Холодный дом.
Часть десятая (последняя).
Глава LXV. Новый мир.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Холодный дом. Часть десятая (последняя). Глава LXV. Новый мир. (старая орфография)

ГЛАВА LXV.
Новый мир.

Настал судейский термин, и за два дня до заседания опекун мой получил форменное приглашение в Палату Обсркаицелярии. Открытие духовного завещания внушало мне некоторые надежды на благополучное окончание процеса, и мы с Аланом дали слово идти непременно в присутствие. Ричард был так взволнован, так болен, так упал духом, что надо было поддерживать мою милочку, хотя она, лелея свои надежды на будущее, старалась быть по-возможнисти твердой.

Заседание назначено было в Вестминстерской Палате. Тысячу раз заседание назначалось в этой палате, тысячу раз оно было безплодно, но что-то шептало мне, что в этот раз должен быть какой-нибудь результат. Тотчас после завтрака мы пошли в Вестминстерскую Палату, чтоб не опоздать к началу присутствия. Мы проходили но самым оживленным улицам, и я была так счастлива и так странно казалось мне идти рука-об-руку с моим Аланом!

Толкуя между собою, как пособить Ричарду и Аде, мы незаметно подвигались вперед. Вдруг я услышала чей-то голос:

"Эсфирь, милая Эсфирь, Эсфирь!"

Это была Кадди ДЖеллиби; она высунулась из окна каретки, в которой ездила давать уроки ученицам, и словно хотела обнять меня, несмотря на то, что нас разделяло несколько сажен разстояния. Я писала к ней письмо, говорила ей о своем счастии, о доброте мистера Жарндиса, но до-сих-пор мне не удалось известить ее. Разумеется, мы тотчас пошли к ней на-встречу; милая Кадди была в восторге: она до-того сильно прижимала меня к себе, так крепко целовала, что я должна была позаботиться о сохранении своего туалета. Я села с ней в карету и, исполняя все её желания, успокоила ее, сколько могла. Алан, стоя у дверец кареты, восхищался неменее Кадди; наконец я вышла из кареты, раскрасневшаяся и веселая.

Эта встреча заставила нас опоздать четверть часа, и когда мы пришли в Вестминстерскую Палату, заседание было в полном разгаре; но хуже всего: в самых дверях мы встретили целую толпу народа, мешавшого нам и видеть и слышать. Должно-быть, в палате происходило что-нибудь забавное, потому-что смех и крики: "тише, тише!" раздавалис постоянно.

Мы обратились к одному джентльмену, который стоял около нас, и спросили: какое теперь дело на очереди?

-- Процес Жарндисов, отвечал он.

-- Не знаете ли, что теперь о нем толкуют?

-- Кажется, он кончился, отвечал джентльмен.

-- На-сегодня? спросили мы его.

-- Нет, совсем.

-- Совсем!

Мы с удивлением взглянули друг на друга и подумали, не-уже-ли духовное завещание привело к такому быстрому концу такое долголетнее дело? ужели Ричард и Ада сделаются вдруг богатыми?

Недоумения наши скоро разсеялись; толпа хлынула назад, вея на нас заразительным воздухом; все выходящие были веселы, все смеялись, как-будто выходили не из присутственного места, а из театра или от фокусника; мы стояли в стороне, ожидая увидеть знакомое лицо. В настоящую минуту выносились огромные кипы бумаг в мешках различного цвета и различной величины; писаря смеялись, и когда мы спросили одного из них: правда ли, что процес кончился? он расхохотался вовсе горло и отвечал: "Да, кончился"...

Потом мы заметили мистера Кенджа: он важно выходил из присутствия, выслушивая, что ему нашептывал мистер Волис, тащивший собственноручно, как младший член профессии, свой синий судейский мешок.

Мистер Волис первый заметил нас.

-- Да, да, вы говорите правду, заметил мистер Кендж, раскланиваясь с нами с утонченнейшей вежливостью.

-- Как ваше здоровье мисс? Очень-рад, что имею удовольствие вас видеть; а мистер Жарндис?.. говорил мистер Кендж.

-- Он никогда не бывает здесь, отвечала я ему.

-- Очень-хорошо, что его не было здесь сегодня, а то его мнение - если смею выразиться в отсутствии моего друга - его парадоксальное мнение сегодня пожалуй бы и оправдалось; хотя конечно оно и несовсем, быть-может, основательно.

-- Скажите пожалуйста мистер Кендж, что было сделано сегодня? спросил Алан.

-- Что прикажете? весьма-вежливо говорил мистер Кендж.

-- Что было сделано сегодня?

-- Что было сделано сегодня, повторил мистер Кендж: - понимаю вопрос ваш, но положительно отвечать на него трудно. Сегодня сделано было немного, очень-немного... в нашу пользу - скажу более: нас отодвинули к самому порогу.

-- До какой степени оказался важным последний документ? спрашивал Алан: - разскажите пожалуйста нам, мистер Кендж?

-- Я бы готов был исполнить ваше желание, сэр, отвечал мистер Кендж: - но не могу.

-- Это очень-трудно передать на словах, повторил мистер Волис.

-- Приймите в соображение мистер Вудкаурт, говорил мистер Кендж: - что это был знаменитый процес, продес нескончаемый, который по-справедливости называется монументом оберканцелярской практики...

-- И оселком терпения я думаю, заметил Алан.

-- Замечание ваше остроумно и справедливо, сэр, говорит мистер Кендж, скрывая улыбку, и потом продолжал, приняв серьёзный вид: - если вы, мистер Вудкаурт, потрудитесь обратить ваше внимание на то, сколько красноречия, сколько умственных способностей, сколько, как вы сами изволили заметить, терпения было истощено процесом Жарндисов; тогда вам легко будет понять, что только огромный капитал в-состоянии вознаградить все утраты нравственной стороны достославных адвокатов, пожертвовавших, так-сказать, цветущею, весеннею норою своей жизни.

-- Извините, мистер Кендж, но я тороплюсь; так ли я понимаю вас: все наследство Жарндиса уйдет на покрытие проторей и расходов по производству дела.

-- Я думаю, что так, отвечал мистер Кендж: - мистер Воллс, вы как думаете?

-- Я думаю, что так, отвечал мистер Волис.

-- И таким-образом тяжба кончится?

-- Полагаю, что кончится - как вы думаете мистер Волис?

-- Душа моя, шепнул мистер Алан: - это окончательно убьет Ричарда.

На лице Алана было столько безпокойства, что все опасения милочки мгновенно пришли мне в голову и сердце мое сильно забилось.

-- Если вы желаете видеть мистера Карстона, сказал нам мистер Волис: - вы найдете его в палате. Прощайте мистер Вудкаурт. Прощайте мисс Сомерсон.

И он поспешил под крылышко своего принципала.

-- Ступай домой, душа моя, говорит мне Алан: - я займусь Ричардом, отъищу его здесь.

Прийдя к опекуну моему, я рассказала ему все, что слышала о несчастном окончании процеса.

-- Друг мой, говорит мистер Жарндис: - я давно предвидел конец и ждал его с нетерпением, как бы ни был плачевен он.

Все утро проговорили мы с опекуном о бедном Ричарде и бедной Аде. После обеда мы пошли вместе к ним. Опекун мой остался при входе на лестницу, а я пошла в квартиру моей милочки.

Услыхав шаги мои, Ада бросилась ко мне на встречу и со слезами прижалась к груди моей. Она говорила мне, что Ричард спрашивал обо мне несколько раз, что Алан отъискал его в палате, в каком-то безчувственном, летаргическом состоянии; что, прийдя в себя, он начал говорить несвязные речи и кровь хлынула у него ртом. Алан привез его домой и теперь находится при нем.

Ричард лежал на софе; глаза его были закрыты. Перед ним на столе стояли лекарства; воздух в комнате был чист и окна завешены. У изголовья больного стоял Алан и пристально следил за ним.

Молча присела я около него. Открыв понемногу глаза, он увидел меня.

-- Поцелуй меня, тётушка Дердон, поцелуй меня, моя милая, сказал он мне.

Мне было очень-утешительно видеть, что Ричард, несмотря на всю слабость свою, был весел. Он говорил о нашем браке, желал нам счастия, хвалил Алана, называл его своим благодетелем и, взяв его руку, крепко прижал к груди своей.

Мы с удовольствием говорили о будущем. Ричард обещался непременно быть на моей свадьбе, если здоровье позволит ему. Ада утешала его так мило, так нежно; ее поддерживала надежда... которая должна была скоро, скоро осуществиться.

Чтоб меньше заставлять Ричарда говорить, мы замолчали сами и занялись работой. Наступал вечер. Взглянув случайно на дверь, я увидела позади её моего опекуна.

-- Кто там? спросил Ричард, подметив во мне удивленный взгляд.

Прежде чем отвечать ему, я взглянула на Алана; он понял меня, нагнулся над больным и шепнул ему.

Мистер Жарндис тихо вошел в комнату и положил руку свою на руку Ричарда.

-- О сэр, вы истинно-добрый, вы истинно-благородный человек, сказал Ричард и залился слезами.

Я очень-слаб, сэр, но надеюсь, силы мои укрепиться. Передо мною открывается новый мир.

-- Очень-рад, очень-рад, говорил опекун мой.

-- Теперь я буду думать иначе. Урок мне дан - тяжелый урок, но полезный.

-- Браво, браво! говорил опекун мой, стараясь казаться веселым и ободрить бедного Ричарда.

-- Ничего б мне так не хотелось, сэр, как взглянуть на их домик, на домик тётушки Дердон и Вудкаурта. Я чувствую, что там я воскресну, там скорее укрепятся силы мои.

-- И я точно такого же мнения, говорил опекун: - и тётушка Тротт; мы с ней на эту тэму говорили сегодня целый день; и Алан я полагаю, так же думает.

Ричард весело улыбнулся.

-- Я ничего не говорю об Аде, говорил Ричард: - но я думаю о ней, думаю много. Взгляните на нее, сэр: она здесь хлопочет около меня, тогда-как ей самой больше чем мне нужно спокойствие.

Он обнял ее нежно и страстно.

-- Когда я поеду в Холодный Дом, говорил Ричард: - я поговорю с вами о многом, сэр, и вы мне многое покажете, я надеюсь.

-- Разумеется, дорогой мой Рик.

-- Все та же доброта, все то же нежное сердце, говорил Ричард: - они мне все рассказали: как вы устроили их счастье, как вы заботились о их будущем, как вы отдали им другой Холодный Дом. Как мы мне хотелось взглянуть на него...

-- Я надеюсь, что ты заглянешь и в мой Холодный Дом, милый Ричард. Теперь я, знаешь, одинокий старик и приезд близких сердцу для меня будет утешением, да, истинным утешением, повторил он, обращаясь к Аде.

-- Все это был страшный, безпокойный сон, говорил Ричард, сжимая обе руки опекуна моего, с чувством раскаяния: - простите меня.

-- Ни слова об этом, мой милый, ни слова.

-- И вы так добры, прощаете все, забываете все и еще ободряете слепца, любите его в минуту прозрения.

-- Что я-то сам, Рик? такой же слепец мой друг - ни больше ни меньше.

-- Другой открывается передо мною мир, сказал Ричард, и глаза, его блистали особенным светом.

Алан подошел ближе к Аде и грустно взглянул на опекуна моего.

когда, когда?

-- Когда силы твои поправятся, дорогой Рик, отвечал опекун мой....

-- Ада, милая, несравненная!..

Он хотел приподняться, но силы его были слабы; Алан приподнял его и Ада склонилась на его грудь...

-- Я много, много причинил тебе горя, душа моя. Черной тенью покрыл я твой жизненный путь. Женитьбой своей я ввел тебя в нищету и несчастия: забудь, ангел мой, проступки мои, забудь... я изменюсь; передо мною открывается новый мир...

Поздно вечером прибежала ко мне сумасшедшая старушка, мисс Флайт и со слезами рассказала, что она дала своим птичкам свободу. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .