Холодный дом.
Часть вторая.
Глава XXXI. Другое открытие.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Холодный дом. Часть вторая. Глава XXXI. Другое открытие. (старая орфография)

ГЛАВА XXXI.
Другое открытие.

У меня не хватило мужества видеть кого-нибудь в этот вечер, у меня даже не хватило мужества видеть свое лицо, я боялась видеть свои слезы, которые могли служить мне упреком.

Прийдя в свою комнату, я не зажигала свечи; в темноте помолилась, в темноте разделась и легла; мне не нужно было света, чтоб прочесть письмо опекуна, которое я знала наизусть. Я достала его, прочла при ясном свете высокой любви, который от него разливался, и ложась спать положила его подле себя на подушку.

На другой день я встала очень рано и предложила Чарли пойти погулять. Мы купили цветов и, вернувшись домой, связали из них букет, которым украсили стол, и занялись приготовлениями к завтраку; но было все-таки очень рано и я предложила Чарли дать ей урок, пока мистрис Вудкорт и опекун сойдут в столовую. Чарли от радости захлопала в ладоши (ея познания в грамматике нисколько не подвинулись вперед) и мы обе погрузились в занятия.

Когда опекун пришел в столовую, он сказал, что я свежее моих цветов, а мистрис Вудкорт продекламировала и перевела строфу из Мьюлиннупллинвуда, где сравнила меня с горой, освещенной румяною зарей.

После этих милых комплиментов мое мужество еще окрепло и я, кажется, стала больше походить на гору. Когда завтрак был окончен, я выбрала удобную минуту и, убедившись, что опекун один у себя в комнате (той, вчерашней), пошла к нему. Он писал письма. Извинившись за свое вторжение, я вошла, позванивая своими ключами, и притворила за собою дверь.

-- А, хозяюшка, тебе нужно денег? спросил он.

-- Нет, у меня еще много.

-- Я уверен, что на свете никогда не было хозяйки, которая умела-бы так беречь деньги, как наша скопидомка, сказал он.

Он положил перо, откинулся на спинку кресла и смотрел на меня. Мне часто приходилось говорить о его лице, но такого радостного и доброго лица, какое было у него в это утро, я никогда еще не видела; он сиял таким счастием, что, глядя на него, я думала: "сегодня утром ему удалось совершить какой-нибудь великодушный поступок".

Ласково улыбнувшись мне, он повторил задумчиво.

-- На свете никогда не было хозяйки, которая умела-бы так беречь деньги, как наша скопидомка.

Он сохранил в разговорах со мною свой прежний шутливый тон, который я так любила; я заняла свое обычное место на стуле, который стоял тут специально для меня, и сказала:

-- Дорогой опекун, мне надо вас о чем-то спросить. Можете вы меня в чем-нибудь упрекнуть?

-- Упрекнуть? Что ты, голубушка!

-- Выла-ли я той, какой хотела быть с тех пор... как принесла ответ на ваше письмо?

-- Ты была именно такою, какою я всегда хотел тебя видеть, моя прелесть.

-- Очень рада это слышать. Помните, вы спросили: "это хозяйка Холодного дома?" И я ответила: "да".

-- С тех пор вы только раз говорили со мною на эту тему.

-- Да, и сказал тогда, что Холодный дом быстро пустеет, ведь это правда, моя дорогая.

-- А я сказала, что его хозяйка осталась, робко напомнила я.

Он не отнимал своей руки, которая как-бы охраняла меня; с его лица не сходила светлая, добрая улыбка.

-- Дорогой опекун, я знаю, что вы не заговаривали об этом, уважая мое горе и сочувствуя постигшему меня несчастию, но прошло уже столько времени и, как вы сами заметили сегодня, я теперь совсем оправилась. Быть может вы ждете, чтоб я заговорила первая, быть может это моя обязанность. Опекун, я сделаюсь хозяйкой Холодного дома, когда вам будет угодно.

-- Какая симпатия между нами! весело проговорил он. - Я думал о том-же в ту минуту, когда ты вошла; в последнее время я только об этом и думаю, - разумеется за одним исключением: мысль о бедном Рике никогда не выходит у меня из головы. И так, старушка, когда же мы дадим хозяйку Холодному дому?

-- Когда хотите.

-- В будущем месяце?

-- Хорошо, в будущем месяце, дорогой опекун.

-- Значит день, когда я сделаю счастливейший и лучший шаг в моей жизни, день, когда счастливее меня не будет человека на свете, день, в который я дам хозяюшку Холодному дому, наступит в будущем месяце, сказал опекун.

Я обняла его за шею и поцеловала, как и в тот день, когда принесла ответ на его письмо.

В дверях появился слуга и доложил о мистере Веккоге, что было впрочем совершенно безполезно, так как сам мистер Беккета" выглядывал из-за его плеча.

-- Мистер Джерндайс и мисс Соммерсон, проговорил мистер Беккет, задыхаясь от скорой ходьбы, - простите великодушно мое безцеремонное вторжение и разрешите внестпи сюда человека, который дожидается на лестнице? Он боится привлечь на себя внимание, оставаясь там долго. Благодарю вас.

И мистер Беккет, перегнувшись через перила лестницы, закричал:

-- Потрудитесь внести кресло сюда.

По этому странному приказанию два носильщика внесли в комнату параличного старика в черном колпаке. Когда он был водворен на место, мистер Беккет велел носильщикам уйти и с большой таинственностью запер дверь на задвижку.

-- Вы знаете меня, мистер Джерндайс, и вы, мисс Соммерсом, тоже, начал мистер Беккет, снимая шляпу и принимаясь действовать так хорошо мне памятным указательным пальцем. - Этот джентльмен, прозывающийся Смольвид, тоже меня знает. Он промышляет вексельками, попросту говоря ростовщик. Ведь так,

Мистер Беккет приостановился, обращаясь к джентльмену, о котором шла речь и который все время смотрел на него очень подозрительно. Повидимому теперь этот джентльмен намеревался затеять с мистером Беккетом спор по поводу приписанной ему профессии, но ему помешал жестокий припадок кашля.

-- Это вам будет уроком! сказал мистер Беккет. - Коли-б вы не вздумали противоречить некстати, с вами-бы этого не случилось. Теперь я обращаюсь к вам, мистер Джерндайс. Изволите-ли видеть, у меня были дела с этим джентльменом по поручению сэра Лейстера Дэдлока баронета и мне приходилось у него бывать; он занимает помещение, в котором жил прежде Крук, торговец корабельными принадлежностями, - родственник этого джентльмена. Если не ошибаюсь, вы кажется знали Крука?

-- Хорошо-с! Надо вам сказать, что этот джентльмен наследовал имущество, оставшееся после Крука, всякий хлам, в числе которых были целые груды старых никуда негодных бумаг.

Мы не совсем понимали мистера Беккета. Мистер Беккеть избегал всякого слова и взгляда, против которых мог-бы протестовать старик, подозрительно следивший за ним, но его хитрые глаза очень ловко съумели дать нам понять, что он говорит по предварительному соглашению с мистером Смольвидом и мог-бы порассказать об этом джентльмене гораздо больше, если-б считал это благоразумным. Трудность его задачи увеличивалась еще тем, что мистер Смольвид, будучи глух, с напряженным вниманием смотрел ему в лицо.

-- Ну-с, изволите видеть, вступив во владение имуществом, этот джентльмен естественно начинает рыться в старых бумагах.

-- Что начинает? Повторите! закричал пронзительным голосом мистер Смольвид.

-- Начинает рыться, повторил мистер Беккет. - Как человек осторожный и привыкший вникать в свои дела, вы начинаете рыться в старых бумагах, которые достались в ваше владение, ведь так?

-- Ну, да, разумеется.

-- Ну, да, разумеется, и было-бы очень непохвально, еслиб вы этого не сделали. И вот таким образом вам удалось найти, продолжал мистер Беккет, шутливо нагибаясь к старику, который отнюдь не разделял его веселости, - найти бумагу с подписью Джерндайса. Не так-ли?

Мистер Смольвид с безпокойством взглянул на нас и нехотя кивнул головой в знак согласия.

-- В свободное время, - на досуге, - потому что вы конечно не особенно любопытствовали прочесть эту бумагу - и с какой стати вам любопытствовать? - в свободное время вы заглянули в эту бумагу и что-же? - вы открыли, что это завещание. Не смешно-ли! вы открыли, что это завещание.

Все это мистер Беккет проговорил с тем-же безпечно-веселым лицом, точно рассказывал смешной анекдот, чтоб позабавить мистера Смольвида, которому впрочем это не доставляло ни малейшого удовольствия.

-- Не знаю, завещание-ли, или что другое, проворчал мистер Смольвид. Он в это время сполз с кресла и стал похож на какой-то узел с тряпьем. Мистер Беккет посмотрел на него таким взглядом, как будто вот-вот вцепится в него, но тем не менее продолжал нагибаться к нему с любезной улыбкой, искоса поглядывая на нас.

-- Однако-ж бумага сильно безпокоила и смущала вас, ибо вы имеете нежную душу, продолжал мистер Беккет.

-- А? Что вы сказали? Что я имею? спросил мистер Смольвид, прикладывая ладонь к уху.

-- Я сказал, что вы имеете нежную душу.

-- О! хорошо, продолжайте.

-- Так как вы много слышали о знаменитом судебном процессе, где фигурирует имя Джерндайса, и знали, что Крук скупал всякое старье: мебель, книги, бумаги и тому подобное, не любил разставаться со всем этим хламом и все старался научиться читать, то вы подумали - и нельзя не сознаться, что никогда вы не разсуждали более здраво: "Эге, надо держать ухо востро, а то еще попадешь в беду с этим завещанием!"

-- Как вы об этом узнали, Беккет? спросил с тревогой старик, не отнимая ладони от уха, - говорите-же, только без затих глупых фокусов. Подымите меня, чтоб я мог лучше слышать. О Боже, я весь разбит! О мои косточки! Я совсем задохся, я хуже той трещотки, старой ведьмы, что осталась дома.

Мистер Беккет в один момент приподнял старика и, когда тот перестал кашлять и браниться, весело продолжал:

-- А так как я часто бывал в вашем доме, то вы взяли меня в поверенные, не так-ли?

если б была какая-нибудь возможность от этого уклониться.

-- Мы с вами обсудили дело наиприятнейшим манером: я подтвердил ваши опасения на счет того, что вы мо-же-те по-пасть в са-мое не-при-ятное по-ло-жение, если скроете это завещание, выразительно продолжал мистер Беккет, - поэтому мы решили, что оно будет отдано мистеру Джерндайсу, здесь присутствующему, без всяких условий на счет вознаграждения. Если-же окажется, что завещание это действительно имеет какую-нибудь ценность, вы вполне полагаетесь на то, что мистер Джерндайс вас не обидит. Так ведь мы решили, не правда-ли?

-- Да, так, неохотно согласился мистер Смольвид.

-- Но всем этим причинам, продолжал мистер Беккет, внезапно утрачивая всю свою любезность и принимая официальный вид, - в настоящую минуту завещание находится при вас и вам остается только вынуть его из кармана.

Бросив на нас искоса быстрый взгляд и торжественно потерши нос указательным пальцем, мистер Беккет впился глазами в друга, почтившого его своим доверием, и протянул к нему руку за бумагой. С большой неохотой пополнил мистер Смольвид то, чего от него требовали, несколько раз повторил, что он человек бедный, живущий своим ремеслом, и вполне полагается на мистера Джерндайса, который конечно не оставить его честности без награды. Он вытащил из кармана грязную пожелтевшую бумагу; бумага была опалена снаружи и обгорела по краям, точно ее бросили в огонь и потом вытащили.

Мистер Беккет с ловкостью фокусника в один миг передал эту бумагу от мистера Смольвида опекуну и, прикрыв рот рукою, шепнул ему:

-- Они никак не могли сговориться за сколько ее продать, перекорялись и ссорились. Я выложил им двадцать фунтов. Тогда внуки накинулись на старика за то, что он так долго зажился на свете, а потом перегрызлись между собой. Господи, вот семейка! все, кроме старухи бабки, да и то только потому, что она слабоумная, готовы продать друг-друга ни за грош.

-- Мистер Беккет, сказал опекун, - имеет-ли эта бумага какую-нибудь ценность или нет, во всяком случае я вам очень обязан. Если за ней признают какое-нибудь значение, я сочту себя обязанным вознаградить мистера Смольвида соответственно.

-- Не думайте, что соответственно вашим достоинствам, дружески пояснил старику мистер Беккет, - а соответственно ценности бумаги.

-- Да, именно это я и хотел сказать. Как вы быть может замечаете, мистер Беккет, я воздерживаюсь от разсматривания этого документа: по правде сказать, дело это мне так опротивело, что я давно уже от него отрекся и отступился. Но мы с мисс Соммерсон немедленно передадим этот документ моему поверенному, который сейчас-же оповестит о его существовании всех остальных лиц, заинтересованных в этом процессе.

-- Ничего лучше нельзя было придумать, заметил мистер Беккет своему компаньону, - и так как вам теперь выяснено, что никто не будет обижен, - что, разумеется, должно доставить большое облегчение вашей взволнованной душе, - то мы можем заняться церемонией доставки вас во-свояси.

Он отпер дверь, кликнул носильщиков, пожелал нам доброго утра и удалился, кинув нам многозначительный взгляд и махнув на прощание указательным пальцем,

Мы сейчас поехали в Линкольн-Инн; мистер Кейдж не был занят в суде и сидел в своем пыльном кабинете, загроможденном грудами документов и книг наводящого уныние вида.

Мистер Гуппи подал нам стулья, мистер Кендж выразил свое удивление и удовольствие видеть в своей конторе такого редкого гостя. Он по-прежнему вертел свой лорнет когда говорил, и больше чем когда-нибудь был похож на красноречивого Кейджа.

-- Вероятно благотворное влияние мисс Соммерсон (тут мистер Кендж поклонился мне) побудило мистера Джерндайса (тут он отвесил поклон опекуну) изменить свое враждебное отношение к процессу и к Канцлерскому суду, этим, - если мне будет дозволено так выразиться, - этим столпам, занимающим столь видное место в величественном храме нашей профессии.

-- Я думаю, что мисс Соммерсон, которая видела к каким результатам приводит близкое знакомство с Канцлерским судом и процессом, не станет употреблять своего влияния в их пользу. Тем не менее мое сегодняшнее посещение тесно связано с процессом и судом. Мистер Кендж, прежде чем я отдам вам эту бумагу, позвольте рассказать вам, как она попала в мои руки.

И опекун рассказал вкратце о визите мистера Беккета и мистера Смольвида.

-- Дело не могло-бы быть изложено яснее и целесообразнее, если-б даже излагалось перед судом! сказал мистер Кендж, выслушав опекуна.

-- А разве вы знаете случай, когда английское право или английское судопроизводство отличалось-бы ясностью и целесообразностью? спросил опекун.

Кейдж не придал, повидимому, сначала особенного значения новому документу, но увидев его ближе, выказал больше интереса, когда-же, вооружившись лорнетом, он прочитал первые строки, на лице его изобразилось неподдельное изумление.

-- Читали вы эту бумагу, мистер Джерндайс?

-- Нет, не читал.

-- Но, мой дорогой сэр, ведь это завещание, составленное позже тех, которые находятся при деле! Повидимому оно написано завещателем собственноручно, составлено и засвидетельствовано по форме. И хотя, как можно судить по знакам, оставленным огнем, его намеревались уничтожить, но оно не уничтожено и остается в полной силе.

-- Мистер Гуппи! крикнул в другую комнату мистер Кендж, - извините мистер Джерндайс.

-- Что прикажете, сэр?

-- Мистер Вольс из Симондс-Инна. Засвидетельствуйте мое почтение. Джерндайс с Джерндайсом. Желал-бы его видеть.

Мистер Гуппи исчез.

довольно крупную сумму, довольно крупную сумму, повторил мистер Кендж и сделал успокоительный жест рукою. - Вы увидели-бы, что этот документ увеличивает части мистера Карстона и мисс Ады Клер, ныне мистрис Карстон.

-- Кендж, сказал опекун, - я был-бы очень доволен, если-б все огромное состояние, отданное этой тяжбой в распоряжение подлого Канцлерского суда, досталось моим молодым родственникам. Но неужели вы хотите уверить меня, что может выйти что нибудь путное из Джерндайс с Джерндайсом?

-- Ах какой предразсудок, мистер Джерндайс! Дорогой сэр, мы в великой стране и её судебная система - великая система, да великая система, сэр!

Опекун промолчал. Явился мистер Вольс, преисполненный почтения к профессиональному превосходству мистера Кенджа.

-- Как поживаете, мистер Вольс? Не потрудитесь-ли присесть возле меня и взглянуть на эту бумагу.

прикрыв рот черной перчаткой, о чем-то долго ему говорил. Я нисколько не удивилась-бы, если-б они заспорили, так как мне было хорошо известно, что никогда еще не было случая, чтоб два человека на чем нибудь сошлись по делу Джерндайса с Джерндайсом, но повидимому то, что говорил мистер Вольс, заслужило одобрение мистера Кенджа. Их разговор почти исключительно состоял из слов: доклад, недвижимое имущество, судебные издержки и тому подобное.

Когда они кончили, то подошли к столу и стали говорить громко.

-- Это замечательный документ, мистер Вольс, сказал Кендж.

-- Да, действительно, ответил Вольс.

-- Это очень важный документ, мистер Вольс, сказал Кендж.

-- И, как вы справедливо заметили, мистер Вольс, когда дело будет слушаться в следующую сессию, появление этого документа будет неожиданным и интересным событием, сказал мистер Кендж, бросив на опекуна торжествующий взгляд.

Мистер Вольс был польщен, как естественно должен быть польщен скромный ходатай по делам, стремящийся сохранить за собой репутацию солидности, когда его мнение встречает поддержку такого высокого авторитета.

-- Я когда начинается следующая сессия? спросил опекун после небольшой паузы, во время которой мистер Кендж побрякивал деньгами в кармане, а мистер Вольс ковырял свои прыщи.

-- Следующая сессия, мистер Джерндайс, начнется в будущем месяце. Само собой разумеется, что за это время мы выполним все необходимые формальности, соберем все" необходимые показания касательно этого документа; само собой разумеется, что, когда дело будет назначено к докладу, вы, по обыкновению, получите от нас уведомление.

-- Вы, при своем обширном уме, дорогой сэр, склонны повторять простонародные предразсудки, говорил мистер Кендж, провожая нас к выходу. - Мы благоденствующее государство, мистер Джерндайс, да, благоденствующее государство; мы великая страна, мистер Джерндайс. Эта великая, обширная система, мистер Джерндайс. Неужели же вы хотите, чтоб у великой страны была маленькая система? Быть не может, быть не может.

Он говорил это, стоя на верхней площадке и мягко поводя правой рукой, словно накладывая серебряной лопаткой цемент своего красноречия на величественное здание юридической системы, чтоб оно простояло еще тысячу веков.