Холодный дом.
Часть пятая.
Глава XXV. Мистрисс Снегсби все видит

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Холодный дом. Часть пятая. Глава XXV. Мистрисс Снегсби все видит (старая орфография)

ГЛАВА XXV.
Мистрисс Снегсби все видит

На Стряпном Подворье, в Канцелярской Улице неспокойно, очень-неспокойно. Черные подозрения, как вороны, витают над этой смиренной частью города. Все, впрочем, жители Стройного Подворья находятся in statu quo, то-есть ни хуже, ни лучше, чем были; но мистер Снегсби изменился, очень изменился, и мистрисс Снегсби видит эту перемену.

Дело в том, что Улица Одинокого Тома и Поля Линкольнской Палаты упорно запряглись в мозг и воображение мистера Снегсби и мчат эту тяжелую колесницу по горам и оврагам около дел поставщика канцелярских принадлежностей под управлением возжей мистера Бёккета; пассажирами в этой колеснице Джо и мистер Телькингорн. Даже и в маленькой кухне, где все семейство обедает и ужинает, эта колесница является и уносится в нарах горячих блюд перед несмелым взором мистера Снегсби и он, отрезывая первый кусок баранины, приготовленной с картофелем, вдруг останавливается и следит за её бегом по кухонной стене.

Мистер Снегсби и сам не знает, что ему с этим делать. Где-то, что-то не так - это он понимает; но где не так и что не так и что из этого выйдет и как это кончится - это неразрешимые загадки на всю его жизнь. Темные впечатления тот и венцов, звезд и орденских лент, мерцающих сквозь покров пыли, лежащей на бюро мистера Телькнигорна; почитание тайн, в главе которых стоит самый важный, самый таинственный из его покупателей, на которого все Палаты, весь Канцелярский Переулок и все юридическое соседство смотрит с почтением; воспоминание о таинственном мистере Бёккете, о его указательном пальце, о его секретном образе действий, от которого ничто не может ни ускользнуть, ни отбиться, убеждают его, что он впутался в какую-то тайну, которую не понимает и никогда не поймет. И таково опасное положение дел, что каждую минуту его обыденной жизни, при каждом скрипе двери, при малейшем звоне сенного колокольчика, при входе кого бы то ни было, при отдаче письма, эта тайна может вспыхнуть, разразиться и убить... но кого, это знает только мистер Бёккет.

В таких обстоятельствах, если является в лавку неизвестный человек (как это часто делают незнакомые) и спрашивает: дома ли мистер Снегсби? или что-нибудь в этом невинном роде, сердце мистера Снегсби так и забьется в его преступной груди. Подобные вопросы приводят его в такое волнение, что если их делают мальчишки, то он мстит им, стуча на них о свою конторку, называя их щенятами и браня их за то, что они с разу не могут высказаться. Более необходительные люди и дерзкие мальчишки настоятельно тревожат этими неясными вопросами сон мистера Снегсби и мучат его, и без того ужь истерзанную душу, так-что часто, когда петух, в маленькой молочной лавке, приходит в неистовый восторг, но поводу солнечного восхода, мистер Снегсби находится в страшном припадке кошемара, мистрисс Снегсби принимается оттрясывать его и говорит подозрительным тоном: что это с ним такое делается?

Сама мистрисс Снегсби не мало усложняет его затруднения. Сознание, что он должен таить от нея секрет, что у него в голове есть заноза, которую, того-и-гляди вытащит мистрисс Снегсби, все это вместе заставляет мистера Снегсби смотреть на свою дражайшую половину с таким же точно чувством, с каким смотрит собака, боящаяся своего господина, куда угодно, только не ему в глаза.

Его замешательство, его какая-то таинственность не ускользают от бдительного ока мистрисс Снегсби. Она говорит: у Снегсби что-нибудь на уме! что-нибудь нечисто! И эти черные подозрения гнездятся на Стряпном Подворье, в Канцелярской Улице. Дорога от подозрений к ревности кажется мистрисс Снегсби так пряма и коротка, как с Стряпного Подворья на Канцелярскую Улицу. И эта ревность тяготеет над Стряпным Подворьем, над Канцелярской Улицей. Основавшись однажды там (а она с незапамятных времен бродила по этой стороне), теснится она в грудь мистрисс Снегсби, мучит и тревожит ее, гонит ее в таинственные час полуночи обследовать карманы мистера Снегсби, тайно перечитать его письма, порыться в записной книге, в большой и малой кассах, в потаенном шкапу, смотреть в окно, подсматривать и подслушивать за дверью, сводить все полученные сведения в самый ложный итог.

Мистрисс Снегсби в постоянном волнении, так-что весь дом, но поводу безпрерывного скрипеньи полов и шелеста юбок, похож на заколдованный дом. Подмастерья начинают думать, что это место нехорошо; что, верно, на нем было в старое время совершено злодейство. Крикса питает в душе своей некоторые атомы неопределенной идеи (общей всем летом Тутингского Приюта), что в подвале зарыты несметные кучи золота, над которыми чахнет белобородый кащей, которому нет отпуска на тот свет ужь несколько тысяч годов.

"Кто этот Нимрод? спрашивает себя безпрестанно мистрисс Снегсби. Что за создание эта леди? Кто этот мальчишка? Нимрод давно умер, леди не поймаешь, и мистрисс Снегсби приходит в отчаяние и в настоящую минуту обращает свое интеллектуальное око, с удвоенною бдительностью на бедного Джо. Кто этот мальчик? спрашивает она себя в тысячу-сотый раз. Кто он такой?.. И вдруг мистрисс Снегсби воодушевляется вдохновением.

Он не питает уважения к особе мистера Чедбанда. Конечно не питает и не хочет. И это очень-естественно при столь смутных обстоятельствах. Он был приглашен мистером Чедбандом: мистрисс Снегсби слышала это своими ушами; мистер Чедбанд в её присутствии говорил ему, чтоб он осведомился о его месте жительства и пришел бы к нему выслушать поучительные наставления. Он между-тем не пришел! Отчего им не пришел? Потому-что ему было сказано не приходить. Кем? Ха, ха, ха! мистрисс Снегсби все видит, все!

Но, к-счастью (и мистрисс Снегсби таинственно качает головою и таинственно улыбается), вчера мистер Чедбанд встретил этого мальчика на улице и мистер Чедбанд взял его, как интересный субъект для поучения избранного общества Клуба Умеренности, грозил предать его в руки полисмена, сели он не покажет достопочтенному мужу своего жилища и если он не явится на слушание поучений на Стряпное Подворье завтра вечером. За-втра ве-че-ром! повторяет мистрисс Снегсби с особенным выражением и опять таинственно улыбаясь, таинственно качая головою, и завтра вечером мальчик будет здесь и завтра вечером мистрисс Снегсби будет следить за ним и еще кой за кем. О, ты можешь хитрить сколько тебе угодно! говорит мистрисс Снегсби с гордым презрением: но меня ты не проведешь.

И мистрисс Снегсби не звонит о своих планах, она держит их в глубоком секрете. Приходит завтра. Совершается приготовление вкусных материалов к масличному делу. Настает вечер. Является мистер Снегсби в своем черном сюртуке, являются Чедбанды; приходят, когда корабль ужь достаточно нагрузился, подмастерья и Крикса для слушания поучений, приходит наконец Джо с понуренною головою, несмелым, неуклюжим шагом, с оборванною меховой шапкой, которую он пощипывает, как убитую птицу. Джо! ты страшный, загрубевший и закоснелый субъект, которого должен навести на путь истинный мистер Чедбанд.

Мистрисс Снегсби метет наблюдательные взоры на Джо, пока Крикса проводит его в гостиную. Входя, он смотрит на мистера Снегсби. А--а! зачем он смотрит на мистера Снегсби? Мистер Снегсби смотрит на него. Зачем? О! мистрисс Снегсби все видит! Зачем они пересматриваются, отчего мистер Снегсби смущен и производит значительное откашливание в кулак?.. Нет, это ясно, ясно как кристалл, что мистер Снегсби... незаконный отец итого мальчика!.. да!

-- Спокойствие, други мои, говорит мистер Чедбанд, вставая со стула и отирая масличные произведения с своего достопочтенного лица: - да будет мир и спокойствие между нами, други мои! Почему между нами? Потому, продолжает он с своею жирною улыбкою: - мир не должен быть против нас, он должен быть между нами, потому-что он не озлобляет, а успокоивает; потому-что он не предвещает ссоры, как ястреб, но слетает тихо, как голубица. Итак, друзья мои, да будет мир между нами! Сын мой, вперед!

Мистер Чедбанд хватает своею жирною рукою за руку Джо и ищет глазами места, куда бы его поставить. Джо, сомневаясь в дружелюбных намерениях своего достопочтенного друга, неясно понимает, какого рода испытанию хотят его подвергнуть, много ли прийдется ему страдать и терпеть, и ворчит на всякий случаи: пустите меня! Я вам ничего не сделал! Пустите меня!

-- Нет мой юный друг, говорит плавно мистер Чедбанд: - нет, я тебя не отпущу. А почему? Потому-что я неутомимый собиратель жатвы, потому-что я тружусь и работаю для пользы человека, потому-что ты ниспослан но мне и сделаешься в руках моих драгоценным орудием. Друзья мои, могу ли я употребить это орудие в вашу пользу, к вашим выгодам, к вашему благосостоянию, к вашему обогащению? Юный друг мой, сядь на сей стул!

Джо, очевидно, под влиянием опасения, что почтенный муж намерен лишить его некоторой части волос, закрывает голову свою обеими руками и устраивается на требуемом месте с большим трудом и всевозможными усилиями.

Когда, наконец, он помещен на стуле, как парикмахерская кукла, мистер Чедбанд удаляется за стол, подымает вверх свою медвежью лапу и говорит: - "Други мои!" Это общий знак к приведению в порядок аудитории. Подмастерья внутренно хохочут и подталкивают локтями друг друга. Крикса впадает в неопределенное состояние души и тела, происходящее от смеси высокого удивления к мистеру Чедбанду и симпатии к бездомному, покинутому бедняге Джо. Мистрисс Сисгсби молча подводит мины. Мистрисс Чедбанд угрюмо садится перед камином и согревает свои колени, находя, что этот прием совершенно-необходим при слушании красноречивых наставлений.

которую падает этот лестный выбор при известных периодах, выражает вздохами, всхлипываньем, оханьем и тому подобное, внутреннее чувствование души; это выражение внутренняго чувствования передастся другим, сначала престарелым леди, от них далее, как электричество, к более-закоренелым грешникам и наконец переходит на всю аудиторию и подкрепляет и освежает красноречие мистера Чедбанда.

В силу этой привычки мистер Чедбанд, произнеся:

-- Други мои! устремил взор свой на мистера Снегсби и сообщил, и без того уж сконфуженному, несчастному поставщику канцелярских принадлежностей речь свою непосредственно. - Между нами, други мои, говорит мистер Чедбанд: - находится язычник, житель под кровлею Улицы Одинокого Тома и пресмыкающийся но лицу земному. Здесь, посреди нас, други мои... и мистер Чедбанд мотает жирным пальцем, посылает масляную улыбку в лицо мистера Снегсби, означающую, что он намерен положить его ниц логическим аргументом, если он еще до-сих-пор не лежит в прахе: - брат и сын; без родителей, без родственников, без стад, без пастбищ, без злата, без сребра и без драгоценных камней. Зачем, други мои, говорю я, он лишен этих владении? Зачем? Да, зачем? мистер Чедбанд предлагает этот вопрос мистеру Снегсби, как какую-нибудь шараду, или совершенно-новую загадку, исполненную особенного остроумия, разрешить которую поставщик канцелярских принадлежностей верно не в-состоянии.

Мистер Снегсби чрезвычайно сбит с толку таинственными взглядами, которые бросает на него теперь его дражайшая половина, в-особенности после того, как достопочтенный наставник произнес слово: родители - и он решается на самый скромный ответ: - "право, не знаю, сэр!" говорит он. При этих словах мистрисс Чедбанд строго взирает, а мистрисс Снегсби презрительно говорит: - "Стыдитесь! "

-- Я слышу голос, продолжает мистер Чедбанд - слабый ли это голос, други мои? Да, это слабый голос.

-- О-ох! взыхает мистрисс Снегсби.

-- Этот голос говорить: я не знаю. Он не знает! Так я вам скажу почему. Я говорю, что этот сын, который стоит пред нами, без родителей, без родственников, без стад, без пастбищ, без злата, без сребра, без драгоценных камней, потому-что он лишен света, который освещает некоторых из нас. Чти это за свет? Что это такое? Я спрашиваю вас, что значит свет?

Мистер Чедбанд забрасывает голову назад и остается в такой позе, ожидая ответа. Но мистер Снегсби, себе-на-уме, молчит, чтоб опять не провраться. Мистер Чедбанд перевешивается через стол и выкручивает пальцами на мистера Снегсби все то, что он хочет сказать.

-- Свет, говорит он: - это луч от луча, солнце от солнца, луна от луны, звезда от звезды.

Мистер Чедбанд откидывает голову опять назад и торжественно смотрит на мистера Снегсби, как-будто хочет узнать, как этот джентльмен теперь себя чувствует.

буду это твердить вам, несмотря на то, нравятся вам слова мои, или нет; скажу даже, что если они вам не понутру, то и тем более буду их проповедывать; буду кричать вам их... в рупор! Говорю вам, если вы будете поперечить мне, то ни падете духом, вы размозжите себе головы, вы лопнете, как пузыри, вы разобьетесь в пух и прах.

Этот смелый поток красноречия, столь уважаемый последователями мистера Чедбанда за ораторскую силу, не только розлил желчь в груди мистера Чедбанда, но и выставил невинного мистера Снегсби в таком свете, что он явился пред лицом общества как лаки спелый грешник, враг добродетели, с медным лбом, каменным сердцем. Это обстоятельство ошеломляет несчастного поставщика канцелярских принадлежностей; он упадает духом, чувствует себя в ложном положении, и вдруг мистер Чедбанд окончательно убивает его.

-- Други мои, продолжает оратор, после многократного отирания головы своей, которая испарялась так сильно, что платок сделался жирнее блина: - други мои. чтоб разработать предмет, над которым мы посильно трудимся, да позволено мне будет сделать в духе тишины и спокойствия один вопрос: что значит правда, в настоящем случае? Потому-что, юные други мои, продолжал он, обращаясь вдруг к подмастерьям и Криксе, к совершеннейшему их изумлению: - если мне скажет доктор, что мне полезен каломель, или касторовое масло, я очень-натурально спрошу его, что это такое каломель, или что такое касторовое масло? я прежде сочту долгом осведомиться об этих предметах, чем принять внутрь который-нибудь из них, или оба вместе. Итак юные други мои, что значит правда, о которой а толкую? Вопервых, будем говорит в духе тишины и спокойствия: какой самый обыкновенный род правды, обыденная, простая правда? Что "то, обман, что ли?

(Глубокий вздох со стороны мистрисс Снегсби).

-- Утайка?

-- Скрытность?

(Мотанье головою, с той же стороны, очень-продолжительное мотанье и очень-таинственное)

-- Нет, други мои, правда ни то, ни другое, ни третье. Под покровом правды нет таких вещей. Когда сей юный язычник, ныне внемлет... он спит, други мои, под гнетом равнодушия - не будите его, ибо я обязан сражаться, бороться, истязаться для его пользы - когда юный, закоренелый язычник, рассказывал нам историю о петухе, о воле, о леди, о соверине, была ли это правда? Нет. А если тут и была частица правды, то все ли он высказал нам? Нет, други мои, нет!

Еслиб мистер Снегсби мог выдержать взор своей дражайшей супруги, который сквозь его глаза, как сквозь окна пронизывал его душу, он был бы совсем не таким человеком, каким быль на самом деле. А теперь мистер Снегсби ежится и крючится.

дома по виол бы но улицам города и нашел бы угорь и возвратился бы в дом свои и призвал бы к себе жену свою и сказал бы ей: Сара, радуйся вместе со мною, я видел слона - была ли бы эти правда?

Мистрисс Снегсби в слезах

-- Или положим, юные други мои; что владетель дома сего, видев в самом деле слона, возвратился бы к жене своей и сказал ей - Сара; опустели пастбища, я ничего не видал кроме угри - была ли бы это правда?

Мистрисс Снегсби громко рыдает.

-- Или, допустим, юные други мои, говорит мистер Чедбанд, подделывающийся все под тот же тон: - что безсердые родители этого закоснелого язычника - не подлежит никакому сомнению, что у него были родители, юные други мои - выбросив свое детище волкам, гиенам, диким псам, молодым газелям и змеям, вернулись бы в дом свой и забавлялись бы трубками, кастрюлями, играми, танцами, наливками, ликерами, бифштексом, дичиной - была ли бы это правда?

она впадает в летаргическое состояние и уносятся по узкой лестнице, как огромное фортепьяно. После невыразимых страдании, приводящих в ужас, она дает знать с постели из своей спальной, что боль угомонилась, но пациентка еще слаба. В этом состоянии дел, мистер Снегсби, уничтоженный и смятый, при переноске фортепьян, очень-оробелый и сконфуженный, решается высунуть нос из-за двери в гостиную.

Во время суматохи Джо стоил неподвижно на том месте, на котором проснулся; он ощипывал свою меховую шапку и оторванными кусочками конопатил себе рот. Джо и не думает о наставлениях; он знает, что он заброшенное, неисправимое существо, и что он дурно делает; если не спит, потому-что: спи; или не спи, а ничему не научишься!

Но, быть-может, Джо, есть такая книга, которая не нуждается в красноречивом и пустословном объяснении Чедбанда, такая книга, которую понял бы и ты, хотя ум твой на той же степени-развития,как инстинкт животного.

Джо никогда не слыхал о такой книге. Он слышал только Чедбанда; он знает его и лучше согласится бежать от речей его за три-девять земель, чем послушать их впродолжение пяти минут.

"Нечего мне здесь оставаться, думал Джо: - мистеру Снегсби некогда перемолвить со мною." И он начал тихо спускаться с лестинцы.

первый раз в жизни обменивается с ним парою слов.

-- Вот тебе, бедняга, закуси, говорит Крикса.

-- Спасибо вам, отвечает Джо.

-- Ты, чай, голоден?

-- Голоден.

Джо останавливается, разинув рот, и стоит вытараща глаза, потому-что добродушная Крикса слегка обняла его рукою; а это первый раз в жизни, посторонняя рука прикасается ласково и нежно к спине бедного мальчуги.

-- И не знаю ничего о моем отце и о моей матери, говорят Джо.

-- И я ничего не знаю о своих, отвечает Крикса. Волнение, в которое она приходит, усиливает сдавливаемый обморок и она исчезает вниз лестинцы.

-- Джо! шепчет тихо поставщик канцелярских принадлежностей, пока испуганный мальчик стоит еще в недоумении, на лестнице

-- Я не знал, что ты ужь уходишь... вот тебе еще полкроны. Ты очень-хорошо сделал, что ничего не говорил о той леди и и том, что было ни днях, вечером это бы, знаешь, наделало хлопот. У тебя, чай, так сердце и ёкает!

-- Я ужь навострил лыжи, барин.

-- Ну, будь счастлив.

Таинственная тень в халате и колпаке следит за поставщиком канцелярских принадлежностей, начиная с той самой комнаты, из которой он вышел, и лезет выше его. И с этой то минуты, куда бы он ни двинулся, еще другая тень, кроме его собственной, только не так постоянная, не так покойная, направляется также за ним. И в какую бы тайну, в какую бы глубину секретов ни пробралась его собственная тень, проберется и мистрисс Снегсби, тень от тени его