Изгнанники.
Часть вторая.
Глава I. Отплытие "Золотого Жезла".

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Изгнанники. Часть вторая. Глава I. Отплытие "Золотого Жезла". (старая орфография)

"Библиотека Юного Читателя". 

Изгнанники.
ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН
А. Конон-Дойля. 

В ДВУХ ЧАСТЯХ. 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В НОВОМ СВЕТЕ. 

Сокращенный перевод с английского В. Кошевич. 

С.-ПЕТЕРБУРГ.
Тип. Спб. акц. общ. печ. дела в России Е. Евдокимов. Троицкая, 18.
1900. 

ГЛАВА I.
Отплытие "Золотого Жезла".

Гвардеец так быстро успел уведомить своих о происходившем в Версали, что наши путешественники опередили королевский указ. Ранним утром, проезжая селением Лувье, они увидели голый труп на навозной куче и узнали от ухмылявшагося сторожа, что это - гугенот, умерший нераскаявшимся; но такия явления и раньше бывали не редкостью, так что вовсе не служили признаком перемены в законодательстве. В Руане все было тихо, и капитан Ефраим еще до наступления вечера водворил их, вместе с тем имуществом, какое они усрели захватить, на своей бригантине (старинное двухмачтовое судно), Золотом Жезле. Это было маленькое суденышко; но в такое время, когда люди пускались в море на простых лодках, предпочитая королевскому гневу свирепость стихий, оно могло считаться прекрасным убежищем. В ту же ночь капитан поднял якорь и начал медленно двигаться вперед по извилистой реке.

А плыть приходилось очень медленно. Светила неполная луна, и дул ветерок с востока; река изгибалась так причудливо, что иногда вела их как будто назад, а не вперед. В длинных плесах они ставили парус, и их несло быстро; но часто приходилось спускать обе лодки и с трудом подвигать корабль при помощи весел. Работу эту исполняли подшкипер Томлинсон из Салема и шестеро величавых новоанглийских матросов в широкополых шляпах. До наступления утра за то-же дело пришлось взяться Амосу Грину, де-Катина и даже старому купцу, так как матросы понадобились для парусной работы. Наконец, уже на заре, река сделалась шире: берега разступились, образуя воронкообразный лиман. Ефраим Савадж понюхал воздух и бодро зашагал по палубе, сверкая своими острыми, серыми глазами. Ветер стал утихать, но был еще достаточно силен, чтобы двигать корабль.

- Где девица? - спросил он.

- У меня в каюте, - ответил Амос Грин. - Я подумал, может быть она там устроится на время переезда.

- А где же ты сам будешь спать?

- Сколько лет я довольствовался кучкой еловых веток и березовой коры! Что может быть лучше этой палубы из гладкой, белой сосны и моего одеяла?

- Очень хорошо. Старик и его племянник, тот, что в голубом кафтане, могут занять обе свободные койки.

Старый купец, перегнувшись через поручни, с грустным лицом и потухшими глазами глядел на красную извилистую струю позади, которая отмечала путь в Париж. Адель также вышла на верх и, ничуть не думая о грозивших ей в будущем опасностях и бедах, принялась греть холодные руки отца и шептать ему на ухо слова любви и утешения. Но они доплыли до того места, где в тихой, спокойной реке начинал ощущаться грозный отзвук морского прибоя. Старик с ужасом смотрел на корабельный нос, следя, как бушприт (наклонная мачта на носу судна) медленно встает все выше, и как можно крепче ухватился за поручни, которые начали ускользать из под его рук.

- Мы всегда в руке Божией, - прошептал он, - но, Адель! как ужасно чувствовать, что Его пальцы движутся над тобою!

- Пойдемте со мною, дядя, - сказал де-Катина, просовывая свою руку под руку старика". - Вы давно уже не отдыхали. И тебя, Адель, прошу: поди, сосни, моя бедняжка, ты должно быть устала дорогою. Подите, исполните мою просьбу; а когда вернетесь, то и Франция и горе наше будут далеко позади.

Когда отец и дочь покинули палубу, де-Катина снова пошел на корму к Амосу и капитану.

- Я рад, что спустил их вниз, Амос, - сказал он, - потому что боюсь, как бы не было еще хлопот.

- Каких?

- Вон белая дорога идет вдоль южного берега реки. В течение последняго получаса я два раза видел всадников, скакавших по ней во весь опор. Там, подальше, где шпили и колокольни, находится город Гонфлёр, и как раз туда скакали эти люди. Но в такой час лететь так безумно могут лишь королевские гонцы. О! смотрите! Вот еще третий!

На белой полоске, которая вилась по зеленым лугам, показалось черное пятнышко, то исчезая за купами деревьев, то появляясь вновь, и очень быстро подвигаясь к начинавшему обозначаться вдали городу. Капитан Савадж раздвинул подзорную трубу, чтобы взглянут на всадника.

- Да, да, - сказал он, задвигая ее вновь. - Это, без сомнения, солдат. Я вижу, как сверкают ножны, которые висят у него на бакборде {Бакборд - левая сторона корабля.} Думаю, что ветер должен посвежеть. Тогда мы удерем от всего, что только находится во французских водах; но теперь галера или вооруженная лодка нагонят нас легко.

Де-Катина, хотя сам плохо говорил по английски, привык, в бытность свою в Америке, понимать английскую речь, и с тревогою поглядел на Амоса Грина.

- Боюсь, не навлечь бы нам беды на этого доброго капитана, - сказал он. - За дружбу с нами он может лишиться и корабля, и груза. Спросите его, не лучше ли ему спустить нас на северный берег, откуда мы можем пробраться в Нидерланды?

Ефраим Савадж бросил на пассажира взгляд, несколько утративший свою суровость.

- Молодой человек, - сказал он - я вижу, что вы поняли мои слова.

Де-Катина утвердительно кивнул головой.

- Так я вам скажу, что меня трудно напугать. Всякий вам это скажет, кто только плавал со мною. Я только крепче стисну руль и держу свой курс, пока на то Божья воля. Так вот как!

Де-Катина опять кивнул, хотя с трудом понимал морской язык капитана.

- Мы поравняемся с этим городом через десять минут и тогда узнаем, что там готовится для нас. А пока разскажу вам историю, которая покажет вам, с каким человеком вы плывете. Теперь тому лет десять, как я плавал на "Скороходе" между Бостоном и Джемстоуном: видите ли, возил на юг лесной материал, шкуры, меха; а на север - табак да патоку. Раз ночью, при порядочном ветре с юга, налетели мы на риф, милях в двух к востоку от мыса Мей, и тотчас пошли ко дну, пробивши в кузове такую дыру, точно нас насадили на колокольню одной из вот этих Гонфлёрских церкквей. Хорошо. На утро, полощусь это я в воде, держусь за обломок передней реи; а земли почти не видно и ни товарищей, ни корабельного кузова нет и следа. Мерз-то я не особенно, - была еще ранняя осень, и три четверти туловища я мог выставлят из воды; - но есть и пить хотелось, и был я весь, как избитый. Подтянул я пояс на две дырки потуже, затянул гимн, и давай смотреть вокруг. Ну, и увидел больше чем хотел! В пяти шагах от меня была большая акула, длиною с мою рею. Весело болтать в воде ногами, когда рядом такой зверек готов ими полакомиться!

- Боже мой! - воокликнул француз. - Как же это она вас не съела?

Маленькие глазки Ефраима Саваджа замигали при этом воспоминании: - Я сам ее съел! - сказал он.

- Что? - воскликнул Амос.

- Да, да! при мне был большой складной нож, вот как этот, в кармане, и я все время лягал ногами, чтобы отпугивать зверя; а сам до тех пор стругал свою рейку, пока не отпилил от нея добрый кусок и не завострил его с двух концов, как меня учил когда-то один приятель с реки Делавара. Потом я стал поджидать свою рыбу и перестал лягаться: она на меня и кинулась, точно коршун на цыпленка. Но только что повернулась она животом вверх, я всунул левую руку с острым деревом ей прямо в пасть, и давай угощать ее ножом. Тут она было назад; но я держался крепко, и она нырнула со мною так глубоко, что я думал, ужь не увижу света. Я почти задохся, пока мы всплыли на поверхность, но она плыла ужь на спине и с двадцатью дырами в брюхе. А я добрался до своей реи, потому что мы проплыли под водою сажень пятьдесят, и как только к ней прицепился, так и стал без памяти.

- А потом?

- Ну, как пришел в себя, то было тихо, а мертвая акула колыхалась рядом со мной. Я подплыл к ней на моей рее, отмотал аршин-другой её оснастки, затянул в мертвую петлю хвост акулы, другой конец веревки привязал к рее, чтоб ее не могло унести; а потом принялся за дело и в неделю съел ее всю, вплоть до хвоста. Пил я дождевую воду, которую собирал в свою куртку, и когда меня взяла "Греси" из Глостера, я был так толст, что едва смог влезть на борт. Вот что разумеет Ефраим Савадж, любезный мой, когда говорит, что его не легко напугать!

и на них-то поглядывал капитан с таким видом, будто разрешал задачу. Корабль теперь был против Гонфлёра, на разстоянии около полумили от него. У пристани стояло несколько шлюпок и бригов, и целая флотилия рыбачьих лодок медленно входила в гавань. Но все было тихо и на набережной и в укреплении, построенном в форме полумесяца, над которым развивался белый флаг с золотыми лилиями. Пристань все быстрее отодвигалась назад, по мере того как свежел ветер. Де-Катина, глядя назад, почти убедился в неосновательности своих опасений, как вдруг они воскресли с новой силой.

Из за угла мыса выскочила длинная, темная лодка, пеня воду своим быстролетящим носом и десятью парами весел, которые вздымались у бортов. Изящный белый значок висел над её кормою, а солнце играло на тяжелой медной коронаде (старинное морское орудие). Лодка была полна людей, и сверкание металла показывало, что они вооружены с головы до ног. Капитан навел на них подзорную трубу и засвистал, а потом еще раз посмотрел на небо.

- Тридцать человек, - сказал он, - и делают по три узла, пока мы проходим два. Вы, сударь, отправляйтесь-ка вниз, а то ваш голубой кафтан еще подведет нас под беду. Господь призрит на людей своих, если только они воздержатся от безумия. Откройте этот люк, Томлинсон. Так! Будьте готовы захлопнуть его, когда я свистну. Где Джим Стурт и Гирам Джефферсон? Поставьте их у люка. Бакборд! Бакборд! Держи полнее! Ну, Амос, и вы, Томлинсон, идите сюда, я скажу вам словечко.

Все трое стали совещаться, стоя на юте и поглядывая на погоню. Ветер крепчал несомненно и резко дул им в лицо, когда они смотрели назад; но он еще не установился, и лодка быстро нагоняла их. Им уже были видны лица солдат, сидевших на корме, и огонек зажженого фитиля в руке пушкаря.

- Эй вы! - крикнул с лодки офицер на безукоризненном английском языке. - Поверните, или мы будем стрелять!

- Кто вы такие и что вам нужно? - рявкнул Ефраим Савадж голосом, который можно было услышать с берегов.

- Мы посланы от имени короля за некиими гугенотами из Парижа, которые сели на ваш корабль в Руане.

- Бросай рею назад и стой! - скомандовал капитан. - Спусти фалреп (веревочная лестница) и гляди в оба! Так! Теперь мы готовы для встречи.

Передняя рея описала дугу назад, и корабль остановился, качаясь на волнах. Лодка скользнула вдоль него, наведя на него свою пушку, а отряд солдат держал ружья наготове, чтобы открыть по первой команде огонь. Офицер, подвижной юноша, с торчащими, как у кота, усами, в минуту очутился на палубе и обнажил шпагу.

- Идите сюда, вы двое! - распорядпися он. - Вы, сержант, стойте здесь, у фалрепа! Бросьте вверх веревку: ее можно привязать к этой стойке. Ну, вы там, не дремлите и будьте готовы стрелять! А вы пойдете со мною, капитан Лемуан. Кто капитан на этом корабле?

- Я, сударь, - покорно ответил Ефраим Савадж.

- У вас с собой три гугенота?

- Как? Как? Да разве они - гугеноты? Я видел, что им хотелось поскорее уехать; но так как они заплатили за проезд, то я и не стал мешаться в их дела. Старик, его дочь и молодой человек около ваших лет в какой-то ливрее?

- В мундире, сударь! Это мундир лейб-гвардейцев. За ними-то мы и явились.

- И вы хотите забрать их?

- Непременно.

- Бедные люди! Мне их жаль.

- Мне также; но распоряжения начальства необходимо исполнять.

- Совершенно верно. Ну, так старик спит у себя на койке; девица - внизу, в каюте; а тот спит в трюме, куда нам пришлось его сунуть, потому что нет другого помещения.

- Спит, вы говорите? Так нам лучше всего накрыть его врасплох.

- А вы не побоитесь один-то? У него, правда, нет оружия, но только он рослый молодец. Не кликнуть-ли вам человек двадцать из лодки?

Сам офицер думал нечто подобное; но слова капитана задели его самолюбие.

- Да, вниз по лестнице и потом прямо. Он лежит между двумя тюками сукна.

который стерег конец веревочной лестницы, между тем как подшкипер Томлинсон, держа в руках шайку воды, обменивался замечаниями на убийственном французском языке с экипажем лодки, находившейся под тем бортом, у которого он стоял.

Офицер медленно спустился вниз по лестнице, которая вела в трюм, а капрал последовал за ним и поровнялся грудью с палубой, когда его начальник был уже внизу. Заметил ли молодой француз что нибудь в лице Ефраима Саваджа, или испугался мрака, в котором очутился, только внезапное подозрение возникло в его уме.

- Назад, капрал! - крикнул он. - Я думаю, что нам лучше наверху.

полетел вниз на офицера. А моряк одновременно свистнул, и в ту-же минуту люк был захлопнут и закреплен по обе стороны железными болтами.

Сержант обернулся на шум падения; но Амос Грин, который ждал этого движения, принял его в объятия и перекинул через борт в море. В ту же секунду перерублена была соединительная веревка, передняя рея со скрипом приняла прежнее положение, а из шайки соленая вода полилась на пушкаря и его пушку, туша фитиль и промачивая порох. Град пуль со стороны солдат засвистел в воздухе и забарабанил по обшивке; но корабль качался и прыгал на коротких речных волнах, и целить было невозможно. Напрасно гребцы налегали на весла; напрасно пушкарь, как безумный, трудился над фитилем и зарядом. Лодка сбилась с пути, а бригантина летела вперед с надутыми нарусами. Паф! выстрелила наконец канонада, и пять дырок в гроте (главный парус) показали, что заряд картечи попал слишком высоко. Второй выстрел не оставил по себе никаких следов, а при третьем она была уже слишком далеко. Полчаса спустя от сторожевой лодки осталось только маленькое темное пятнышко на горизонте с золотою искоркою с одного бока. Все более расходились низменные берега, все шире становилась равнина синих вод впереди, дым Гавра уже казался облачком на северном горизонте, а капитан Ефраим Савадж шагал по своей налубе с лицом, по обыкновению, суровым, но с прыгающими огоньками в серых глазах.

- Я знал, что Господь призрит на людей своих, - говорил он спокойно. - Теперь мы стоим на верном пути, и в нас не попадет ни комочка грязи отсюда до бостонских холмов. Ты пил слишком много французских вин, Амос, в последнее время, пойдем-ка, отведаем настоящого бостонского пива.