Холодный дом.
Часть восьмая.
Глава XLII. Контора мистера Телькнигорна.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Диккенс Ч. Д., год: 1853
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Холодный дом. Часть восьмая. Глава XLII. Контора мистера Телькнигорна. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XLII.
Контора мистера Телькнигорна.

С зеленеющих нив, осененных широковетвистыии дубами дедлоковского поместья, переносится мистер Телькингорн в удушливую жару и пыль Лондона. Способ перемещения его с одного места на другое - также одна из его тайн. Он отправляется в Чизни-Вольд точно так, как-будто-бы шел из своего кабинета в другую комнату, и возвращается из Чизни-Вольда в Лондон так, что и не узнаешь, уходил Ли он с Полей Линкольнской Палаты, или нет. Никогда не надевает он дорожного платья и некогда ни с кем не говорит о своих поездках. Он также незаметно исчез сегодня утром из своего бельведера в Чизни-Вольде, как неожиданно является вечером в собственной своей квартире.

Подобно черноперой лондонской птице, из породы тех, которые вьют гнезда на этих благотворных полях, где все овцы употребляются на пергамент, все козы - на парики, все луга - на рынки, возвращается тайно домой прокопченный и завялый адвокат. Несмотря на то, что он живет посреди людей, с людьми не ведет он дружеского знакомства; дожил он до преклонных лет, но не испытал сладостных дней счастливой юности, и, привыкнув сновать свою паутину в углах и закоулках человеческой природы, забыл, что у нея есть обширные и светлые стороны. В горниле, из закалёной мостовой я накалёных стен строений, высох он, как тонкая дрань, и жаждущая душа его в-состояния мечтать только о столетнем, густом как масло, портвейне.

Фонарщик уж подставлял лестницу к фонарям, освещающим ту сторону Полей Линкольнской Палаты, на которой живет мистер Телькингорн, когда сей достославный жрец фешенебельных так только еще являлся на свой двор.

Входя по лестничным ступеням вверх, замечает адвокат улыбающуюся я Кланяющуюся фигурку маленького человечка.

-- Уже-ли это Снегсби?

-- Точно так, сэр. Надеюсь, вы, слава Богу, здоровы. Я-было заходил к вам и теперь иду домой.

-- Вот что! Зачем же вы заходили ко мне?

-- Сэр, говорит мистер Снегсби, наклоняя шляпу на-беку в знак особенного почтения к своему постоянному покупатели: - мне хотелось молвить вам словца два.

-- Можете вы переговорить со мной на лестнице?

-- Совершенно могу, сэр.

-- Говорите.

Законник поворачивается, кладет руку на железные поручи лестницы и наблюдает за фонарщиком, зажигающим фонаря на дворе.

-- Дело касается... говорит мистер Снегсби тихим и таинственным голосом: - дело касается, сэр, до чужестранки.

Мистер Телькингорн смотрит на него с удивлением.

-- Какая чужестранка? говорят он.

-- Чужестранка, сэр, француженка, если я не ошибаюсь. Я сам незнаком с этим языком, сэр, но, по манерам и наружности, думаю, что она француженка, по-крайней-мере непременно уж чужестранка. Я видел ее у вас, сэр, когда имел честь исполнять с мистерон Бакстом некоторое поручение касательно мальчика...

-- А, понимаю, mademoiselle Hortense.

-- Очень может быть, сэр. Мистер Снегсби прокашливается почтительно в шляпу. - Я, изволите видеть, с трудом произношу чужестранные имена вообще, но уверен, что вы произносите правильно, именно Мууу... но никакое отчаянное усилие не может пособить горю, и мистер Снегсби откашливается извинительно.

-- Что ж вы имеете сказать о ней? спрашивает мистер Телькингорн.

можно желать, мистер Телькингорн; но изволите видеть, жена моя ревнива - от слова не станется - очень-ревнива. И теперь, сэр, посудите сами мое положение: чужестранка, в некотором роде, из-себя очень-недурна и приходит однажды ко мне в лавку; раз-то ничего бы; нет, ее - от слова не станется - нелегкая сует всякой день к нам на двор. Что б ей, кажется, слоняться на дворе?... так нет... ведь это, знаете, сэр... ну, словом, обсудите сами, сэр...

Мистер Снегсби, высказавшись с очень-плачевными гримасами, дополняет речь свою в роде уяснения горестного состояния души кашлем, применяющимся на всякий случай:

-- Что жь вы об этом думаете? спрашивает мистер Телькингорн.

-- Я был уверен, что вы поймете мое положение, сир, отвечает Снегсби: - если потрудитесь вникнуть в раздражительность жены моей. Извольте видеть: чужестранка, имя которой вы только-что произнесли совершенно-правильно, должна-быть очень-бойкая женщина; она на-лету схватила, в тот, помните, сир, вечер, слово Снегсби; давай наводить обо мне справки и шасть к нам в обеденное время. Теперь Крикса, горничная наша, знаете, существо робкое, страдает - от слова не станется припадками, перепугалась страшной этой Му... то, понимаете, чужестранки-то, а ведь она, сэр, так поглядывает странно и так говорит быстро, что, дай Бог, мужчине устоять на ногах; так вот Крикса-то, сэр, перепугавшись и полетела с лестницы вниз головой, растянулась на полу, да из одного обморока в другой - и пошла потеха. К-счастью, все хлопоты по кухне пали на мою жену, я я один остался при лавке. Вот, сэр, входит она в лавку и говорить: "мистер Телькингорн меня к себе не пускает, так я хочу быть здесь и добьюсь чего хочу". С-тех-пор и начала слоняться, сэр, именно слоняться, говорят мистер Снегсби, с особенным выражением: - всякой день у нас на дворе. Судите сами, какие от этого могут выйдти последствия. Ужь не только жене, да, чего-доброго, и соседям могут взбрести в голову такия умозаключения, что Боже упаси. Между-тем, как мне, сэр, говорит мистер Снегсби с отчаянным трясеньем головы: - клянусь вам, и в голову никогда не приходят никакия чужестранки; видывал их в-старину с метелками и грудными детьми, а ныньче видаю с тамбурином и в серьгах - вот и все.

Мистер Телькингорн слушает очень-серьёзно исповедь мистера Снегсби и, дослушав до конца, говорит:

-- Все, Снегсби?

-- Все, сэр, отвечает поставщик канцелярских принадлежностей, с таким кашлем в кулак, который ясно говорит: "с меня и этого будет, сэр!"

-- Не знаю, чего хочется mademoiselle Гортензии, говорит адвокат: - она просто сумасшедшая, я полагаю.

-- Хотя бы и съумасшедшая, сэр, жалобно говорит мистер Снегсби: - все-таки плохое это утешение, того-и-гляди, собьет с толку все семейство.

-- Разумеется, разумеется, отвечает адвокат: - этому надо положить конец. Я понимаю, как вам неприятны её посещения. Вот вы что сделайте: первый раз, как она явится к вам, отправьте ее ко мне.

Мистер Снегсби просиял радостью; отвесив множество поклонов, прокашливается он слегка и уходит. Мистер Телькингорн подымается выше и разсуждает, должно думать, таким-образом:

"Ужь эти женщины! от них только и толку на земле, что хлопоты, да безпорядки. Неуспел еще с барыней сладить, глядь, тут горничную на шею навязывают. Да эту-то я скоро угомоню".

Размыслив, отворяет он дверь, ощупью бредет по темным комнатам и засвечивает огонь. Свечи горят неярко и аллегория на потолке плохо видна; но осанистый римлянин, смело-выскочивший из облаков, виден ясно. Впрочем, мистер Телькингорн не удостоивает его своим вниманием; он достает из бокового кармана маленький ключик, отпирает им ящик, из ящика достает другой ключ, им отпирает сундук, из сундука вынимает третий ключ и так далее, пока наконец не попадает на ключ от винного погреба, куда и готовится спуститься за своим столетним портвейном. Вот берет он свечку и идет было к двери; вдруг раздается стук.

-- Кто здесь? Ага, мистрисс, это вы? Кстати пожаловали, очень-кстати! Мне только-что говорили о вас. Ну-с, что вам нужно?

И приветствуя mademoiselle Гортензию такими нежными выражениями, адвокат ставит свечку на камин в комнате своего писаря и постукивает ключом по сухим, впалым щекам своим. Mademoiselle Гортензия, молча, сверкает глазами по сторонам и тихо затворяет дверь.

-- Мне стоило большого труда отъискать вас дома, сэр, говорит она.

-- Вот что!...

-- Да, сэр, я была у вас несколько раз, но мне всегда говорили, что или вас нет дома, или вы заняты, или вы не хотите меня принять.

-- Вам говорили совершенно-верно.

-- Вздор, лгали!

Иногда в mademoiselle Гортензии много страшного; так и кажется что она прыгнет, как тигрица, и невольно испугаешься её и отступишь шага два назад. Такое чувство страха гнездится в настоящую минуту в мистере Телькингорне; он уступает ему, а француженка с полузакрытыми глазами только презрительно улыбается, качает головой и бросает по сторонам взгляды.

-- Ну мистрисс, говорит адвокат, нетерпеливо постукивая ключом о камин: - если вам, что-нибудь надо, так говорите сейчас же.

-- Низко? повторяет законник, потирая ключом себе нос.

-- Да, низко и подло, говорю я вам. Вы обманули меня. Вы заставили меня надеть то платье, в котором, может-быть, была миледи; заставили меня прийдти сюда, разъиграть комедию с мальчиком... Что? неправда? говорите! и тигрица снова готова сделать прыжок за свою жертву.

"Ты зелье, страшное зелье", думает про себя мистер Телькингорн, смотра на все разсеянно.

-- Ну что ж, холопка, ведь тебе за это и заплачено, говорят он.

-- Не ты ли заплатил! отвечает она с бешенством: - ты дал мне два соверина - вот они; проглоти из сам, старый, если хочешь, и с этими словами она бросает деньги почти в него и с такою силою, что они сделали по полу несколько рикошетов прежде, чем полетели в углы, где, повертясь, улеглись спокойно.

Мистер Телькингорн потирает ключом себе голову, а mademoiselle Гортенция саркастически смеется, повторяя: - ты заплатил! ты заплатил!

-- Стало-быть ты очень-богата, прелестный другой мой, говорит адвокат: - что бросаешь деньги на пол.

-- Я богата, я очень-богата, отвечает она: - только злобой и ненавистью. Я ненавижу миледи от всего моего сердца - ты это знаем.

-- До-сих-пор не знал.

-- Ты знал и знал очень-хорошо, потому и просил достать тебе некоторые сведения. Ты знал, что я en-r-r-r-r-agée.

И такое количество r-ом, с которыми произнесла mademoiselle Гортенция слово enragée, казалось ей недостаточным для выражения её гнева, потому она еще сжимает зубы, скрежещет ими и ломает пальцы на руках.

-- Так я знал? так я знал? говорит мистер Телькингорн, разсматривая бородку ключа.

-- Без-сомнения знал. И прав: я ненавижу ее, говорит mademoiselle Гортенции, смотря на мистера Телькингорна через плечо.

-- Ну-с, больше вы ничего не имеете сказать мне, mademoiselle?

-- Я без места, сэр. Поместите меня, пристройте меня на хороших условиях. Если вы не хотите, или не можете этого вделать, то дайте мне средства отмстить миледи; опозорить ее, обезчесть ее.

Я пособлю вам. Вы ведь добиваетесь этой цели - я знаю! все знаю!

-- Вы, кажется, ужь черезчур много знаете, отвечает мистер Телькингорн.

-- Разве я говорю неправду? Разве я так глупа, как маленький ребенок? Ужели вы меня заставите верить, что вся эта проделка с грязным мальчиком была только вследствие вашего пари с кем то. О! Боже мой, о mon Dieu! я не так глупа! я не так глупа! и черные глаза её, кажется, были закрыты и открыты в одно и то же время.

-- Выслушайте меня, мистрисс, говорит мистер Телькнигорн, постукивая по подбородку ключом и смотря на нее равнодушно: - от что я вам скажу...

-- Я! выслушать вас! перебивает его mademoiselle Гортензия в гневным и грозным киваньем головы: - выслушать вас!..

-- Вы, пожаловали сюда, продолжает адвокат, не обращая на нее внимания: - с очень-умеренной просьбою, которую сейчас изложили; если эта просьба не исполнится, так вы, чего доброго, пожалуете сюда опять?

-- И веля вас здесь не приймуть, вы, может-быть, захотите прогуляться и опять к мистеру Снегсби.

-- Да, опять, повторяет mademoiselle, с совершенною решимостью: - еще опять и еще опять и тысячу раз опять!

-- Очень-хорошо. Теперь позвольте посоветовать вам, mademoiselle Hortense, взять свешу и поискать ваши совериды. Я думаю, вы их найдете за перегородкой моего писаря, где-нибудь в углу.

Mademoiselle Hortense презрительно смеется, глядя через плечо на адвоката.

-- Вы не хотите?

-- Не хочу!

-- Очень-хорошо. Чем беднее вы, тем, стало-быть, богаче я. Теперь к делу. Видите ли вы, мистрисс, вот этот ключ от моего винного погреба? Большой ключ, не правда ли? но тюремные ключи побольше и потяжелее его. В этом государстве есть исправительные домы; двери у этих домов крепки, очень-крепки; и я боюсь, что особе с вашим темпераментом и с вашею деятельностью не понравится посидеть там даже несколько часов. Что вы на это скажете?

-- Я скажу, отвечает mademoiselle Hortense, совершенно-спокойным и твердым голосом: - что ты подлый мошенник!

-- Может-быть, отвечает мистер Телькингорн спокойно, высмаркиваясь: - не и не спрашиваю вашего мнения обо мне, а я спрашиваю ваше мнение о тюрьме.

-- О тюрьме я ничего не думаю. Что мне до нея за дело?

-- Что вам за дело? говорит законник, укладывая медленно носовой платок в карман и поправляя воротнички - а вот что я вам скажу: закон в нашей доброй Англии строго запрещает безпокоить граждан посещениями против их желания; и если он узнает, что кто-нибудь, хотя бы это была и женщина шатается в чужие домы против желания владетелей, он деспотически предписывает схватить эту женщину, посадит в тюрьму вод строгий надзор и запирает ее там.

-- В-самом-деле? отвечает mademoiselle Гортензия, в том же шутливом тоне: - это очень-забавно, сэр, право очень-забавно. Только мне до этого никакого нет дела.

-- Любезный друг мой, говорит мистер Телькингорн: - попробуйте еще раз прийдти ко мне, или к мистеру Снегсби, так вы узнаете, какое вам до этого дело.

-- Если я прийду еще раз, так вы, пожалуй, меня посадите в тюрьму?

-- Пожалуй посажу.

Разумеется, пена у рта mademoiselle Гортензии была бы несовместна с таким веселым расположением духа, в каком она теперь находится; но право, еслиб еще немножко, тигрица забрызгала бы ядовитой пеной лицо знаменитого адвоката.

-- Одним словом, мистрисс, говорит мистер Телькингорн: - мне очень-неприятно оскорбить вас; но если вы еще раз пожалуете сюда без приглашения, или к мистеру Снегсби, я вынужден буду передать вас в руки полиции. Полиция очень-вежлива с дамами, но грубо обращается с безпокойными тварями - слышишь ли ты это, холопка!

-- Не посмеешь, старый! шипит mademoiselle Гортензия: - я докажу тебе, что ты не посмеешь!

-- И если, продолжает законник, не обращая никакого внимания на шипение тигрицы: - и если, холопка, я помещу тебя в надежные руки, то много утечет воды, пока снова получишь ты свободу.

-- Не посмеешь, негодяй, не посмеешь! шипела mademoiselle, вытягивая вперед руки.

-- Советую тебе, старик, подумать, не один раз о том, что ты врешь! отвечает Гортензия.

следующее все, что я говорю, то думаю, и чем грожу, то исполню.

Mademoiselle Hortense спускается с лестницы не отвечая и не оборачиваясь. Адвокат спускается также, но только в винный погреб; достает оттуда покрытую паутиной и заросшую мхом бутылочку портвейна, и возвратясь в свой кабинет, садится в кресло и наслаждается своим столетним винцом. По-временам, закинув голову назад, видит он осанистого римлянина, указывающого на аллегорию и облака.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница