| Автор: | Жид А. П., год: 1914 |
| Категория: | Роман |
II
Флериссуар даже не вскрикнул. Выталкиваемый Лафкадио и видя вдруг разверзшуюся перед ним пропасть, он, чтобы удержаться, широко взмахнул руками, уцепился левой за гладкую дверную раму, а правую, полуобернувшись, откинул далеко назад через голову Лафкадио, отчего вторая манжета, которую он как раз надевал, полетела под диван, в другой конец купе.
Лафкадио почувствовал, как его хватают за затылок страшные когти, нагнул голову и толкнул опять, еще нетерпеливее; ногти царапнули его по шее; Флериссуар успел лишь поймать пуховую шляпу, безнадежно ухватился за нее и упал вместе с ней.
"Теперь - хладнокровие! -- сказал Лафкадио. Не будем хлопать дверцой: рядом могут услышать".
Он потянул дверцу к себе, против ветра, с усилием, затем тихо запер ее.
"Он мне оставил свою гнусную соломенную шляпу, которую я чуть был не выпихнул ногой ему вдогонку; но у него осталась моя шляпа, и этого ему хватит. Как хорошо я сделал, что снял с нее инициалы!.. Но на кожаном ободке имеется марка магазина, а там не каждый день заказывают пуховые шляпы... Нечего делать, дело сделано... Думать, что это несчастный случай... Нет, ведь дверцу я снова запер... Остановить поезд?.. Полно, полно, Кадио! Никаких поправок: все вышло так, как ты сам хотел.
Доказательство, что я вполне владею собой: я прежде всего спокойно рассмотрю, что изображает эта фотография, которую созерцал старик... Miramar! Ни малейшего желания побывать там... Здесь душно".
Он открыл окно.
"Эта скотина меня оцарапала. До крови... Мне было очень больно. Надо смочить водой; уборная в конце коридора, налево. Захватим еще платок".
Он достал с сетки чемодан и раскрыл его на диване, там, где перед тем сидел.
"Если я кого-нибудь встречу в коридоре, -- спокойствие... Нет, сердце больше не бьется. Идем!.. Ах, его пиджак; я могу пронести его под своим. В кармане - какие-то бумаги: будет, чем заняться остальную часть пути".
Это был жалкий, потертый пиджачок, лакричного цвета, из жиденького жесткого, дешевого сукна, который ему было немного противно брать в руки; запершись в тесной уборной, Лафкадио повесил его на крюк; затем, нагнувшись над умывальникам, принялся разглядывать себя в зеркало.
Его шея, в двух местах, была довольно гадко исцарапана; узкая красная ниточка шла, прерываясь, от затылка влево и кончалась под ухом; другая, короче, откровенная ссадина, двумя сантиметрами выше, подымалась прямо к уху и упиралась в слегка надорванную мочку. Шла кровь; но ее было меньше, чем он ожидал; зато боль, которой он сначала не ощущал, усилилась. Он обмакнул платок в умывальный таз, остановил кровь, затем выстирал платок.
"Даже воротничок не запачкается, -- подумал он, приводя себя в порядок. -- Все отлично".
Он уже собирался итти, как вдруг раздался свиток паровоза; за матовым окном клозета прошла вереница огней. Это была Капуя. Сойти на этой станции, такой близкой от места происшествия, и побежать в темноте за своей шляпой... Эта мысль блеснула в нем ослепительно. Он очень жалел свою шляпу, мягкую, легкую, шелковистую, теплую и в то же время прохладную, не мнущуюся, такую скромно изящную. Но он никогда не повиновался слепо своим желаниям и не любил уступать даже самому себе. Но больше всего он ненавидел нерешительность и уже много лет хранил, как фетиш, игральную кость от трик-трака, подаренного ему Бальди; он всегда носил ее с собой; она была при нем, в жилетном кармане:
"Если выпадет шесть, -- сказал он. доставая кость, -- я схожу!"
Выпало пять.
"Я все-таки схожу. Живо! Пиджак утопленника!.. А теперь мой чемодан..."
Он побежал к своему купе.
Ах, сколь, перед странностью события, кажется ненужным восклицание! Чем поразительнее самый случай, тем проще будет мой рассказ. Поэтому я скажу прямо: когда Лафкадио вошел в купе за своим чемоданом, чемодана там не оказалось.
Он подумал было, не ошибся ли он, вернулся в коридор... Да нет же! Это то самое купе. Вот вид Мирамара... Тогда как же так?.. Он бросился к окну, и ему показалось, что он грезит: на платформе, еще недалеко от вагона, его чемодан спокойно удалялся, в обществе рослого малого, который неторопливо его уносил.
Лафкадио хотел кинуться вдогонку; когда он отворял дверь, к его ногам упал лакричный пиджак.
"Вот чорт! Еще немного, и я бы попался!.. Но, во всяком случае, этот шутник шел бы немного скорее, если бы думал, что я могу за ним погнаться. Или он видел?.."
Пока он стоял, наклонившись вперед, по щеке у него скатилась капля крови.
"Значит, обойдемся и без чемодана! Кость была права: мне не следует здесь сходить".
Он захлопнул дверь и сел.
"В чемодане нет никаких бумаг, и белье не мечено; чем я рискую... Все равно: как можно скорее на пароход; быть может, это будет не так занятно; но зато гораздо благоразумнее".
Между тем поезд тронулся.
"Мне не столько жаль чемодана... сколько шляпы, которую мне ужасно хотелось бы выловить. Забудем о ней".
Он набил трубку, закурил, затем, опустив руку во внутренний карман другого пиджака, вынул оттуда зараз письмо Арники, книжечку агентства Кука и плотный конверт, который он и открыл.
"Иль я схожу с ума? -- подумал он. -- Причем тут Жюлиюс?.. Украденный билет?.. Нет, не может быть. Очевидно, билет ссуженный. Вот так чорт! Я, чего доброго, заварил кашу; у этих стариков связи получше, чем можно думать..."
Затем, дрожа от любопытства, он раскрыл письмо Арники. Все это казалось слишком странным; ему было трудно сосредоточить внимание; он плохо разбирал, в каком родстве или в каких отношениях Жюлиюс и этот старик, но одно, во всяком случае, он понял: Жюлиюс в Риме. Он сразу же решился: его обуяло нетерпение повидать брата, неудержимое желание посмотреть, как отразится это событие в его спокойном и логическом уме.
"Решено! Я ночую в Неаполе; получаю обратно свой сундук и завтра с первым же поездом возвращаюсь в Рим. Разумеется, это будет не так благоразумно, но, пожалуй, немного занятнее".