Ревекка и ее дочери.
Глава III.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ревекка и ее дочери. Глава III. (старая орфография)

III.

Благодаря ли искусству доктора или нет, но во всяком случае моя рука, наконец, поправилась. Пока я был болен, мисс Гвенлиана навещала меня постоянно, читала мне книги и приносила такие вкусные супы, желе, пудинги и пр., что я удивлялся, как можно было из обыкновенных яиц, муки и мяса приготовить такую прелесть. Я помню, что Пегги, однажды, попробовав моего желе, воскликнула, что еслибы у нея был повар, умевший так прекрасно стряпать, то она ела бы целый день не останавливаясь. Признаюсь, и я был одинакого с нею мнения.

Разсказы, которые мне читала мисс Гвенлиана, были также удивительные. В них не говорилось о добрых детях, которые делались лордами и лэди, и о дурных, кончивших жизнь в тюрьме, но это были рассказы о людях, которые сражались со львами, медведями, волками и змеями, а также о волшебницах, которые могли делать все, что угодно своим жезлом, походившим, в моих глазах, на жезл Моисея. Все её рассказы были очень интересны, но я предпочитал волшебные сказки, потому что волшебницы были страшные и никогда нельзя было предугадать, что оне сделают.

Однако, надо сознаться, что о самой мисс Гвенлиане я думал более, чем о всех сказках и волшебницах. Я находился совершенно под её чарами и готов был все сделать для нея; её малейшее желание было для меня законом. Мне кажется, что её глаза действовали на меня всего более и придавали ей ту страшную силу, которую она имела надо мною; и совсем тем, чувствуя себя вполне связанным по рукам и по ногам её волей, я ни мало не желал освободиться из под этого ярма. Напротив, чем более я ее видел, тем более желал видеть.

Узнав, что я не умею ни читать, ни писать, она начала понемногу учить меня грамате, а когда я выздоровел, то предложила продолжать эти уроки, с тем чтоб я приходил в Пепфор, поместье её отца. Конечно, я был очень рад случаю видеть ее и было решено, что я буду ходить на урок каждое воскресенье после обедни.

Пепфор находился не вдалеке от Сванси и в четырех милях от нас. Это было прекрасное поместье, богатое всякого рода животными и дичью, потому что сквайр Тюдор был страстный охотник, зорко оберегал свои леса и считал всякого охотившагося без позволения самым преступным и ненавистным человеком. Я никогда не был в Пепфоре и потому с любопытством отправился туда в первое воскресенье по моем выздоровлении. День был прекрасный и я достиг до Пепфора гораздо позже, чем думал, потому что застрял на дороге, любуясь прекрасными видами. С вершины Киллейской горы виднелось голубое море у Сванси, Маргамские леса и Парткомские пески. Потом с холма у старой Гендрефойланской фермы открывалась живописная панорама Илейнского леса лежавшого у ног с своей зеленой, бурой листвой, Мумбльской бухты, с маленькими белыми парусами на зеркальной поверхности и Девонширом, туманно обрисовывавшейся на противоположном берегу. Все это было так прекрасно, залитое ярким солнцем, что я естественно часто останавливался в восхищении. Увы! мне никогда более не придется взглянуть на эти чудные, родные картины, хотя душа моя так и рвется к ним.

Наконец, я очутился в Пепфоре и медленно пошел по дороге к большему дому сквайра. Но как я уже сказал, сквайр Тюдор очень заботливо охранял свои леса, а они изобиловали кроликами и фазанами. Одни прыгали вокруг меня среди зеленых кустов, другие кричали в густой листве деревьев, представляя большой соблазн для такого живого мальчика, как я. В природе всякого ребенка и взрослого, богатого или бедного, поймать и убит всякое живое существо, а потому естественно, что мне очень хотелось поохотиться за кроликом или фазаном. Сначала я мужественно противостоял соблазну, но вдруг увидал на траве старого большого фазана, который шел, лениво передвигая лапы, очевидно, не имея возможности летать, по случаю какого-нибудь несчастия. Я не вытерпеть и последовал за ним: он заковылял быстрее, я уже протянул руку, чтобы схватить его. как он с громким криком улетел в чащу, оставив в моих пальцах одно длинное перо из хвоста. Я остался как дурак с открытом ртом. Что сталось бы со мною, еслибы на шум явился лесник и увидал бы у меня в руке перо фазана? Я поспешно вернулся на дорогу и ускорил шаги, решившись не обращать более внимания на соблазнительных птиц. Но я не закалил себя против другого рода соблазна, именно против кроликов, и когда один глупый кролик выскочил из-за куста под самыми моими ногами, я инстинктивно, без всякого дурного намерения, бросил в него палкой, бывшей у меня в руках. Маленькое животное, сшибленное с ног сильным ударом палки, покатилось по земле, я прыгнул к нему, чтобы с ним покончить, но прежде, чем мне удалось это, кролик огласил воздух раздирающим визгом. Через минуту, он уже спокойно лежал в моем кармане; но не успел я сделать двух шагов, как передо мною возстал как бы из под земли сам сквайр Тюдор. Я старался побороть свое смущение, но все-таки покраснел, как пион. Сквайр взглянул на меня подозрительно.

- Слышали ли вы визг кролика? спросил он.

Я только мог пробормотать сквозь зубы:

- Не знаю.

- Не знаю! повторил он резко: - не говорите вздора. Я вижу, что вы здешний, и, конечно, знаете, что такое визг кролика. И я бы желал знать, зачем вы шляетесь в моем парке с такой большой палкой в руках?

Я был так смущен, что не съумел сказать, что я шел в его дом по приглашению мисс Гвенлианы, а пробормотать:

- Я всегда, сэр, гуляю с этой палкой.

- Гм! произнес он: - а что это на кончике палки. Дайте ее сюда.

Я взглянул на палку, и что же я увидел? На её кончике торчал маленький кусок шкурки кролика. Нечего сказать, пренеприятный это был кролик; во-первых, зачем он сунулся мне под ноги, когда я об нем и не думал, во-вторых, зачем он своим визгом направил на меня сквайра и, наконец, зачем оставил на моей палке кусок своей шкуры, как улику против меня? Я подал, молча, палку и хотел убежать, но сквайр схватил меня за горло.

- Ах, разбойник! воскликнул он, встряхивая меня изо всей силы: - ты мне, пожалуй, скажешь, что всегда натыкаешь на свою палку кусочки кроличьей шкуры! Я теперь понимаю, в чем дело. Отдай мне сейчас кролика.

Говоря это, он обшарил мои карманы и вытащил кролика, еще теплого.

- Мошенник! Лжец! Обманщик! воскликнул он вне себя от злобы: - а! вот как ты проводишь воскресения! Гуляешь, как господин, по моему парку и убиваешь моих кроликов у меня под носом. Но я тебя научу разбойничать!

Он старался вырвать у меня из рук палку, конец которой я не выпускал; но я не хотел позволить ему меня побить, и мы стали с ним бороться. В эту минуту на дороге показалась мисс Гвенлиана. Мы были так близко от дома, что она услышала в своей комнате гневный крик отца и поспешно выбежала в сад, чтоб узнать о случившемся.

- О, папа, что это? воскликнула она: - что он сделал дурного? Это Эван Вильямс, который остановил наших лошадей, когда они понесли в Фервуде. Он должен был прийти сегодня ко мне на урок и вот уже полчаса, как я его жду.

как вкопанный. Сквайр также тотчас успокоился.

- О! так это Эван Вильямс, сказал он, не выпуская меня, однако, из своих рук: - ну, так вот что. Идя к тебе, он по дороге воровал моих кроликов. Что это за манеры? Еслиб он меня попросил, то я бы ему дал с удовольствием не одного, а сто кроликов за твое спасение; но, клянусь небом, я ему не позволю воровать моих кроликов, хотя бы он тебя спас сто раз.

- А еслиб я вас не накрыл, то, конечно, не получил бы кролика, произнес с улыбкой сквайр. - Ну, так и быть. Я вам прощаю на этот раз, если вы мне обещаете никогда ничего не трогать в моих лесах и никому не говорить, что я освободил без должной кары такого крупного преступника. Подобный безнравственный поступок противоречит всем моим правилам.

Я охотно дал слово и этим окончилось мое первое столкновение с сквайром.

Бог создал землю, то он покрыл ее ягодами и грибами, а также населил зайцами и кроликами для общого блага; поэтому, я решительно не вижу причины, почему один человек имеет право назвать их своей собственностью. Нет, они общее достояние, как вересковые степи и луговины - общее достояние всех соседей, выгоняющих туда на пастбище лошадей, коров, свиней и баранов, причем никто не имеет права их огораживать заборами и признавать за свои. Какое право имеет человек назвать кроликов и зайцев своими только потому, что они случайно находятся на его земле? На этом основании, я никогда не считал воровством поймать кролика на чужой земле, и этого мнения держались все в Верхнем Киллее, даже сам пастор. Его паства платила ему столько же натурой, сколько деньгами, и если кто приносил ему фазана, то он отказывался принять говоря, что не приемщик ворованных вещей, но зайцев и кроликов он всегда брал с удовольствием.