Изгнанники.
Часть вторая.
Глава XII. Смерть стучится!

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Изгнанники. Часть вторая. Глава XII. Смерть стучится! (старая орфография)

Глава XII.
Смерть стучится!

Заря только еще занималась, когда четверо путников входили в ворота усадьбы; но, несмотря на ранний час, все оброчные и их семьи были уже на ногах, глядя на громадный пожар, бушевавший на юге. Де-Катина протолкался сквозь толпу и кинулся наверх, к Адели, которая сама сбежала встречать его, так что они столкнулись на половине большой каменной лестницы. Вместе, обнявшись, они вошли в столовую, где де-ла-Ну и сын его смотрели из окна на поразительное зрелище.

- Ах, сударь, - сказал старый дворянин - кланяясь, по обыкновению, на придворный лад, - я от всего сердца рад видеть вас вновь под моей кровлею. Вы прошли сорок миль, и без сомнения проголодались и устали. Когда вы снова наберетесь сил, я попрошу у вас позволения отыграться в пикет, потому что в последний раз мне рещительно не везло.

Но вслед за де-Катина вошел дю-Лют с грозною вестью об опасности:

- Вам предстоит другая игра, господин де-Сент-Мари, - сказал он. - В лесу теперь шестьсот Ирокезов, и они готовятся к нападению.

- Ну что-ж? Мы не можем нарушать распорядка нашей жизни ради горсти дикарей, - возразил старый дворянин. - Я должен извиниться перед вами, мой дорогой де-Катина, что вас тревожат подобными вещами у меня в поместье. Относительно же пикета, я все таки думаю, что ваши ходы с короля и валета более рискованны, чем благоразумны. Когда я в последний раз играл с де-Ланном из Пуату.....

- Де-Ланн из Пуату убит со всеми своими людьми, - сказал дю-Лют, - а укрепление сожжено до тла.

Де-ла-Ну приподнял брови и взял понюшку табаку, постучав по крышке своей круглой золотой табакерки.

- Я всегда говорил ему, что его форт возьмут, если он не велит срубить те клёны, что растут у самых стен. Они все убиты, вы говорите?

- Все, до одного.

- А форт сожжен?

- Ничего не осталось.

- Видели вы этих подлецов?

- Мы видели следы полутораста человек. Потом сотня проплыла в челноках, да мимо нас прошел отряд в четыре сотни под начальством Фламандского Метиса. Их лагерь - за пять миль вниз по реке, и там не менее шестисот.

- Вам посчастливилось, что вы ушли от них!

- Но им не посчастливилось уйти от нас. Мы убили Карого Оленя с сыном и подожгли лес, чтобы выгнать их из лагеря.

- Превосходно, превосходно! - сказал помещик, слегка апплодируя своими нежными руками. - Вы очень хорошо сделали, дю-Лют. Полагаю, что вы очень устали?

- Я не часто устаю. Я хоть опять готов в путь.

- Так может быть вы захватите несколько человек и сходите в лес взглянуть, что делают эти подлецы?

- Я буду готов через пять минут.

- Не хочешь ли и ты сходить, Ахилл?

Темные глаза и индейское лицо сына вспыхнули дикою радостью.

- Да, я тоже пойду.

- Очень хорошо. А мы тут все приготовим, пока вас не будет. Сударыня, извините за эти маленькия хлопоты, омрачающия удовольствие вашего посещения. К следующему разу, как вы сделаете мне честь навестить меня, надеюсь, что поместье мое будет уже очищено от этих гадов. Впрочем, мы здесь имеем и свои преимущества. В Ришелье-реке больше рыбы, а в лесу тут больше оленей, чем в садках и в заповедных рощах у самого короля. А с другой стороны, как видите, есть и небольшие неудобства. Вы извините меня теперь: мне нужно пойтя взглянуть кое-на-что. Де-Катина, вы - бывалый офицер, и я рад принять от вас совет. Онега, передайте мне мой кружевной платок и палку дымчатого янтаря, да займите г-жу де-Катина, пока не вернемся мы с её супругом.

это видно было по их загорелым лицам и смелому виду. Это были сыны того народа, который, удачно или нет, сжег больше пороха, чем какой либо иной народ на земле; и видя, как они стоят кучками, осматривая оружие и обсуждая положение, ни один полководец не пожелал бы более закаленных или воинственных солдат. Между тем, из домиков за оградою бежали бледные жешщшы и, задыхаясь, тащили за собою детей, а на плечах несли наиболее дорогую часть своего имущества. Их смятение, торопливость, крик детей, бросание узлов и убегание за другими составляли резкую противоположность с тишиною и прелестью окружавшого их леса, залитого лучами утренняго солнца. Глядя на волшебную красу разноцветной листвы, трудно было поверить, чтобы дух злобы и убийства свободно бушевал за этою прекрасною завесою.

Отряд разведчиков под начальством дю-Люта и Ахилла де-ла-Ну уже ушел, и ворота, по приказанию хозяина, были заложены толстыми дубовыми поперечинами, вдвинутыми в железные скобы. Детей поместили в нижнюю кладовую, приставивши к ним несколько женщин, а остальным велели смотреть за пожарными ведрами и заряжать мушкеты. Мужчин по счету оказалось пятьдесят два; им был произведен смотр, и их разделили на отряды для защиты каждой стороны палисады. С одного бока частокол доходил до реки, что не только избавляло от необходимости защищать эту сторону, но еще позволяло доставать воду, бросая ведро на веревке из-за ограды. Усадебные лодки и челноки находились на берегу, под самою стеною, и были драгоценны, как последнее средство спасения в случае беды. Ближайшее укрепление, Сен-Луи, было всего в нескольких милях вверх, и де-ла-Ну послал туда быстрого гонца с вестью об опасности, чтобы хоть было куда отступить, если дело кончится плохо.

А что оно должно плохо кончиться, это было очевидно для опытных глаз Амоса Грина. Он предоставил Ефраиму Саваджу храпеть в глубоком сне на полу, а сам, с трубкою в зубах, обходил укрепления, осматривая испытующим оком каждую их подробность. Частокол был очень крепок, четырех-аршинный вышины, и прочно построен из дубовых заостренных бревен, достаточно толстых, чтобы не пропустить пули. На половине высоты в нем были проделаны узкия продолговатые отверстия для ружей защитников. Но с другой стороны, в ста шагах от него уже росли деревья, составлявшия прикрытие для врагов, тогда как гарнизон был настолько малочислен, что не мог дать более двадцати человек на каждую сторону ограды. Амос знал, как смелы и стремительны ирокезские воины, как они хитры и находчивы, и лицо его стало мрачным при мысли о молодой новобрачной, которую он с товарищами довел сюда под своей охраной, и о женщинах с детьми, которых видел в стенах усадьбы.

- Не лучше ли будет услать их вверх по реке? - намекнул он помещику.

- Я бы с радостью сделал это, и, может быть, если к ночи будем живы и небо будет облачное, то так и поступлю. Теперь же не могу дать им прикрытия; а однех невозможно пустить, зная, что ирокезские челноки на реке и их разведчиков полны берега.

- Правда, это было бы безумно.

- Я назначил на эту восточную сторону вас с товарищами и еще пятнадцать человек. Г. де-Катина, желаете командовать отрядом?

- С удовольствием.

- Я возьму себе южную сторону, которая, кажется, всех опаснее; дю-Лют станет на северной, а к реке довольно пяти человек.

- Есть у нас продовольствие и порох?

- Муки и копченых угрей хватит до конца этой истории. Плохое угощение, почтеннейший, но в Голландии вы, верно, испытали, что после потасовки вода из канавы бывает вкуснее фронтиньякского (вина) с синею печатью, которое вы в тот вечер помогли мне допить. Что же касается пороха, то его большой запас.

- Мы не успеем срубить вон те деревья? - спросил бывший офицер.

- Невозможно. За срубленными деревьями еще удобнее будет прятаться.

- Но по крайней мере надо убрать эти кусты, что вокруг березы между восточной стеной и лесной опушкой. Это прекрасное прикрытие для застрельщиков.

- Да, это сейчас сожжем,

- Нет; я, кажется, придумал лучше, - сказал Амос. - Можно устроить для них ловушку. Где у вас порох?

- Дворецкий Терье раздает его в главном погребе.

- Хорошо. - Амос побежал в дом я вернулся с большим холщевым мешком. Он насыпал туда пороху, потом, взвалив на плечо, отнес в кусты и положил у корня березы, причем как раз над ним содрал полоску коры. Затем, при помощи веток и сухих листьев, он так прикрыл его, что мешок стал походить на кочку. Устроивши все это он вернулся, влезши на частокол и спрыгнув по ту сторону.

- Думаю, что теперь все готово, - сказал помещик. - Хотелось бы мне, чтобы женщины и дети были в безопасном месте, да мы ушлем их ночью, если дело пойдет хорошо, Не слышно ли чего о дю-Люте?

- Жан слышит лучше нас всех, ваша милость, - сказал человек, стоявший возле угловой пушки. - Ему послышались выстрелы несколько минут назад.

- Значит, он с ними столкнулся. Этьен, возьми десять человек и ступай к сухому дубу, чтобы прикрыть их, если они отступают; но далее не двигайся ни на один аршин, что бы там ни было: у меня и так мало людей. Не хотите ли уснуть, де-Катина?

- Нет, я не засну.

- Нам здесь больше нечего делать. Что скажете о партии в пикет? Карты помогут нам провести время.

Они взошли в верхнюю залу, где Адель села около мужа, тогда как темнолицая Онега припала к окошку и, не отрываясь, глядела в лес. Де-Катина мало думал о картах: его мысли были заняты грозившею опасностью и тою женщиною, чья рука лежала на его плече. Но старый дворянин увлекся игрою и потихоньку ругался, или хихикал и усмехался, смотря по тому, шла или не шла карта. Вдруг, среди игры, снаружи послышались два резких удара.

- Кто-то стучится! - вскричала Адель.

- Это - смерть стучится - ответила индиянка у окошка.

- Из лесу бегут люди! - закричала Онега.

- Так! Дело становиться серьезным, - сказал помещик. - Мы доиграем потом. Помните же, что сдача ваша! Посмотрим-ка, что все это значит.

облачка синяго дыма, и один из бежавших, в белых коленкоровых штанах, вдруг начал прыгать, а на белой ткани показалось красное пятно. Двое других обхватили его руками, и все вместе стремглав влетели во двор, где в ту же секунду захлопнулись ворота. Минуту спустя засверкала и загремела с угла медная пушка, а по всей окраине леса растянулось облако дыма и пули застучали в деревянную ограду, точно град в окна.