Холодный дом.
Часть десятая (последняя).
Глава LVI. Преследование.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Диккенс Ч. Д., год: 1853
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Холодный дом. Часть десятая (последняя). Глава LVI. Преследование. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА LVI.
Преследование.

Городской отель Дедлоков, безчувственный и холодный, как и следует быть такому знаменитому отелю, гордо смотрит на другие домы своей улицы, домы меньшого размера, и не подает никакого знака, что внутри его неспокойно.

Кареты гремят по мостовой; швейцары поминутно отворяют двери; большой свет делает визиты. Отцветшия красавицы, с шеями скелетов и персиковыми щечками, которые при дневном свете очень напоминают о смерти, чаруют глаза мужчин. Из прохладных конюшен выезжают легкие экипажи; в пуховых подушках козел утопают коротконогие кучера в льняных париках; на запятках качаются блистательные меркурии в золотых прошвах и в треугольных шляпах, надетых поперег дороги.

Городской отель Дедлоков не оказывает никакой внешней перемены и много пройдет часов, пока внутренния треволнения выйдут наружу. Но прекрасная Волюмпия становится жертвой преобладающей тоски; на нее нападает уныние и она отправляется в библиотеку, ради развлечения. Тук-тук; но на нежную стукотню прелестной девы из библиотеки нет ответа; она решается девственною рукою приотворить дверь, наивно заглядывает и, не увидав в комнате никого, смелою поступью попирает мягкий ковер.

В древнем Бате, в городе муравы и зелени, говорят, будто прелестная Волюмния одержима страшными припадками любопытства; они мучат и тревожат бедняжку, заставляют ее соваться из угла в угол при всех удобных и неудобных случаях, вставлять обделанное в золото стеклышко в свое близорукое око и изощрять обоняние над каждым предметом. Разумеется, и в настоящую минуту она порхает, как птичка, над бумагами и письмами своего родственника; то клюнет тот документ, то другой, и прыгает от стола к столу с лорнетом в глазу и с видом какого-то инквизиторского любопытства в лице. При этих прыжках и розъисках, она вдруг на что-то спотыкается, поворачивает стеклышко лорнета в ту сторону... Боже мой! на полу лежит её родственник, без чувств, без дыхания, как срубленное дерево.

При таком внезапном открытии, маленький нежный визг Волюмнии приобретает необыкновенную силу, и весь дом быстро приходит в волнение. Лакеи снуют взад и вперед по лестницам; колокольчики звенят по всему дому; послы бегут, сломя голову за докторами; везде ищут леди Дедлок, но нигде её не находят. Никто её не видал с-тех-пор, как она звонила в последний раз. На столе в её будуаре лежит письмо на имя сэра Лейстера; по кто знает, быть-может, он ужь получил другое письмо, с того света, требующее личного свидания; быть-может, для него теперь все мертвые и все живые языки одно и то же.

Тело его кладут на постель, и трут, и мажут, и прыщут, и прикладывают лед к его голове, чтоб привести в чувство. Между-тем день проходит, мрак разстилается по комнате прежде, чем слышится в груди сэра Лейстера тяжелое хрипенье, и заметно в глазах его сознание свечки, нарочно перед ним поставленной. Жизнь мало-по-малу проявляется; он начинает понемногу моргать глазами, поворачивать зрачки, подымать даже руку и знаками показывает, что он слышит и понимает.

Еще сегодня утром это был красивый, статный мужчина, правда, несколько-болезненный, но с полным, округленным лицом. Теперь это лежит старик, дряхлый, исхудалый, со впалыми щеками - тень самого-себя. Голос его был богат и звучен; он так давно привык думать, что в каждом слове его кроется какой-нибудь важный смысл, какое-нибудь важное значение для человеческого рода; что в самом-деле, в произносимых им речах как-будто что-то звучало. Теперь он только шепчет какие-то непонятные звуки, какие-то полуслова.

Верная и любимая им управительница Чизни-Вольда стоит у его изголовья. Он замечает ее и выказывает удовольствие. После тщетного усилия произнести внятное слово, он знаками требует карандаша. Сначала его не понимают; но старая управительница догадывается в чем дело и подает ему аспидную доску.

Медленно и не своим почерком царапает он на ней: "Чизни-Вольд? "

-- Нет, отвечает она ему: - вы в Лондоне. Заболели сегодня утром у себя, в библиотеке. К-счастью, я случилась здесь и буду при вас неотлучно. Ничего, сэр Лейстер, ничего: болезнь не будет иметь дурных последствии. Завтра вам будет лучше, право лучше, все так говорят, сэр Лейстер.

И по старому лицу управительницы катятся крупные слезы.

Осмотрев кругом комнату, осмотрев с особенным вниманием стоящих вокруг постели докторов, сэр Лейстер пишет:

-- Миледи?

-- Миледи нет дома, сэр Лейстер: оне изволили выехать прежде, чем вы занемогли, и не знают о вашей болезни.

С безпокойством и волнением указывает баронет на написанное им слово. Все стараются его успокоить, но тщетно; они переглядываются между собой, не знают, что отвечать ему, но вот он снова пишет:

-- Миледи... ради Бога... где?

И издает жалобный вопль.

Думают, что всего-лучше показать ему письмо, оставленное миледи. Старая мистрисс Раунсвель идет за письмом, содержание которого никто не знает и никто не может подозревать; она приносит это письмо к сэру Лейстеру, распечатывает перед ним и приближает к его глазам.

Прочтя его два раза с большим усилием, он оборачивает письмо таким-образом, чтоб никто не мог прочесть ни одной строчки, и жалобные стоны вырываются из его груди.

После этого он впадает в забытье, или в обморок, и проходит более часу времени, пока он снова открывает глаза и склоняется на руку своей верной, преданной управительницы. Доктора знают, что при ней он себя чувствует лучше и отходят в сторону.

Сэр Лейстер снова требует доску, но он не может вспомнить слово, которое хочет написать. Его трепет, его безпокойство, его грусть достойны сожаления. Как-будто он готов лишиться разсудка, усиливаясь выразить ту мысль, которая его безпокоит. Он написал букву Б и остановился. Но вот собирает он последния силы и перед буквой Б ставит слово: "мистер".

-- Мистер Бёккет?..

Так, точно так, она угадала.

-- Мистер Бёккет внизу; угодно вам его видеть?

Теперь нет никакой возможности не понять сэра Лейстера: он пламенно желает видеть мистера Бёккета; он хочет, чтоб все, кроме старой управительницы Чизни-Вольда, удалились из комнаты. Желание его исполняется со всевозможной быстротой, и мистер Бёккет является у его изголовья. Только на этого офицера, только на него одного в-состоянии возложить сэр Лейстер Дедлок, баронет, все свое доверие.

-- Сэр Лейстер Дедлок, баронет, мне тяжело видеть вас в таком положении; но я уверен, вы скоро оправитесь, вы должны оправиться. Этого требует честь вашей фамилии.

Сэр Лейстер передаст ему письмо миледи и внимательно следит за ним во время чтения. У мистера Бёккета мысль за мыслью теснится в голове; указательный палец его скрючен и на лице так и видно: "я понимаю вас, сэр Лейстер Дедлок, понимаю!"

Сэр Лейстер пишет на доске:

-- Полное прощение. Найдите...

Мистер Бёккет останавливает его руку.

-- Сэр Лейстер Дедлок, баронет, я найду ее. Но поиски должны начаться тотчас же; нельзя терять ни минуты.

С быстротою молнии он следит за взором баронета, брошенным на маленькую шкатулку.

-- Подать вам ее сюда, сэр Лейстер Дедлок, баронет? Разумеется. Отпереть ее одним из этих ключиков? конечно, самым маленьким? Так и есть. Достать банковые билеты? Сейчас. Счесть их? Без-сомнения. Двадцать и тридцать - пятьдесят; еще двадцать - семьдесят; семьдесят да пятьдесят - сто-двадцать и еще сорок - сто-шестьдесят. Взять их на расходы? Непременно возьму и отдам во всем полнейший отчет. Не щадить денег? Не безпокойтесь, щадить не буду.

Быстрота и меткость соображения мистера Бёккета изумительны. Мистрисс Раунсвель держит свечку и чувствует, как у нея кружится голова от изумительной поспешности, с которою работают глаза и руки мистера Бёккета; а он между-тем ужь совершенно готов, чтоб отправиться в путь.

-- Вы, почтенная старушка, матушка Джорджа, я думаю? говорит мистер Бёккет, надев шляпу и застегивая сюртук.

-- Да, сэр! я его несчастная мать.

-- Так я и думал, судя по его словам. Знаете ли, что я вам скажу. Вам нбчего печалиться: сын ваш совершенно-прав; плакать ненадо. Вы должны наблюдать безотлучно за сэром Лейстером Дедлоком, баронетом; а сквозь слезы это несовсем-удобно. Что жь касается до вашего сына, то он совершенно оправдан и желает вам здоровья и счастья. Он теперь чист и невинен, как голубок, как вы сами, потому-что, я пари готов держать, что вы совершенно-невинны. Вы мне можете поверить, потому-что арестовал его я сам, как-вы изволите видеть. Он при этом случае держал себя благородно. Нёчего сказать, отличный человек, да и вы отличная мать. Каково деревцо, таково и яблочко. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Сэр Лейстер Дедлок, баронет, поручение ваше будет исполнено. Положитесь на меня. Я не сверну с прямой дороги ни вправо, ни влево; не сомкну глаз, не буду ни мыться, ни бриться, ни стричься, пока не найду, чего ищу... Сказать, что вы совершенно прощаете? скажу сэр Лейстер Дедлок, баронет, скажу. Желаю вам поправиться, чтоб семейные дела ваши переменились... Э, Боже мой, такия ли бывают обстоятельства! Перемелется - все мука будет!

С этими разговорами мистер Бсккет застегивается под подбородок и быстро выходит из комнаты, проникая мрак ночи своим пытливым взором.

Прежде всего отправляется он на половину миледи, в намерении съискать какие-нибудь указания для руководства при поиске. Будуары миледи темны. Мистер Бёккет, с восковой свечкой в руках, которую держит над головой, любопытным взглядом пробегает все роскошные безделушки - плод прихоти и моды, имеющия так мало сходства с ним по наружности. Славная картина; жалко, что ею никто не может полюбоваться, потому-что мистер Бёккет запер за собою дверь.

"Славный будуар!" говорит мистер Бёккет, получивший охоту к французскому языку после утренняго события: я думаю стоит больших денег; чай миледи очень любила свои комнатки! "

слово:

"Иной подумает, говорит он, что я настоящий аристократ; а почем знать, может, я бы не испортил дела и в самом лучшем аристократическом кругу".

Разсуждая таким образом, он открывает ящик туалета, роется в перчатках, которые так тонки и мягки, что грубая рука его едва их ощущает, и вдруг попадает на носовой платок.

"Гм! здорово приятель, говорит он; ты зачем здесь? Дай-ка мне взглянуть на тебя: принадлежишь ты её сиятельству, или кому другому? На тебе, я думаю, есть метка".

И в-самом-деле он находит метку. На одном углу платка вышито: "Эсфирь Сомерсон".

"Вот оно что, говорит мистер Бёккет: больше мне ничего не надо".

Он оканчивает свои наблюдения так же быстро и тщательно, как и начал их; все оставляет на том месте, на котором нашел, и через пять минут является ужь на улице. Бросив взгляд на тускло-освещенные окна комнаты сэра Лейстера, он поспешно идет к ближайшей извощичьей бирже, берет экипаж и едет в галерею для стрельбы в цель.

Мистер Бёккет небольшой знаток в лошадях, но, при известных случаях, всегда готов держать пари на небольшую сумму денег; сведения его по этому предмету сводятся на одно замечание: если лошадь может бежать, стало-быть она хороша.

Это замечание пригодилось ему в настоящую минуту. Он безошибочно выбирает хорошую лошадь и во весь опор мчится но каменной мостовой, устремляя свои проницательные глаза на каждое подозрительное лицо, на огоньки в окнах домов, обитатели которых легли или ложатся спать, на все улицы, на все перекрестки, на небо, устланное тяжелыми облаками, на землю, покрытую топким слоем снега: все может пригодиться мистеру Бсккету - так быстро летит он в галерею для стрельбы в цель, что лошадь вся в мыле и пена брызжет от нея.

-- Поводи ее немного, пусть попростынет, я сейчас буду назад.

-- Я так и думал, что ты куришь, Джордж; надо ведь отдохнуть после всех неприятностей. Однако время дорого. Надо спасти честь женщины. Мисс Сомерсон была, кажется, здесь, когда умирал Бредли - так, кажется? - так... Где она живет?

Близь Оксфордской Улицы. Кавалерист только-что оттуда.

-- Будь счастлив, Джордж. Прощай!

Он ужь опять едет - заметив, разумеется, что у камина сидел Филь и смотрел на него разинув рот - едет во весь опор и клубы пара согревшейся лошади покрывают его.

-- Не безпокойтесь, сэр!

И посетитель в одну минуту входит в комнату и затворяет за собою дверь.

-- Я имел удовольствие видеть вас прежде, сэр; я инспектор Бёккет. Взгляните на этот платок: "Эсфирь Сомерсон". Час тому назад, я его нашел между вещами леди Дедлок, в её будуаре. Нельзя терять времени ни минуты: дело идет о жизни и смерти. Вы знаете леди Дедлок?

-- Знаю.

Мистер Жарндис прочел письмо и спросил мистера Бёккета, что он думает?

-- Не знаю. Похоже на самоубийство; опасность возрастает с каждой минутой; я за каждый час готов заплатить сто фунтов стерлингов. Сэр Лейстер Дедлок, баронет, поручил мне найдти ее, спасти и объявить ей полное его прощение. У меня есть деньги, есть власть и только не достает... мисс Сомерсон.

-- Мисс Сомерсон!... испуганным тоном повторяет мистер Жарндис.

-- Послушайте мистер Жарндис, говорит мистер Бёккет, смотря ему прямо в лицо: - я говорю вам, как джентльмену, как человеку с теплым сердцем: обстоятельства очень-важны; медленность страшна и опасна. Не берите на себя ответственности; эти восемь или девять часов стоят по сту фунтов стерлингов каждый. Я инспектор Бёккет. Сэр Лейстер Дедлок, баронет, поручил мне отъискать ее. Кроме всех несчастий, над ней тяготеет еще подозрение в убийстве. Если я за ней буду следить один, она ошибется в моих намерениях и может дойти до отчаяния. Но если я буду в обществе с молодой леди, очень-похожей на ту, к которой леди Дедлок питает нежную привязанность - заметьте, я ничего не спрашиваю - то миледи поверит моим словам. Отпустите со мной мисс Сомерсон; и если только миледи жива, мы привезем ее. Если же... мы, во всяком случае, сделаем все лучшее. Спешите. Время летит. Скоро час, а этот час стоит не сто фунтов стерлингов, а тысячу.

Мистер Жарндис просит его подождать немного и идет переговорить с мисс Сомерсон.

-- Я здесь останусь, говорит мистер Бёккет, но сам не остается, а по лестнице следит за мистером Жарндисом и не выпускает его из виду.

Во время переговоров мистер Бёккет дожидается в-потьмах на лестнице. Но скоро возвращается мистер Жарндис и сообщает ему, что мисс Сомерсон, надеясь на его защиту, готова с ним ехать куда угодно. Листер Бёккет вполне одобряет такую решимость и ожидает спутницу свою у самой двери.

В уме мистера Бёккета зиждется его огромная обсерватория, с которой наблюдает он но всем направлениям. И видит он много одиноких существ, скрытно-ползущих но улицам, много одиноких существ, лежащих по дорогам, под заборами, под стогами; по нет того существа, которого он ищет. Много одиноких существ видит он под мостами, над поверхностью Темзы и один предмет, несомый волнами, приковывает его внимание.

этот платок прикрывал мертвого ребенка, увидел ли бы он там несчастную леди Дедлок?..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В той пустыне, где кирипче-обжигательные печи горят синеватым пламенем, где ветер разносит соломенные крыши бедных лачуг, где глина и вода замерзли, там, занесенная снегом, медленно бредет одинокая женщина, словно покинутая целым светом... Нет, из городского отеля Дедлоков никогда не выходила женщина в таком рубище!...



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница