Холодный дом.
Часть шестая.
Глава XXVIII. Железозаводчик.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Холодный дом. Часть шестая. Глава XXVIII. Железозаводчик. (старая орфография)

Часть шестая.

ГЛАВА XXVIII.
Железозаводчик.

Сэр Лейстер Дедлок преодолел на этот раз родовую подагру, и сколько в прямом, столько и в переносном смысле - на ногах. Он теперь в своем поместье, в Линкольншайре. Но воды опять разлились по низменной почве, и холод и сырость, несмотря на все предохранения, проникают в стены Чизни-Вольда и даже в кости сэра Лейстера. Яркие огни дров и каменного угля (дедлоковских дров из допотопного леса), разведенные в широких каминах, мигают красными глазами на мрачные просеки парка, дрожат и шипят при виде валежника, но не могут изгнать врага своего - сырость. Трубы для горячей воды, проведенные но стенам всего замка, обитые двери и рамы, ставни, заслоны и занавески не исключают топки каминов и не удовлетворяют потребностям сэра Лейстера. В настоящее время, в одно прекрасное утро, фешнебэльная молва провозглашает внемлющей Англии, что миледи Дедлок будет на несколько недель в Лондон.

Хоти грустно, но справедливо, что иногда и великие лорды имеют бедных родственников. В-самом-деле великие лорды частенько наследуют такое приятное прилагательное. Родственники сэра Лейстера в самом отдаленном колене, просто "лезут из кожи". Между ними есть такие бедняки, что, право, можно взять на себя смелость и сказать, что для них было бы большое счастие, еслиб они не принадлежали к золотой цепи Дедлоков, а были бы с самого начала выкованы из железа и занимались бы черною работой.

Работа, между-тем (исключая некоторые редкие примеры, работы очень-нежной, но неприносящей никакой пользы) им не по-сердцу и не по достоинству дедлоковской породы. И вот посещают они своих богатых родственников, делают долги, пока им верит, и живут очень-грязно, если уже никто им не верит; женщины не находят себе мужей, мужчины не находят себе жен, катаются в экипажах, взятых на-прокат, угощаются за чужим столом и таким образом отживают жизнь свою.

По образу мыслей и по убеждениям сэра Лейстера, каждый, сколько-нибудь известный человек, ему родственник. Знаменитый баронет, как какой-нибудь достославный паук, протягивает нити родственной паутины, начиная от лорда Будля, сквозь герцога Фудля до самого Будля; но, при этих родственных связях с представителями человеческого рода, он милостив и великодушен относительно родственников своих, стоящих на низшей степени социального значения. И в настоящую минуту, кроме проникающей сырости, он еще выдерживает в Чизни-Вольде визиты таких родственников с большим самоотвержением.

Из таких посетителей на первом плане виднеется Волюмния Дедлок, молодая леди, лет шестидесяти; имея честь по женской линии принадлежать к другой знаменитой фамилии, она таким образом поддерживается с двух концов незыблемыми связями в фешенэбльном кругу. Мисс Волюмния во дни юности своей обладала прекрасными талантами: умела из цветной бумаги вырезать различного рода трафареты, петь на испанском языке под акомпанимент гитары и предлагать в загородных отелях мудреные шарады на французском языке Таким-образом двадцать лет своего существования, от двадцать-первого до сорок-первого года включительно, она изволила провести очень-весело; но, отцветя и наскучив своими совершенствами в испанском наречии, она удалилась в Бат, где скудно проживала, пользуясь ежегодным незначительным пособием со стороны сэра Лейстера и повременам делала оттуда нападения на родственные домы. У нея в Бате огромное знакомство между серьёзными, старыми джентльменами с тонкими ногами в нанковых панталонах, и она пользуется в этом пустынном городе значительною известностью. Но в других местах на нее посматривают несколько-косо, по поводу нескромного употребления кармина и настойчивой привычки носить старомодное ожерелье, подобное венцу, из розовеньких, маленьких птичьих яичек.

Надеялись, что Волюмния непременно заслужит пенсию. Усилия на этот счет пробовались, и когда Вильям Буффи получил портфель, ожидали решительно, что мисс Волюмния зашибет ежегодную пенсию сотни в две фунтов стерлингов. По Вильям Буффи, против всякого ожидания, открыл, что в нынешния времена такое благодеяние невозможно.

То же самое приключилось и с достопочтенным Бобом Стеблизом, который, обладая опытностью ветеринарного врача, может делать всевозможные теплые пойла и стреляет лучше любого егеря. Он ужь давно искал тепленького местечка, на котором мог бы ревностно служить отечеству, однакожь без труда и ответственности. При благоприятных обстоятельствах, давно б оценили такия естественный тенденции пылкого, молодого человека, такой прекрасной фамилии; но Вильям Буффй. получив портфель, открыл, что он ничего не может сделать для достопочтенного Боба Стеблиза.

Остальные родственники - это леди и джентльмены различных возрастов и способностей. Большая часть из них любезна и разумна и, по всем вероятиям, была бы счастлива в жизни, еслиб забыла свои родственные связи; но эти связи несколько портят ее, заставляют бродить, как бы в потьмах, без цели, без надежды, так-что она и сама, кажется, не знает, что с собой делать, как не знают другия, что делать с ней.

В этом обществе, впрочем, и в каждом, леди Дедлок властвует безгранично. Прелестна, изящна, совершенна, властительна в своем маленьком мире (потому-что ведь, фешенэбльный мир не тянется же от полюса до полюса); она дает обществу сэра Лейстера величественный я приятный тон, хотя, быть-может, несколько надменный и равнодушный. Родственники, даже самые старшие, которые были поражены женитьбой сэра Лейстера, отдают теперь ей феодальное почтение и почтенный Боб Стеблин повторяет ежедневно избранным друзьям своим, беседуя с ними между завтраком и обедом, свое любимое оригинальное замечание, что считает ее наилучше-выезжанной лошадкой из целого табуна.

Таковы гости в длинном парадном зале Чизни-Водьда в этот пасмурный вечер, когда шаги на Террасе Привидений (в этой комнате, впрочем, они не слышны) напоминают какого-нибудь дальняго родственника, умершого от стужи и голода. Теперь почти время сна; ночники мерцают по всем спальням дома и заставляют тени старинной мебели дрожать на стенах и потолке. Спальные подсвечники стоят на столе в отдаленном углу близь двери и родственники зевают на оттоманах, у рояли, за подносами с содовою водою, за карточными столами и у камина. По одну сторону собственного камина (потому-что в комнате два), стоит сэр Лейстер, но другую сторону сидит миледи за своим столиком. Волюмния, как одна из более-привилегироваиных родственник, сидит между пики в роскошном кресле. Сэр Лейстер смотрит с высокомерным неудовольствием на румяны и на розовое ожерелье.

-- Я иногда встречаю на своей лестнице, говорит протяжно Волюмния, мысли, которой после длинных и разнообразных разговоров вечера требуют успокоения: - такую хорошенькую девочку, какой мне никогда не случалось видеть.

-- Protegee миледи, замечает сэр Лейстер.

-- Я так и думала. Только необыкновенный взгляд мог отъискать такую красоточку. Она просто чудо. Быть-может, несколько похожа на куклу; но такой свеженькой и хорошенькой, мне никогда не случалось видеть.

Сэр Лейстер, хотя высокомерно недоволен румянами, но, кажется, разделает мнение Волюннии.

-- Скажите! замечает миледи лениво: - если в этом случае был необыкновенный взгляд, то это надо отнести не ко мне, а к мистрисс Раунсвель. Роза - её находка.

-- Ваша горничная, я думаю.

-- Нет; она все у меня. Любимица, секретарь... и ужь я не знаю что.

-- Вам приятно видеть ее возле себя, как цветок, как птичку, как картинку, как пуделя... ах! нет, не пуделя, как что-нибудь, знаете, красивое? говорит Волюмния симпатично. И как мила эта почтенная старушка мистрисс Раунсвель. Я думаю, она очень-стара, а так чувствительна и так хороша собою! Она, мой самый лучший друг.

Сэр Лейстер находит все это справедливым, потому-что управительница Чизни-Вольда должна быть необыкновенная женщина. Кроме этого, он и сам расположен к мистрисс Раунсвель и любит, когда ее хвалят, и он говорит: - вы нравы, Волюмния; Волюмния от этого в совершенном восторге.

-- У мистриссь Раунсвель? Нет, Волюмния. У нея один сын, то-есть у нея два сына.

Миледи, которой хроническая болезнь - тоска, развилась в этот вечер усилиями Волюмнии, устало смотрит на спальный подсвечник и тихо вздыхает.

-- И замечательный пример замешательства, в которое впадает наш век, говорит сэр Лейстер с мрачной высокомерностью: - вообразите: мне пишет мистер Телькингорн, что сына мистрисс Раунсвель приглашают в Парламент.

Мисс Волюмния испускает легкий стон.

-- Да, посудите сами, повторяет сэр Лейстер: - в Парламент!

-- Господи, какие страсти! восклицает Волюмния. - Я никогда не слыхивала таких вещей. Кто же он такой?

-- Он, кажется, железозаводчик, говорит сэр Лейстер с разстановкой, невполне понимая, что это значит, и называют ли таким именем какое-нибудь человеческое ремесло.

Волюмния произносит другой стон.

-- Он не принял предложения, если мистер Телькингорн говорит правду; впрочем, не сомневаюсь в словах его: мистер Телькингорн всегда точен и аккуратен. По во всяком случае, говорит сэр Лейстер: - его приглашали - вот что ужасно-непостижимо. По-мне, тут можно вывести самые-странные умозаключения.

Мисс Волюмния встает, направляя взор свой на спальные подсвечники. Вследствие этого сэр Лейстер, руководимый вежливостью, проходит залу из конца в конец, берет один из подсвечников и засвечает свечку на осененной колпаком лампе миледи.

-- Я должен просить вас, миледи, говорит он, засвечая свечку: - остаться еще на несколько минут, потому-что этот индивидуум, о котором мы говорим, приехал сюда вечером перед самым обедом и просит в очень-приличном письме - сэр Лейстер, по своему праводушию, не может упустить этого пункта из виду - я должен сказать, что в очень-приличном и хорошо-написанном письме, доставить ему честь, осчастливить его коротким разговором с вами и со мной, по поводу этой девочки. Так-как кажется, он хочет уехать сегодня же в ночь, то я сказал, что мы его позовем перед уходом спать.

Мисс Волюмния, произведя еще небольшой стон, обращается в бегство, желая хозяевам поскорее отделаться от... как бишь его?.. от железозаводчика.

Остальные родственники все исчезают до последняго. Сэр Лейстер звонит в колокольчик. Приходит слуга.

-- Скажи мое почтение мистеру Раунсвелю, на половине управительницы домом: мы готовы его принять.

Миледи, повидимому, очень-разсеянно слушавшая, смотрит теперь со вниманием на мистера Раунсвела, который входит в комнату. Ему, может-быть, немного за пятьдесят; лицо приятное, большое сходство с матерью, звучный голос, широкий лоб, труды и заботы развеяли его черные волосы. Озабоченный, но открытый вид; одет в черное платье; деятелен, быстр, манеры свободны и натуральны и присутствие могущественного баронета нисколько не смущает его.

-- Сэр Лейстер и леди Дедлок, извините за безпокойство, которое и причиняю вам. Я постараюсь в коротких словах высказать вам то, зачем я желал утруждать вас своим присутствием.

Глава Дедлоков указывает мановением руки на софу, между собою и миледи. Мистер Раунсвель спокойно садится.

-- В это время, когда столько предприятий в ходу, люди, как я, имеют работников и поставщиков во многих местах, так-что мы постоянно в поспешных разъездах.

Сэр Лейстер доволен, что железнозаводчик понимает, что здесь нет ни поспешности, ни разъездов, здесь, в этом древнем замке, основанном в спокойном парке, где плющ и мох имел время засесть крепко, где кривые, покрытые наростами вязы и тенистые дубы глубоко пустили столетние корни в неоскорбленную почву, где солнечные часы мерно показывали впродолжение нескольких веков время, которое такая же собственность каждого Дедлока, как замок и поместье.

Сэр Лейстер садится в спокойное кресло и таким - образом противополагает спокойствие своей особы и своего Чизни-Вольда, безпокойной подвижности железнозаводчика.

просил моего согласия на его брак с ней и желал, чтоб я лично удостоверился, любит ли его девушка - мне кажется, что она платит ему взаимностью. Я до сегодня не видывал Розы, но в сыне моем я уверен: выбор его не может быть дурен. Я нашел ее совершенно-сходной с его словами, и матушка отзывается о ней с наилучшей стороны.

-- Она заслуживает похвалы во всех отношениях, говорит миледи

-- Слова ваши очень радуют меня, леди Дедлок, и нет надобности выражать, какую я могу придавать цену вашему милостивому мнению.

-- Совершенно нет надобности, замечает сэр Лейстер с невыразимым величием и находя, что язык железнозаводчика ужь очень-проворен.

-- Совершенно нет надобности, сэр Лейстер. Но так-как сын мой еще очень-молод и Роза также еще очень-молода, и притом сын мой должен пробить себе дорогу в жизни, как я ее пробил, то женитьба его в настоящее время должна быть, в некотором отношении, дело второстепенное. Но предположим, что я соглашусь на брак его с этой красоточкой и она согласится выйдти за него замуж, то я считаю долгом справедливости, высказать с самого начала - и уверен, сэр Лейстер и леди Дедлок, вы поймете меня и извините - что и поставлю в условие, чтоб она не оставалась больше в Чизни-Вольде. Таким-образом, прежде, чем переговорю с моим сыном, я беру смелость доложить вам, что если её удаление каким бы то образом ни было неприятно и неудобно для вас, то я буду убеждать сына отложить это дело до более-благоприятных обстоятельств.

Не оставаться в Чизни-Вольде! ставить это в условие!.. Все прежния, злые подозрения относительно Ват Тайлера быстрым потоком приливают к голове сэра Лейстера, так-что прекрасные седые волосы его, даже и в бакенбардах, приходят в страшное негодование.

-- Должен ли и понимать, сэр, говорит сэр Лейстер: - и должна ли понимать миледи, он приводит ее, вопервых из вежливости, а вовторых в надежде на её глубокий ум, к которому питает глубокое уважение: - должен ли я понимать мистер Рауисвель, и должна ли понимать миледи, сэр, что эта молодая девушка, слишком-хороша для Чизни-Вольда, или что её присутствие здесь, оскорбительно для вашего сына?

-- Ни в каком случае, сэр Лейстер.

-- Мне это очень-приятно слышать. - Сэр Лейстер в-самом-деле очень-высокомерен.

-- Пожалуйста мистер Раунсвель, говорит миледи, отстраняя от разговора сэра Лейстера, легким мановением своей изящной ручки, как-будто он был ни больше ни меньше как муха: - объясните мне, что вы хотите сказать.

-- С большим удовольствием, леди Дедлок: это мое искреннее желание.

Обратив свою стройную головку - мысли которой так быстры и деятельны, что не могут быть порабощены безстрастием, хотя давно заученным - к строгому саксонскому лицу посетителя, исполненному решимости и твердости, миледи слушает внимательно и повременим едва-заметно кивает своей головкой.

-- Я, сын вашей управительницы, леди Дедлок, и провел мое детство при этом доме. Мать моя живет здесь полвека и, нет сомнения, желает умереть здесь. Она может служить образцом, быть-может, единственным, любви, привязанности и верности к таким людям, которыми действительно может гордиться Англия, и такие люди оценяют ее по достоинству столько же, сколько и она оценяет их.

Сэр Лейстер хрипит под такой параллелью, но в своем достоинстве и в своей справедливости он находит, хотя и не высказывает этого, что мистер Раунсвель прав.

моей матери, или по питаю того почтения, которое способен внушать Чизни-Вольд. Я бы конечно должен был желать и я бы желал от всего сердца, леди Дедлок, чтоб матушка моя, проживши здесь столько лет, переехала бы, на остаток дней своих ко мне; но, зная как тяжело будет ей разставаться с этими местами, я давно выбросил эту мысль из головы.

Сэр Лейстер опять обнаруживает надменное величие при мысли, что мистрисс Раунсвель могла, когда-нибудь, оставить место своего пребывания, чтоб кончить остаток дней своих в доме железнозаводчика.

-- Я был, продолжает посетитель с скромною ясностью - учеником и работником. Целые годы, я должен был жить трудами рук своих и заботиться, сколько мог, о своем образовании. Жена моя была дочерью подмастерья и воспитана просто. У нас, кроме сына, о котором я говорил, еще три дочери; имея к-счастью порядочные средства, мы могли воспитать их лучше, чем было воспитаны сами. Мы дали им хорошее, очень-хорошее образование. Все наши попечения, все наши удовольствия клонились к тому, чтоб сделать их достойными всякого хорошого места, на каком бы ни привелось им быть в жизни.

Со стороны сэра Лейстера опять обнаружение надменного величия.

-- Все что я высказал вам, леди Дедлок, так обыкновенно в той (трапе, где я живу, и в том классе, к которому принадлежу, что неровные браки у нас встречаются чаще, чем в других слоях общества. Иногда сын приходит к отцу своему и говорит, что он влюблен в молодую девушку на фабрике, Отец, который сам прежде работал на фабрике, быть-может нерадостно выслушает это признание. Быть-может у него другие виды на судьбу своего сына. Или, быть-может, слыша самые лучшие отзывы об этой девушке, он скажет своему сыну: "твой выбор во многом удачен; но пусть она образуется, или пусть она ходит в школу с твоими сестрами, столько-то времени, в которое ты даешь мне честное слово видеться с нею не больше как столько-то раз, и тогда, если наклонности ваши не изменятся и она сравняется с тобою в образовании, женись на ней". Таких примеров, миледи, я видал тысячу и думаю, что и сам должен ими руководиться.

-- Знаете ли вы, сэр, что эта молодая девочка, которую миледи - м-и-л-е-д-и взяла к себе, воспитывалась в приходской школе, за этой решеткой?

-- Знаю, сэр Лейстер; прекрасная школа и содержится роскошно.

-- Следовательно, мистер Раунсвель, отвечает сэр Лейстер: - и не могу понять, что вы хотите сказать.

-- Миледи, простите меня. Позвольте одну минуту Миледи давала знак, что она хочет говорить: - мистер Раунсвель, наши взгляды на образование, паши взгляды на словом сказать: наши взгляды на все диаметрально-противоположны, и продолжать этот разговор, я думаю сколько неприятно для вас, столько и для меня. Молодая девочка, о которой мы говорим, отличена вниманием и покровительством миледи. Если она желает лишиться этого внимания и покровительства, или если она готова подвергнуться влиянию кого бы то ни было, кто, для личного своего интереса - вы мне позволите, употребить эти выражения - кто, дли личного своего интереса, вовсе несродного с моими понятиями, лишить её этого внимания и покровительства, то она во всякое время совершенно свободна. Мы, с нашей стороны, благодарны вам за вашу откровенность; она ни в каком случае не может повредить этой девочке. Во всех других отношениях условий между ними быть не может: и мы вас просим, чтоб вы были так добры, оставили этот предмет разговора.

Посетитель выжидает несколько времени, чтоб дать случай говорить миледи, но миледи безмолвствует. Он встает и говорит:

-- Сэр Лейстер и леди Дедлок, позвольте мне поблагодарить вас за ваше внимание и заметить только одно, что я буду строго настаивать, чтоб сын мой не питал тщетных надежд. Покойной ночи.

-- Мистер Раунсвель, говорит сэр Лейстер, чек истинный джентльмен: - теперь уже поздно и ночь темна. И надеюсь, что вы позволите мне и миледи предложить вам остаться в Чизни-Вольде до завтрашняго утра.

-- Я очень-благодарен вам, но не могу воспользоваться вашим предложением: завтра утром, в назначенный час, я должен быть уже очень-далеко.

Железнозаводчик удаляется. Сэр Лейстер звонит в колокольчик. Миледи встает с своих кресел.

В будуаре своем миледи сидит задумчиво перед камином и, невнимательная к гулу шагов на Террасе Привидений, смотрит на Розу, которая пишет в соседней комнате.

Проходит несколько минут; миледи зовет к себе Розу:

-- О, миледи!..

Миледи смотрит на потупленные глазки, на закрасневшееся личико и говорит с улыбкой:

-- В кого влюблена ты? в внука мистрисс Раунсвель?

-- Да, миледи но я не знаю ужели я уже влюблена!

уже влюблен в тебя?

-- Я думаю, что он меня немножко любит, миледи. И Роза залилась слезами.

Ужели это леди Дедлок стоит перед деревенской красавицей, нежным пальчиком треплет её черные локоны и с исполненным чувства интересом наблюдает за ней? Да, это она - она!

-- Послушай дитя мое: ты молода и добра и.... мне кажется, ты любишь меня.

-- И я думаю, Роза, ты не оставишь меня теперь, даже.... ни для кого?

-- Доверься мне, дитя мое. Не бойся меня. Я желаю, чтоб ты была счастлива; я буду стараться о твоем счастии, может, и мне суждено осчастливить кого-нибудь на земле.

Роза, со слезами на глазах, надает перед ней на колени и цалует её руки. Миледи, в свою очередь, берет её руку, разсматривает, ставит между огнем и собой, задумывается и опускает ее.

Чего ищет она? - руки, которой нет, которой никогда не было? руки, которая своим волшебным прикосновением изменила бы её жизнь? А может-быть, она прислушивается к шуму шагов, раздающемуся на Террасе Привидений? и, может, думает она, чьи это шаги? мужчины? женщины? ребенка? который все идет вперед, вперед, вперед? Грусть и мечта овладели ею, а то зачем было бы такой великой светской даме запереть двери и сидеть одной у догорающого камина! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Волюмния уехала на следующее утро и все братцы и сестрицы исчезли до обеда, с своей многочисленной прислугой, потому-что держать многочисленную прислугу необходимо: этого требуют родственные связи, несмотря на то, что и содержат самих себя им довольно-трудно - так исчезают они на все четыре страны света. И зимний ветер заметает след их поблекшим листом, как-будто бы и они сами были, ни больше ни меньше, как увядшая трава.