Изгнанники.
Часть вторая.
Глава III. Последняя пристань.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Изгнанники. Часть вторая. Глава III. Последняя пристань. (старая орфография)

ГЛАВА III.
Последняя пристань.

Три недели свежий, а порою даже сильный ветер дул с востока или северо-востока. "Золотой Жезл" весело несся вперед на всех парусах, а к концу третьей недели Амос и Ефраим Савадж начали высчитывать дни, оставшиеся до прибытия на родину. Старый моряк, привыкший и к встречам и к прощанью, не так принимал это к сердцу; но Амос, отлучившийся впервые, горел нетерпением и целыми часами курил, сидя верхом на стерине буширита, вглядываясь в линию горизонта и надеясь, что его приятель мог ошибиться и что вот сейчас любимый берег покажется вдали.

- Напрасно, мальчик! - говорил Ефраим Савадж, кладя ему на плечо свою громадную, красную руку. - Кто плавает по морю, должен иметь терпение, и нечего сокрушаться о том, чего не может быть.

- А все-таки воздух как то напоминает о доме, - отвечал Амос. - Ветер так дует, как никогда не дул на чужбине.

- Что-ж! - сказал капитан, засовывая за щеку табак. - Я плаваю по морю с тех пор, как оброс бородою, больше в каботаже {Каботажная - береговая торговля.}, знаешь, да и по океану тоже, насколько допускали эти навигационные законы. Кроме тех двух лет, что я провел на суше из за дела с королем Филиппом, я на три выстрела не отдалялся от соленой воды, и скажу тебе, что не видал еще лучшого переезда, чем наш теперь.

- Да, мы летели, точно буйвол от лесного пожара. Только мне странно, как это так вы знаете дорогу без всяких следов и отметок? Я бы, Ефраим, и Америки то не нашел бы по морю, а не то что Нью-Иоркского пролива.

- Мы слишком забрались на север, парень. Около пятнадцатого, мы были у мыса Ла-Хог. Завтра, по моим разсчетам, надо бы нам увидеть землю.

- Ах, завтра! А что это будет? Гора пустыни? Мыс Код? Или Долинный остров?

- Нет, парень, - мы на широте св. Лаврентия, и скорее увидим берег Аркадии. Потом, при этом ветре, проплывем на юг еще денек, и уж не больше двух. Еще несколько раз так поплавать, а там куплю себе хорошенький кирпичный домик в Бостоне, в Грин-Лене, откуда виден залив, и буду смотреть, как ходят корабли. Так окончу жизнь мою в мире и спокойствии.

Несмотря на уверения капитана, Амос весь день напрягал зрение в безплодной надежде увидеть землю, а когда, наконец, стемнело, сошел вниз и достал свою охотяичью куртку, кожаные штиблеты и енотовую шапку, гораздо более бывшие ему по вкусу, нежели тонкое сукно, в которое одел его голландец, торговавший платьем в Нью-Иорке. Де-Катина тоже переоделся в темное партикулярное платье и вместе с Аделью хлопотал возле старика, который так ослаб, что почти ничего не мог делать для себя сам. На баке визжала скрипка, и далеко за полночь, под рокот волм и свист ветра, раздавались хриплые напевы незатейливых песен, которыми серьезные и солидные новоангличане на свой лад праздновали приближение к родине.

Вахта подшкипера в эту ночь длилась от двенадцати до четырех, и в первый час её луна светила ярко. Однако, на заре она закрылась облаками, и "Золотой Жезл" погрузился в один из тех густых, непроницаемых туманов, какие обычны в этой части океана. Ветер дул с северо-востока, и изящная бригантина ложилась набок, поручнями подветренного борта почти касаясь воды. Сделалось вдруг очень холодно, так что подшкипер затопал ногами на юте, а его четверо матросов дрожали, присевши под защиту бортовой загородки.

Вдруг один из них выпрямился с криком, указывая пальцем в воздухе, и тут же, у самого бушприта, из мрака вынырнула громадная белая стена, о которую корабль ударился с такою силою, что обе мачты повалились, точно сухой тростник от порыва ветра, а само судно превратилось в безформенную груду щепы и обломков.

От толчка подшкипер пролетел вдоль всего юта и едва не угодил под падавшую мачту; а из его четырех подручных, двоих увлекло в дыру, зиявшую на носу, между тем как третьему раздробило голову якорным штоком. Поднявшись на ноги, Томлинсон увидел, что весь перед корабля вдавлен внутрь и что среди обломков дерева, хлопающих парусов и извивающихся спутанных канатов сидит один единственный оглушенный матрос. Было темно, как в трубе, и за бортом корабля виднелся только гребень одной вздымавшейся волны. Подшкипер озирался в отчаянии от так внезапно наступившей гибели, когда рядом с собою заметил капитана Ефраима, полуодетого, но такого же деревянного и невозмутимого, как всегда.

- Ледяная гора! - сказал он, втягивая носом холодный воздух. - Разве вы не учуяли ее, друг Томлинсон?

- Правда, мне было холодно, капитан Савадж, но я приписал это туману.

- Вокруг них всегда бывает туманно, хотя только Господь в Своей премудрости ведает, зачем, ибо это тяжелое испытание для бедных мореплавателей. Мы быстро погружаемся, м-р Томлинсон. Нос уже в воде.

Следующая вахта выбежала на палубу, и один из матросов стал мерять воду в трюме.

- Три фута! - крикнул он - а вчера выкачали всю до суха при заходе солнца!

- Гирам Джефферсон и Джон Марстон - к помпам! - приказал каиитан. - Г. Томлинсон, спустите-ка барказ (корабельное судно) и посмотрим, нельзя ли поправить беду, хотя, кажется, этого уж не зачинишь.

- У барказа пробиты две доски, - крикнул один матрос.

- А ту и вовсе разбило на трое.

Подшкипер рвал на себе волосы, а Ефраим Савадж улыбался, как человек, слегка заинтересованный неожиданным стечением обстятельств.

- Где Амос Грин?

- Здесь, капитан Ефраим. Что мне делать?

- А мне? - с живостью спросил де-Катина.

Адель и отца её завернули в плащи и поместили в подветренной стороне рубки, как в наиболее защищенном месте.

- Скажи ему, что может сменить кого-нибудь у помп, - ответил капитан Амосу. - А ты, Амос, ты у нас - мастер плотничать. Залезь-ка с фонарем вон в барказ, да посмотри, не сможешь ли его заштопать.

В течение полу часа Амос возился и стучал в барказе под мерный стук помп, слышный из-за шума волн. Тихо, очень тихо опускался корабельный нос, а корма загибалась кверху.

- Времени осталось немного, Амос, - заметил капитан спокойным голосом.

- Теперь он подержится на воде, хоть и течет немножко.

- Ладно. Спускай! У помп работай без перерыва! М-р Томлинсон, чтобы провиант и вода были готовы, сколько возможно будет взять! За мной Гирам Джефферсон!

Матрос и капитан спрыгнули в качавшуюся лодку; у последняго к поясу прицеплен был фонарь. Они пробрались под разбитый нос. Капитан покачал головой, когда увидел величину повреждения.

- Отрезать форзейль (канат) и дать сюда! - сказал он.

Томлинсон Амос и Грин карманными ножами перерезали веревки и спустили угол паруса вниз. Капитан Ефраим с матросом схватили и потащили его на пробоину. Когда капитан нагнулся, то корабль подвинуло вверх волною, и при желтом свете своего фонаря он увидел извилистые черные трещины, лучами расходившияся от главной дыры.

- Сколько воды в трюме? - спросил он.

- Пять с половиною футов.

- Значит, корабль погиб. В обшивке, насколько мне видно назад, везде такия щели, что можно просунуть палец. Не отходить от помп! качать без перерыва! Готовы ли провиант и вода, м-р Томлинсон?

- Готовы, сударь!

- Спускайте их за борт. Эта лодка не продержится более часа или двух. Видите вы гору?

- Слева за кормою туман редеет! - крикнул кто-то из матроеов. - Вон она, гора-то, за четверть мили, под ветром!

Туман вдруг разсеялся, и над разбитым кораблем среди безбрежного, пустынного моря вновь засияла луна. Похожая на громадный парус, медленно качалась на волнах исполинская глыба льда, причинившая несчастие.

- Надо плыть к ней, - сказал капитан Ефраим. - Другого спасения нет. Давайте девочку за борт! Ну, ладно, - отца сначала, если уж ей так хочется. Скажи им, чтоб сидели смирно, ибо Господь сохранит вас, если не будем делать глупостей. Так! Ты - молодец-девчонка, хоть и лопочешь по картавому. Теперь боченки и все одеяла и теплые вещи, какие только есть. Теперь давайте того, француза! Да, да пассажиров сначала! Нечего упираться! Ну, Амос! Теперь матросы, а вы - после всех, друг Томлинсон.

Перегруженная лодка сидела в воде почти вровень с бортами, и потребовалась безпрерывная работа двух отливальщиковь, чтобы не пускать воду, которая сочилась между разбитых досок. Когда все очутились на местах, капитан Ефраим Савадж перескочил назад, на корабль, что было теперь нетрудно, так как с каждою минутою палуба опускалась ближе к морю. Он вернулся с узлом одежды, который бросил в лодку.

- Так садитесь же сами!

- Ефраим Савадж пойдет ко дну со свом кораблем, - сказал капитан спокойно. - Друг Томлинсон, я не привык повторять приказания. Отчаливай, говорю!

- Амос, Амос! Неужели вы допустите это? - закричал гвардеец по-французски. - Моя честь непозволит мне покинуть его так. Я буду чувствовать себя опозоренным навек.

- Томлинсон, его нельзя бросить. Взойдите на корабль и заставьте его ехать с нами.

- Еще не родился тот человек, который заставил бы его сделать, чего он не хочет.

- Он может переменить намерение.

- Да все же нельзя его оставить! Надо хоть плавать вокруг и выловить его потом.

- Лодка течет, как решето, - возразил подшкипер. - Я довезу вас до горы, оставлю всех там, еслибудет куда спустить, и приеду назад за капитаном. Приналягте, молодцы: чем скорее доедем, тем скорее вернусь.

Но гребцы не сделали и пятидесяти взмахов, как Адель громко закричала: - боже мой, корабль тонет!

Корабль погружался все более и более и вдруг с треском опустил в воду нос, точно ныряющая водяная птица, причем корма взлетела кверху, а затем, с громким и продолжительным бульканьем, он скоро совсем исчез среди волн. Без всякой команды лодка сразу повернула назад и понеслась так быстро, как только позволяла сила гребцов. Но все было тихо на месте крушения. На поверхности не осталось даже ни одного обломка, который мог бы указать, где именно "Золотой Жезл" нашел свою последнюю пристань. Целых четверть часа лодка кружилась при лунном свете, но капитана не было и следов; наконец, когда, несмотря на безпрерывное вычерпыванье, все сидевшие в ней оказались по щиколотку в воде, моряки повернули лодку на прежний путь и молча, с тяжестью на сердце, поплыли к своему негостепримному убежищу.

Как оно ни было ужасно, но являлось для них единственным спасением, так как течь усиливалась, и было очевидно, что лодка не может держаться долее. Подплывши ближе, они с досадою убедились, что обращенная к ним сторона представляет собою крепкую ледяную стену сажень в девять вышиною, гладкую, без малейшей трещины или щели на всей своей поверхности. Гора была велика, и оставалась надежда, что другая сторона окажется удобнее. Усердно вычерпывая воду, они обогнули угол, но опять оказались перед отвесной стеной. Подплыли с третьей стороны: здесь гора казалась еще неприступнее и выше; оставалась только четвертая, и, направляясь к ней, они знали, что для них решается вопрос о жизни и смерти, так как лодка почти уходила из под их ног. Они выплыли из тени на яркий лунный свет и увидели перед собой зрелище, которое никто из них не забыл до самой смерти.

Склон, перед котором они очутились, был не менее крут, чем остальные; он весь искрился и сверкал под серебряным светом луны, отражавшемся в гранях льда. Но по самой середине, в уровень с поверхностью воды оказалась огромная пещера: это было то место, о которое "Золотой Жезл" у краев, а в глубине отливавшого темным пурпуром и синевою. Но не красота этого грота и даже не уверенность в своем спасении вызвала крики радости и изумления изо всех уст, а то обстоятельство, что верхом на ледянной глыбе преспокойно сидел и курил перед ними глиняную трубку не кто иной, как капитан Ефраим Савадж из Бостона. Одну минутутизгнанники чуть не подумали, что перед ними призрак, если бы только призраки являлись в таком прозаическом виде; но звуки его голоса вскоре доказали им, что это - он сам, и притом - в расположении духа, весьма далеком от христианской кротости.

- Эй, Томлинсон! - сказал он. - Когда я приказываю вам плыть к ледяной горе, то разсчитываю, что вы прямо туда и поплывете, а не станете еще шляться по океану. Я из-за вас чуть не замерз. Да так бы оно и было, не захвати я с собою сухого табаку и коробку с трутом, чтобы согреться.

Не отвечая на упреки командира, подшкипер направил лодку к покатому выступу, который был так срезан носом бригантины, что к нему удобно было пристать. Капитан Савадж схватил из лодки свой узел с сухим платьем и исчез в глубине пещеры, чтобы тотчас же вернуться вновь, несколько согревшись телесно и успокоившись душевно. Барказ повернули дном вверх, для сиденья; решетки и скамьи из него вынули и покрыли одеялами, чтобы приготовить постель для молодой женщины, а у боченка с сухарями выбили дно, чтобы поесть.

- Мы боялись за вас, Ефраим, - сказал Амос Грин. - У меня так тяжело стало на сердце, когда я подумал, что не увижувас больше.

- Ну, Амос, тебе бы следовало знать меня лучше.

- Так и было. Это уж третий корабль, с которым я иду ко дну; только мне еще ни разу не приходилось там остаться. На этот раз я нырнул глубже, чем когда тонул "Скороход", "Губернаторе Винтроп".

- Мы возвращались искать вас и пропустили вас в темноте. А что теперь будем делать?

- Развесим этот парус и устроим квартиру для девочки; а потом поужинаем и выспимся; сегодня дела нет, а завтра его может быть очень много.