Губительница душ.
XVI. Спасенная душа

XVI. Спасенная душа

Ночь была темной, несмотря на то, что все небо было усыпано звездами. С трудом подвигалась вперед обтянутая холстом повозка: колеса глубоко врезались в рыхлый снег, усталые лошади едва переставляли ноги.

-- Не подозревает ли он чего-нибудь? -- спросила Эмма у еврейки, продолжая начатый разговор.

-- Куда ему! -- возразила Рахиль. -- Он ослеплен мною донельзя и, наверное, не вырвется из наших рук. Да и что могло бы возбудить его подозрение?

-- А хотя бы то, что ты назначила ему свидание так далеко от Киева.

-- Я сказала, что муж ревнует меня к нему, и это его успокоило.

Было уже довольно поздно, когда повозка подъехала к шинку, стоящему в нескольких шагах от большой дороги. Убогая, крытая соломой хижина была обнесена забором; на шесте перед дверью качался на веревочке пучок сухой травы - неизменная вывеска мелких кабаков. Вдали виднелась небольшая сосновая роща.

Еврейка привела Эмму в чисто прибранную комнату, где стоял сундук с приготовленным для нее платьем, зажгла свечи и попросила девушку переодеваться как можно скорее. Не прошло и двух минут, как на дворе послышался стук копыт, и вслед за тем Пиктурно вошел в шинок.

-- Это он, -- шепнула Рахиль, -- мы будем сидеть в смежной комнате... В этой двери есть трещина, сквозь которую вам будет все видно и слышно, только не забудьте погасить свечу.

Эмма молча кивнула и начала заряжать револьвер.

Сестра милосердия превратилась в стройную, ловкую амазонку; она погасила свечку и припала к двери.

Рахиль, запрятав руки в карманы своей кацавейки, ходила взад и вперед по довольно грязной, бедно меблированной комнате, а Пиктурно, сидя верхом на стуле, не спускал с нее глаз.

-- Не воображайте, что я влюблена в вас, -- сказала еврейка, -- поддавшись уговорам, я назначила вам свидание в этом шинке, но это ровно ничего не значит.

-- Я полагал, что вы ко мне неравнодушны, -- в замешательстве пробормотал Пиктурно.

-- Неравнодушна? -- повторила Рахиль. -- Вы ошиблись.

-- Если вы вызвали меня сюда для того, чтобы объявить об этом, то напрасно трудились... вы могли сделать это и в Киеве.

-- Вы еще не знаете, с какой целью я приглашала вас приехать сюда.

-- Перестаньте капризничать, Рахиль, -- ласково проговорил студент и, встав со стула, попытался обнять свою возлюбленную, но она с гибкостью змеи выскользнула из его рук и закричала:

-- Не троньте меня!

-- Уезжайте! -- и еврейка повернулась к нему спиною.

-- Рахиль, за что вы сердитесь на меня?

Ответа не последовало. В ту же самую минуту кто-то постучался снаружи в окно, и еврейка поспешно отдернула занавеску.

-- Что это значит? -- спросил Пиктурно.

-- Ничего, -- садясь на диван, отвечала молодая женщина. -- Подойдите ко мне.

Юноша охотно исполнил ее приказание и спросил, взяв ее за обе руки:

-- Вы не будете больше капризничать?

-- Быть может, это был не каприз, а только уловка для того, чтобы завлечь вас.

-- Меня?! Да я давно уже нахожусь в вашей власти.

-- Я не об этом... Для меня недостаточно того, что птичка попалась в силки, мне надо позаботиться о том, чтобы она не вырвалась из них, -- и еврейка с быстротою мыши обхватила его руками и накинула ему петлю на шею.

-- Что вы делаете? -- воскликнул Пиктурно. -- Вы хотите меня задушить!..

В комнату ворвались сообщники Рахили: Юрий, Табич и Джика, и прежде чем несчастный юноша успел опомниться, он был уже связан по рукам и ногам и лежал на полу с кляпом во рту. Он устремил на еврейку умоляющий взгляд, но та только презрительно пожала плечами. Затем студента засунули в мешок, привязали к седлу и увезли.

-- Готовы ли вы, барышня? -- спросила еврейка, отворяя дверь в смежную комнату.

-- Готова.

-- Вы видели, как ловко я все исполнила? Теперь настала ваша очередь.

-- Вы увидите, как я исполняю возложенные на меня обязанности.

-- Нет, не увижу... Я не могу хладнокровно смотреть на кровопролитие...

Пожалуйте... Юрий проводит вас в рощу.

Эмма поспешно надела шляпу и перчатки, взяла в руки хлыст и вышла из шинка. Юрий помог ей сесть на лошадь, и вдвоем они поскакали к лесу, где их ожидали сообщники и жертва. Пиктурно был привязан к дереву, остальные лежали вокруг пылающего костра.

-- Мы находимся здесь в полной безопасности, не правда ли? -- спросила она, обращаясь к Табичу, старику огромного роста, который утвердительно кивнул ей головой.

-- Для начала, я попробую уговорить его, -- продолжала Эмма, -- Джика останется здесь со мною, а Табич и Юрий будут стоять на карауле и, в случае опасности, дадут мне знать с помощью свистка.

Джика была плотная, проворная женщина среднего роста, с загорелым лицом и гордой, презрительной усмешкой на толстых губах. На ней был надет овчинный полушубок, из-под которого виднелась короткая красная юбка. На ногах - мужские сапоги, голова повязана желтым платком.

-- Вынь кляп у него изо рта, -- приказала ей Эмма.

-- Что значит вся эта комедия? -- спросил Пиктурно. -- Теперь я узнал вас... Мы встречались с вами в Красном кабачке; но мужчина вы или женщина, я не знаю...

-- Я девушка.

-- Объясните же мне эту глупую шутку. По вашей милости мы все заработаем как минимум сильный насморк.

-- Тут нет никакой шутки, -- отвечала ему Эмма, -- вы находитесь во власти сострадательных людей, которые желают спасти вашу душу, предав вас смерти.

-- Да вы с ума сошли!!!

-- Вы умрете... Никто не придет вам на помощь... Покайтесь в ваших грехах и умрите добровольно, или...

-- Добровольно?! -- перебил ее Пиктурно. -- Боже меня сохрани! Мне жизнь еще не надоела. Убирайтесь вы к черту с вашей философией... Развяжите меня сию же минуту, иначе я закричу и позову на помощь!

-- Никто вас не услышит.

-- Караул! Режут! -- закричал Пиктурно.

-- Решайтесь же, -- прибавила Эмма, вынимая револьвер.

-- Я не хочу умирать! -- стонал несчастный.

-- Кайтесь.

-- Не хочу!!!

-- Молитесь.

-- Нет! Нет!

Раздался выстрел. Пуля засела в правой руке. Алая кровь брызнула из раны и обагрила снег.

-- Покайтесь в грехах, пока еще есть время.

-- Караул! Караул!

Вторая пуля попала в левое плечо... Студент упал на колени.

-- Сжальтесь!.. Пощадите... -- как стон вырвалось из его груди.

-- Господь милосерден, -- отвечала Эмма, хладнокровно продолжая стрелять, словно в мишень: еще две пули попали в живот и, наконец, пятая - в грудь.

-- Так убейте ж меня поскорее! -- взмолился Пиктурно.

Грянул выстрел... голова несчастного юноши склонилась на грудь... и его не стало...

-- Умер, -- проворчала Джика, приложив ухо к его сердцу, затем пронзительным свистом дала знать сообщникам, что жертвоприношение совершилось.

Табич и Юрий вернулись на место преступления и начали копать могилу, а Эмма отправилась обратно в Киев.

На следующий день она проспала до полудня.

Когда она, сидя перед зеркалом, расчесывала волосы, в уборную ее без доклада вошел Бедросов и вскричал:

-- Знаете ли вы, какое таинственное происшествие встревожило сегодня весь город?

-- Нет, я ничего не слышала.

-- Это естественно.

-- Почему?

-- Недаром же я предлагала вам свои услуги в качестве полицейского агента.

-- Вы можете навести нас на след?

-- С кем же?

-- Полагают, что с графом Солтыком... Пиктурно уехал за границу, где он должен застрелиться.

-- Благодарю вас за совет, милая барышня, и непременно им воспользуюсь.