Изгнанники.
Часть первая.
Глава VI. Новый и Старый Свет.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Изгнанники. Часть первая. Глава VI. Новый и Старый Свет. (старая орфография)

ГЛАВА VI
Новый и Старый Свет.

Молодой американец скоро собрался в путь; зато де-Катина промедлил до последней возможности. Наконец, когда пришлось уж разставаться, он поправил галстук, почистил свой роскошный кафтан и испытующим взглядом посмотрел на темную пару своего спутника.

- Где вам это шили? - спросил он.

- В Нью-Иорке, перед отъездом.

- Гм! Сукно-то ничего, и темные цвета теперь даже в моде; но покрой какой то странный.

- Я только знаю, что мне лучше было-бы в моей старой охотничьей куртке и штиблетах.

- Шляпа тоже. Таких плоских полей у нас не носят. Посмотрим, что тут можно сделать.

Он взял войлочную шляпу и, подняв поля с одной стороны, прикрепил их к тулье золотою булавкою, которую вынул из собственной манишки.

- Настоящий военный загиб! - сказал он, смеясь - Впору хоть самим мушкетерам Его Величества. Штаны черного сукна с шелком? Это ничего; но почему при вас нет шпаги?

- Я беру ружье, когда выезжаю.

- Боже, вас посадят в тюрьму, как бандита!

- У меня есть еще нож.

- Еще хуже! Ну, так придется обойтись без шпаги и, пожалуйста, без ружья! Давайте, я перевяжу вам галстук. Так. Ну, теперь, если вы расположены проскакать десять миль, то я к вашим услугам.

Проезжая верхом по узким и многолюдным мостовым парижских улиц, они представляли собою действительно замечательный контраст. Де-Катина, который был на пять лет старше, с изящными и мелкими чертами лица, остро закрученными усами, небольшой, но ловкой и изящной фигурой и роскошной одеждой, был истинным олицетворением народа, к которому он принадлежал. Спутник его, ширококостный и сильный, поворачивал свое смелое и вместе задумчивое лицо во все стороны, с живостью воспринимая непривычные и новые впечатления чуждой жизни, среди которой очутился, и являлся также образчиком типа, правда, незаконченного, но подававшого надежду стать наивысшим из двух. Его короткие желтые волосы, голубые глаза и тяжеловатое телосложение показывали, что кровь отца получила в нем перевес над кровью матери; и даже темная одежда с отсутствием шпаги на поясе говорила об его принадлежности к народу, упорнейшия битвы и славнейшия победы которого заключались в покорении себе природы, как на море, так и на обширных пространствах суши.

- Что это за большое здание? - спросил он, когда они выехали из узких улиц на площадь.

- Это - Лувр, один из королевских дворцов.

- Значит, там - король?

- Нет, он живет в Версали.

- Два! Да у него гораздо больше: Сен-Жермен, Фонтенбло, Марли и Клюни.

- Да зачем же? Ведь невозможно зараз жит во многих домах.

- Нет. Но можно пожить в одном, а потом, когда вздумается, переехать в другой.

- Чудесное здание! Я видел семинарию Св. Сульпиция в Монреале и думал, что больше этого дома нет на свете; но что семинария в сравнении с этим!

- Так вы побывали в Монреале? Вы помните форт?

- Да; и богадельню, и деревянные дома все в ряд, а к востоку - большую мельницу. Но вы-то почем знаете Монреаль?

- Я там служил в полку и в Квебеке тоже. Да. приятель, не вы один из лесов приехали в Париж. Даю вам слово, что я по шести месяцев не снимал оленьих мокассин, кожаной куртки и меховой шапки с орлиным пером, да и опять не отказался бы надеть их.

Глаза Амоса Грина засветились восторгом при открытии, что между ним и его спутником оказывается столько общого. Он осыпал его целым рядом вопросов и не умолк, пока они не переехали реку и не достигли юго-восточных ворот города. Вдоль рва и стен, длинные ряды солдат были заняты ученьем.

- Кто это такие? - спросил он, глядя на них с любопытством.

- Это королевские солдаты.

- Зачем же их так много? Разве они ожидают неприятеля?

- Нет. Мы в мире со всеми. К сожалению!

- В мире. Зачем же всех их собрали?

- Чтоб они были готовы.

Молодой человек с изумлением покачал головой.

- Они, конечно, были бы так же готовы и у себя дома. У нас всякий держит свое ружье за печкой и всегда готов к войне; а мирного времени мы не теряем даром.

- Наш король очень могуществен и имеет много врагов.

- А кто ж их нажил?

- Так не лучше ли бы вам обходиться без него?

Гвардеец в отчаянии пожал плечами.

- Мы с вами оба кончим тем, что попадем в тюрьму, - сказал он. - Знайте, что он нажил собе этих врагов ради пользы государственной. Всего пять лет назад он заключил в Нимвегене мир, по которому отнял шестнадцать крепостей у Испанских Нидерландов. Потом он также наложил руку на Страсбург и на Люксенбург и проучил генуэзцев. Так что не мало нашлось бы желающих напасть на него, если бы его считали слабым.

- А зачем же он все это сделал?

- Потому что он великий государь и ради славы Франции.

Иностранец задумался над этим ответом, пока они проезжали можду высокими, тонкими тополями, бросавшими тень на залитую солнцем дорогу.

- Но, ради Господа, что такое случилось? - вскричал Катина.

Его спутник соскочил с лошади и низко наклонился над землею, устремивши глаза на слой пыли. Затем, быстрыми, безшумными шагами он зигзагами прошел по дороге, проворно перебежал покрытую травою насыпь и остановился у отверстия в изгороди, раздувая ноздри, сверкая глазами и весь пылая оживлением.

- Парень с ума спятил! - пробормотал де-Катина, подхвативши поводья покинутой лошади. - Париж свел его с ума! Что вы там торчите и таращитесь?

- Тут прошел олень, - прошептал тот, показывая на траву. - След ведет сюда, а отсюда в лес и, должно быт, недавно; и следы несвязные, значит - шел не скоро. Если бы мы захватили ружье-то! Ведь, могли бы пойти вслед и привезли бы старику в гостинец дичинки.

- Ради Бога, сядьте вы на лошадь! - воскликнул де-Катина с огорчением. - Я боюсь, что не миновать вам беды, прежде чем я верну вас в сохранности на улицу Св. Мартына.

- Что? - спросил Амос Грин, вскакивая на седло.

- Как же? Ведь эти леса - королевские, заповедные; а вы собираетесь убивать в них оленей так же хладнокровно, как на берегах Мичигана.

- Заповедные! Так олени-то ручные! - на лице его выразилось глубочайшее презрение, и, пришпоривши лошадь, он поскакал вперед так быстро, что де-Катина, после напрасных попыток догнать его, крикнул ему подождать.

- У нас не в обычае такая сумасшедшая езда по дорогам, - прокричал он, задыхаясь.

- Очень странная ваша страна, - с недоумением откликнулся чужеземец. - Может быть, мне легче будет запомнить, если скажете, что у вас позволено. Всего лишь сегодня утром я взял ружье, чтобы застрелить голубя, который летал над крышами там на улице, и старый Пьер схватил меня за руку с таким лицом, точно я целюсь в священника.

Де-Катина засмеялся.

Вы говорите, что много пожили в лесах?

- Мне было десять лет, когда я в первый раз поехал с дядей в Со-ла-Мари, где сливаются три большие озера. Мы торговали там с племенами запада.

- Не знаю, что на это сказали бы Ла-Селль, или де-Фронтенак. Ведь право торговать в этих местах принадлежит Франции.

- Ну, нас и взяли в плен. Тогда-то мне пришлось повидать Монреаль, а позже - Квебек. В конце концов, нас отослали обратно, потому что не знали, что с нами делать.

- Недурное путешествие для начала!

- С тех пор я все время вел торговлю: сначала у Кеннебека с Абенакийцами, в больших Менских лесах, и с Микмаками-рыбоедами за Пенобскотом. А после с Ирокезами до страны Сенеков на западе. В Альбани и Шенектеди у нас были склады мехов, а также и в Нью-Иорке, где отец грузил их на корабли.

- Так ему теперь без вас плохо?

- Пожалуй, и плохо. Но так как он богат, то решил, что надо мне повидать и кое-что, чего нет в лесах. Поэтому и услал меня на "Золотом Жезле", под присмотром Ефраима Саваджа.

- Он тоже из Нью-Иорка?

- Нет; он - первый человек, родившийся в Бостоне.

- Вот не могу запомнить названия всех этих сел!

- А может наступить время, когда они будут известны не менее Парижа.

Де-Катина от души разсмеялся.

- Леса могли развить в вас множество достоинств, но уж только не дар пророчества, мой друг. Однако, я часто мыслью уношусь за море, как и вы, и был бы очень рад опять увидеть палиссады Пуан-Леви, хотя бы по другую их сторону свиреиствовали все пять индейских племен... Вот сейчас, если вы взглянете между деревьями, то увидите новый дворец короля.

Оба всадника приостановили лошадей и посмотрели на обширное здание ослепительной белизны и на прелестные сады с фонтанами и статуями, изгородями и дорожками, примыкавшие к густым лесам, окружавшим их. Гвардейцу забавно было наблюдать быструю смену выражений удивления и восторга на лице своего спутника.

- Ну, что скажете? - спросил он наконец.

- Я думаю, что совершеннейшия произведения Божии находятся в Америке, а человеческия - в Европе.

- Да; и во всей Европе нет другого такого дворца и такого короля, как тот, что живет здесь.

- Как вы думаете, могу я его повидать?

- Кого? Короля? Ну, нет; боюсь, что вы не годитесь для двора.

- Как же так? Ну, как бы вы с ним поздоровались?

- Почтительно пожал бы ему руку и спросил бы о здоровье его и его семейства.

- Ну, право, такое приветствие могло бы понравиться ему более коленопреклонений и целований рук. А все таки думаю, что вас, любезный сын лесов, лучше не водить по таким тропинкам, где вы заблудитесь, как заблудились бы здешние придворные, еслиб их завести в американское ущелье.

Они приблизились к воротам дворца и увидели перед собою широкую аллею, полную экипажей и всадников. По усыпанным песком дорожкам, между цветочными клумбами, гуляли нарядные дамы и любовались на фонтаны, которые высоко взбрасывали воду, отливавшую радугой в лучах солнца.

свойственны человеку, проведшему жизнь на свободе, среди великолепнейших картин природы. Как ни величественны были громадные фонтаны и искусственные каскады, они не могли чрезмерно поразить того, кто проехал вдоль Эри и Онтарио и видел, как Ниагара кидается в глубокую пронасть; большие ровные лужайки тоже не показались особенно обширными взгляду, который не раз покоился на безпредельных равнинах Дакоты. Самое же здание, его величина, высота, превосходное качество камня, преисполнили его удивлением.

- Надо привезти сюда Ефраима Саваджа, - повторил он несколько раз; - а то он ни за что не поверит, что есть на свете дом, который оказался бы тяжелее всего Бостона вместе с Нью-Иорком!