Холодный дом.
XLIX. Дружба по службе.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Холодный дом. XLIX. Дружба по службе. (старая орфография)

XLIX. Дружба по службе.

В домашнем быту мистера Джозефа Бэгнета, иначе Бакаута, отставного артиллериста и нынешняго музыканта на бассоне, наступило великое годичное событие. Событие пиршества и торжества. Ознаменование дня рождения в семействе

Это не день рождения мистера Бэгнета. Мистер Бэгнет отличает эту эпоху в музыкальном своем положении очень просто; перед завтраком он целует детей с особенным наслаждением и усиленным чмоканьем, выкуривает лишнюю трубку табаку после обеда, и вечером углубляется в созерцание о том, что думает об этом дне его старушка-мать; это представляет предмет бесконечных размышлений, созданный его матерью, которая перешла из этой жизни лет двадцать тому назад. Некоторые люди не всегда с такою нежностью вспоминают о своемь отце, чаще всего случается, что в запасе своих воспоминаний всю сыновнюю любовь свою они соединяют с именем матери. Мистер Бэгнет быль из числа таких людей.

Не есть это и день рождения одного из трех детей его. Такия случаи обыкновенно имеют свои особенные отличия, которые не выходят, впрочем, из границ скромных поздравлений и приготовления к обеду пуддинга. В минувший день рождения молодого Вулича, мистер Бэгнет, после замечаний о его росте и вообще о физическом развитии, приступил в минуту глубокого размышления о переменах производимых временем, к испытанию его в катихизисе. После первых двух вопросов: как тебя зовут? и кто дал тебе это имя? - вопросов, сделанных с чрезвычайной точностью, память изменила ему в аккуратном предложении третьяго, и он заменил его допросом своего собствениного сочинения: как тебе нравится это имя? сопровождая его таким многозначительным взглядом, выражавшим и назидательность и пользу подобного вопроса, что действительно придавал ему совершенно религиозное значение. Это однако же было отступлением от принятых правил для подобного торжественного случая, отступление, которое он дозволил себе именно только в день рождения молодого Вулича.

Этот день есть день рождения хозяйки дома, матери семейства, старой бабенки мистера Бэгнета; это величайший праздник в доме, день отмеченный в календаре мистера Бэгнета красными чернилами. Такое торжественное событие всегда ознаменовывалось по известным формам, установленным и предписанным самим мистером Бэгнетом много лет тому назад. Мистер Бэгнет вполне убежден, что иметь к обеду пару кур есть верх величайшей роскоши. В этот день рано поутру, он неизменно отправляется лично покупать такую пару, и, неизменно обманутый продавцом, делается владетелем пары самых престарелых обитателей из всех европейских курятников. Возвратясь домой с этой в высшей степени черствой покупкой, завязанной в чистый синий с белыми клетками носовой платок (что также непосредственно входит в составь его распоряжений), он случайным образом за завтраком предлагает мистрисс Бэгнет объявить откровенно, чего бы она желала сегодня к обеду. Мистрисс Бэгнет по какому-то странному стечению обстоятельств, постоянно повторявшемуся в этот день без всякой перемены, отвечала, что она желала бы иметь к обеду пару кур, и мистер Бэгнет немедленно доставал из скрытного местечка и предлагал ей это лакомство среди всеобщого восторга и радости. После этого он требовал, чтобы старушка весь этот день ничего не делала, сидела бы только на месте в лучшем наряде своем, между тем как он с молодежью будет прислуживать ей. Так как он не имел блестящих познаний в поварском искусстве, то можно представить, что такая честь доставляла старой бабенке скорее досаду, чем удовольствие; она впрочем подчинялась своему парадному положению со всевозможной радостью и наслаждением.

В настоящий день рождения, мистер Бэгнет окончил свои обычные предварительные распоряжения. Он купил два образца дичи, которая, если можно допустить истину в пословице: "старого воробья на мякине не проведешь", уж конечно не была поймана на мякине, чтобы жариться на вертеле; он изумил и привел в неизъяснимый восторг все семейство таким невиданным произведением; он сам распоряжается жареньем птицы; между тем как мистрисс Бэгнет, безпрестанно подергивая своими крепкими загоревшими пальцами при каждом разе, когда замечает ошибки в приготовлении обеда, сидит себе в парадном платье, как почетная гостья.

Квебек и Мальта накрывают стол, а Вулич, как и следует, помогает своему отцу и весьма усердно приводит в движение вертел. Для поправления ошибок их, мистрисс Бэгнет от времени до времени подмигивает им, кивает головой, или морщит лицо.

-- В половине второго, - говорит мистер Бэгнет: - из минуты в минуту... будет все готово.

Мистрисс Бэгнет, под влиянием томительного безпокойства, усматривает, что один из них совершенно прекращает свое действие перед очагом, и птица начинает гореть.

-- Для тебя будет обед, - говорит мистер Бэгнет: - настоящий царский.

Мистрисс Бэгнет радуется, выказывает ряд белых зубов, и на взгляд своего сына обличает столько безпокойства, что он, движимый чувством сыновней любви, спрашивает ее глазами, в чем дело? и в ожидании ответа, стоит выпуча глаза, более прежнего забывая о птицах, не подавая ни малейшей надежды на возвращение к самосознанию. К счастию старшая сестрица его угадывает причину волнения в груди мистрисс Бэгнет, и самым убедительным толчком приводит его в чувство. Неподвижный вертел снова начинает вертеться, и мистрисс Бэгнет в избытке радости и душевного облегчения закрывает глаза.

-- Чай и Джордж заглянет к нам, - говорит мистер Бэгнет: - так знаешь, в половине пятого... из минуты в минуту. А сколько будет лет, моя бабенка, что Джордж заглядывает к нам в этот денек?

-- Ах, Бакаут, Бакаут, я начинаю думать, столько лет, сколько достаточно, чтоб молодой бабенке сделаться старою, ни больше ни меньше, - отвечает мистрисс Бэгнет, смеясь и качая головой.

-- Ничего, бабенка, - говорит мистер Бэгнет: - ничего... ты, на мой взгляд, нисколько не состарилась... все та же молодая, да пожалуй еще и моложе... право моложе... всякий скажет, что моложе.

При этом Квебека и Мальта хлопают в ладоши и восклицают, что старый толстяк верно принесет каюй нибудь гостинец матери, и начинают придумывать, что именно он принесет.

-- Знаешь ли что, Бакаут, - говорит мистрисс Бэгнет, бросая взгляд на скатерть и мигая правым глазом Мальте, давая этим знать, что на столе нет соли, и в то же время кивнув Квебеке головой намекает ей на перец: - я начинаю думать, что Джордж снова обегает нас.

-- Джордж обегает, да только он не убежит. - отвечает мистер Бэгнет. - Своего кармана он не поставит в тупик. Небось не таковский.

-- Нет, Бакаут. Нет. И не говорю, что он убежит.. Я не думаю, что он это сделает. Но, мне кажется, еслиб он развязался с этим долгом, так не станет долго думать, уберется отсюда подальше.

Мистер Бэгнет спрашивает - почему?

-- А потому, - отвечает жена его: - что Джордж, как мне кажется, начинает становиться черезчур нетерпеливым и безпокойным. Я не говорю, что он как будто связан по рукам и по ногам - нет! Не имей он свободы, он бы не был и Джорджем; но все же он видимо страдает чем-то и постоянно; как-то не в духе.

-- Адвокат-то, его видишь, сосет не на живот, а на смерть, - замечает мистер Бэгнет: - ведь он самого чорта выведет из терпения.

Дальнейший разговор прекращается на время, потому что мистер Бэгнет находит себя в необходимости сосредоточить всю силу умственных своих способностей на приготовлении обеда. который находился в маленькой опасности: дичь принимала крайне сухой вид по тому обстоятельству, что при ней не было подливки, и потому еще, что в приготовленную подливку не прибавлено муки для надлежащого устранения от нея водянисто-желтого цвета. По поводу тех же самых неблагоприятных обстоятельств картофель ни под каким видом не слушается вилок, когда нужно снимать с него шкурку, и распадается из середины по всем направлениям, как будто он подвержен вулканическим извержениям. Ноги зажаренной птицы сделались длиннее, чем бы следовало, и чрезвычайно шероховаты. Устранив все эти недочеты по мере сил своих и способностей, мистер Бэгнет наконец раскладывает все по блюдам, и вместе с семьей садится за стол. Мистрисс Бэгнет занимает место почетнейшей гостьи по правую от него сторону.

Слава Богу, что день рождения старой бабенки не бывает дважды в году, иначе два подобных угощения домашней птицею имели бы пагубные последствия. Всякого рода самые нежные жилочки и лигаменты, какими только птица одарена от природы, превратились в этих двух образцах в самые крепкия гитарные струны. Их ветви, повидимому, пустили корни в мясистые части, точь-в-точь, как престарелые деревья пускают корни в почву. Их ножки до того тверды и крепки, что невольным образом сообщают идею, как будто нея долгая и многотрудная жизнь их проведена была на ногах и притом в беганье в запуски. Несмотря на то, мистер Бэгнет, не сознавая этих маленьких недостатков, настойчиво упрашивает мистрисс Бэгнет скушать самое страшное количество такого лакомого блюда, а так как эта добрая душа никогда в жизни, и ни под каким видом не решалась огорчить своего благоверного, тем более в такой замечательный день, то из угождения ему подвергает желудок свой страшной опасности. Каким образом молодой Вулич очищает перегорелые ножки, не имея желудка страуса, переваривающого, как она слышала, даже самое железо, совершенно выходит из круга её понимания!

По окончании трапезы старой бабенке предстоит перенести другое испытание: она должна попрежнему сидеть на месте в парадном платье и видеть, как приводится в порядок комната, обметается очаг, перемывается и чистится посуда на маленьком дворике. Величайший восторг и энергия, с которыми две девочки исполняют обязанности хозяйки, засучив рукава в подражание своей матери и постукивая при входе в комнату и выходе из нея своими маленькими деревянными башмаками, подают необъятные надежды на будущее и производят сильное душевное безпокойство в настоящия минуты. По тем же самым причинам происходит смешение языков, стук глиняной посуды, брянчанье жестяных кружек и кувшинов, трение щеток, потребление воды, и все в высшей степени и в большом количестве: между тем, как самое пресыщение водою маленьких хозяек становится до такой степени трогательным зрелищем для мистрисс Бэгнет, что в её положении принужденное спокойствие оказывается необходимым. Наконец процесс чищения торжественным образом прекращается; Квебека и Мальта являются на сцену в чистеньком наряде, улыбающияся и сухия; на стол кладутся трубки, табак и другия принадлежности для утоления жажды, и старая бабенка только теперь начинает испытывать душевное спокойствие в этот восхитительный праздник.

Когда мистер Бэгнет занимает свое обычное место, часовые стрелки находятся в весьма близком разстоянии от половины пятого; спустя несколько минут оне указывают аккуратно на это время, и мистер Бэгнет восклицает.

-- Джордж! Аккуратен по военному!

Да это действительно Джордж, и он выражает искренния поздравления старой бабенке (которую целует при этом торжественном случае), всем детям и мистеру Бэгнету.

-- Дай Бог, чтоб этот счастливый день возвращался для всех на многия и многия лета! - говорит мистер Джордж.

-- Но, Джордж, старик, - спрашивает мистрисс Бэгнет, смотря на него с величайшим вниманием: - что с тобой сделалось?

-- Что со мной сделалось?

-- Да, ты так бледен, Джордж... ты не похож на себя и кажешься таким разстроенным. Не правда ли Бэгнет?

-- Джордж, - говорит мистер Бэгнет: - отвечай моей бабенке, что с тобой!

-- Право я не знаю, - отвечает кавалерист, проводя рукой по лицу: - не знаю, что я бледен; не знаю, что я разстроен, и мне крайне жаль, если это правда. Впрочем, вот в чем дело: мальчик, которого я принял к себе, умер вчера вечером, и это сильно огорчило меня.

-- Бедненький! - говорит мистрисс Бэгнет с чувством материнского сожаления. - Так он умер? Какая жалость!

-- Я не хотел говорить об этом, потому что в день рождегия о подобных вещах не говорят; я не успел присесть, а ужь вы и выпытали из меня. Я бы в минуту поправился, - продолжает кавалерист, принуждая себя говорить веселее: - но вы так скоры, мистрисс Бэгнеть.

-- Правда твоя! Моя бабенка, - говорят мистер Бэгнет: - скора... как порох.

-- И что еще больше, сегодня её день рождения, так мы уж и подсядем к ней, - замечает мистер Джордж. - Вот видите ли, я принес вам маленькую брошку. Вещица пустая, да знаете, я дарю ее от сердца. Только и есть в ней хорошого, мистрисс Бэгнет, одно мое усердие.

Мистер Джордж представляет свой подарок, который вызывает рукоплескания, восторг и прыганье со стороны молодежи и особенный род почтительного восхищения со стороны мистера Бэгнета.

-- Старуха, - говорит он. - Скажи мое мнение об этом!

-- Да это просто чудо, Джордж, - восклицает мистрисс Бэгнет. - Это прекраснейшая вещь, какой я никогда не видывала!

-- Хорошо! - говорит мистер Бэгнет: - это мое мнение.

-- Как это мило, Джордж, - продолжает мистрисс Бэгнет, поворачивая брошку на все стороны и отдаляя ее от себя на длину руки: - мне кажется, уж это слишком хорошо для меня.

-- Как бы то ни было, сотня тысяч благодарностей тебе, старый товарищ, говорит мистрисс Бэгнет, протягивая руку мистеру Джорджу, и глаза её искрятся от удовольствия: - и хотя в отношении к тебе, Джордж, я бываю иногда сварливой женой солдата, но на самом-то деле мы такие задушевные друзья, каких мало найдется на свете. Теперь пожалуйста, Джордж, для счастья пришпиль ее к себе.

Дети обступают Джорджа посмотреть, как это выглянет, мистер Бэгнет тоже смотрит через голову молодого Вулича с таким чисто деревянным любопытством и, вместе с тем, с таким детским удовольствием, что мистрисс Бэгнет не может удержаться, чтоб не захохотать от чистого сердца и не сказать:

-- О, Бакаут, Бакаут, какой ты славный малый!

Между тем кавалерист никак не может пришпилить брошки. Его рука трясется, он становится нервным и брошка выпадает из руки.

-- Кто бы поверил этому? - говорят он, подхватя ее налету и оглянувшись во все стороны, - Какой я, право, неловкий! Не могу даже справиться с этой безделушкой!

Мистрисс Бэгнет заключает, что в подобных случаях кроме трубки табаку нет лучшого средства, и в мгновение ока пришпиливает брошку к себе на грудь, заставляет кавалериста занять его обычное место, и трубки приводятся в действие.

-- Если и это тебе не поможет, - говорит она: - так стоит только припомнить былое и настоящее, и тогда эти два средства непременно должны помочь.

-- Сам хорошо так говорит, - отвечает Джордж: - я знаю, это очень хорошо. Так ли, нет ли, а я вам вот что скажу: - черные думы начинают преодолевать меня. Ну хоть бы взять вот этого бедняка. Ведь, право, мне грустно было видеть, как он умирал, и еще грустнее было не иметь возможности помочь ему.

-- Полно, полно, Джордж! Что ты хочешь сказать этим? Ведь ты помог ему? Ты приютил его?

-- Приютить-то приютил, да этого мало. Я хочу сказать, мистрисс Бэгнет, он был у меня и умирал в таком невежестве, что не умел отличить правой руки от левой. А уж он слишком далеко зашел, чтобы помочь ему в этом

-- Ах, бедный, бедный! - говорит мистер Бэгнет.

-- Потом, - говорит кавалерист, все еще не закуривая трубки и проводя тяжелой рукой по своим волосам: - это обстоятельство привело мне на ум, Гридли. Куда как худо было и его положение, да только совсем в другом роде. Эти два лица смешались у меня в уме с безчувственным старым бездельником, который имел дело и с тем, и с другим. Только подумаешь об этом ржавом карабине - ржавом, начиная с ложи до ствола, неподвижно стоящем в углу, тяжелом, холодном, принимающем все так равнодушно, только подумаешь об этом, я, уверяю вас, сердце так и обольется кровью.

-- Мой совет такой, - говорит мистер Бэгнет: - закурить трубку и не думать об этом. Оно и здорово, и утешительно, и вообще полезно.

-- Вы правду говорите, - отвечает кавалерист: - действительно, я закурю.

И он закуривает, хотя все еще удерживает на лице своем угрюмость, которая производить неприятное впечатление на молодых Бэгнетов и даже, заставляет мистера Бэгнета отложить церемонию тоста за здоровье мистриссь Бэгнет, при подобных случаях провозглашаемого им самим с особенною красноречивостью. Но когда девочки кончили составлять так называемую мистером Бэгнетом "микстуру", и когда в трубке Джорджа загорелся яркий огонек, мистер Бэгнет считает долгом приступить к этому тосту. Он обращается ко всей компании с следующими выражениями:

-- Джордж, Вулич, Квебека, Мальта! Сегодня день её рождения. Повеселимтесь. Такой радости не скоро дождешься. Итак, за здоровье!

Тост выпить с энтузиазмом и мистрисс Бэгнет выражает свою благодарность речью, которая по краткости своей вполне соответствует речи мистера Бэгнета. Этот образец известного красноречия ограничивается тремя словами: "И вам всякого счастья!", причем старая бабенка кивает каждому головой и принимает умеренный глоток микстуры, и это, в настоящем случае, сопровождает совершенно неожиданным восклицанием: "Что это за человек!"

В эту самую минуту, к величайшему удивлению маленького общества, в двери комнаты заглядывает какой-то человек. Это человек с проницательным взглядом, живой, развязный человек; он понимает выражение взглядов, устремленных на него, понимает их все вместе и каждый порознь, и через это он становится замечательным человеком.

-- Джордж, - говорит человек, кивая головой: - как ты поживаешь?

-- Да, - отвечает человек, входя в дверь и затворяя ее. - Проходил по здешней улице и остановился у окна этой лавки посмотреть на музыкальные инструменты: приятель мой нуждается в подержаной виолончели хорошого тона, - остановился и увидел здесь пирушку; мне показалось, как будто и ты сидишь здесь в углу; дай загляну, я думаю, и не ошибся. Ну, что, Джордж, как идут дела твои в настоящую минуту? Хорошо, да? И ваши, ма'м? И ваши, хозяин? Ах, Боже мой! - восклицает мистер Боккет, раскрывая свои объятия: - да здесь и дети есть! Вот уж ничем так не одолжите меня, как только детьми! Поцелуйте меня, мои милочки. Нет нужды спрашивать, кто ваш отец и мать. В жизнь мою не видывал такого сходства!

Мистер Боккет, радушно принятый, садится подле Джорджа и берет Квебеку и Мальту к себе на колени.

-- Какие маленькия, хорошенькия, - говорит мистер Боккет: - ну, поцелуйте меня еще разочек; это мое единственное наслаждение, на которое я нападаю с жадностью. Ах, Боже мой, да какими вы кажетесь здоровенькими! А сколько лет, ма'м, этим двум малюткам? С своей стороны я бы положил им около восьми и десяти.

-- Вы почти отгадали, - говорит мистрисс Бэгнет.

-- Любя так детей, я почти всегда отгадываю, - отвечает мистерь Боккет. - У моего приятеля их девятнадцать, ма'м, все от одной матери, и она так свежа и так румяна, как ясное утро. Не так, впрочем, здорова, как вы, но, клянусь честью, близко того! А как это называется, моя шалунья? - продолжает мистер Боккет, трепля Мальту за щечки: - это называется персиками. Ах, ты моя милочка. Ну, а как ты думаешь о своем отце? Как ты думаешь, отрекомендует-ли он мне подержанную виолончель хорошого тона для приятеля мистера Боккета? Меня зовут Боккет. Не правда-ли. какое смешное имя? {Bucket - боккет по англ. ведро.}

Эти ласки совершенно выиграли расположение родителей в пользу гостя. Мистрисс Бэгнет забывает торжественность дня до того, что сама набивает трубку, наливает стакан для мистера Боккета и сама подносит ему. Она бы рада была принять такого приятного человека, при каких бы то ни было обстоятельствах; но так как он друг Джорджа, то она в особенности рада видеть его у себя в этот вечер, потому что Джордж сегодня что-то очень не в духе.

-- Не в духе? - восклицает мистер Боккет. - Я никогда ничего подобного не слышал! Что с тобой, Джордж? Не думаешь-ли и мне сказать, что ты не в духе? Да и почему ты должен быть не в духе? Верно у тебя нет ничего такого на душе, что бы могло безпокоить тебя?

-- Особенного нет ничего, - отвечает кавалерист.

-- Я должен так думать, - отвечает мистер Боккет. - Что бы такое могло быть у тебя на душе! Неужели и эти малютки тоже имеют что-нибудь на душе? Нет; теперь они ничего не имеют, а современем, конечно, каждая будет иметь на душе своей какого-нибудь молодца и будет приводить его в уныние. Я не отгадчик, ма'м; но смею сказать вам, что это непременно так будет.

Мистрисс Бэгнет, совершенно очарованная, полагает, что и мистер Боккет имеет семейство.

-- Поверите-ли, ма'м, - говорит мистер Боккет: - ведь у меня нет его. Моя жена и постоялец составляют все мое семейство. Мистрисс Боккет так же любит детей, как и я, и также желает иметь их; но нет, как нет. Уж, верно, так и быть тому. Земные блага распределяются неравномерно, и человек не должен сетовать на это... Какой чудесный у вас дворик, ма'м. Есть выход из него?

Выхода из дворика нет.

-- В самом деле нет? - говорит мистер Боккет. - А мне показалось, как-будто здесь должен быть выход. Не знаю, право, видывал-ли я когда-нибудь дворик, который бы так нравился мне. Позвольте мне взглянуть на него? Благодарю вас. Да, теперь я вижу, что выхода тут нет. Какой славный, какой пропорциональный дворик.

Окинув проницательным взглядом весь дворик, мистер Боккет возвращается к стулу подле своего приятеля и очень ласково хлопает мистера Джорджа по плечу.

-- Ну, что, Джордж, как ты теперь чувствуешь себя?

-- Как нельзя лучше, - отвечает кавалерист.

-- Вот это по твоему, - говорит мистер Боккет. - А к чему тебе быть иначе? Мужчина с твоей прекрасной наружностью и твоим здоровьем не имеет права быть не в духе. Это не такая грудь, ма'м, чтобы ей быть не в духе. Ведь у тебя, Джордж, нет ничего такого на душе, да и что бы могло быть у тебя на душе!

Как-то особенно распространяясь насчет этой фразы, употребляя всю силу и разнообразие своих разговорных способностей, мистер Боккет раза два или три заговаривает о трубке, которую закуривает, и притом с таким внимательным лицом, которое принадлежит только ему одному. Впрочем, солнце его любезности скоро освобождается от этого кратковременного затмения, и снова сияет попрежнему.

-- А это, верно, ваш братец, мои милые? - спрашивает мистер Боккет, обращаясь с этим вопросом к Квебеке и Мальте по адресу молодого Вулича. - И какой славный братец... пасынок! Я говорю так, потому что он слишком стар, чтобы быть вашим сыном, ма'м.

-- Извините, сэр; я могу представить вам доказательство, что это мой кровный сын, - отвечает мистрисс Бэгнет, смеясь.

-- Вы удивляете меня! Впрочем, он очень похож на вас, в этом нет никакого сомнения. Ах, Боже мой! Да он удивительно похож на вас! А вот здесь, над бровями, то есть весь лоб до волос, чисто как у батюшки!

Это самый удобнейший случай для мистрисс Бэгнет уведомить его, что мальчик крестник Джорджа.

-- Крестник Джорджа? - повторяет мистер Боккет с чрезвычайным чистосердечием. - Так я еще раз должен пожать руку крестнику Джорджа. Крестный отец и крестник делают честь друг другу. А что вы намерены сделать из него? Не оказывает-ли он наклонностей к какому-нибудь музыкальному инструменту?

Мистер Бэгнет вдруг вмешивается в разговор.

-- Играет на флейте... отлично.

-- Поверите-ли вы мне, - говорит Боккет, как будто пораженный случайным стечением обстоятельств: - ведь будучи мальчиком, я сам играл на флейте? Не то, что, знаете, я разыгрывал по нотам, как, я полагаю, играет он, а так - на слух. Ах, Боже ной! "Британские гренадеры", вот песенка, которая разогреет хоть какое угодно холодное английское сердце! Нельзя-ли сыграть нам "Британские гренадеры", любезный мой?

Ничего не могло быть приятнее для маленького кружка, как это предложение молодому Вуличу, который немедленно приносит свою флейту и начинает играть эту мелодию, во время исполнения которой мистер Боккет до-нельзя одушевленный, бьет такт и ни разу не пропускает случая повторить громогласный припев: "Бри-тан-ски-е гренадеры!" Короче, он выказывает столько музыкального вкуса, что мистер Бэгнет отнимает трубку от губ и решается выразить свое убеждение, что мистер Боккет должен быть певец. Мистер Боккет принимает этот гармонический упрек очень скромно, признаваясь при этом, что когда-то он действительно пел немного, но собственно для выражения своих душевных ощущений, вовсе не имея тщеславной, идеи петь для удовольствия друзей; и его просят пропеть что-нибудь. Не желая разстроить удовольствия общества, он соглашается и поет: "Поверьте мне, если все пленительные прелести". Эта баллада, - говорит он, обращаясь к мистрисс Бэгнет, по его мнению, была самая могущественная его союзница в завоевании девственного сердца мистрисс Боккет и заставила ее выдти за него.

им. Он так любезен, так находчив к поддержанию приятной беседы, что одного уже этого достаточно было, чтобы свести с ним знакомство. Мистер Бэгнет, после второй трубки, до такой степени постигает всю важность такого знакомства, что убедительно просит его пожаловать и на следующий день рождения старой бабенки. Если что-нибудь могло еще сильнее упрочить уважение мистера Боккета к семейству Бэгнета, так это открытие причины такого празднества. Он пьет за здоровье мистрисс Бэгнет с удовольствием, доходящим до восторга, принимает более чем с благодарностью предложение пировать в такой день, имеющий придти через двенадцать месяцев, записывает на память число этого дня в свой черный бумажник, с длинным ремнем для застежки, и выражает надежду, что мистрисс Боккет и мистрисс Бэгнет сделаются к тому времени настоящими сестрами. Он часто говаривал самому себе, что значит общественная жизнь без частных дружеских отношений? На своем скромном пути он, конечно, человек общественный, но совсем уже не тот он человек в той сфере, где окружает его счастье. А это счастье, должно отыскивать в пределах домашняго благополучия.

При этих обстоятельствах весьма естественно он должен в свою очередь вспомнить о приятеле, которому он обязан за столь лестное знакомство. И он вспоминает о нем. Он ни на шаг не отходит от него. Какой бы ни быль предмет разговора, он не спускает с него нежного взора. Он вызывается проводить его до дому. Он интересуется даже его сапогами, и очень внимательно разсматривает их в то время, как мистер Джордж сидит, скрестив ноги, и курить в углу камина.

Наконец, мистер Джордж встает, чтобы уйти. В тот же момент мистер Боккет, с тайным сочувствием дружбы, также встает. Он еще раз восхищается детьми, целует всех до последняго и вспоминает поручение, которое он взялся исполнить для отсутствующого друга.

-- Ну, а что же вы скажете насчет виолончели? Можете-ли вы порекомендовать мне подобную вещь?

-- Хоть несколько дюжин, - отвечает мистер Бэгнет.

играет. Как начнет выпиливать Моцарта и Генделя и других великанов в этом роде, так что ваш добрый работник! И пожалуйста, - говорит мистер Боккет разсудительным и в своем роде особенным тоном: - вы, пожалуйста, не затрудняйтесь в назначении цены. Для моего приятеля я не хочу платить слишком дорого; но вместе с тем хочу, чтобы вы назначили приличные проценты и вознаградили себя за потерю времени. Ведь это в своем роде торговая сделка. Каждый должен жить и, следовательно, не должен упускать из виду своих выгод.

Мистер Бэгнет качает головой старой бабенке, как будто говоря ей: "что за сокровище этот человек!"

-- Может статься, я скоро загляну к вам, положим, хоть завтра, так... часу в одиннадцатом. Быть может, вы скажете мне цены нескольких виолончелей хорошого тона? - говорит мистер Боккет.

Ничего не может быть легче. Мистер и мистрисс Бэтет оба вызываются доставить требуемое сведение и даже намекают друг другу о возможности представить на выбор целую коллекцию виолончелей.

-- Благодарю вас, - говорит мистер Боккет: - благодарю нас. Спокойной ночи, ма'м. Спокойной ночи, мистер Бэгнег. Спокойной ночи, малютки. Премного обязан вам за один из приятнейших вечеров, которые когда-либо проводил я в своей жизни.

-- Теперь, Джордж, старый приятель мой, - говорит мистер Боккет, взяв его за руку при выходе из лавки: - пойдем!

В то время, как они идут по маленькой улице, и Бэгнет останавливается на минуту у дверей, чтоб проводить их взорами, мистрисс Бэгнет замечает достойному Бакауту, что мистер Боккет, как кажется, души не чает в Джордже.

Соседния улицы очень узки и очень дурно вымощены, так что совершенно неудобно идти вдвоем рука в руку. Поэтому мистер Джордж вскоре предлагает идти поодиночке. Но мистер Боккет никак не может решиться покинуть руку приятеля.

-- Пройдем еще с полминуты, - говорит Боккет: - мне нужно поговорить с тобой.

-- Ну, Джордж, - говорит он: - дружба дружбой, а служба службой. Я не люблю мешать дела с бездельем. Сегодня вечером я по возможности старался, чтобы семейные дела шли приятнейшим образом; ты можешь судить, правду ли я говорю, или нет. Теперь, Джордж, ты должен считать себя под арестом.

-- Под арестом? За что? - отвечает кавалерист, пораженный как громом.

-- Ты сам очень хорошо знаешь, Джордж, - говорит мистер Боккет и, чтобы придать более серьезное значение своему объяснению, направляет на Джорджа свой жирный указательный палец: - ты сам очень хорошо знаешь, Джордж, что обязанность - это одна вещь, а дружба - другая. Моя обязанность состоит в том, чтобы предупредить тебя, что всякое замечание с твоей стороны будет принято к сведению и может послужит оружием против тебя. Поэтому, Джордж, будь осторожен в словах. Ты ведь верно ничего не слышал об убийстве?

-- Обь убийстве!

духа. Все же я говорю, ты ведь верно ничего не слышал об убийстве.

-- Нет. Где совершилось это убийство?

-- Смотри, Джордж, - говорит мистер Боккет: - не вздумай убежать, не посрами себя. Я хочу сказать, для чего ты мне нужен. Убийство совершилось в Линкольнинских Полях, убили джентльмена, по имени Толкинхорн. Его застрелили вчера вечером. Вот для чего ты мне нужен.

-- Боккет! Возможно ли это, что мистера Толкинхорна убили, и вы подозреваете меня?

-- Джордж, - отвечает мистер Боккет, действуя попрежнему указательным пальцем: - это очень возможно, потому что это истина. Преступление совершено вчера в десять часов вечера. Теперь, ты знаешь, где ты был вчера вечером в десять часов и, без сомнения, будешь в состоянии доказать это.

-- Мне так и говорили, Джордж, - говорит мистер Боккет весьма протяжно. - Я так и думал. Мне говорили тоже, что ты очень часто бывал там. Тебя видели частенько в тех местах, тебя часто слышали, как ты ссорился с ним, и это все может быть - заметь я не говорю, что это совершенно так, но что это весьма может быть - может быть также и то, что он называл тебя угрожающим, готовым на всякое преступление, опасным человеком.

Кавалерист испускает тяжелый вздох, как будто он готов быль согласиться с этим, еслиб только мог говорить.

-- Так вот что, Джордж, - продолжает мистер Боккет, опуская на стол свою шляпу с таким видом, как будто он вовсе не знал другого занятия, кроме занятия обойщика: - мое желание заключается в том, как оно и заключалось в течение всего вечера, чтобы вести дела приятным образом. Я скажу тебе откровенно: сэр Лэйстер Дэдлок, баронет, назначил награду во сто гиней тому, кто отыщет убийцу. Ты и я всегда были в хороших отношениях; но я должен исполнить свой долг, и если придется получить те сто гиней, то зачем же получит их кто нибудь другой, а не я? После всего этого, мне кажется, ты понимаешь, что я должен взять тебя... и чорт возьми, если этого не сделаю! Нужно ли позвать кого нибудь на помощь, или ты считаешь дело это решенным?

Мистер Джордж оправился и выпрямляется как солдат.

-- Джордж, - продолжал мистер Боккет: - постой на минуту!

И с приемами обойщика, как будто кавалерист служил для него окном, на которое нужно навесить занавеси, он вынимает ручные оковы.

-- Согласись, Джордж, ведь дело серьезное, и такова моя обязанность.

Кавалерист вспыхнул от сильного негодования, и на минуту остается в нерешимости; но потом протягивает руки, складывает ладонь с ладонью и говорит:

Мистер Боккет надевает их в момент.

Замечание это он выражает, как самый почтительный продавец, желающий выполнить заказ аккуратно и к совершенному удовольствию своего покупателя.

-- Значит, годятся и эти? И прекрасно! Видишь ли, Джордж (и он берет плащ из утла и начинает надевать его на плечи кавалериста), когда я уходил из дому, так позаботился пощадить твои чувства и нарочно принес эту вещь. Ну вот так! Никто и не увидит!

-- В самом деле! Зачем? Ведь это будет жалко. Ты кажешься таким молодцом.

-- Но с оковами на руках я не смею взглянуть в лицо добрых людей, - торопливо отвечал мистер Джордж. - Ради Бога, надвиньте мне шляпу.

Уступая такой убедительной просьбе, мистер Боккет, надевает свою шляпу и выводит свой приз на улицы; кавалерист по обыкновению идет твердо, хотя немного повесил голову, и мистер Боккет локтем своим указывает ему путь по улицам и переулкам.