Холодный дом.
XXV. Мистрисс Снагзби все видит.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Холодный дом. XXV. Мистрисс Снагзби все видит. (старая орфография)

XXV. Мистрисс Снагзби все видит.

На Подворье Кука, в улице Курситор неспокойно. Черные подозрения скрываются в этих мирных пределах города. Большая часть жителей на Подворье Кука находится в обыкновенном настроении духа, ни в лучшем, ни в худшем. Один только мистер Снагзби изменился, и его хозяюшка знает об этой перемене.

Улица Одинокого Тома и Линкольнинския Поля, как пара неукротимых скакунов, насильно запряглись в колесницу воображения мистера Снагзби; мистер Боккет правит этой колесницей: Джо и мистер Толкинхорн сидят в ней пассажирами, и мчится она во весь опор по неровной дороге, проложенной около обязанностей поставщика канцелярских принадлежностей, мчится, не зная отдыха. Даже в маленькой кухне, где все семейство собирается за мирную трапезу, колесница эта с треском и шумом пролетает сквозь пар, разстилающийся над обеденным столом, - и мистер Снагзби вдруг останавливается, отрезая первый кусок баранины, зажаренной с картофелем, и с испугом смотрит на кухонную стену.

Мистер Снагзби решительно не знает, что ему делать с этим. Он понимает, что есть что-то и где-то неслишком благовидное в этом; но в чем заключается зло, которое тревожит его, какие могут быть последствия его, кому грозит оно, когда, откуда, чем, это составляет неразрешимую загадку его жизни. Его неясные впечатления о мантиях и коронах, о звездах и орденах, сверкающих из-под густых слоев пыли, которыми покрыты комнаты мистера Толкинхорна, его почитание тайн, представителем которых служит самый лучший и избранный из его покупателей, на которого все присутственные места, весь переулок Чансри и весь квартал, населенный адвокатами, смотрит с благоговением, его воспоминание о следственном полицейском агенте, мистере Боккете, с его указательным пальцем, с его таинственным и вместе с тем обязательным обхождением, от которого невозможно ни увильнуть, ни уклониться, - все это убеждает мистера Снагзби, что он сделался участником какой-то опасной тайны, не зная совершенно какой именно. Страшная особенность этого положения дела такова, что в каждом часу его обыденной жизни, при каждом открытии дверей в его лавку, при каждом звонке колокольчика, при каждом входе покупателя или при отдаче письма, эта тайна, как будто от прикосновения к воздуху или огню, может воспламениться и взорвать на воздух... но кого? Об этом знает один только мистер Боккет.

По этой причине, при каждом разе, когда входит в его лавку незнакомый человек (куда по большей части входят люди незнакомые) и говорит: дома ли мистер Снагзби? или спросить что-нибудь в этом невинном годе, сердце мистера Снагзби так и забьется в его преступной груди. Он переносит такую страшную пытку в душе своей от подобных вопросов, что если их делают мальчишки, то он мстит им, хлопая ладонями над их ушами и браня их за то, что они сразу не могут высказать зачем пришли. Более необходительные мужчины и мальчики врываются в лавку во время сна мистера Снагзби и устрашают его самыми неизъяснимыми вопросами; так что часто, когда петух, в маленьком птичнике на улице Курситор, затянет спою крикливую песню по поводу наступающого утра, мистер Снагзби чувствует, что он находится в припадке кошмара, что его хозяюшка начинает толкать его и говорить: "что это творится с моим мужем?"

Хозяюшка мистера Снагзби еще более увеличивает его затруднительное положение. Сознание, что он постоянно таит от нея секрет, что он скрывает от нея больной зуб, который она готова вырвать каждую минуту, придает мистеру Снагзби, в присутствии своей хозяюшки, вид собаки, которая боится своего хозяина и охотно смотрит во все стороны, только не ему в глаза.

Эти разнообразные знаки и признаки, подмеченные хозяюшкой, не лишены для нея весьма важного значения. Они заставляют со безпрестанно говорить, что "у Снагзби есть на уме что-нибудь недоброе!" И таким образом подозрение водворяется на Подворье Кука, в улице Курситор. От подозрения к ревности мистрисс Снагзби находит такую простую и кратчайшую дорогу, какая существует для перехода с Подворья Кука в переулок Чансри. Подозрение, постоянно бродившее по этой дороге, весьма деятельно и быстро развивается в груди мистрисс Снагзби и побуждает ее делать ночные исследования карманов мистера Снагзби, тайно разсматривать письма мистера Снагзби, частным образом заглядывать в записные книги, в кассу и железный сундук, подсматривать в окно, подслушивать за дверью и выводить из всего этого самые ложные заключения.

Мистрисс Снагзби находится в таком странном настроении духа, что от скрипенья полов и шелеста платьев дом для нея кажется населенным призраками. Приказчики начинают думать, что на месте, где выстроен дом, совершено было, во времена давно минувшия, какое-нибудь страшное убийство. Густер питает в душе своей некоторые слабые атомы идеи (собранные вероятно в благотворительном заведении, где она выросла, и где они более или менее прививаются к бедным сиротам), что в погребе дома мистера Снагзби зарыт богатый клад, охраняемый стариком с белой бородой уже семь тысяч лет.

-- Кто был этот Нимрод? - безпрестанно спрашивает себя м-сс Снагзби. - Что за создание эта леди? И кто этот мальчик?

Нимрод давно уже в могиле, как и тот могучий охотник, имя которого мистрисс Снагзби передала адвокатскому писцу, а леди никто не знает, нигде её не отыщут, и потому мистрисс Снагзби, за отсутствием этих двух лиц, устремляем свой умственный взгляд, с удвоенною бдительностию, на мальчика.

-- Да кто же этот мальчик? - спрашивает себя мистрис Снагзби в тысячу первый раз. - А, а! Позвольте!..

И при этом в душе её пробуждается вдохновение.

Это тот самый мальчик, который не питает уважения к мистеру Чадбанду. Да, не питает, и нет сомнения, что не будет питать. Тем более не станет он питать его при таких смутных обстоятельствах. Мистер Чадбанд сам приглашал его к себе, назначил ему время; да, приглашал, мистрисс Снагзби слышала это своими ушами! Мистер Чадбанд говорил к кому обратиться, чтоб отыскать его; а он и не подумал придти! А почему он не подумал придти? Потому что ему было сказано не приходить. Кем было сказано не приходить? Кем? Ха. ха, ха! О, мистриссь Снагзби все видит!

Но к счастью (и мистрисс Снагзби жеманно кивает головой и жеманно улыбается) мистер Чадбанд встретил вчера мальчика на улице, схватил его, как интересный субъект для поучения избранного общества, и грозил отдать его в полицию, если он не покажет достопочтенному джентльмену своего жилища и не даст обещания явиться в собрание, назначенное на Подворье Кука завтра вечером. Зав-тра ве-че-ром! повторяет мистрисс Снагзби для большей выразительности, и еще раз жеманно улыбается и жеманно кивает головой. Завтра вечером мальчик будет здесь, завтра вечером мистрисс Снагзби обратит внимание на него и еще кой на кого. "О, ты можешь скрывать свои тайны, сколько тебе угодно! - восклицает мистрисс Снагзби с гордостию и презрением - но от меня ты ничего не скроешь!"

Мистрисс Снагзби не звонит в бубны под ушами людей посторонних, она спокойно обдумывает свой план и таит его в душе. Наступает завтра, начинаются вкусные приготовления к варке и жаренью наступает вечер. В гостиную входит мистер Снагзби в черном сюртуке, приходят Чадбанды, являются для поучения (когда корабль уже нагрузился) приказчики и Густер, является наконец Джо с понуренною головою, переваливаясь со стороны на сторону. В грязной руке своей он держит меховую шапку, которую щиплет, как паршивую птицу, и потрошит ее, как будто намерен есть ее сырую. Джо, - тот самый интересный загрубелый субъект, которого мистер Чадбанд намерен просвещать.

Мистрисс Снагзби бросает внимательный взгляд на Джо, в то время, как Густер вводит его в гостиную. Джо смотрит на мистера Снагзби в момент своего прихода. А-а! Зачем он смотрит на мистера Снагзби? Мистер Снагзби смотрит на Джо. Зачем это? О, мистрисс Снагзби все видит, все! Зачем они пересматриваются, зачем мистер Снагзби смущен и в виде какого-то предостережения кашляет в кулак? Мистрисс Снагзби все видит! Для нея теперь ясно, как кристалл, что мистер Снагзби незаконный отец этого мальчика!

-- Спокойствие, мои друзья, - говорит Чадбанд, вставая и отирая маслянистый пот с своего почтенного лица. - Мир и спокойствие с нами! Почему же, друзья мои, мир с нами? Потому, - сказал он: - что он не может быть против нас, потому что он должен быть за нас, потому что он не окаменяет наших сердец, но смягчает их, потому что он не налетает на нас враждебно, как ястреб, но опускается тихо, как голубица! Поэтому, друзья мои, да будет мир с нами! Любезный юноша, выступи вперед!

Протянув свою руку, мистер Чадбанд кладет ее на руку Джо и размышляет, куда бы его поставить. Джо, сильно сомневаясь в намерениях своего достопочтенного друга, неясно полагает, что над ним хотят произвести какие-то мучительные опыты, бормочет: - "Оставьте меня. Я ничего вам не сделал: оставьте меня!"

-- Нет, мой юный друг, - говорит Чадбанд плавным голосом. - Я не оставлю тебя. Почему я не оставлю тебя? Потому что я усердный собиратель жатвы, потому что я труженик, потому что ты передан мне в мое распоряжение, и ты делаешься в руках моих драгоценным орудием. Друзья мои, могу ли я употребить это орудие в вашу пользу, к вашим выгодам, к вашему благосостоянию, к вашему обогащению? Юный друг мой, садись на этот стул!

присутствующих выражается к нему величайшее отвращение.

Наконец, когда его усадили в виде манекена, мистер Чадбанд удаляется за стол, поднимает свою медвежью лапу и говорит: "Друзья мои!" Это служит сигналом к приведению в порядок всей аудитории. Приказчики внутренно хохочут и подталкивают друг друга. Густер впадает в какое-то неопределенное состояние, выражавшее высочайшее удивление к мистеру Чадбанду и сожаление к несчастному Джо, положение которого она вполне понимает. Мистрисс Снагзби молча подводит мины. Мистрисс Чадбанд угрюмо располагается подле камина и греет себе колени: она сознает, что ощущение тепла действует благотворно на способность восприятия речей её супруга.

Случается, что мистер Чадбанд употребляет ораторскую привычку останавливать свой взор на котором-нибудь из членов собрания и жарко сосредоточивать на нем свои ораторские доводы. В этом случае предполагается, что доводы будут приняты избранным слушателем вздохами, рыданиями, аханьем и другими довольно внятными выражениями внутренняго волнения; эти выражения подхватываются какой-нибудь почтенной леди в ближайших рядах стульев, передаются другим более восприимчивым лицам, как молния, и служат сигналом к всеобщему началу рукоплесканий. В эту критическую минуту мистер Чадбанд чувствует, что ему как бы поддают жару. В силу такой привычки, мистер Чадбанд, сказав: "друзья мои!" устремляет свой взор на мистера Снагзби и обращает несчастного поставщика канцелярских принадлежностей, и без того уже значительно смущенного, в непосредственного проводника своей ораторской речи к прочим слушателям.

-- Между нами, друзья мои, находится язычник, - говорит Чадбанд: - язычник, обитатель жалких лачуг в улице Одинокого Тома, бродяга по поверхности нашей планеты. Между нами, друзья мои... - и мистер Чадбандь, вытянув указательный палец, окаймленный грязным ногтем, направляет его вместе с жирной улыбкой на мистера Снагзби, в знак того, что красноречивыми доводами своими он намерен совершенно низпровергнуть его: - между нами, друзья мои, находится брат по человечеству и мальчик. Брать и мальчик, лишенный родителей и родных, без стад и пастбищ, скиталец мира сего, лишенный злата и сребра и драгоценных камней. Теперь, друзья мои, почему он лишен этих обладаний? Окажите, почему? Почему он лишен?

Мистер Чадбанд предлагает этот вопрос мистеру Снагзби, как какую-нибудь шараду в совершенно новом роде, нелишенную остроумия и своих достоинств, и взглядом умоляет разрешить ее.

Мистер Снагзби, поставленный в крайнее замешательство таинственным взором, устремленным на него в этот же самый момент со стороны своей хозяюшки, с тех пор как мистер Чадбанд произнес слово "родители", решается сделать следующий весьма скромный ответ.

-- Не знаю, сэр; право, не знаю.

При таком прервании потоков красноречия мистера Чадбанда, мистрисс Чадбанд строго взирает на него, а мистрисс Снагзби восклицает: "Стыдитесь, сэр!"

-- Я слышу голос, - говорит Чадбанд: - не правда ли, друзья мы, что это очень слабый голос? Я слышу, что этот голос...

(-- Ах, Боже мой! - восклицает мистрисс Снагзби: - что он наделал!)

-- Этот голос отвечает на вопрос мой отрицательно. В таком случае я сам скажу вам почему. Я говорю, что этот мальчик, который участвует в нашем собрании, лишенный родителей и родных, лишенный стад и пастбищ, скиталец мира, лишенный злата, сребра и драгоценных камней, я говорю, что он лишен того света, который озаряет некоторых из нас. Какой же это свет? Что он такое? Я спрашиваю вас, какой это свет?

Мистер Чадбанд откидывает назад голову и замолкает, но мистер Снагзби видит в этой проделке другую западню и боится еще раз попасть в нее. Мистер Чадбанд склоняется над столом и, приступая снова к предмету своего красноречия, прямехонько устремляет свой палец на мистера Снагзби и говорит:

-- Это луч от лучей, солнце от солнц, луна от лун, звезда от звезд.

Мистер Чадбанд выпрямляется и торжественно смотрит на мистера Снагзби, как будто ему приятно было бы узнать, как чувствует себя мистер Снагзби после таких убедительных слов.

-- Да, - говорит мистер Чадбанд, снова устремляя палец на выбранную жертву. - Не говорите мне, что это не правда. Я говорю вам, что правда, я повторю вам миллион раз, что это правда. Правда, правда! Я всегда стану утверждать, что это правда, несмотря на то, нравится ли вам это, или нет; и чем меньше вам нравится это, тем сильнее я буду утверждать. Я буду кричать вам в рупор! Уверяю вас, если вы станете противоречить мне, вы падете ниц передо мной, вы треснете, вы разобьетесь, вы раздробитесь на мелкие куски.

Действие и сила этого потока красноречия такова, что он не только производит всеобщий восторг в последователях мистера Чадбанда, не только производит приятную теплоту во всей его организации, но служит еще и к тому, чтобы выставить провинность мистера Снагзби, как закоснелого врага добродетели, с медным лбом и каменным сердцем и привести несчастного поставщика канцелярских принадлежностей еще в большее замешательство. Мистер Снагзби совершенно упадает духом, чувствует себя в ложном положении. И тут вдруг мистер Чадбанд окончательно поражает его.

-- Друзья мои, - снова начинает он после многократного отирания своей головы, до такой степени разгоряченной, что вот так кажется и загорится носовой его платок, от которого отделяются клубы пара при каждом отираньи: - друзья мои, чтоб привести к сознанию субъекта, которого мы по мере сил своих и способностей стараемся просветить, да позволено нам будет, в духе любви и спокойствия, спросить, что значит правда, на которую я ссылался за несколько минут перед этим? Потому что, юные друзья мои (обращаясь к приказчикам и Густер, к крайнему их изумлению), если бы доктор сказал мне, что каломель и касторовое масло полезны для меня, я весьма естественно спросил бы его, что такое каломель, и что такое касторовое масло? Кажется, мне можно осведомиться прежде, чем я решусь принять одно из этих двух средств, или то и другое вместе. Итак, мои друзья, в чем состоит настоящее дело? Прежде всего мы спросим вас, в духе любви к ближнему, что такое обыкновенный род правды - рабочее ли это платье, обыденная ли это наша одежда, мои юные друзья? Обман что ли это?

(-- Ах! - произносит мистрисс Снагзби.)

-- Утайка, что ли?

(Мистрисс Снагзби отрицательно содрогается.)

-- Скрытность, что ли?

-- Нет, друзья мои, это совсем не то. Ни одно из этих названий не принадлежит к ней. Когда этот юный язычник - теперь он спит, мои друзья; печать равнодушия во всякому просвещению, печать погибели ясно обнаруживается на его ресницахь, но не будите его, ибо, по всей вероятности, я должен бороться, сражаться и побеждать для его же пользы - когда этот закоренелый язычник рассказывал нам какую-то чепуху о леди и соверене, была ли это истина? Нет, не была. А если это и была отчасти истина, то можно ли ее назвать полной, совершенной истиной? Нет, мои друзья, нельзя!

Если-б мистер Снагзби мог противостоять взору своей хозяюшки, который входит чрез его глаза - чрез эти открытые окна - в его душу и разыскивает там самые сокровенные тайны, он был бы совсем другим человеком. Теперь сидит он, понуря голову и согнувшись, как будто под какой-нибудь тяжестью.

-- Или, мои юные друзья, - говорит Чадбанд, нисходя до самого уровня их пониманий и в то же время доказывая им своей жирной кроткой улыбкой, что он долго спускался вниз для этой цели: - если-б хозяин этого дома пошел бы в Сити и увидел бы там угря и потом, возвратясь домой, позвал бы к себе хозяйку этого дома и сказал бы ей: Сара, радуйся со мною, я видел слона! Была ли бы это правда?

Мистрисс Снагзби в слезах.

-- Или, положим мои юные друзья, что он увидел бы слона и, возвратясь домой, сказал бы: Сара, город совершенно опустел, я видел одного только угря! Была ли бы это правда?

Мистрисс Снагзби громко рыдает.

-- Или положим еще, мои юные друзья, - говорит Чадбанд, поощряемый рыданиями мистрисс Снагзби: - что жестокосердые родители этого спящого язычника - нет никакого сомнения, что он имел родителей - бросив его волкам, коршунам, диким собакам, газелям и змеям, возвратились бы в свои жилища и стали бы наслаждаться трубками и кострюлями, музыкой и танцами, винами, говядиной и дичью, была ли бы это истина?

совершенно без чувств, ее несут наверх по узкой лестнице, как огромное фортепьяно. После невыразимых страданий, содрогавших сердца окружающих, она посылает из своей спальни уведомление, что совершенно поправилась, хотя и чувствует сильное разслабление. В таком положении дел, мистер Снагзби, измятый и скомканный при переноске фортепьян, чрезвычайно слабый и напуганный, осмеливается тихохонько войти в гостиную.

Во все это время Джо стоял на том самом месте, где он проснулся; он попрежнему щиплет свою меховую шапку, клочки волос кладет себе в рот и выплевывает их с отвращением. Он чувствует, что ему суждено оставаться неисправимым созданием, и что тщетно стараются пробудить в нем создание своего достоинства, потому что он ничего не знает. Хотя, быть может, Джо, существует книга столь интересная, трогательная и доступная для твоих понятий, которые ничем не отличаются от инстинкта животных, книга, так верно описывающая деяния обыкновенных людей, что если бы Чадбанды раскрыли ее перед тобой, просто, не прибегая к своему красноречию, быть может ты проснулся бы тогда, быть может ты почерпнул бы из нея что-нибудь!

Джо никогда не слышал о такой книге. Для него её содержание и достопочтенный Чадбанд одно и то же; он знает лично достопочтенного Чадбанда и готов скорее бежать от него целый час, нежели слушать его пустословие в течение пяти минут.

-- Мне нечего здесь больше ждать, - думает Джо. - Мистер Снагзби ничего не скажет мне сегодня и, покачиваясь со стороны на сторону, он спускается вниз.

Но внизу стоит сострадательная Густер; она держится за перила лестницы, ведущей в кухню, превозмогая приближающийся обморок, к которому она подготовлена воплями мистрисс Снагзби. Она предлагает Джо кусок хлеба и сыру - это её собственный ужин; она решается в первый раз в жизни перемолвить с ним слово.

-- Спасибо, - говорит Джо.

-- Ты голоден?

-- Порядочно.

-- Куда же ушел твой отец и где мать?

рука.

-- Я ничего не знаю о них, - отвечает Джо.

-- И я тоже ничего не знаю о своих, - говорит Густер со слезами. - Она снова старается подавить признаки приближающагося обморока, как вдруг ее внезапно устрашает что-то, и она исчезает вниз лестницы.

-- Я здесь, мистер Снагзби.

Джо.

-- Я убегу отсюда.

-- Иди себе, спокойной ночи.

Таинственная тень, в ночном чепце, следит за поставщиком канцелярских принадлежностей от комнаты, из которой он вышел, и провожает его наверх. С этой минуты, куда бы он ни пошел, за ним всегда следует другая тень, кроме его собственной, но она не так правильно падает от него, не так спокойна как его тень. И какой бы тайной ни окружила себя тень мистера Снагзби в эту тайну проникает и другая тень! Мистрисс Снагзби видит все! Её-то тень и следит за мистером Снагзби.