Изгнанники.
Часть вторая.
Глава XV. Столовая в замке Св. Марии.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Изгнанники. Часть вторая. Глава XV. Столовая в замке Св. Марии. (старая орфография)

ГЛАВА XV.
Столовая в замке Св. Марии.

Как это случилось - легко объяснить. Часовые у окон, выходивших во двор, нашли невозможным оставаться на местах, когда по ту сторону дома решалась судьба их жен и детей. Все было тихо за частоколом, и индейцы, казалось, были заняты не менее канадцев тем, что происходило на реке. Поэтому часовые, один за одним, ускользнули вниз, приветствовали криками одобрения удачный выстрел капитана и застонали, когда оставшаяся невредимою лодка, точно гончая собака, кинулась по следу беглянок. Но во главе дикарей был человек, настолько же находчивый и сообразительный, как и дю-Лют. Фламандский Метис стерег дом из-за ограды, как такса подстерегает крысу у её норы, и тотчас заметил, что защитники покинули свои места. Вместе с двумя десятками других воинов, он притащил с лесной опушки громадный чурбан и, пробежав с ним до дома безпрепятственно, они ударили им в дверь с такою силою, что деревянная перекладина сломалась, а крепкия доски оторвались от петель. Защитники узнали об этом нападении, лишь услышав треск двери и крики двоих из небрежных сторожей, схваченных и скальпированных тут же, в сенях. Весь нижний этаж очутился в руках индейцев, а де-Катина с монахом оказались отрезавными от каменной лестницы.

К счастью, при постройке канадских помещичьих домов всегда имелась в виду необходимость защиты против индейцев; поэтому даже теперь не все было потеряно для осажденных. Со стороны реки, с верхняго этажа до земли висела деревянная лестница, которую в случае нужды можно было втащить наверх. Де-Катина кинулся к ней, а монах за ним. В темноте он стал ощупью искать лестницу; но её не было.

Тогда сердце его замерло от отчаяния. Куда мог он бежать? Лодка не годилась. От леса его отделяла ограда, да и та находилась в руках индейцев. Их завывания звенели у него в ушах. Они еще не видели его, но скоро должны были заметить. Вдруг, он услышал сквозь мрак сверху голос:

- Давай мне ружье, парень: я вижу внизу, у стены, тень одного из язычников.

- Это - я! Это - я! Амос! - крикнул де-Катина. - Спускайте лестницу, или я погиб!

- Смотрите! Это, пожалуй, хитрость! - сказал голос дю-Люта.

- Нет, нет! я вам ручаюсь! - возразил Амос, и вскоре лестница была спущена. Де-Катина и монах торопливо полезли и еще не достигли верхних ступеней, как целая толпа воинов вырвалась из двери и разсыпалась по берегу. Сверху грянули два мушкета, что-то бухнулось в реку, точно лосось, а минуту спустя оба француза были уже среди своих, и лестницу втянули наверх.

В последней твердыне народу оказывалось очень мало. Осталось всего девять человек: хозяин, дю-Лют, американцы, монах, де-Катина, дворецкий Терье и два оброчных. Израненные, изнуренные, почерневшие от пороха, они все еще полны были отчаянного мужества людей, знающих, что самая жестокая смерть грозит им в случае сдачи. Каменная лестница вела прямо из кухни в большую столовую и оканчивалась дверью, которую теперь до половины заложили двумя матрацами. Хриплый шопот и щелканье взводимых курков снизу предвещали, что Ирокезы готовятся возобновить нападение.

- Поставьте фонарь у двери, - сказал дю-Лют, - чтобы свет падал на лестницу. Здесь так тесно, что только троим возможно стрелять; но прочие могут заряжать и передавать ружья. Господин Грин, станьте на колени рядом со мной и ты, Жан Дюваль. Если одного из нас ранят, пусть тотчас его заменит кто-нибудь. Ну, готовьтесь! Они идут.

Действительно, снизу раздался резкий свист, и в минуту лестница наполнилась краснокожими, которые ломились вперед, размахивая оружием. Паф! паф! паф! грянули три ружья, и тотчас опять паф! паф! паф! Дым так сгустился под потолком, что едва видно было передавать мушкеты в протянутые за ними руки. Ирокезы не долезли до баррикады из матрацов, и топот их ног на лестнице умолк. Снизу доносилось только сердитое рычанье, да по временам стон. Стрелки были целы, но перестали стрелять, ожидая, чтоб разошелся дым.

Когда же стало виднее, они убедились, как смертелен был их прицел на таком близком разстоянии. Они сделали только девять выстрелов, а на ступенях валялось семеро индейцев. Пятеро уже не двигалось, двое-же пытались сползти вниз, к товарищам. Дю-Лют и оброчный подняли мушкеты, и искалеченные люди легли смирно.

- Св. Анна свидетельница, - сказал старыйпионер, забивая в ствол новую пулю, - что если они добудут наши скальпы, то дорогою ценою. Не менее сотни сквав завоют в их селеньях, когда услышат о сегодняшних наших трудах.

- Да, они не забудут, как были приняты в Св. Марии, - сказал старый дворянин. - Я снова должен выразить вам глубочайшее сожаление, мой дорогой де-Катина, что вам пришлось подвергнуться стольким неудобствам, когда вы и ваша супруга были настолько добры, что навестили меня. Надеюсь, что она и прочия женщины теперь в полной безопасности, в форте.

- Дай то Бог! О! я не буду иметь ни минуты покоя, пока опять не увижу ее.

- Если оне добрались, то мы можем ждать подкрепления к утру, только бы продержаться до тех пор. Комендант Шамбли - не такой человек, чтобы покинуть товарища в нужде.

На одном конце стола все еще лежали карты; даже взятки оставались друг на друге, нетронутыми с предыдущого утра. Но тут же были вещи интереснее карт, потому что и завтрак остался неубранным, а люди сражались целый день, едва перекусив хоть что-нибудь. Даже лицом к лицу со смертью пркрода заявляет свои права, и голодные бойцы жадно набросились на хлеб, ветчину и холодную дикую утку. Несколько бутылок вина стояло на буфете; с них сбили пробки и опрокинули их в изсохшия горла. Однако, трое очередных стояло у баррикады, чтобы не быть наказанными за ротозейство еще раз. Дикари выли и визжали так, точно все волки из лесу собрались в нижнем этаже; но на лестнице не было никого, кроме семи неподвижных тел.

- Они подожгут дом.

- Что таме жечь? - сказал дворецкий. - Все - камень, и лестницы, и стены, кроме нескольких балок. Это не деревенская изба.

- Тише! - вскричал Амос Грин и поднял руку. Завывания прекратились, и слышались тяжелые удары молота по дереву.

- Что это может быть?

они взяли пример с нашего молодого друга и выколачивают днища у пороховых бочек в складе.

Дю-Лют покачал головой при этих словах. - Краснокожие никогда не потратят столько пороха, - сказал он. - Они слишком дорожат им. Ах, послушайте!

Вой и визг возобновились, но стали более дикими, пронзительными, безумными и смешались с отрывками песен и взрывами хохота.

- Да это они вскрыли бочки с водкой! - вскричал дю-Лют: - Они и раньше были злобны, а теперь станут хуже чертей.

В это время раздался новый залп диких воплей, и послышался голос, молящий о пощаде. Оставшиеся в живых с ужасом взглянули друг на друга. Снизу поднимался удушливый запах жженого мяса. и все тот же голос кричал и молил. Затем он медленно стал замирать и, наконец, умолк навек.

- Я думаю, это был Жан Корбель.

- Прими Господи его душу! Его страдания кончились. Хорошо бы и нам успокоиться подобно ему!

Четыре часа подряд из кладовой долетали звуки песен и пляски, восклицания и крики, и воздух пропитался запахом водки. Не раз дикари ссорились и дрались между собою, как будто забыв о врагах наверху; но осажденные скоро убедились, что они про них не забыли. Дворецкий Терье, проходя между бойницею и свечою, был убит наповал пулею из-за частокола, а Амос и старый дворянин с трудом избегли той же участи, пока не догадались заставить все окна, кроме одного, смотревшого на реку. С этой стороны не было опасности, и так как заря начала заниматься, то у этого окна все время стоял кто-нибудь из осажденных, высматривая по реке, не плывет ли ожидаемая помощь.

Медленно освещалось небо на востоке: сначала узкая полоска окрасилась в жемчужный цвет, потом порозовела, стала шире, длиннее и, наконец, расплылась теплым блеском по небу, золотя края бегущих облаков. Над лесом лежал тонкий серый пар, из которого высовывались вершины дубов, точно острова - из моря тумана. По мере того, как светлело, туман распадался на маленькие клочки, которые утончались и таяли, и наконец, солнце подняло свой пламенный край над восточным лесом, засверкавши пурпуром и золотом на увядших листьях и яркой синевой на широкой реке, исчезавшей на севере. Де-Катина смотрел туда, стоя у окна и вдыхая смолистый запах деревьев, смешанный с влажными испарениями сырой земли; вдруг, ему бросилось в глаза темное пятнышко на реке.

- Что вы? Раньше срока умереть хотите? - кричал он.

- Да, да, - сказал капитан Ефраим, который понял если не слова, то движения. - Надо оставить вахту на палубе. - Постоим-ка мы с тобою, парень, и будем готовы на случай, если они покажутся.

Американцы и старый пионер остались у баррикады, пока прочие старались разсмотреть плывущую лодку. Вдруг у единственного оставшагося оброчного вырвался стон.

- Лодка то - ирокезская, - вскричал он.

- Увы, ваша милость, это так. Та самая, что улизнула от нас вчера.

- Ах, так женщины спаслись от них!

- Должно быть. Только вот что, барин: народу то в ней больше, нежели было.

Маленькая кучка осажденных глядела, замирая от волнения, как лодка быстро мчалась вниз, оставляя по полосе пены с каждой стороны, а сзади - длинную, клубящуюся, раздвоенную струю. Видно было, что на ней много народа; но осажденные помнили, что здесь же находились раненые с другой, потопленной лодки. Она неслась без остановки, пока не поровнялась с усадьбой. Тут она повернула кругом и гребцы приподняли весла с пронзительным возгласом насмешки. Лодка стояла к дому кормою, на которой сидели две женщины. Даже на таком разстоянии нельзя было не узнать этих лиц: одного - бледного и нежного, и другого - темного и царственного. Это были Адель и Онега.