиком. Поименован, уполномочен и утвержден в моем завещании. Да-с.

-- Неужели?

-- Да-с, повторила мисс Флайт с самой приятной улыбкой. - Уполномоченным душеприказчиком и попечителем, - это термины, принятые у нас в суде. Я решила, что когда меня не станет, он будет достойным мне преемником: так аккуратно посещает он заседания. Он будет тоже дожидаться решения.

Я невольно вздохнула.

-- Одно время я думала, продолжала мисс Флайт, вздохнув в свою очередь, - поименовать, уполномочить и утвердить душеприказчиком покойного Гридли. Тот тоже регулярно посещал заседания; он был образец аккуратности, могу вас уверить. Но он умер, бедняга, и я назначила ему заместителя. Только никому ни слова, это секрет.

Она с величайшими предосторожностями раскрыла ридикюль и показала мне лежащую там сложенную бумагу, якобы документ, утверждающий Ричарда в правах душеприказчика.

-- Открою вам, моя возлюбленная, еще один секрет. Я увеличила свою коллекцию птиц.

-- В самом деле? спросила я, зная, что она любит чтоб выказывали интерес к её конфиденциальным сообщениям.

Она кивнула мне несколько раз, лицо её стало серьезно и печально.

-- Две новых. Я назвала их несовершеннолетними Джерндайсами. Они в клетке вместе с остальными, вместе с Надеждой, Радостью, Юностью, Миром, Покоем, жизнью, Прахом, Пеплом, Порчей, Нуждой, Гибелью, Отчаянием, Яростью, Смертью, Лукавством, Безумием, Словами, Париками, Лохмотьями, Пергаментом, Прецедентами, Грабежом, Красноречием, Обманом.

Бедная старушка поцеловала меня с таким взволнованным лицом, какого я никогда еще у нея не видела, и ушла. Меня бросило в дрожь от странной манеры, с какою она называла имена своих птиц, - она произносила их так, будто боялась вслушаться в звуки, слетавшия с её уст.

Эта беседа настроила меня далеко не весело и я охотно отказалась-бы от общества мистера Вольса, которого Ричард пришедший вслед за мной, привел обедать и оставил вдвоем со мною, пока сам вместе с Адой хлопотал в другой комнате над приготовлениями к обеду.

Мистер Вольс воспользовался этим случаем, чтоб завести со мною конфиденциальный разговор; он подошел к окну, у которого я сидела, и начал с Симондс-Инна.

-- Печальное место, мисс Соммерсов, для всякого неофициального лица, сказал он, пачкая своей черной перчаткой стекло, которое хотел протереть для меня.

-- Да, здесь не на что смотреть.

-- И слышать нечего, мисс, добавил он. - Заходят иногда сюда странствующие музыканты, но их сейчас гонят: мы юристы народ немузыкальный. Надеюсь, мистер Джерндайс так здоров, как того желают его друзья?

Я поблагодарила и сказала, что мистер Джерндайс совершенно здоров.

что-бы о нас ни говорили, как бы ни были предубеждены против нас, - мы жертвы предразсудка, - наш образ действий полнейшая прямота. Каким на ваш взгляд кажется мистер Карстов?

-- Он выглядит очень дурно. Кажется он в постоянной тревоге.

-- Совершенно верно, подтвердил мистер Вольс.

Его черная долговязая фигура почти касалась головою потолка низенькой комнаты; он стоял за моей еппной, ощупывая прыщи на своем лице, точно это были какие-нибудь драгоценные украшения, и его желудочный голос звучит так ровно и гладко, как может звучать только голос человека, которому чужды все человеческия чувства и страсти.

-- Кажется мистер Карстон пользуется советами мистера Вудкорта? спросил он.

-- Мистер Вудкорт безкорыстный друг мистера Карстона, ответила я.

-- Я разумел, что мистер Вудкорт в качестве медика подает ему врачебные советы.

-- Трудно врачевать больную душу.

-- Совершенно верно.

В этом тощем, безкровном, алчном, безстрастном человеке было что то напоминающее вампира; мне казалось, что я вижу, как Ричард чахнет под взором этих глаз.

-- Мисс Соммерсов, продолжал мистер Вольс, медленно потирая свои руки в перчатках, словно для его замороженного осязания было все равно, облекает ли его руки черная лайка или собственная кожа, - мистер Карстон заключил очень необдуманный брак.

Я просила, чтоб он позволил мне с этим несогласиться, и с негодованием сказала, что Ричард обручился, будучи очень молодым, когда перед ним открывалась лучшая и более отрадная будущность. Тогда он еще не поддавался несчастному влиянию, которое в настоящее время омрачило его жизнь.

-- Совершенно верно с, опять подтвердил мистер Вольс. - И все-таки в виду того, что я считаю прямоту обязательной для себя, я попрошу у вас позволения заметить, что, по моему мнению, это очень необдуманный брак. Я должен высказать такое мнение, принимая во внимание не только родственников мистера Карстона, ибо имею весьма естественное желание защитить себя от нареканий, но и свою репутацию, которой дорожу, как ради себя, лично - в качестве представителя юридической профессии, известного своей солидностью, так и ради своих трех дочерей, будущность которых стремлюсь обезпечить, и, осмелюсь даже добавить, ради своего престарелого родителя, которому служу единственной опорой.

-- Этот брак, мистер Вольс, был-бы самым счастливым и во всех отношениях лучшим, если-б можно было убедить Ричарда бросить злополучное дело, которым он занимается под вашим руководством.

Мистер Вольс беззвучно кашлянул, или верней глотнул воздух, прикрыв рот перчаткой, и склонил голову на бок, как бы желая дать этим понять, что не смеет со мною спорить.

-- Это вполне возможно, мисс Соммерсов, сказал он, - я охотно допускаю, что молодая леди, которая так необдуманно приняла имя мистера Карстона, - я уверен, что вы не вступите со мною в пререкательство из-за того, что я повторяю мнение, высказанное мною по обязанности к родственникам мистера Карстона, - я охотно допускаю, что эта молодая леди в высшей степени привлекательна. Дела лишают меня возможности посещать общество, за исключением круга людей моей профессии, но, не будучи светским человеком, я все же считаю себя на столько компетентным, чтоб утверждать, что эта молодая леди в высшей степени привлекательна. Что касается до красоты, то я в ней не судья, так как с юности не привык уделять ей много внимания, но я полагаю, что и в этом отношении эта молодая леди одарена соответствующими качествами, ибо таково, как мне случалось слышать, мнение клерков Инна, а в этом отношении я на них вполне полагаюсь. Что-же касается занятий мистера Карстона своими интересами...

-- Своими интересами, мистер Вольс!

-- Виноват! отозвался мистер Вольс и продолжал тем-же желудочным голосом и безстрастным тоном, - интересы мистера Карстона - таков термин, употребляемый в нашей практике - заключаются в завещании, которое оспаривается перед судом. Относительно этого пункта, - то есть занятий мистера Карстона своими интересами, я в первый-же раз, как имел удовольствие с вами беседовать, желая всегда и во всем действовать прямо, сказал вам, - эти слова были потом записаны мною в памятную книжку, которую я могу показать вам во всякое время, - сказал вам, что мистер Карстон поставил себе за правило лично следить за своими интересами, и что, когда клиент ставит мне правило, в котором нет ничего безнравственного, то есть противузаконного, мы должны повиноваться. Мое правило в делах - честность и прямота. Но говоря с кем либо из родственников мистера Карстона, я ни в каком случае не стану представлять положение вещей в лучшем виде, чем оно есть в действительности. Я был откровенен с мистером Джерндайсом, буду откровенен и с вами: я считаю, что это долг, предписываемый мне моей профессией, хотя и очень обременительный. Как мне ни неприятно, но я прямо скажу, что, по моему мнению дела мистера Карстона очень плохи, сам он в очень плохом состоянии и на его брак я смотрю, как на необдуманный брак. - Здесь-ли, сэр? Да, я здесь, мистер Карстов, наслаждаюсь приятной беседой с мисс Соммерсов и весьма благодарен вам, сэр, за это удовольствие.

Таким образом мистер Вольс прервал свою речь, обращаясь к Ричарду, который тем временем вошел в комнату.

Не трудно было понять, что добросовестность, с которой мистер Вольс спасал себя и свою репутацию солидности, доказывала только, что худшия наши опасения за его несчастного клиента не преувеличены.

Мы сели обедать и я воспользовалась случаем получше разсмотреть Ричарда; мистер Вольс, снявший наконец свои перчатки, - хотя он сидел как раз против меня, - нас разделял только узкий стол, не мог служить мне в этом помехой, потому что все время не сводил глаз с лица своего клиента. Я нашла Ричарда похудевшим, сильно осунувшимся; одет он был неряшливо, вид у него был разсеянный; минутами он принуждал себя казаться оживленным, но это неестественное оживление сейчас же сменялось опять мрачной задумчивостью.

Его прекрасные ясные глаза, прежде такие веселые, теперь потускнели и приобрели такое тревожное выражение, что стали неузнаваемы. Не могу сказать, что он постарел, но у молодости бывают свои инвалиды, - юность и юношеская красота Ричарда совершенно пропали. Ел он мало, совсем не замечая повидимому, что ест; сделался гораздо нетерпеливее, скоро раздражался - раздражался иногда даже на Аду. Легкомысленная беззаботность былых дней не совсем его покинула и по временам проскальзывала в нем, вроде того, как иногда я, смотрясь в зеркало, замечала мимолетный отблеск былых черт, напоминавший мое прежнее лицо. Он иногда смеялся, но смех его звучал так-же печально, как дальний отголосок веселых звуков.

он широко разевал рот, вероятно желая изобразить улыбку. Вскоре после обеда он встал и попросил у дам позволения вернуться в свою контору.

-- Вечно поглощен делами! вскричал Ричард.

-- Да, мистер Карстон, нельзя пренебрегать интересами клиентов; интересы доверителей должны занимать первое место в мыслях человека, принадлежащого к нашей профессии и желающого сохранить доброе имя среди своих собратьев по ремеслу и всего общества вообще. Необходимость отказать себе в настоящую минуту в удовольствии наслаждаться приятной беседой, вызвана до некоторой степени моим служением вашим интересам.

Ричард ответил, что он в этом не сомневается, и пошел проводить мистера Вольса. Вернувшись, он несколько раз повторил, что Вольс отличный человек, надежный, верный человек, который делает то, за что берется, словом отличный человек! Он упорно твердил об этом, и мне пришло в голову, не начинает-ли и сам он сомневаться в мистере Вольсе.

Он в изнеможении бросился на диван, а мы с Адой занялись уборкой комнаты, - у них не было особой служанки, кроме той, которая прислуживала всем жильцам. Покончив с уборкой, Ада села за свое пьянино и запела любимую песню Ричарда; лампу вынесли в соседнюю комнату, потому что Ричард жаловался, что у него болят глаза.

Я села подле Ады, её пение как-то грустно меня настроило; мне показалось, что так-же оно подействовало на Ричарда, что по этой-то причине он и просил вынести лампу. По временам Ада вставала, подходиа к Ричарду, наклонялась к нему и о чем нибудь с ним заговаривала. Пришел мистер Вудкорд, он сел рядла с Ричардом, завел с ним самый непринужденный полушутливый, полусерьезный разговор и незаметно выспросил его, как он себя чувствует и как провел сегодняшний день; потом предложил ему воспользоваться светлой лунной ночью и немножко погулять на мосту. Ричард охотно согласился и они ушли.

Мы продолжали сидеть рядом у пьянино, я обняла Аду за талию, она положила свою левую руку на мою, а правою продолжала беззвучно перебирать клавиши.

-- Никогда Ричард так хорошо себя не чувствует, как при Аллане Вудкорте; никогда не бываю я так покойна за Ричарда, как тогда, когда он с Вудкортом. За это мы должны благодарить тебя, Эсфирь.

Я сказала ей, что я тут не при чем: мистер Вудкорт бывал в доме кузена Джона и познакомился там со всеми нами, и помимо того он всегда любил Ричарда, а Ричард любил его, и так далее.

-- Все это так, сказала Ада, - но тем, что он сделался для нас таким преданным другом - мы обязаны тебе.

Я подумала, что лучше не пытаться переубедить ее и за молчала. Я чувствовала, как она дрожала.

-- Эсфирь, милая Эсфирь, я хочу быть хорошей женой Ричарду, ты должна меня научить.

Я должна ее научить! Я промолчала, потому что по трепетанию её руки, лежащей на клавишах, поняла, что она собирается мне что-то сказать.

-- Не думай, что, выходя замуж за Ричарда, я не понимала что ему грозит. Я долго жила под вашим крылышком счастливо, безмятежно, любимая, балованная, не зная ни горя, ни забот, но все-таки, выходя замуж, я сознавала в какой опасности Ричард.

-- Знаю, знаю это, моя возлюбленная.

-- Выходя за него, я надеялась, что, быть может, мне удастся убедить его, что он ошибался, - что сделавшись моим мужем, он с другой точки зрения взглянет на будущность, - что ради меня он покинет путь, который ведет его к гибели. Но еслиб у меня и не было этой надежды, я все-таки вышла-бы за него; да, Эсфирь, все-таки-бы вышла.

Она произнесла эти слова твердым и решительным тоном, и, как-бы подтверждая их, бегавшая по клавишам рука мгновенно замерла.

-- Не думай, голубушка, что я не вижу того, что ты видишь, - что у меня нет таких же опасений, как у тебя. Никто не понимает Ричарда лучше меня. Самая величайшая мудрость не могла-бы лучше изучить его, чем моя любовь.

С какой скромностью, с какой нежностью она это сказала, как дрожала её рука, опять забегавшая по клавишам, не вызывая из них звуков! Милая, дорогая Ада!

-- Я вижу его каждый день в самые тяжелые минуты, я наблюдаю за ним, когда он спить, я изучаю малейшую перемену в его лице. Но выходя за него, я твердо решила, если Бог мне поможет, никогда не показывать ему, что он меня огорчает, чтоб от этого он не стал еще более несчастным. Я хочу, чтоб возвращаясь домой он не замечал и тени безпокойства в моем лице, я хочу, чтоб он видел меня такою, какою он полюбил меня. С этой мыслью я выходила за него замуж, она только и поддерживает меня.

-- И еще одно поддерживает меня, Эсфирь...

-- Я гляжу в будущее и вижу сильного союзника. Ри" чард, обратив ко мне свой взор, найдет у меня на груди существо, которое будет красноречивее и могущественнее меня, - существо, которое, быть может, вернет его на настоящий путь.

Её рука остановилась. Она обняла меня, я прижала ее к своему сердцу.

счастливой матерью семейства, и думаю как она будет гордиться отцом, каким утешением будет для него. Или благородного, отважного юношу, такого же прекрасного и полного надежд, каким был когда-то его отец, но несравненно более счастливого. Я думаю о том, как он, полный почтения к сединам отца, будет гулять с ним в солнечный день и говорить про себя: "Благодарю Бога за то, что он мой отец. Роковое наследство загубило его жизнь, но я его вознаградил за все".

О, моя милочка! Какое золотое сердце билось так сильно в ту минуту у меня на груди.

-- Эти надежды поддерживают меня, Эсфирь, и я знаю, что оне придадут мне сил. Только иногда, когда я взгляну на Ричарда, оне отлетают прочь и страх сжимает мне сердце.

Я пыталась ободрить ее и спросила, чего она боится. Она отвечала, заливаясь слезами.

-- Я боюсь, что ему не придется увидеть своего ребенка!



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница