Холодный дом.
Часть восьмая.
Глава XLI. Комната мистера Телькингорна.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Холодный дом. Часть восьмая. Глава XLI. Комната мистера Телькингорна. (старая орфография)

ГЛАВА XLI.
Комната мистера Телькингорна.

Мистер Телькингорн входит в свою комнату, устроенную в бельведере. Он слегка запыхался, входя по высокой лестнице, хотя и вел довольно-тихо. В лице его можно подметить, едва только полнеть, что он как-будто собой доволен, как-будто свалял какую-то гору с плеч своих. Сказать о человеке так отчетливо, так строго скрытном, что он торжествовал, это будет также несправедливо, как предположить, что он взволнован любовью, или иным бы то ни было чувством, или вообще какой-нибудь романической слабостью. Довольно сказать, что в нем можно подметить некоторое самодовольствие. Быть-может, в нем есть сознание власти, быть-может она выражается в его походке, когда, ухватив одну из мускулистых рук своих другою, закладывает он их обе себе за спину и без малейшого шума прохаживается взад и вперед.

В комнате стоит огромный письменный стол; на нем много лежит бумаг. Лампа горят под зеленым колпаком; очки мистера Телькингорна лежат на столе; спокойные кресла придвинуты, и видно, что он хочет час-другой заняться бумагами перед отходом ко сну. Только не видать в адвокате делового настроения. Бросив взгляд на документы, ожидающие его внимания - причем он низко нагнулся к столу, потому-что вечером плохо мог читать печатное " писанное - старик отворил оконную дверь и вышел на свинцовую крышу. По ней прогуливается он тихо взад и вперед и с удовольствием вспоминает - если только такой холодной человек, как он, может иметь удовольствие - об истории, которую только-что рассказывал внизу.

Было время, когда люди, столько знающие, сколько знает мистер Телькингорн, входили на крыши башен, чтоб прочесть в звездах историю своей судьбы; мяльйоны звезд покрывают и теперь небо; только блеск их бледен при сиянии месяца. Если Телькингорн, прогуливаясь так методично взад и вперед, ищет своей звезды, то эта звезда должна быть очень-тусклым пятнышком, иначе она не пела бы такого ржавого представителя на земле. Если он хочет прочесть свою судьбу, то, может-быть, она начерчена ближе к глазам его и другим почерком.

Шагая по крыше, он внезапно останавливается против окна и видит в нем пару посторонних глаз. Потолок в его комнате низок и верхняя часть двери, противоположной окну, стеклянная; окно прикрывается ставнем, обитым байкой; но мистер Телькингорн не закрыл ставня, потому-что, ночь тепла. Глаза, остановившие его внимание, смотрят сквозь стекло двери при входе в бельведер. Мистер Телькингорн знает их твердо. Давно уж кровь не подступала так близко и так сильно к его щекам, как в эту минуту, когда он узнал перед собою леди Дедлок.

Он входит в комнату и леди Дедлок идет ему на встречу, запирая за собою обе двери. В глазах её дикое безпокойство: что это, страх или гнев? Поступь её тверда, манеры её точно те же, какие были несколько часов назад в парадной зале.

Что это: страх или гнев? - трудно решить. И то и другое может покрыть бледностью прекрасное лицо.

-- Леди Дедлок?

Она молча садится в кресло, придвинутое к столу, и пристально смотрит на адвоката.

-- Зачем вы публично рассказали мою историю? говорит она.

-- Мне было необходимо, леди Дедлок, дать вам почувствовать, что история ваша мне известна.

-- Давно ли вы ее узнали?

-- Я подозревал ее давно, но узнал недавно.

-- Несколько месяцев тому назад?

-- Несколько дней.

Он стоит перед ней, опираясь одною рукой о спинку стула, другую заложив в карман своей старомодной жилетки, точь-в-точь как он не раз стаивал перед ней со дня её замужества. Та же форменная вежливость, то же натянутое уважение, весьма, впрочем, похожее и на насмешку, то же самое непроницаемое, холодное существо и на таком же почтительном отдалении, которое ничем не может сократиться.

-- Слова ваши касательно бедной девушки верны?

Он слегка наклоняет и подает вперед голову, как-бы желая показать, что неясно понимает вопрос.

-- Вы помните, что вы рассказывали. Справедливо это или нет? Её друзья знают также мою историю? Говорят об этом в городе? Исписаны ею стены и кричат о ней на всех перекрестках?

Так! Гнев и страх и стыд! Они борятся между собою. Какая непостижимая сила воли у этой женщины! какой смелой рукою удерживает она власть над этими страстями! Так думает мистер Телькингорн, стоя перед нею, и только на-волос насупив брови больше против обыкновенного, выдерживает он её взгляд.

-- Нет, леди Дедлок, это была только ипотеза, потому-что, сэр Лейстер с такою высокою надменностью смотрит на этот класс людей. Но эта ипотеза осуществится, если только они узнают, что мы с вами знаем.

-- Не знают.

-- Могу ли я спасти от позора бедную девочку?

-- На это, леди Дедлок, отвечает мистер Телькингорн: - я не могу произнести решительного мнения.

И побуждаемый непреоборимым интересом, следит он за её внутренней борьбой и думает:

"Власть и сила этой женщины поразительны! "

-- Сэр, говорит она и со всею энергиею старается сжать губы, чтоб говорить внятно: - я скажу вам проще, я не опровергаю вашей ипотезы. Я не только допускаю ее, но и верю в её справедливость точно также, как верите вы, потому-что я видела и поняла мистера Раунсвеля. Я знаю, что еслиб он мог узнать мою жизнь, то счел бы молодую девушку опозоренной за то только, что она, без всякого желания с своей стороны, обратила на себя мое покровительство. Но я люблю ее или, лучше сказать - потому-что я больше ужь не принадлежу этим местам - я любила ее; и если вы способны оказать внимание женщине, лежащей у ваших ног, и не забудете её просьбы, то она навсегда запомнит ваши милости.

Мистер Телькингорн, внимательный в высшей степени, пожимает плечами с некоторого рода самоунижением и насупливает брови еще несколько-больше.

-- Вы приготовили меня к огласке и я вам за это благодарна. Чего вы хотите еще от меня? Нет ли еще чего-нибудь, что я должна исполнить? Быть-может, для успокоения моего мужа, я должна подтвердить истину ваших слов? Продиктуйте мне и я все напишу, что вам угодно.

"И она в-самом-деле напишет!" думает адвокат, следя за движением её руки, твердо-взявшей перо.

-- Я не намерен утруждать вас, леди Дедлок. Прошу вас, успокойтесь.

-- Я давно ожидала этого дня, как вы знаете, и не желаю ни сама щадить себя, ни быть пощаженной. Вы не можете сделать для меня хуже того, что вы ужь сделали. Говорите же, что теперь остается ?

-- Леди Дедлок, ничего не остается больше. Я попрошу у вас позволенья сказать вам несколько слов, когда вы перестанете говорить.

Казалось бы, им нечего следить друг за другом, но они пристально смотрят один на другого, а звезды смотрят на них сквозь открытое окно. При бледном сиянии месяца виднеются невозмутимые леса, огромный дом и последнее жилище людей на земле - кладбище... кладбище! Где же в эту безмятежную ночь могильщики с их заступами? онн бы обогатили мистера Телькнигорна еще одной последней тайной, в добавок ко всем его тайнам. Родился ли его могильщик? выкован ли ему заступ? - странные вопросы, когда подумаешь о них; а, может, и еще страннее, когда не будешь о них думать при такой звездной и летней ночи.

-- О раскаянии, об угрызении совести, вообще о чем-либо подобном, говорить теперь леди Дедлок: - я не скажу вам ни слова. Еслиб я и не была нема в этом отношении , вы были бы глухи. Оставим это : это не для ваших ушей.

Он хотел-было протестовать, но она презрительным мановением руки заставила его молчать.

-- Я пришла, сюда, говорить с вами о других, ближе-подходящих к вам предметах. Вы должны знать, что брильянты мои целы; их могут отъиекать в моем будуаре; точно также целы все мои богатый платья, все находящияся у меня ценные вещи. Я взяла с собою несколько денег - заметьте, однакожь, очень-немного. Чтоб не возбудить подозрений, я в чужом платье и ухожу отсюда навсегда. Вот что я хотела вам сказать. Доведите слова мои до сведения того, кому следует.

-- Извините меня, леди Дедлок, говорит мистер Телькингорн, с полным спокойствием ; - и несовершенно-ясно понимаю вас. Вы уходите?...

-- Навсегда. Я оставляю Чизни-Волд сегодня ночью, сейчас.

Мистер Телькингорн качает головой. Миледи встает; но он не отводит даже и руки от стула, не вынимает руки из кармана своего старомодного жилета, а только качает головой.

-- Как, мне не уходить отсюда ?

-- Не уходить, леди Дедлок.

-- Знаете ли, какое облегчение Чизни-Вольду принесет мое бегство? Забыли вы о том пятне и позоре, который лежит на этом замке? и где этот позор и что этот позор?

Не удостоив его больше ни одним словом, она идет к двери и ужь готова отворить ее, как мистер Телькингорн останавливает ее; он говорит неподвижно, не пошевелив ни ногою, ни рукою, ни даже не возвысил своего голоса.

-- Леди Дедлок, будьте так добры, остановитесь и выслушайте меня; в противном случае, прежде чем вы дойдете до лестницы, я позвоню во все колокольчики дома и тогда должен буду рассказать все, что мы с вами знаем, в присутствии всех гостей и всей прислуги.

Он победил ее. Она колеблется, дрожит и в волнении прикладывает руку к своей голове - слабые признаки для всякого другого, но дли испытанного глаза мистера Телькингорна они достаточны ; он понимает их.

Он тотчас же после этого говорит :

-- Будьте так добры, выслушайте меня, леди Дедлок.

И указывает ей на стул, с которого только-что она встала. Она медлит, но он указывает ей снова н она садится.

-- Отношения наши, леди Дедлок, несчастны, но, не считая себя причиною этого несчастия, я не прошу у вас прощенья. Положение мое относительно сэра Лейстера вам так-хорошо известно, что вы давно знаете, как я всегда искал случая открыть эту тайну.

-- Сэр, отвечает она, не сводя глаз с пола, на котором теперь сосредоточено её внимание: - лучше было бы, еслиб я ушла. Вы удержали меня напрасно. Мне более нечего сказать вам.

-- Простите меня, леди Дедлок, если я заставлю вас выслушать еще несколько слов.

-- Я буду слушать вас у окна: здесь мне душно.

В пронырливом взгляде адвоката можно было прочесть минутное опасение при движении миледи к окну; ему показалось, что она питает в душе намерение сброситься вниз и, пораженная выступивши карнизами стены, бездыханная, упадет на террасу; но это опасение было мгновенно; наблюдения над её холодным лицом, этим прямым, смелым взором, с каким она смотрела не вниз, а на звезды, успокоивают адвоката.

-- Леди Дедлок, говорит он, стоя два шага позади её : - до-сих-пор я еще и сам не решился, какой принять образ действий; до-сих-пор я еще не обдумал положительно, как я должен идти вперед, а потому, пока я прошу вас держать историю вашу в такой же тайне, в какой вы держали ее до-сих-пор, и не удивляться, что и я буду на этот счет совершенно - нем.

Он замолчал, выжидая ответа; но ответа не было.

-- Извините меня, леди Дедлок, но это весъма-важное обстоятельство. Удостоиваете ли вы меня вашим вниманием?

-- Я вас слушаю.

-- Благодарю вас. Я, разумеется, в этом не сомневаюсь, зная необычайную силу вашего характера, и потому вопрос этот мог бы быть лишним с моей стороны. Но я люблю, или, лучше сказать, имею привычку знать наверное дорогу, по которой иду. Главное внимание мое в этом несчастном деле обращает па себя сэр Лейстер.

-- Так зачем же, говорит она задыхающимся голосом и не отводя мрачного взора от отдаленных звезд : - вы удерживаете меня в этом доме?

-- Потому-что все мое внимание обращает на себя о-н-ъ. Леди Дедлок, мне нет надобности говорить вам, что сэр Лейстер надменный человек, что его доверие к вам высоко и что он легче поверить падению с неба этого месяца, чем вашему падению, как его жены.

Дыхание спирается в её груди; она дышет тяжело и прерывисто, но стоит так же гордо, так же непреклонно, как он тысячу раз видывал ее посреди блестящого общества.

-- Я говорю вам, леди Дедлок, что считаю более-возможным собственными руками вырвать с корнем любое дерево из этой земли, чем поколебать доверие сэра Лейстера к вам, или разрушить союз, вас соединяющий. Даже теперь, имея против вас такия ясные улики, я все-таки не решаюсь открыть ему глаза; я не боюсь, что он не поверит, нет, это и для него невозможно, но потому, что ничто не может его приготовить к этому удару и он его не перенесет.

-- Ни даже мой побег? отвечает она : - подумайте об этом.

-- Побег ваш, леди Дедлок, откроет всю истину, тысячу раз откроет и всем и каждому, и тогда спасти честь фамилии от позора будет, разумеется, невозможным, хотя даже на один день.

-- Если я говорю , что сэр Лейстер обращает на себя все мое внимание, то под его именем разумею я и честь всей фамилии Дедлоков. Сэр Лейстер и баронство; сэр Лейстер и Чизни-Вольд; сэр Лейстер и его предки (мистер Телькингорн очень-сух при этом перечне) как вам известно, леди Дедлок, это одно и то же.

-- Продолжайте.

-- Потому-то, продолжает мистер Телькингорн, своим обыкновенным голосом: - мне надо долго и серьёзно подумать. Если возможно , то история ваша должна быть скрыта от света; но как она может быть скрыта, если сэр Лейстер лишится разсудка, или будет лежать на смертном одре, если завтра утром я нанесу ему этот удар? Как объяснить перед обществом мгновенную в нем перемену? Что привело его в такое положение? Что посеяло между вами раздор? Эти вопросы, леди Дедлок, подымут действительно крики на всех перекрестках, прибьют афиши на всех стенах улиц, и вы не должны забывать, миледи, что эта молва будет поражать не одну вас (вас я не имею здесь в виду), но вашего мужа, леди Дедлок, вашего мужа.

Он все более-и-более становится откровенным, но ни на волос не возвышает своего голоса.

-- С другой стороны, продолжает он: - сэр Лейстер любит вас до безумия, и он будет не в-состоянии преодолеть это безумие и тогда, когда узнает то, что с вами знаем. Я беру, разумеется, крайность, только это так; а если это так, то лучше, может-быть, чтоб он ничего не знал. Лучше вообще, лучше для него, лучше для меня. Все эти обстоятельства я должен сообразить, и потому в сию-минуту очень-трудно на что-нибудь окончательно решиться.

-- Теперь, говорит мистер Телькингорн: - я должен руководствоваться обстоятельствами. И пока прошу вас хранить все в тайне, и я то же буду делать с моей стороны.

-- То-есть я должна влачить мою жизнь и ожидать пытки со дня на день, по вашему приказанию? говорит она, все еще смотря на небо.

-- Да, я боюсь, что это гак, леди Дедлок.

-- Вы считаете необходимым приковать меня к позорному столбу?

-- И я должна еще быть на этой блистательной сцене, на которой играла так долго? и подмостки подо мною должны рухнуть по вашему мановению? говорит она медленно.

-- Не без предуведомления вас, леди Дедлок. Я не сделаю ни шага, не сообщив об этом предварительно вам.

Она предлагает ему вопросы точно так, как-будто бы говорила во сне, или твердила наизусть урок.

-- Мы должны встречаться попрежнему?

-- Ни должна скрывать мой позор, как скрывала его так долго?

-- Как скрывали его - да. Я бы сам не коснулся этого предмета, леди Дедлок; но теперь позвольте заметить вам, что эта тайна не должна вам казаться в настоящее время тягостнее. Она не была ни лучше, ни хуже, чем теперь. Конечно, она теперь стала мне известна; но я думаю, мы никогда не доверялись один другому.

Несколько минут простояла она в молчаливой задумчивости и потом спросила:

-- Больше ничего вы не имеете мне сказать теперь?

-- Можете знать.

о том, чтоб сохранить его честь, его репутацию, его звание; я бы желал то же самое исполнять и относительно вас, леди Дедлок, но - увы! это невозможно.

-- Я буду свидетельствовать о вашей преданности, сэр.

Перед этим ответом и после него она стоит задумчиво несколько секунд, потом поворачивается к двери и идет тем же надменным, тем же величественным шагом, как и всегда. Мистер Телькингорн отворяет пред ней обе двери точно так же, мы сделал бы это вчера, или как сделал бы это десять лет назад, и отвешивает ей свой старомодный, глубокий поклон; но несовсем-обыкновенный взгляд бросает на него прелестная головка, скрываясь в темноте, и несовсем-обыкновенно (хотя различие было а ускользающее) принимает законник этот взгляд. Оставшись наедине, он обдумывает, что женщина была не под влиянием своего обыденного принуждения.

несмотря на позднее время ночи, ходила взад и вперед по Террасе Привидений, сопутствуемая роковыми шагами.

Но адвокат, по её уходе, закрыл окно, задернул занавес, лег на постель и заснул. И когда померкли звезды и бледный день заглянул в комнату бельведера, старое лицо сонного адвоката какъбудто вызывало могильщиков и их заступы.

Тот же бледный день, заглянув в собственную спальню сзра Лейстера, видит как знаменитый баронет прощает кающееся отечество в величественно-снисходительнон сне; так же видит он, как во сне вступают кузены в различные официальные должности, главная обязанность которых состоит единственно в получении жалованья; как девственная Волюмния предлагает свою руку и приданое в пятьдесят тысяч фунтов стерлингов старому, отвратительному генералу, рот которого полон фальшивых зубов, как фортепьянных косточек, но генерал заслуживает удивление всего Бата и страх многих обществ; заглядывает бледный день также и в чердаки и светелки, на дворы и конюшня, где спит незадорное самолюбие в дворницких конурах и бредит о блаженстве, неразлучном с волей и прихотью.

Всходит солнце и сдергивает за собою весь покров ночи, весь бред я сладкия мечты; будит дремлющий лист и цветок; будит животных бродящих, летающих и ползущих, будит садовников и бредут они по газону, топча изумрудные, яхонтовые и жемчужные капля росы, и вздымает он высоко к небу дым из деятельных кухонь. Наконец будит он и беззаботного мистера Телькингорна, и адвокат узнает, проснувшись, что сэр Лейстер и леди Дедлок спокойно провели ночь в своем благополучном замке и готовы гостеприимно принимать всех в Линкольншайре.