Ревекка и ее дочери.
Глава XI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ревекка и ее дочери. Глава XI. (старая орфография)

XI.

Устав до изнеможения, человек перестает быть самим собою. Жизнь и смерть ему ни почем; он не может ни действовать, ни говорить, ни думать, ни понимать; дайте ему только спокойствие и забвение; все остальное для него не существует. Но, как только он выспался и возстановил свои силы, прежняя жизнь в нем бьет ключем и он начинает заботиться об всем, что ему дорого. В таком именно положении находился я после несчастной экспедиции в Понтардюлес. Я так изнемогал от усталости, что заснул, ни мало не заботясь о своей безопасности, но в два часа дня я проснулся в совершенно ином настроении. Я чувствовал вполне необходимость как можно скорее бежать из Верхняго Киллея. Кроме того, я был очень голоден и, сойдя вниз, чтобы позавтракать, я с удивлением увидел в кухне Тома Девиса. Он сидел с моей матерью и Мартою. Все трое казались очень грустными. Марта плакала, и Том, повидимому, был готов последовать её примеру.

- Как я рад, что вижу тебя, Том, здравым и невредимым, воскликнул я: - что сталось с тобою после паники вчера ночью? Разскажи мне все подробно, пока я позавтракаю.

Биль Джонс стоял снаружи на часах и, зная, что он предупредит меня в случае опасности, я довольно спокойно поел и выслушал рассказ Тома.

Он мужественно исполнял свой долг во время побоища, пока был мыслим отпор, но когда уже нам оставалась одно спасение в бегстве, то он также пустился со всех ног через поле. Но вдруг он увидал двух полисмэнов, которые вели одного из наших, взятого в плен. Он инстинктивно остановился и, никем не замеченный, скрылся под навесом, стоявшим среди поля. Но в сарае было опасно оставаться и он взлез на крышу и закопался в старой, полусгнившей соломе.

Случайно полиция избрала этот самый навес для содержания своих пленных, так что Тому пришлось пробыть в соломе долее, чем он ожидал, и каждую минуту он боялся, чтобы старая крыша не подалась под его тяжестью. Из этой засады он подслушал разговоры полицейских агентов и ясно вывел из их слов, что все планы действия Ревекки на эту ночь были заранее известны одному из её врагов. Двое полицейских со смехом упоминали о военной хитрости, употребленной властями, именно о воображаемой посылке полиции в Лангафелах, что так обмануло нас, вселив в нас полную уверенность в успехе пашего предприятия. Солдаты также были приведены заранее и находились под рукою. Наконец, Тома очень удивило, что один джентльмэн, повидимому, власть имеющий, упомянул его имя и выразил неудовольствие, не найдя его в числе пленных, так как ему было хорошо известно, что Том должен был находиться в числе бунтовщиков и он разсчитывал, наконец, поймать его.

- Я едва мог удержаться от смеха, прибавил Том, рассказывая нам свои похождения: - несмотря на весь мой страх. Он заботился обо мне внизу, а я лежал над самой его головой. Но почему он искал именно меня? Откуда он знал, что я буду среди дочерей Ревекки? Этого я решительно не могу понять.

Мне также это было непонятно и я только заметил, что если нас кто-нибудь выдал, то, вероятно, тот же самый изменник, из личной злобы к Тому, упомянул его имя. После этого маленького отступления, он продолжал свой рассказ. В числе пленных он узнал голос Гью Риза и ему казалось, что он был очень тяжело ранен. Только, когда полиция и солдаты совершенно удалились, Том выполз из своей засады и пришел к нам, чтобы сказать Марте о своих дальнейших намерениях.

Он был твердо убежден, что ему нельзя было безопасно оставаться в Англии и он решился бежать в Америку, а, устроившись там, вызвать к себе Марту и жениться на ней.

Теперь наступила моя очередь рассказать, как я убил человека и оставил в руках врагов ружье, помеченное моим именем. Таким образом, и мне необходимо было спасать бегством свою жизнь. План Тома мне очень понравился и я объявил, что отправлюсь с ним в Америку, куда впоследствии к нам приедут отец, мать, Марта и остальные члены моей семьи. Том был в восторге, найдя такого товарища и мы поспешно стали готовиться в путь, так как не могли терять ни минуты. Конечно, нам следовало взять с собою как можно менее вещей, но в то же время лучше было не показываться в лавках, где нас могли узнать; поэтому, мы взяли с собою сколько могли денег и съестных припасов столько, чтобы на первое время не нуждаться в покупке чего бы то ни было.

Помогая матери снаряжать нас в дорогу, Марта была очень задумчива, словно она размышляла о чем-то очень важном. Вдруг она воскликнула:

- А что, Пог Морган знал о вчерашней экспедиции и о том, что Том в ней участвует?

- Конечно, ответил я: - Пог знал обо всем.

- Он также был в числе дочерей Ревекки? спросила еще Марта.

- Да; только вчера я его не видел; а ты, Том?

- Нет и я вчера его не заметил, сказал Том после минутного размышления: - но ведь нельзя всех видеть в такой толпе. Но отчего вы, Марта, вдруг стали так интересоваться Погом Морганом?

- Я убеждена, что он изменник, отвечала Марта: - он донес на Ревекку в полицию и сказал, что вы, Том, будете в числе бунтовщиков.

- Пог Морган! воскликнул Том: - отчего вам в голову вошла такая странная мысль! Я никогда в жизни ничего не сделал ему дурного. Зачем бы ему желать мне зла?

Тогда Марта рассказала ему, что Пог Мортон преследовал ее своей любовью и вчера еще утром, когда она ему сказала, что никогда не выйдет за него замуж, он поклялся отомстить ей и Тому. К этому я прибавил, что мы все заметили отсутствие Пога при начале экспедиции, хотя он обещал прийдти во-время, и что один из нас видел, как он торопливо шагал по дороге в Сванси. Сообразив все это, мы не могли не прийдти к убеждению, что догадка Марты была очень правдоподобна. Но вряд ли мне самому пришла бы когда-нибудь эта мысль без помощи Марты. Странно, как женщины дальнозорки, когда дело идет о любимом человеке.

который уже знает, что ему делать. Хотя я сам был лишен удовольствия принять участие в достойной каре злодея, но был спокоен, что оставалось достаточно людей, которые не оставят камня на камне, чтобы отъискать его и подвергнуть заслуженному наказанию.

Как только были окончены наши сборы, мы простились с матерью и Мартой, и пустились в путь. Мы еще не решили, куда направить свои шаги, но вышли из Верхняго Киллея на дороге в Сванси, чтобы соседи могли сказать об этом полицейским агентам. На границе селения нас встретил Билы Джонс, который караулил там прибытие наших врагов и мы простились с ним.

туда, как только узнает, где я водворюсь на житье. Прощаясь с ним, я дал ему поручение, которое он обязался свято исполнить. Я просил его пойдти в Пепфор, поговорить с самой мисс Гвенлианой и рассказать ей, почему я был вынужден бежать. Главное, он должен был объяснить ей, против какого вопиющого зла боролась Ревекка, так как я не хотел, чтобы она была дурного мнения о моем участии в возстании. По всей вероятности, окруженная нашими врагами, она не знала, как местные власти поддерживали несправедливые налоги, угнетающие народ и старались уничтожить силой всякую попытку добиться справедливости, а потому могла считать нас шайкой безпокойных бунтовщиков, не имевших за себя ни нравственного права, ни разумного основания.

- И потом, ты скажи ей, Биль, прибавил я: - что я всегда ее помнил, и никогда не забуду; что я постоянно старался, по мере своих сил, исполнять её желания. Если она, Биль, примет тебя любезно и станет охотно слушать твои рассказы обо мне, то скажи, что величайшим для меня счастьем и гордостью было бы, еслибы она, по временам, вспоминала обо мне. бедном мальчике, к которому была так добра. Скажи ей, что я не знаю другого способа отплатить ей за её доброту, как покупать всегда в жизни согласно её наставлениям, и что намерен никогда не отступать от этого правила. Скажи ей еще, что она всегда будет жива в моей памяти, хотя бы я никогда более не увидал её, и что бы со иной ни случилось, это воспоминание будет лучшим, драгоценнейшим украшением моей жизни.

Быть может, вам покажется странным, что я так говорил после того, как накануне убил человека, вопреки всем наставлениям мисс Гвенлианы. Но мне эти слова не казались странными; я был так убежден в справедливости того дела, которое я защищал, что так же мало думал об убитом мною человеке, как мало думает солдат о врагах, случайно убитых им в битве.