Холодный дом.
Часть десятая (последняя).
Глава LIV. Взрыв.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Холодный дом. Часть десятая (последняя). Глава LIV. Взрыв. (старая орфография)

Часть десятая (последняя).

ГЛАВА LIV.
Взрыв.

Освежась сном, мистер Бёккет вскакивает спозаранку и готовится к решительному сражению. Надевает он чистое белье, приглаживает мокрой щеткой редкие клочки волос, уцелевшие под ударами времени и тяжелой житейской науки. К этим снарядам: щетке и чистому белью, имеет он обыкновение прибегать во всех торжественных церемониях. Потом приступает он к завтраку и закладывает в желудке фундамент двумя бараньими котлетками и соразмерным количеством чаю, яиц, поджареных тостов и мармелада. Нагрузившись порядком сими дарами природы, советуется он с своим помощником - указательным пальцем, и ласково дает инструкцию напудренному Меркурию тайно передать сэру Лейстеру Дедлоку, баронету, что если его сиятельству угодно, Бёккет готов к его услугам.

Сэр Лейстер милостиво принимает прошение и предлагает мистеру Бёккету представиться в библиотеке. Мистер Бёккет отправляется в указанный апартамент, 'становится перед камином, подперев подбородок указательным пальцем, и созерцает горящие уголья.

Мистер Бёккет задумчив, задумчив как человек, которому предстоит большой труд; но во всяком случае, он спокоен, уверен в своих силах и тверд. Судя по лицу, его можно принять за игрока в большую игру, рискующого сотнями гиней: игра ужь него в руках, но он ждет последней карты, чтоб задать мастерской удар своему противнику. Ни на минуту не колеблется он при появлении сэра Лейстера и смотрит искоса, как баронет медленно подходит к волтеровскому креслу и тяжело опускается на гибкия пружины подушки. Во взоре его видна вчерашняя серьёзность с примесью - если великий баронет позволит так выразиться - капли сострадания.

-- Мне очень-жаль, офицер, что я заставил вас дожидаться: сегодня я встал позжё обыкновенного. Я несовсем-здоров: негодование и скорбь в эти последние дни утомили меня. Я подвержен... подагре... (сэр Лейстер хотел-было сказать: вообще нездоровью, и сказал бы так всякому другому, но Бёккет знает все и все видит насквозь)... и последния события очень потрясли меня.

Пока сэр Лейстер с трудом и гримасами от боли усаживается в креслах, мистер Бёккет подходит к нему ближе и опирается одной рукой на письменный стол.

-- Не знаю, желаете ли вы говорить со мной наедине, офицер, замечает сэр Лейстер: - это совершенно зависит от вас; если же нет, то, сколько я знаю, мисс Дедлок...

-- Позвольте иметь честь доложить вам, сэр Лейстер Дедлок, баронет, отвечает мистер Бёккет, убедительно склонив голову на бок и навесив, в роде серьги, свой жирный указательный палец на ухо: - позвольте иметь честь доложить вам, что дело требует глубокой тайны. Вы сами убедитесь в справедливости слов моих. Присутствие всякой леди, тем более леди такого высокого социального значения, как мисс Дедлок, было бы для меня в высшей степени приятно. Но, отлагая в сторону душевное удовольствие, я должен сказать вам, что дело требует глубокой тайны.

-- Довольно.

-- До-того глубокой тайны, сэр Лейстер Дедлок, баронет, продолжает мистер Бёккет: - что я прежде всего хочу просить у вас позволения запереть дверь.

-- Заприте.

Мистер Бёккет искусно и без малейшого шума принимает эту предосторожность: он становится на одно колено и, по привычке, так ловко повертывает ключ, что в замочную скважину не проникнет ни один любопытный взгляд.

-- Сэр Лейстер Дедлок, баронет, вчера вечером я имел честь доложить вам, что к сегодняшнему дню я соберу все нужные показания против лица, совершившого преступление.

-- Против солдата?

-- Нет, сэр Лейстер Дедлок, баронет, дело идет не о солдате.

Сэр Ленстер смотрит на него с удивлением.

-- Я не понимаю вас, офицер, говорит он: - но солдат ужь посажен в тюрьму?

-- Точно так, сэр Лейстер Дедлок, баронет; но убийство совершила женщина.

-- Теперь сэр Лейстер, баронет, говорит мистер Бёккет, многозначительно работая своим жирным указательным пальцем: - теперь я считаю своей священной обязанностью приготовить вас к выслушанию таких обстоятельств, которые в некотором роде, смею сказать, могут произвести на вас, даже наверное произведут, значительное влияние. Но, сэр Лейстер Дедлок, баронет, вы джентльмен и я знаю какой смысл таится в этом слове: да, сэр Лейстер Дедлок, баронет, вы джентльмен; а джентльмен смело и спокойно встретит всякий удар, какой бы он ни был; джентльмен не склонится перед разрушительною силою обстоятельств. Да, сэр Лейстер Дедлок, баронет, это так. Если над вами тяготеет удар, вы, разумеется, вспомните о вашем знаменитом роде; вам прийдет в голову, как ваши предки, начиная хоть с Юлия Цесаря, чтоб не ходить дальше, перенесли бы огорчение; вам тотчас прийдет в голову, с каким мужеством, с каким хладнокровием они устояли бы против рока и, укрепясь этой мыслью, у крепясь этими воспоминаниями, ответом вашим будет, разумеется, непреклонность против роковых обстоятельств, и честь фамилии спасительным штандартом разовьется над вашими гербами. Вот маршрут ваших поступков, сэр Лейстер Дедлок, баронет, вот исходный пункт ваших действий!

Сэр Лейстер, развалясь в креслах, смотрит с удивлением на офицера.

-- Теперь, сэр Лейстер Дедлок, баронет, продолжает мистер Бёккет: - приготовив вас, как только мог, я имею честь почтительнейше просить, чтоб вы были спокойны и не возмущались тем, что я имею передать вашему сиятельству. Я знаю столько о характерах людей различных ступеней общества, что одна лишняя черта, самая даже резкая, выходящая из обыкновенного круга вещей, ни больше, ни меньше для меня как пылинка на земном шаре. Не думаю, чтоб какое-нибудь событие могло удивить или потрясти меня; всякое отступление от обыкновенных законов приличия для меня так обыкновенно, как восход солнца; а потому, сэр Ленстер Дедлок, баронет, цель моя состоит в том, чтоб вы, вникнув глубоко в смысл слов моих, не были поражены, узнав, что некоторые из ваших семейных дел дошли до моего сведения.

-- Благодарю вас за ваши приготовления, отвечает сэр Лейстер, выслушав безмолвно и неподвижно длинную вступительную речь красноречивого оратора: - хотя не думаю, чтоб в них была какая-нибудь надобность; во всяком случае, желание ваше благонамеренно. Благодарю вас. Будьте так добры продолжайте. Вы даже можете, если желаете... присесть.

Мистер Бёккет присесть желает. Он приносит себе стул и тень его, падающая на сэра Лейстера, уменьшается.

-- Теперь, сэр Лейстер Дедлок, баронет, высказав вам это небольшое предварительное вступление, я перехожу к настоящему предмету, который имею сообщить вашему сиятельству. Леди Дедлок...

Сэр Лейстер гневно приподымается на подушке своего стула и страшным взором смотрит на своего собеседника. Мистер Бёккет прибегает к верченью своего жирного указательного пальца, как к волшебному жезлу.

-- Леди Дедлок, как вам известно, сэр, составляет предмет всеобщого удивления. Вот каково значение миледи в обществе: она составляет предмет всеобщого удивления... говорит мистер Бёккет.

-- Я бы предпочел, офицер, говорит сэр Лейстер мрачно: - еслиб в вашем разговоре вы не касались имени леди Дедлок...

-- Я бы исполнил желание ваше, сэр Лейстер Дедлок, баронет, но... но это невозможно.

-- Невозможно?...

Мистер Бёккет отвечает утвердительно наклонением головы.

-- Сэр Лейстер Дедлок, баронет, это невозможно, невозможно в полном смысле слова. Все, что я имею сообщить вам, касается её сиятельства. Миледи опорная точка того события.

-- Офицер! гневно говорит сэр Лейстер и бледные губы его дрожат: - не забывайте ваших обязанностей. Исполняйте ваш долг, офицер, и берегитесь переступать за пределы, им положенные. Я не снесу этого; я не позволю этого. Вы произносите имя миледи в связи с теми обстоятельствами, которые составляют предмет ваших разъисканий, и берегитесь, если вы произносите его всуе - берегитесь: имя леди Дедлок не из числа тех имен, которые могут вертеться на языке всякого.

-- Сэр Лейстер Дедлок, баронет, я говорю только то, что обязан сказать, и не позволяю себе сделать шагу лишняго.

-- Надеюсь, что вы понимаете свои обязанности. Хорошо, продолжайте, продолжайте, сэр.

Взглянув на разгневанный лик сэра Лейстера, на сердитые глаза его, которые стараются не встретиться с глазами Бёккета, на всю фигуру его, Дрожащую с головы до ног и старающуюся казаться спокойною, мистер Бёккет прочищает путь себе своим жирным указательным пальцем и говорит вполголоса:

-- Я должен сказать вам, сэр Лейстер Дедлок, баронет, что покойный мистер Телькингорн давно уж питал подозрения касательно леди Дедлок...

-- Еслиб он осмелился намекнуть мне об этом, сэр - чего, разумеется, он никогда бы не решился сделать - я удушил бы его собственными своими руками! воскликнул сэр Лейстер, ударив кулаком по столу.

Но, несмотря на весь пыл своего негодования, он останавливается как вкопанный, потому-что всевидящее око мистера Бёккета, его жирный указательный палец и медленное качанье головы производят на баронета магическое влияние.

его уст, из собственных его уст, сэр, что однажды в этом самом доме, и даже в присутствии вашего сиятельства, леди Дедлок, разбирая какую-то рукопись, узнала о существовании в страшной бедности одного господина, который был её любовником, прежде чем она сделалась леди Дедлок, и который должен был на ней жениться... Мистер Бёккет на-минуту останавливается и потом выразительно повторяет: - да, должен был на ней жениться... в этом нет никакого сомнения... Я знаю из собственных его уст, что когда этот господин умер, мистер Телькингорн, подозревал, что леди Дедлок тайно посещала его бедное жилище, его жалкую могилу... И мне поручил покойный разъискивать это дело, и чрез свои розыски, своими глазами и ушами я убедился, что леди Дедлок, переодетая в платье своей горничной, действительно посещала и бедную лачугу и бедную могилу... да, мистер Телькингорн поручил мне следить за миледи и... извините меня, сэр... я следил за ней и следил за ней удачно и искусно. Я свел потом горничную миледи с мальчиком, который служил проводником её сиятельству, я свел их у мистера Телькингорна, на Полях линкольской палаты, и тогда в справедливости слов моих не могло существовать и тени недоразумения. Сэр Лейстер Дедлок, баронет, вчера вечером, желая смягчить для вас или, лучше сказать, подготовить вас к выслушанию таких тяжких открытий, я говорил, что и в высокородных семействах совершаются страшные тайны... да, сэр Лейстер Дедлок, страшные тайны совершались в вашем семействе и совершались чрез вашу жену. Я уверен, что покойный мистер Телькингорн продолжал свои розыски до последней минуты своей жизни и что он и леди Дедлок даже за несколько минут до его смерти имели между собою неприятное совещание. Скажите все это леди Дедлок, сэр, и спросите её сиятельство не пошла ли она за мистером Телькингорном в эту ночь, не была ли она на Полях линкольнской палаты, одетая в чорную мантилью с густой бахрамою, в тот час...

Сэр Лейстер недвижим как статуя, и взор его устремлен на жирный указательный палец, который так буравит его сердце.

-- Так все это, сэр Лейстер Дедлок, баронет, вы передадите миледи от меня, Бёккета, инспектора следственной коммиссии. И если её сиятельству будет угодно опровергать слова мои, то вы потрудитесь напомнить им, что инспектор Бёккет знает все, что ему известно, как миледи на лестнице, ведущей в квартиру мистера Телькингорна, повстречала в эту ночь солдата (как вы его называете, хотя ужь он больше и не солдат); что инспектор Бёккет знает, как миледи узнала солдата и прочее... Теперь, сэр Лейстер Дедлок, позвольте мне вас спросить: исполняю ли я свою обязанность или нет?

Сэр Лейстер, испустив тяжелый стон, закрывает лицо руками и просит мистера Бёккета, дать ему отдохнуть минуту. Мало-помалу он опускает руки, стараясь сохранить наружное спокойствие и достоинство; но лицо его бледнее седых его волос, и мистер Бёккет начинает за него бояться. Что-то ледяное, что-то особенное примешивается к его высокомерию; какие-то безсвязные звуки, без начала и конца, похожие на дикий вопль, вырываются из его груди, и вот этими-то звуками он прерывает молчание и высказывает, как тяжело для него думать, что такой верный, такой честный друг, как мистер Телькингорн, никогда не решался намекнуть ему на эти непостижимые, невероятные и тяжкия отношения между ним и миледи.

-- Для уяснения этого дела, потрудитесь все, что вы слышали, сэр Лейстер Дедлок, баронет, передать от имени инспектора Беккета миледи. Потрудитесь передать все это её сиятельству, и вы увидите, если я не ошибаюсь, что мистер Телькингорн хотел в самом непродолжительном времени обо всем сообщить вам, сэр Лейстер Дедлок, баронет, о чем и предупреждал миледи. Кто знает, быть может, в то самое утро, когда я производил следствие у его трупа, он был намерен обо всем сообщить вам. Можете ли вы знать, что у меня на уме, сэр Лейстер Дедлок, и можете ли вы удивляться, если меня сейчас хватит удар, что я но высказал того или другого... так и мистер Телькингорн: как знать, что у него было в голове?

-- Да... так... так... едва-внятно и отрывистыми звуками говорит сэр Лейстер.

При этих словах шум и говор нескольких голосов раздаются в приемной.

Мистер Бсккет прислушивается, тихо отворяет дверь библиотеки, выставляет за нея голову и прислушивается еще раз. Потом поворачивается к сэру Лейстеру и говорит быстро, но спокойно:

-- Сэр Лейстер Дедлок, баронет, молва, как я и ожидал, разнесла по городу это несчастное семейное дело; покойник так неожиданно отправился на тот свет. Одно средство: зажать рот этому народу. Угодно ли вам, для сохранения чести вашей фамилии, сидеть спокойно, соглашаться со мною во всем, а я их угомоню.

-- Как знаете, офицер, невнятно говорит сэр Лейстер.

Мистер Бёккет многозначительно кивает головой, скрючивает свой жирный указательный палец, идет в приемную - и голоса там затихают.

Он скоро возвращается назад, предводительствуя двумя Меркуриями, одетыми в панталоны персикового цвета и убеленными пудрой. Меркурии несут кресло, в котором торчит разбитое параличом существо. Позади этой процесии идет господин и две леди.

Установив кресло на приличном разстоянии, мистер Бёккет отпускает Меркуриев и запирает дверь.

Сэр Лейстер Дедлок с ледяным и страшным удивлением смотрит на такое нарушение пределов его владения.

-- Теперь, леди и джентльмены, говорит мистер Бёккет, доверительным тоном: - быть-может, вы знаете меня. Я инспектор Бёккет - вот кто я; а это... и он достает из-за пазухи свою палочку: - девиз моей власти. Вам, леди и джентльмены, хотелось видеть сэра Лейстера Дедлока, баронета - извольте, желание ваше исполнилось; вы имеете эту честь. Имя ваше, старик, Смольвид - не правда ли, я вас знаю.

-- Я уверен, что вы ничего дурного обо мне не слыхали, кричит мистер Смольвид резким и пронзительным визгом.

-- А вы не слыхали, за что зарезали свинью - а? возражает мистер Бёккет, пристально смотря на мистера Смольвида.

-- Нет, не слыхал!

-- Жаль; а ее таки-зарезали, говорит мистер Бёккет, совершенно-хладнокровно: - за то, что она черезчур визжала. Потому-то и вам я не советую визжать, а то, чего доброго... Да вам не случается ли говорить с глухими?

-- Случается, сэр, случается, стонет мистер Смольвид: - жена моя глуховата.

-- Вот оттого-то вы так и визжите. Но ведь жены вашей здесь нет, так вы без всякой потери можете поослабить ваш визг октавы на две: этим вы сделаете и мне и себе услугу. А этот господин, кажется, член Клуба Умеренности?

-- Когда-то имел товарища и друга этого имени, говорит мистер Бёккет, протягивая руку: - очень-рад познакомиться. Без-сомнения, мистрисс Чедбанд?

-- И мистрисс Снегсби, рекомендует мистер Смольвид.

-- Жена поставщика канцелярских принадлежностей, моего истинного друга! говорить мистер Бёккет. - Браво! я его люблю как родного!.. Ну, зачем же вас нелегкая принесла?

-- То-есть, вы, может-быть, хотите знать, какие обязанности привели нас сюда? спрашивает мистер Смольвид, несколько озадаченный таким быстрым поворотом дела.

-- Ну, разумеется, ваша братья знает о чем я говорю. Ну, зачем вам нужно было видеть сэра Лейстера Дедлока, баронета? Ну, ну, рассказывайте.

Мистер Смольвид притягивает к себе за полу мистера Чедбапда и шопотом советуется с ним.

Мистер Чедбанд, замаслясь порядком со лба, произносит басом:

-- Откалывай, откалывай вперед, пожалуй!

И удаляется на свое прежнее место.

-- Я был друг и клиент покойного мистера Телькингорна, пищит дедушка Смольвид: - у меня с ним водились кой-какие делишки. Я был ему полезен и он не покидал меня. Покойный Крук был мой шурин, он был родной брат... этого ощипанного попугая... моей мистрисс Смольвид. Я наследник Крука. Я разобрал все его бумаги, весь его хлам; все вытащил к себе на глаза. Тут была связка писем, оставшаяся после умершого жильца; она лежала под войлоком, на котором спит леди Женни - крукова кошка. Он всюду прятал свои вещи. Мистер Телькингорн хлопотал об этих письмах, и я первый отъискал их и дал ему. Я сам человек деловой; я осмотрел эти письма. Это были письма от любовницы покойного жильца: она подписывалась Гонория. Славное имя, не простое имя Гонория! Чай, здесь нет такой леди, которая подписывается Гонория? Нет, верно нет, о! я знаю что нет.

В этот момент торжества кашель начинает сильно бить дедушку Смольвида.

-- О, Бои;е мой! о кости мои! я разсыплюсь в клочки! кричит добрый старичок.

-- Ну, коли вам что нужно, говорит мистер Бёккет, когда кашель перестал трясти мистера Смольвида: - до сэра Лейстера, баронета, то его сиятельство перед вами: извольте говорить.

-- Разве я не сказал, мистер Бёккет, визжит дедушка Смольвид: - разве я не сказал? Я сказал и про капитана Гаудона и про его любовницу Гонорию, и про их ребенка. А теперь мне нужно знать, где эти письма. Это касается до меня, если не касается до сэра Лейстера. Я хочу знать, где эти письма, куда они исчезли. Я отдавал их только моему адвокату, мистеру Телькингорну, а не кому-нибудь другому. Где эти письма?

-- Да ведь мистер Телькингорн вам за это заплатил хорошия деньги, говорит мистер Бёккет.

-- Это не ваше дело. Я хочу знать, где письма, и я скажу вам, мистер Бёккет, что нам здесь нужно, право скажу. Нам надо больше розъисков, больше справедливости по этому убийству, а вы мало делаете, плохо разъискиваете. И этот Джордж, проклятый драгун, не один убийца - вы знаете; у него были соумышленники.

-- Вот что я тебе скажу, говорит мистер Бёккет, переменив внезапно тон и подойдя к старику нос к носу (между-тем, как жирный указательный палец страшно работает): - вот что я тебе скажу: будь я проклят, если я позволю кому-нибудь путаться не в свои дела. Всяк сверчок, знай свой шесток. Тебе нужны разъискания - да, тебе нужны? Так не-уже-ли же ты думаешь, что эта рука не знает своего дела и не спустить курка, когда надо стрелять?

Такова власть этого человека, так сильно его влияние, Что мистер Смольвид тотчас же начинает извиняться - и гнев мистера Беннета смягчается.

-- Вот я вам дам какой совет, говорит он ужь спокойно: - вам незачем ломать голову над убийством: это мое дело. Вы ведь в газеты, я думаю, заглядываете, так, пожалуй, в скором времени и увидите кой-что. Я знаю свои обязанности и вам учить меня не к лицу - вот все, что я хочу вам сказать. Что и;ь касается до писем, то вам хочется знать, кто их взял? Я скажу вам: их взял я. Они ли это?

Дедушка Смольвид смотрит алчными глазами на связку писем, которую мистер Бёккет достал из кармана, и признает их.

-- Мне нужно пятьсот фунтов стерлингов.

-- То-есть пятьдесят, вы хотите сказать, насмешливо говорит мистер Бёккет.

Нет; оказывается, что дедушка Смольвид действительно желает пятьсот фунгов стерлингов.

-- Вот что я вам скажу, говорит мистер Бёккет: - сэр Лейстер Дедлок, баронет, поручил мне окончить это дело. (Сэр Лейстер механически кивает головой.) Вы требуете пятьсот фунтов стерлингов? Очень-глупое требование, дважды пятьдесят было б глупо; но всё-таки умнее; не хотите ли дважды пятьдесят - а?

Мистер Бёккет думает, что ста фунтов стерлингов и ждать нёчего.

-- В таком случае, говорит мистер Бёккет: - обратимся к мистеру Чедбанду. Боже! сколько приятного напоминает мне это имя; какой был прекрасный человек мой товарищ Чедбанд, умеренный, честный, добрый...

Мистер Чедбанд выходит на средину, улыбается жирной улыбкой и разражается следующей спичью:

-- Почто мы здесь, други мои? почто здесь я и жена моя Рахиль? здесь, в палатах сильного и богатого - почто? Были ли мы в числе званых? Пришли ли мы ликовать с богатыми и сильными? Пришли ли мы бряцать в кимвалы перед ними? Пришли ли мы плясать пляски с ними? Нет, други мои, не для того мы здесь. Быть-может, други мои, владеем мы преступной тайной? Быть-может, пришли получить за эту тайну денег? Да, други мои, это так: мы пришли с этой целью.

-- О, да вы дельная голова! говорит мистер Бёккет, выслушав его внимательно. - Вы правы. Скажите же нам, в чем состоит ваша тайна?

-- Будем, други, говорить в духе тишины и спокойствия, продолжает мистер Чедбанд: - жена моя, гряди вперед!

Мистрисс Чедбанд так поспешно грядет вперед, что отталкивает супруга своего на задний план и смело подходит к мистеру Бёккету.

-- Если вы хотите знать нашу тайну, говорит она: - я скажу вам ее. Я пособляла воспитывать мисс Гаудов, дочку её сиятельства. Я была в услужении у сестрицы миледи, которая очень негодовала на её сиятельство за позор, нанесенный их имени. Она уверила сестрицу, что ребенок умер при самом рождении; но ребенок был жив, и теперь живет, и я ее знаю.

Произнося эти слова, подсмеиваясь и ударяя как-то особенно на слово миледи, мистрисс Чедбанд складывает руки крестом и невозмутимо взирает на мистера Бёккета.

-- А, понимаю, отвечает офицер: - вы поджидаете чего-нибудь в роде двадцати фунтов стерлингов?

Мистрисс Чедбанд только смеется и говорит презрительно:

-- Вы можете предложить и двадцать пенсов.

-- Пожалуйте вы сюда, жена моего друга, поставщика канцелярских принадлежностей, говорит мистер Бёккет, выманивая мистрисс Снегсби своим жирным указательным пальцем: - вы здесь зачем, сударыня?

Слезы и воздыхания сначала лишают возможности мистрисс Снегсби высказать зачем она здесь; но мало-по-малу разъясняется, что она несчастная женщина, терзаемая обидами и огорчениями. Дражайший муж её, мистер Снегсби, покинул ее, забросил ее и не хочет знать ее; что посреди печалей её, один только покойный мистер Телькингорн был для нея утешением; он, однажды прийдя на Странное Подворье, в отсутствие мистера Снегсби, оказал бедной женщине столько сочувствия, что с-тех-пор она возсылала к небу за него самые горячия мольбы. Все, выключая настоящого почтенного общества, действовали против её душевного спокойствия. Вот, например, хоть бы и мистер Гуппи, клерк в конторе Кенджа и Корбая: он был сначала прозрачен как стекло, чист, как солнце среди полудня, но вдруг сделался мрачен, мрачен как полночь, и все под влиянием - в этом нет никакого сомнения - мистера Снегсби, этого вероломного грешника. Вот и мистер Вивль, друг мистера Гуппи, жил таинственно на дворе, и покойный Крук, и Нимрод, и Джо, все покойники, все, впали в это... но во что - мистрисс Снегсби не выражается... Она ясно знает, что Джо незаконный сын мистера Снегсби; она следила за мистером Снегсби, когда он шел последний раз известить мальчика; зачем он шел? Нет, это ясно, что Джо был его сын. Единственное занятие её одинокой жизни состоит теперь в постоянном преследовании мистера Снегсби; она за ним таскается всюду, ловит все улики, все подозрения, и теперь знает ужь наверное, что он самое вероломное, самое изменническое существо. Вследствие этого убеждения, она свела Чедбанда и мистера Телькингорна, высказала им перемену в мистере Гуппи и обратила внимание общества на то обстоятельство, которое в настоящее время занимает честную компанию, хотя главная цель её действии заключалась в том, чтоб изобличить мистера Снегсби, вывести его на чистую воду и разорвать супружеския узы. Все это мистрисс Снегсби, как удрученная горем жена, как приятельница мистрисс Чедбанд, как последовательница мисгера Чедбанда, как убитая печалью и слезами по покойном мистере Телькингорне, считает своим долгом высказать с полной откровенностью. У нея нет никаких особенных побуждений; она не ищет никакого вознаграждения; цель её ясна: ей надо уличить вероломного... атмосфера несчастий... ныл ревности... невыносимая пытка одиночества и проч. и проч.

Пока этот поток семейных междоусобий изливается, что требует, разумеется, много времени, мистер Бёккет слушает внимательно, совещается с своим жирным указательным пальцом и устремляет испытующий взор на Чедбандов и мистера Смольвида.

Сэр Лейстер Дедлок сидит неподвижно, как окаменелый и повременам посматривает на мистера Бёккета, как на человека, который только один в сем мире может его успокоить.

и потому я займусь им как следует. Я не буду говорить о ваших денежных требованиях; они меня не удивляют. Как люди мира сего, мы должны обделывать дела к общему удовольствию; но вот что удивляет меня: каким образом пришло вам в голову поднять шум в передней? Эта проделка совершенно-противна вашим видам, право противна.

-- Мы хотели войдти, отвечает мистер Смольвид.

-- Хорошо, вы хотели войдти, это так, отвечает мистер Бёккет ласковым тоном: - но человеку ваших лет (я, изволите видеть, называю лета ваши почтенными) с умом, изощренным опытностью, в чем я нисколько не сомневаюсь, потому-что параличное состояние остальных членов заставляет все жизненные соки обращаться в голову: как такому человеку не понять, что дела, в которых пахнет деньгами, надо вести в-танне, в противном случае не получишь и фарсинга. Видите ли, надо обуздывать свой характер; надо владеть своими страстями, прибавляет мистер Бёккет в виде заключения и дружеским голосом.

-- Я говорил только, что не уйду отсюда, пока кто-нибудь не доложит обо мне сэру Лейстеру Дедлоку, говорит дедушка Смольвид.

-- Вот оно что! Это-то и дурно. Шуметь не следовало, и как вы думаете, не позвонить ли? не пора ли вас снести вниз?

-- А где же мы кончим это дело? мрачно говорит мистрисс Чедбанд.

-- Не безпокойтесь, сударыня, ужь эти женщины, какая любопытная порода! любезно замечает мистер Бёккет. - Завтра, а может и послезавтра, я буду иметь удовольствие пригласить вас, сударыня. Не забуду и вашей просьбы, мистер Смольвид, касательно ста фунтов стерлингов.

-- Пятисот! взывает мистер Смольвид.

-- Да, да, понимаю! дело не в имени, говорит мистер Бёккет и берется за рукоятку звонка: - позволите позвонить и пожелать вам доброго дня от себя и от хозяина дома? прибавляет он вкрадчивым голосом.

Никто неспособен отказать мистеру Бёккету. Он звонит и общество удаляется. Он провожает их вплоть до двери, и когда шум шагов затихает, возвращается к сэру Лейстеру и говорит серьёзным тоном:

-- Сэр Лейетер Дедлок, баронет, вашему сиятельству остается только решить вопрос: нужно ли откупиться от этой сволочи, или нет. Мое мнение: лучше откупиться; и я думаю на это немного потребуется денег. Вы видите, этот моченый огурец, мистрисс Снегсби, везде шнырила, везде кричала и больше наделала глупостей, чем воображает. Когда мистер Телькингорн был жив, он, нет сомнения, держал этих лошадей крепкими возжами и правил ими как хотел; но смерть вышибла его с козел, и вот они теперь: кто в лес, кто по дрова - что прикажете делать! Жизнь всегда такова. Нет кота - визжат мыши; растает лед - потекут воды. Так и с этим народом.

Сэр Лейстер Дедлок как-будто дремлет, хотя глаза его совершенно открыты; он безсмысленно смотрит на мистера Бёккета, а мистер Бёккет совещается с часами.

-- Народец этот здесь, под кровлею вашего отеля, говорит мистер Бёккет, смотря на часы: - ни их возьму под арест в несколько минут. Сэр Лейстер Дедлок, баронет, оставьте меня действовать. Вы не услышите никакого шума, никакого безпокойства. Вечером, если вы позволите, я возвращусь к вам и постараюсь, по возможности, уладить это несчастное семейное дело к вашему удовольствию. Теперь, сэр Лейстер Дедлок, баронет, не безпокойтесь об этом народе: вы увидите, как скоро и как тихо я его угомоню.

Мистер Бёккет звонит, идет к двери, что-то быстро шепчет Меркурию; меркурий уходит. Мистер Бёккет затворяет дверь и прислоняется к ней спиной.

Спустя одну или две минуты, дверь опять тихо отворяется, закрывая собою мистера Бёккета, и входит француженка, mademoiselle Мистер Бёккет в ту же минуту выходит из-за двери, затворяет ее и прижимает спиною. Шум при движении офицера заставляет француженку обернуться, и она замечает сэра Лейстера Дедлока.

-- Pardon, sir, говорит она поспешно: - мне сказали, что здесь никого нет.

И, возвращаясь к двери, она сталкивается лицом к лицу с мистером Бёккетом. Судорожное движение мгновенно пробегает по её физиономии, и она становится смертельно-бледна.

-- Это моя жилица, сэр Лейстер Дедлок, баронет, говорит мистер Бёккет, указывая на мадмоазель Гортензию: - она жила в моей квартире впродолжение нескольких недель.

-- Что жь за дело до этого сэру Лейстеру, мой ангельчик? отвечает Гортензия насмешливым тоном.

-- А вот увидишь, мой ангельчик, увидишь, говорит мистер Бёккет.

Мадмоазель Гортензия смотрит на него с презрительной улыбкой.

-- Нет, мой ангельчик, пока еще довольно-трезв, отвечает мистер Бёккет.

-- Я вышла из вашего проклятого дома вместе с вашей женою. Мы с ней разошлись несколько минут тому назад. Мне сказал привратник, что она здесь; я пришла сюда за ней, но здесь её нет. Что значат эти грубые шутки? спрашивает мадмоазель Гортензия, спокойно скрестив руки; но жилки бьются в мрачном её лице, как часовые пружины.

Мистер Бёккет грозит ей своим жирным указательным пальцем.

-- Вы жалкий идиот, мистер Бёккет, восклицает Гортензия с презрительным смехом. - Пропустите-ка меня на лестницу, толстомясый поросенок, прибавляет она, грозно топнув ногой.

-- Точно так, mademoiselle, отвечает мистер Бёккет хладнокровно, но определительно: - вы останетесь здесь и сядете на софу

-- Я не останусь и ни на что не сяду, говорит Гортензия с судорожным содроганием.

-- Нет, mademoiselle, повторяет мистер Бёккет, вертя своим жирным указательным пальцем: - вы останетесь и сядете на софу.

-- Зачем?

-- Затем, что я арестую вас по подозрению в убийстве, о котором вам нечего рассказывать. Разумеется, я должен быть вежлив с существом такого нежного пола, как вы, и, вдобавок еще с иностранкой; но если вы меня заставите, то я могу быть и груб; способ моего обращения с вами зависит совершенно от вас: выбирайте любое, а пока приймите от меня, как от друга, совет и подите сядьте на софу.

Мадмоазель Гортензия соглашается, идет к софе и говорит задыхавшимся голосом:

-- Вы демон!

А жилки между-тем так и бьются в её лице.

-- Вот видите ли, продолжает мистер Бёккет ободрительным тоном: - здесь вам и покойно и поведение ваше так хорошо, как только можно ожидать от молодой женщины с блистательным умом. Теперь, с вашего позволения, я вам сделаю маленькое наставленьице: старайтесь говорить как можно меньше; здесь в болтовне надобности нет, и вы преспокойно можете прикусить себе язычок. Словом сказать, чем меньше вы будете говорить, тем лучше.

Все это наставление дает мистер Бёккет самым вежливым образом.

Гортензия, стиснув зубы, как тигрица, сверкает своими черными глазами на Офицера, сидит на софе, как статуя, крепко сжав руки, а пожалуй, может-быть, и ноги, и ворчит вполголоса:

-- О Бёккет! о демон!

-- Теперь позвольте сказать вам, сэр Лейстер Дедлок, баронет, говорит мистер Бёккет и бедный палец его не знает покоя: - что эта молодая женщина, моя жилица, в то время, о котором я имел честь вам докладывать, была горничною миледи и возненавидела её сиятельство за то, что оне изволили ее от себя прогнать..

-- Лжешь! кричит Гортензия: - меня не прогнали: я сама ушла.

-- Плохо же вы исполняете мой совет! замечает мистер Бёккет самым нежным, умоляющим голосом: - поступок ваш право меня удивляет. Вам ужь договориться до чего-нибудь! Что вам за дело до моих слов: я ведь говорю не с вами.

-- Меня прогнала её сиятельство! в бешенстве кричит Гортензия: - славная сиятельная особа! Нет, мистер Бёккет, я бы погубила себя, я опозорила бы себя, еслиб еще хоть день осталась с такой постыдной женщиной, как миледи.

Дедлока, баронета.

-- Он глупец - и больше ничего. Я плюю на его дом, на его имя, на его глупость, кричит мадмоазель Гортензия, плюя в-самом-деле на ковер: - нашли великого человека, о Боже! о стыд!

-- Изволите видеть, сэр Лейстер Дедлок, баронет, продолжает мистер Бёккет: - эта бешеная иностранка забрала себе в голову, что покойный мистер Телькингорн ей очень много обязан. Он в-самом-деле призывал ее к себе по тому делу, о котором я уже вам докладывал; но за её хлопоты и безпокойство он заплатил ей с избытком.

-- Лжешь! кричит Гортензия: - я отказалась от всякой платы...

-- Если вы непременно хотите разговаривать, замечает, между-прочим, мистер Бёккет: - так чур на меня не пенять... Не могу сказать наверное, сэр Лейстер Дедлок, баронет, с обдуманною ли целью, желая ли успокоить меня на свой счет, поместилась она жить на моей квартире; только знаю, что, проживая у меня, она шаталась часто к покойнику мистеру Телькингорну ради ссоры и нарушала всякое спокойствие бедного поставщика канцелярских принадлежностей, просто даже служила для него предметом боязни.

-- Лжешь! кричит Гортензия: - все лжешь!

-- Вам известию, сэр Лейстер Дедлок, баронет, при каких обстоятельствах было совершено убийство. Теперь я вас попрошу прослушать меня внимательно. Я был отправлен на следствие и производство всего дела было поручено мне. Я изследовал комнату, бумаги, труп, изследовал все. По сведениям, которые я получил от писца покойного, я взял под арест Джорджа, потому-что его видели в эту самую ночь на лестнице, ведущей в квартиру мистера Телькингорна; к-тому же, не раз слыхали, как Джордж угрожал покойному адвокату. Если вы меня спросите, сэр Лейстер Дедлок, баронет, принял ли я Джорджа за убийцу, то, положа руку на сердце, я вам скажу, что нет. Но во всяком случае, против него были доказательства, и я считал своим долгом упрятать его в тюрьму. Теперь послушайте!

Пока мистер Бёккет совещается с своим жирным указательным пальцем, мадмоазель Гортензия, сверкая глазами и сжав свои сухия бледные губы, злобно смотрит на него изподлобья.

-- Вернувшись со следствия домой, сэр Лейстер Дедлок, баронет, я застал эту молодую женщину за ужином с моею женою, мистрисс Бёккет. Мадмоазель Гортензия, с самого дня помещения у нас в доме, была совершенно предана жене, а в этот день любовь её достигла наибольшого предела; ктому жь и о покойном мистере Телькингорне она сожалела как о родном отце. И что жь бы вы думали, сэр Лейстер Дедлок, баронет? сидя за ужином против нея и смотря, как она вертит ножом, мне пришло в голову, что адвокат пал от её руки!

Гортензии, стиснув челюсти и губы, произносит едва-внятным голосом:

-- Демон! демон!

-- Теперь спрашивается, продолжает мистер Бёккет: - где она была в тот вечер, когда совершилось убийство? Она, изволите видеть, была в театре. (И в самом деле была там, как я и узнал впоследствии, была там и до убийства и после убийства). Таким образом я убедился, что передо мной хитрая птица, которую поймать трудно, и я растянул ей тонкия тенета, такия тонкия, какие редко кому удавалось видать. Прийдя, после ужина, наверх в свою спальню, я сообразил, что квартирка наша мала, а слух у мадмоазель Гортензии тонок: я законопатил простынею рот моей дражайшей половине, чтоб она не вскрикнула в испуге, и прошептал ей свои подозрения... Будьте смирны, сударыня, или я свяжу вам ноги, прибавил мистер Бёккет, подходя к mademoiselle Гортензии и кладя ей на плечо свою тяжелую руку.

-- Что еще вам нужно? спрашивает она его.

вставайте, я сяду рядом с вами. Пожалуйте жь вашу ручку. Не церемоньтесь: я человек женатый, вы меня знаете и, в-добавок, приятельница с моей женой. Пожалуйте вашу ручку.

Тщетно стараясь увлажить свои сухия губы и выговорить хоть одно слово, она, после краткой борьбы самой с собою, повинуется и протягивает руку.

-- Вот теперь так... Я должен сказать вам, сэр Лейстер Дедлок, баронет, что без мистрисс Бёккет, без этой чудной женщины в пятьдесят... что я говорю! в полтораста тысяч фунтов стерлингов, мы не пришли б к такому счастливому результату. Я передал mademoiselle Гортензию исключительно на руки мистрисс Бёккет и с-тех-пор не переступал порога своей квартиры, а с женой видался и переговаривался или в булочной, или в молочной лавке, или где-нибудь, только не дома. Я сказал мистрисс Бёккет в то время, когда рот её был законопачен простыней: друг мой, можешь ли ты разъяснить мне мои догадки? Можешь ли ты следить за нею и денно и нощно? Можешь ли ты сказать: она ничего не сделает, чего б не знала я; она будет под моим надзором, не подозревая меня; она не ускользнет от меня, как не ускользнет от смерти; жизнь её будет моей жизнью, дыхание её будет моим дыханием, и я добьюсь истины, и я узнаю: убийца она или нет. Мистрисс Бёккет, сколько позволяла ей простыня, сказала мне: - могу, Бёккет!.. и она исполнила свое слово, исполнила с честью.

-- Лжешь! кричит Гортензия: - лжешь, мой друг!

-- Сэр Лейстер Дедлок, баронет, как же я выпутался из этих обстоятельств? Верны ли были мои расчеты? Верны, сэр Лейстер Дедлок, баронет. Теперь послушайте, что жь делает она? Она сваливает с плеч своих убийство и оклеветывает в нем миледи - да, миледи, вашу жену.

-- И она надеялась, что ей поверят, надеялась, потому-что я был безвыходно здесь. Теперь, сэр Лейстер Дедлок, баронет, позвольте мне представить вам мою записную книжку и потрудитесь ее открыть: вы найдете в ней письма, из которых в каждом только два слова: "леди Дедлок". Вот, взгляните, письмо, адрессованное на ваше имя; его я перехватил сегодня; в нем вы увидите три слова: "леди Дедлок убийца". Эти письма сыпались на меня, как мотыльки. Кто же писал их - загадка!.. Так, какое же мнение составите вы о мистрисс Бёккет, которая видела, как все эти письма писались этой красавицей? Что вы скажете о мистрис Бёккет, которая припрятала и перья и чернила, которыми писались эти письма? Что вы думаете о мистрисс Бёккет, которая видела собственными глазами, как эта красавица относила письма на почту?.. Да, что вы скажете, сэр Лейстер Дедлок, баронет, о мистрисс Бёккет? торжественно произнес мистер Бёккет.

Во время этого панегирика замечаются два весьма-важные обстоятельства: вопервых, мистер Бёккет приобретает с каждым словом все большую и большую власть над mademoiselle Гортензией; вовторых атмосфера, окружающая Гортензию, как-будто при каждом новом звуке голоса офицера, становится все гуще-и-гуще около трепещущих и бледных губ её.

все были там. Но это ровно ничего не значит; в эти подробности я и входить не намерен. Я нашел пыж из пистолета, которым был убит мистер Телькингорн. Это был клочок бумажки от описания вашего линкольшайрского поместья. Это ничего не значит, скажете вы, сэр Лейстер Дедлок, баронет. Действительно ничего не значит; но если принять в соображение, что эта красавица была осторожна и остальную часть описания изорвала на мелкие кусочки, что когда мистрисс Бёккет собрала их, приладив один к другому, и я собственными глазами убедился, что пыж, составляет непременную часть этого печатного листа - так дело становится чистым, как пристал.

-- Лжешь, все лжешь! кричит Гортензия: - все это презрительная клевета.

яснее показывает, как должно быть осторожным в делах и не торопиться. Я следил за этой красавицей вчера, без её ведома, в то время, как она шла в похоронной процесии вместе с моею женою: в лице её было такое выражение, она с такою злобою смотрела на миледи, что будь я помоложе и понеопытнее, я схватил бы ее тут же и представил имеющияся у меня под-руками улики. Точно также в последний вечер, смотря на миледи - и Боже, как она была восхитительна! словно Венера, выходящая из океана - мне так и хотелось арестовать эту француженку. Но что я потерял бы? Сэр Лейстер Дедлок, баронет, я потерял бы оружие. Моя пленница, которую вы изволите видеть, по окончании похоронной процесии, предложила жене моей прогуляться в одну из окрестных деревенек и наняться там чаю, в чистеньком трактирце; около этого трактирца имеется пруд. Пленнице моей за чаем понадобился носовой платок, который она позабыла в одной комнате, где лежали их шляпы; она, изволите видеть, и пошла за ним, искала его довольно-долго и вернулась в столовую несколько-запыхавшись. Все это, разумеется, было передано мне. Я, пользуясь лунной ночью, велел пройдти этот прудок неводом и вытащил оттуда карманный пистолет, который не пробыл в воде и шести часов. Теперь, моя милая, держите меня крепче: я вам ничего не сделаю.

И мистер Бёккет в одну минуту накидывает ей на руки цепь.

-- Это одна, говорит он: - а вот и другая, моя красавица - и дело в шляпе.

Он встает и она встает вместе с ним.

-- Где твоя низкая, отвратительная, безчестная жена? говорит Гортензия, совсем почти закрыв глаза.

-- Я. бы ее поцаловала, восклицает mademoiselle Гортензия, прыгая, как пантера.

-- Вы бы ее укусили, пожалуй, говорит мистер Бёккет.

-- Я бы ее искусала, я бы вытянула из нея все жилы, говорила mademoiselle Hortense, открыв глаза во всю их величину.

-- Я в этом уверен, моя милая, спокойно говорит мистер Бёккет: - я ожидал от вас этих слов. Вы, женщины, все таковы: не любите друг друга, как только друг на друга непохожи. Я вполне уверен, что ко мне вы и вполовину не питаете такой ненависти, какую питаете к моей жене.

-- И ангелом и демоном, как случится? воскликнул мистер Бёккет: - но я исполняю законом возложенную на меня обязанность. Позвольте плотнее закутать вас в шаль. Мне несколько раз в жизни удавалось занимать место горничной. Шляпа что-то на вас несовсем-покойно сидит; впрочем, ничего, на дворе стоит фиакр.

Mademoiselle Hortense, бросив презрительный взгляд в зеркало, выходит совершенно-спокойно и, надо отдать ей справедливость, кажется необыкновенно-интересной.

-- Послушай мой ангельчик, говорит она, презрительно кивая головой: - ты очень-умен - нет спору, по можешь ли ты его привести снова к жизни?

-- Несовсем, отвечает мистер Бёккет.

-- Не будь же так жестока, говорит мистер Бёккет.

-- Пли возстановить в нем прежнюю надменность? кричит Гортензия, обращаясь к сэру Лейстеру с необыкновенным презрением. - Посмотри, посмотри на него: какое невинное дитя, ха! ха! ха!

-- Полно, полно, это ужь черезчур несносная болтовня, говорит мистер Бёккет. - Пойдем отсюда!

Трудно описать, каким образом мистер Бёккет уводит Гортензию из библиотеки. Этот процес он совершает как-то особенно, окружает ее словно облаком и несется с нею, как Юпитер с предметом своей страсти.

Сэр Лейстер, оставшись один, не изменяет своего положения: как-будто все еще слушает, как-будто внимание его все еще чем-то занято. Наконец озирается он вокруг: комната совершенно-пуста; он привстает нетвердою ногой; отталкивает назад свое кресло и делает несколько шагов, опираясь рукою о стол. Но вот он останавливается и, произнося невнятные звуки, на что-то устремляет свой взгляд.

Бог знает, что он видит. Быть-может, ему кажутся зеленые леса Чизни-Вольда, благородный великолепный замок; быть-может, портреты его предков, искаженные злобною рукой, мильйоны полицейских агентов, роющихся в его неприкосновенных доселе владениях; быть-может, тысячи пальцев, указывающих на него, тысячи лиц, смеющихся над ним. Но если эти тени и витают над его головой, то посреди их есть тень, к которой обращенны его протянутые руки и имя которой он даже и теперь не может произнести без особенного чувства.

Это она, она, которая была лучшим его украшением впродолжение целого ряда годов; она, в союзе с которой все его высокомерие обращалось в ничто. Это она, которую он любил, которой восхищался и заставлял восхищаться весь свет. Это она, которая составляла для него все в жизни, которая была его идолом, для которой он забывал о себе. Он видит ее и не верит, чтоб она могла упасть так низко.