Губительница душ.
VIII. Красный кабачок

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Захер-Мазох Л., год: 1870
Категория:Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

VIII. Красный кабачок

Утром, когда Елена осторожно вошла в спальню к Эмме, та уже проснулась. Ее роскошные волосы раскинулись по подушке, окружив прелестное личико золотистым ореолом.

-- Мне хочется еще полежать... я устала, -- проговорила красавица, щуря глазки.

-- Понежьтесь, милая барышня, приберегите свои силы для нынешнего вечера, -- ответила старуха и таинственно прибавила. -- К нам опять приходила еврейка. Она просит вас пожаловать в Красный кабачок.

-- Сегодня вечером?

-- Да, часов в десять.

-- Хорошо.

Утром заезжал Казимир Ядевский, но его не приняли. После обеда Эмма вышла со двора вместе с Еленой, внимательно осмотрела вход в таинственный кабачок и попросила свою мнимую тетушку указать ей, где дом купца Сергича.

-- Отдайте ему эту записку, -- сказала девушка своей спутнице, когда они подошли к дому, -- я подожду вас здесь, на тротуаре.

стал ожидать приказаний.

-- Знаете ли вы, зачем я сюда пришла? -- спросила Эмма.

-- Я знаю все, сударыня, и готов служить вам по мере сил и возможности.

-- Мне придется довольно часто бывать у вас, не вызовет ли это подозрений?

-- Ни в коем случае. Я попечитель братства Сердца Господня, и меня нередко посещают знатные дамы.

 Посланные мною вещи здесь?

-- Точно так.

-- Позвольте мне переодеться.

Не прошло и четверти часа, как из дома купца Сергича вышел стройный красивый юноша в венгерке из темно-синего сукна, высоких сапогах и меховой шапочке. На плечи его была накинута шинель, в кармане лежал заряженный револьвер. Эмма превратилась в мужчину, словно бабочка, стряхнувшая золотистую пыль со своих крылышек.

Улица, на которой стоял Красный кабачок, была плохо освещена.

-- Он уже здесь.

-- Господин Пиктурно?

-- Да... Поговорите с ним.

-- Прежде чем принести его в жертву, я попробую обратить его на путь истинный.

 Напрасный труд, этот человек должен погибнуть... Я сумею лучше вас устроить это дело. Мальчик влюблен в меня по уши и готов повиноваться мне беспрекословно, -- прибавила еврейка, уходя обратно в кабачок. Эмма заглянула в окно.

Ее глазам предстала обширная комната с почерневшими стенами, на которых были развешаны плохие гравюры. Широкая выручка да несколько столов и скамеек составляли всю ее меблировку. В углу за печкой сидел молодой человек лет двадцати и, по-видимому, дремал. Это был Юрий, один из самых ревностных помощников содержательницы кабачка. Перед выручкой, развалясь в старом ободранном кресле, сидел юноша с вьющимися черными волосами и не спускал глаз с прекрасной еврейки. Это был Владислав Пиктурно, студент Киевского университета, сын богатого польского землевладельца. Судя по наружности, он был человек робкий, застенчивый, даже апатичный.

Дверь медленно отворилась и на пороге показалась Эмма - Рахиль бросилась к ней навстречу.

-- Пожалуйте, барин, -- сказала она. -- Что прикажете подать, рюмку вина или коньяку?

-- Коньяку, -- отвечала Эмма, садясь на скамейку у одного из столов.

 Кто это? -- спросил Пиктурно у еврейки.

-- Не знаю, -- ответила она, -- он никогда не бывал здесь.

-- Ты лжешь! Это один из твоих обожателей... Как его зовут?

-- Откуда же я знаю? Спросите у него сами.

-- Вы, вероятно, студент здешнего университета? -- обратился Пиктурно к мнимому молодому человеку.

 Нет, я в Киеве только проездом.

-- Вы едете в Одессу?

-- Да, в Одессу.

Наступила довольно продолжительная пауза. Рахиль собрала пустые бутылки и грязные стаканы и вышла из комнаты.

-- Прелесть, что за женщина, не правда ли? -- подмигнул студент в направлении двери.

 Эта еврейка?

-- Ну да!

-- Я совершенно равнодушно отношусь к женщинам, они мне давно надоели!

-- Понимаю! Но времена Онегина и Печорин уже прошли. Наше поколение смотрит на женщин иначе и признает их созданиями низшей организации по сравнению с мужчинами.

-- Вы забываете, что между женщинами есть своего рода хищницы, готовые растерзать вас с улыбкой на устах.

 Положим, что и так, но мы живем, любим и наслаждаемся жизнью, не помышляя о таких ужасных последствиях.

-- Ну, стоит ли ради этого жить на свете?

-- Заметно, что вы начитались Трентовского<$FПольский Шопенгауэр. (Примечание автора.)>.

-- Я и в руки не брал ни одного из его сочинений.

-- Почему же вы, в ваши годы, с таким равнодушием, даже с таким презрением относитесь к жизни?

 Потому что сознаю все ее ничтожество, -- отвечала Эмма, -- и вижу в ней лишь временное и утомительное странствование, нечто вроде чистилища. Назовите мне хоть одно наслаждение, которое не окупалось бы потом кровью или слезами нашего ближнего? Куда ни посмотришь - везде кража, насилие, рабство, убийство!

Вот почему я возненавидел жизнь и отрекся от ее радостей.

-- С такими воззрениями вам бы следовало стать попом или монахом! -- захохотал Пиктурно. -- Но здесь не место для проповеди, и вы не измените моего образа мыслей... Эй, Рахиль, подайте сюда бутылку вина!.. Позвольте предложить вам стаканчик венгерского? -- обратился он к своему собеседнику.

-- Я охотно выпью, если вы позволите мне в свою очередь угостить вас.

-- С удовольствием.

-- Вы, должно быть, медик? -- спросил студент, закуривая сигару.

-- Нет, я философ.

-- Безбородый Сократ! Но чтобы сделаться настоящим мудрецом, вам нужно обзавестись Ксантипою!

-- Перестаньте издеваться над бедствиями рода человеческого, -- возразила Эмма, строго взглянув на свою жертву бесстрастными синими глазами. -- Неужели вас тешат вопли мучеников, проклятия обманутых, рыдания погибающих?.. Оглянитесь вокруг, посмотрите на самого себя - и вы ужаснетесь!

 К черту все это! Я хочу веселиться, а не ужасаться. Допустим, что вы правы. В таком случае, мы должны стараться забыть все эти бедствия, а для этого есть только два способа: вино и женщины... Да здравствует любовь!.. Чокнемся!

Эмма отрицательно покачала головой.

-- Так предложите другой тост.

-- Пью за то, что избавляет нас от всех житейских невзгод... Да здравствует смерть! -- торжественно провозгласила Эмма, поднимая свой стакан.

-- Сумасшедший, -- проворчал Пиктурно, между тем как юная фанатичка с каким-то благоговением выпила несколько глотков вина.

Эмма на прощание протянула студенту руку.

-- Вы уже уходите? -- спросил тот.

-- Да, мне не нравится это общество.

-- До свидания!

-- Теперь вы убедились, что я не обманула вас. Я знаю, как трудно обратить этого человека!

-- Я с ним поговорю еще раз.

-- Зачем? -- как змея прошипела Рахиль. -- Это только потеря времени, а он между тем ускользнет от нас. Сегодня он в меня влюблен, а завтра, быть может, променяет на другую. Если вы уже решили принести его в жертву, то сделайте это как можно скорее.

Эмма почувствовала, как мурашки пробежали у нее по спине.

 Сегодня? -- спросила она.

-- Нет, не сегодня и не здесь, но непременно в ближайшие дни... Вы не боитесь ехать по лесу ночью?

-- Я не боюсь ничего, когда речь идет о спасении погибающей души. Скоро ли ты передашь его в мои руки?

-- Елена даст вам знать, когда наступит время.

-- Хорошо, я принесу его в жертву.

На улице не было ни души. Эмма закуталась в шинель и быстрыми шагами пошла к дому купца Сергича, чтобы снова переодеться в женское платье. Возвращаясь домой, она заметила, что ее преследует молодой человек. Это ее встревожило: она прибавила шаг и свернула на одну из людных улиц, надеясь исчезнуть в толпе. Но незнакомец не терял ее из виду. Тогда она остановилась и грозно посмотрела на него. Но это не помогло.

-- Жестокая красавица! -- шепнул он ей. -- Ледяная богиня любви!

Убедившись в том, что причиной преследования была ее внешность, Эмма спокойно продолжала свой путь. Незнакомец проводил ее до самого подъезда. Войдя в комнату, девушка приказала не зажигать свечей и, подойдя к окну, увидела, что таинственный поклонник ее все еще стоит у нее перед домом.

-- Мечтай, голубчик, -- подумала она, -- мечты сладки, но каково-то будет пробуждение.

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница